Глава 24

Глава 24

Четвертая агрессия

Рано утром, 11 декабря 1994 года, федеральные войска с трех сторон вторглись на территорию Чеченской Республики.

Одна колонна бронетехники была остановлена на границе с Дагестаном в Хасав-Юрте дагестанцами. Российские солдаты показывали загородившим дорогу женщинам, какие шланги нужно перерезать, чтобы их техника потеряла способность передвигаться. Сами сдавались в плен, не желая бесславно умирать на чеченской земле.

Вторая танковая колонна на два дня была остановлена в Ингушетии. Президент Руслан Аушев заявил: «В случае ввода российских войск братский ингушский народ будет сражаться на стороне чеченского народа». Сами пережившие геноцид 1992 года, ингуши восстали против идущих войск.

Навстречу бронированной колонне вышли женщины, старики и дети. Взявшись за руки, своими телами они пытались остановить передвижение российских танков. Белый снег падал с серого неба на их раскрасневшие, возмущенные лица, смешиваясь с брызгами жидкой грязи, летевшей из-под гусениц. А танки шли, как во сне, мимо заснеженных белых деревьев и полян, утопающих в сказочном пушистом белом снегу. Он выпал сегодня в первый раз, шел всю ночь и утро, как будто тоже хотел укрыть, спрятать беззащитные голые деревья, ветки, людей и саму землю от надвигающейся беды, такой же черной и страшной, как безобразные следы на растерзанных гусеницами танков белоснежных озимых полях.

Навсегда останется в памяти подвиг министра здравоохранения Ингушетии Тамерлана Горчханова. Он поставил свою машину поперек дороги, преградив путь танкам, призывая военных проявить разум и гуманизм. Машину смяли гусеницами танков, жестоко избитого министра бросили умирать на обочине. Четверо ингушей погибло в селении Барсуки, пытаясь остановить продвижение колонны, на пути которой ингуши возводили препятствия и сжигали машины. Главнокомандующий «операцией» Грачев, не справляющийся теперь даже со сроками ввода войск, выступая по телевидению, с кислой миной заявил: «Где это видано, чтобы, прячась за спины женщин и детей, стреляли в спину и взрывали танки российские поданные?»

Третья бронированная колонна вошла из Надтеречного района. Там ее очень ждали остатки разбитой «автурхановщины». Самые нетерпеливые, 15 человек, вышли встречать российских «гостей», забыв, что встречать гостей полагается без автоматов. И были расстреляны в упор танками. Для наступающих российских войск все чеченцы — одинаковы. Войска МВД вместо благодарности за то, что их без боя впустили в село, стали обыскивать дома мирных жителей, «изымать» оружие и «все, что плохо лежит». Несколько хозяев домов при сопротивлении были убиты.

Оказалось, что жить вместе с «победителями» очень тяжело. Молодые пятнадцатилетние ребята из Надтеречного района, кое-как добрались до Грозного и попросили их записать «хоть в штрафной батальон, только со своими». На площади Свободы народ митинговал каждый день, постоянно от него отделялись отряды, которые направлялись защищать Чечню, они присоединялись к правительственным войскам и отрядам МВД.

Второй день шел бой в станице Ассиновской, Серноводске, Давыденко, Первомайском. В Долинске есть жертвы, много раненых и убитых мирных жителей, горят дома, машины. Бьет тяжелая артиллерия, бомбят самолеты, пущены в ход установки «Град». Последняя сводка: 25 танков подбито, сбито 2 самолета, 70 человек убито, 60 ранено. По местному телевидению показали новых российских пленных солдат, захваченных на границе с Дагестаном. В отличие от прежних пленных контрактников эти призывники — настоящие пацаны, на вид им дашь не больше шестнадцати лет. У всех заплаканные глаза и опухшие от слез лица. Пушечное мясо войны. По личному приказу президента Джохара Дудаева — отпущены домой.

Ночью было светло, как днем, от повисших в небе желтых осветительных бомб, сброшенных на Грозный российскими самолетами. На маленьких белых парашютах, плавно покачиваясь, бомбы медленно спускались на крыши домов. А самолеты все кружились и сбрасывали новые и новые парашюты. Отряды военных помчались спасать самые важные объекты города от десантников. Улицы были полны вооруженного народа. Отчаянные мальчишки сновали по скользким, мокрым от дождя крышам высоких домов, охотясь за упавшими парашютиками. Первого десантника, застрявшего на высоком дереве, в дальнем конце улицы заметила наша охрана. Окружили дерево, наставили автоматы:

— Попался, оккупант! Сдавайся!

— Со гаски вац, со нохчи ву! (я не русский, я чеченец) — отчаянно завопил тот.

— Ах, ты еще и чеченец! — вконец разозлились гвардейцы и передернули затворы. — Предатель, где на десантника выучился?

— Да не предатель я, — чуть не плача говорил, слезая с дерева, высокий подросток. — Я за парашютом на дерево залез…

В эту ночь наш город не бомбили. Десант так и не появился, а у чеченской детворы был праздник. С веселыми криками гонялись они за российскими «подарками», которые подарило им желтое ночное небо.

Утром 14 декабря Джохар выступил по телевидению с суровой и пламенной речью: «Российское вторжение — это осуществление целевой программы уничтожения чеченского народа. И не только чеченского, население республики составляют также русские, евреи, представители других национальностей». Он сказал, что Россия под прикрытием переговоров наносит ковровые бомбовые удары по населенным пунктам, и поэтому миротворческие акции должны быть прекращены. Джохар призвал всех граждан Чечни встать на защиту Родины: «Земля должна гореть под ногами оккупантов». В те дни граждане узнали истинную цену своему президенту — генералу.

Оружия катастрофически не хватало. «Джохар, что делать, в Ассиновскую вошли танки». «Взять бутылку, залить бензином, замотать тряпкой. Подойти к танку, постучать пальцем, откроется люк. Поджечь и бросить!» — пошутил Джохар. Спрашивающий пошел к ожидающим его товарищам, сокрушенно начал рассказывать, что сказал ему Президент. Выступая по телевидению, Джохар то же самое говорил и другим: «Будут гореть танки, как спичечные коробки. Оружие отнимете сами». Его словам сначала не верили, но приказ выполняли. Знаменитые горы дудаевского оружия существовали только в российских средствах массовой информации. Позже кадры документального фильма о русско-чеченской войне обошли все экраны мира: закидывая взрывчатку, чеченцы «с шиком» уходили с танка, делая в воздухе сальто-мортале.

А ватаги мальчишек охотились за отбившимися танками, делая именно то, что говорил Джохар. «Это мой танк, не подходи!» — ссорились они из-за них, как из-за игрушек. И, когда выскакивали из горящего танка танкисты, пацаны еще успевали залезть и вытащить из него оружие и приборы ночного видения. «Не ищите в справочниках мира такое оружие, потому что стрелять из него могут только чеченцы», — слова литовского корреспондента, побывавшего на этой войне.

С подбитой установки «Град» чеченцы сняли трубу, привязали к спине здорового гвардейца, поставили его в положение установки буквой «Г» и выстрелили. Потом спрашивают его: «Ну как? Сзади жжет?» Усовершенствовали, засунули между его спиной и трубой лист алюминиевого шифера. И стреляли весь день, часто обливая парня водой, чтобы телогрейка не дымилась. Или вырыли две ямы для передних колес «Града», его кабина опустилась, и били прямой наводкой по скоплению техники федералов (обычно «Град» бьет только вверх и издалека).

Во время боя шестнадцатилетний парнишка поднялся на высокую гору с тяжеленным пулеметом «ДШК» от танка. После боя старик, принесший ему воду и хлеб, спросил, как он один смог поднять эту «пушку»?». Пушка выстрелит вниз, себя и меня на один метр вверх в гору подбросит», — отшутился бесшабашный пацан. Старик не знал, верить ему или нет, пока не выстрелил из «пушки» сам.

А как учились «артиллеристы» попадать в цель, ведь времени на «военные учения» в боевых условиях не было? Поставили стомиллиметровую, только что отбитую пушку, в сторону позиций у захваченного русскими села Беркат-Юрт и начали стрелять. Выстрелят, а «наводчик» на коне скачет посмотреть, куда попали. Потом быстро возвращается и командует: поднять ствол или опустить. Российские гранатометы последнего выпуска усовершенствовали, закрывая тряпками сопло с задней стороны, чтобы «снаряд дальше летел».

Но «все новейшие технические достижения» превзошла самодельная «ракетная» чеченская установка. На четырех арматурах крепилась обыкновенная железная труба, выводились две проволоки, замыкались на аккумуляторе и… самолетная ракета С-8 стремительно вылетала, наводя ужас на российские войска. Благо, таких ракет был целый склад. Довольный Джохар улыбался и потирал ладони: «Молодцы, чеченцы! Они учат меня воевать!»

Авиация продолжала бомбить, но российская армия была деморализована и растеряна. Фигура Ельцина опять появилась на экранах наших телевизоров. Российский Президент заговорил о возможности, (наконец-то!) политических переговоров с представителями Чеченской Республики. 15 декабря в 15.00 начались заседания в Думе по этой же проблеме. Это произошло не потому, что они решили проявить гуманность, а потому, что не удался победоносный быстрый марш по чужой земле.

Несмотря на объявленное перемирие, бомбардировщики снова нанесли авиационные удары по мирным жителям. «Точечным бомбометанием» разбиты нефтяной институт, Дом печати, кинотеатр «Космос», поселок Катаяма, площадь «Минутка». Больницы переполнены ранеными и умирающими.

«15 декабря заканчивается срок сдачи оружия «бандформирований» генерала Дудаева».

Российские войска продвинулись только на север и восток к Грозному. Генерал Бабичев, стоящий с колонной танков в Ингушетии со стороны Назрани, просил по местному телевидению, чтобы «женщины и дети блокировали его войска, иначе ему придется выполнять приказ».

16 декабря поступило сообщение, что взрывы, которые слышались ночью, произошли в его колонне. Были расстреляны четыре танка, пожелавшие идти на Грозный, самими российскими солдатами. Генерал предупреждал об опасности провокаций со стороны вооруженных группировок Гантамирова и Автурханова, которым «позарез» нужно «стравить» чеченские и российские войска.

17 декабря Альберт Гор, вице-президент США, наконец-таки встретился с Ельциным и заявил: «Никакого охлаждения между Россией и США нет». Ни одна страна не признала Чечню суверенной, Россия могла делать с ней все, что ей заблагорассудится. Все хотели только одного, чтобы не было кровопролития и соблюдались права человека. Перевести это довольно трудно: «продолжайте убивать чеченцев и дальше, но желательно без крови и соблюдая права человека…»

«В этой глупой войне не будет ни побежденных, ни победителей. Мы намерены продолжать войну до тех пор, пока Россия не развалится полностью», -

Джохар Дудаев 16 декабря 1995 года.

Сопротивление народа нарастало… Незаметно исчезли те министры, которые были болезненными наростами на родовом дереве чеченской нации. Трусы бегут, герои приезжают. И не останавливают идущих на помощь ни постоянные артиллерийские обстрелы, ни авианалеты. Беспредельное мужество, героизм и самоотверженность чеченских бойцов и ополченцев восполняют дефицит оружия и боеприпасов. Бесконечны их шутки над собой и своим «отчаянным» Президентом. Вот одна из них. Военное совещание, Джохар, наклонившись над картой, приказывает: «Шамиль Басаев со своим подразделением окружит трехсоттысячную российскую армию справа, Руслан Гелаев — слева. А я, уж так и быть, сверху прикрою авиацией. Но в меня, — поднимает палец, — предупреждаю, из автоматов не палить!»

Российские войска подступают все ближе к Грозному, кабинеты Джохара и Зелимхана Яндарбиева переносятся в подвал Президентского дворца, кабинет министров — под здание мэрии города, в штаб гражданской обороны. Помощник Джохара Мавлен Саламов остается во дворце на своем посту, как одинокий полосатый столб с дощечками-указателями. Каждый, кто не знает куда идти, где искать нужного министра или другое должностное лицо, обращается к нему.

В подвале Президентского дворца принимают миссии: миротворческого характера С. Ковалева, солдатских матерей России, там же находится часть пленных российских солдат.

По указанию Президента, накануне нового 1995 года в центре Грозного устанавливается праздничная елка, несмотря на то, что на северной окраине города идут ожесточенные бои.

Бомбят днем и ночью, под бомбами на дорогах взрываются и горят машины. Мирное население спешно покидает город. Меня, Деги и Дану с грудным ребенком на руках наш зять Мовсуд отвез в село к своим родственникам. В нашем доме теперь остались только гвардейцы Сэйди, Рамзан и старший сын, Овлур. Ночью, во сне в полной тишине я услышала голос: «Двоих унесут на погост». Старинное, вышедшее из употребления слово «погост» убедило меня, что я не могла сама произнести такую фразу. Завтра день рождения Овлура, ему исполнится 24 года в этот беспокойный год «собаки». Хоть бы с ним не случилось ничего плохого!

Сын приехал вместе с Мовсудом, оба в камуфляжной форме, оживленно рассказывают последние новости из Грозного. Кроме обычного сельского ужина на нашем столе нет ничего праздничного. Что же подарить? Впрочем, ему сейчас совсем не нужны наши подарки. Я обвела сына взглядом и увидела на полу его ноги в обычных тонких носках, тяжелые солдатские бутсы стояли у порога. Я потихоньку вышла и попросила хозяйку купить в селе вязаные пуховые носки и перчатки. Она сбегала к соседям и быстро принесла все, что я хотела. Когда Овлур уходил, я вручила ему эти скромные сельские подарки. Он сразу надел носки, а перчатки положил в карман: «Ну, теперь, мама, я любой декабрьский мороз выдержу! Это как раз то, что мне может понадобиться». 26 декабря они ему действительно очень пригодились…

С 11 часов утра в Совете Безопасности обсуждался вопрос о Чечне: «Российские войска будут отведены, потому что первый этап наведения конституционного порядка закончен». Ельцин поблагодарил войска обороны, МВД и заявил, что теперь железнодорожные войска будут ремонтировать дороги. Понятно, ему не хочется признавать поражение, поэтому он и назвал разгром войск «первым этапом». И мы, поверив ему, наконец, вздохнули с облегчением.

Ночью дети выбежали на улицу, я тоже вышла и увидела яркое, звездное небо. Это была настоящая новогодняя сказка. Деги катал Данусю на санках, нам всем было очень весело и радостно.

Мы проснулись оттого, что приехали Мовсуд с Овлуром, в грязной одежде, с измученными лицами. Мой сон сбылся самым невероятным образом. Мовсуд и Овлур отправились утром за архивом в наш дом на Катаяме, там встретились с Максудом, гвардейцем из личной охраны Джохара, Хусейном Атуевым и Абубакаром Сардаловым. Они как раз собирались на наш пост на Соленой балке за Катаямой и предложили составить им компанию. «Девятка» шла первой, Лурик с Мовсудом ехали на своих черных «Жигулях». За Катаямой на холмах сразу увидели танки. Овлур посигналил, замигал фарами первой машине, сам съехал с холма. Вместе с Мовсудом они подошли к «девятке» на холме, посмотрели в бинокль на танки. Хусейн и Максуд были уверены, что танки наши. Поехали дальше, но как только они оказались внизу, во впадине, «наши» танки открыли по ним огонь. Ребята выскочили из машины, Абубакар сказал: «Они нас перепутали!» Максуд вышел вперед, замахал рукой танкам и закричал: «Не стреляйте по своим!» Огонь не прекращался. Пришлось ползком по земле пробираться к нефтекачалке, находившейся в 150 метрах от дороги, за ее бетонным фундаментом можно было укрыться.

Овлур решил вернуться к машине и взять два автомата. «Если взорвется машина, мы останемся совсем безоружными». «Жигули» были уже в пробоинах, стекла разбиты. Свистели пули. Пробираясь ползком мимо Максуда, он подумал, что тот просто лежит, закрывая голову руками. Но Максуд был убит сразу. Продолжался шквальный обстрел из автоматов и пулеметов, очереди вспарывали снег. Хусейну не хватило двух метров доползти, чтобы спрятаться. Совсем рядом раздался сильный взрыв. Они затащили Хусейна за укрытие, рука была раздроблена, от бедра свисали куски мяса, пуля попала в тазовую кость. Куртка на спине была изрешечена. Снег быстро краснел под ним, а когда ему перетягивали ногу шарфом, Хусейн даже не застонал. Машины взорвались и горели на шоссе, выбраться было невозможно, оставалось только лежать и ждать, пока стемнеет. Снег таял, солнце слепило глаза, лежать приходилось наполовину в ледяной воде.

Колонна танков начала медленно обходить нефтекачалку по холмам справа. Их распростертые тела сверху были видны, как на ладони. Видимо, танкисты подумали, что с ними все кончено, и прекратили обстрел. Совсем близко раздался лай собак. «Что, если нас решили проверить собаками?» — Хусейн осторожно вытащил нож. Но прошло время, собаки так и не приблизились. Солнце, казалось, заснуло на одном месте, руки и ноги онемели. Лурик снял с себя одну перчатку, вторую передал Мовсуду. На другую руку он натянул рукав. Потихоньку начал растирать ноги Мовсуду, тот совсем перестал их чувствовать. День тянулся бесконечно долго. Наконец, начало смеркаться. Ночью «они» включат приборы ночного видения, нужно отходить, пока не поздно!

Мальчики поползли, волоча за собой раненого. Кровавая дорога тянулась за ними. Сто метров, двести… Дальше ползти сил не было, шатаясь, встали и, согнувшись, потащили Хусейна под автоматными очередями. Мовсуд несколько раз упал. Кое-как добрели до первого поста, раненого сразу погрузили в машину и отвезли в больницу. За все время Хусейн не издал ни одного стона, еще и помогал, отталкиваясь от земли целой ногой. Когда лежали за платформой, он тихо сказал: «Так бывает, когда все слушают дурака, понимая, что делают что-то не так, но каждый боится показаться перед другими трусом». Через несколько часов Хусейн умер в больнице от большой потери крови. Но когда его вытащили из машины и положили на снег, произошло нечто удивительное. Снег засветился розоватым светом вокруг его головы, рук, даже вокруг его дубленки и сапог. Овлур не поверил своим глазам и нагнулся, чтобы еще раз убедиться в том, что, Хусейн действительно светится.

Красавца Максуда ночью с большим трудом оторвал от промерзшей, заледеневшей земли Магомет Хачукаев и трое ребят из нашей охраны. Перед отъездом он, покормив в последний раз любимую золотую рыбку с красным вуалевым хвостом, учил Овлура, как это делать, «если его не будет». А перед дорогой все ждали, пока Максуд доделает намаз… Магомет Хачукаев потом вспомнил, что еще утром удивился необычной бледности всегда розового лица Максуда.

Исполнился мой вещий сон: «Двоих мы отнесли на погост». У Лурика и Мовсуда живого места на теле не было, все иссечены осколками бетона от платформы, за которой лежали, и обморожены. Про Овлура пошли слухи, российские СМИ объявили его погибшим, потом раненым. Когда Джохара журналисты спросили, о судьбе сына, он рассердился: «Почему вы меня о нем спрашиваете? У меня таких, как он, тысячи…»

Половину моих картин мы отвезли в дом к Товсари — Зиночке, племяннице Джохара, другую половину я оставила дома, не зная, где теперь можно их надежно спрятать. Бомбили везде одинаково! Глядя на одну из последних картин — «Потерянный мир», опять вспомнила Максуда. Я как раз ее дописывала, когда он, приоткрыв дверь, заглянул в зал. Картина изображала дискотеку. Сиреневые, желтые потоки светомузыки переплетались в бешеной какофонии с ярко освещенными лицами и руками плящущих людей. Только на переднем плане — отрешенное, изможденное лицо старого, задумавшегося об этой ускользающей, искусственно-веселой жизни наркомана. Само собой вдруг вышло просвечивающее в потоке света, потустороннее, полулицо-полуморда с дьявольским оскалом черепа. Я его совсем не рисовала, увидела только через несколько дней, когда закончила эту картину. Максуд спросил тогда: «Что ты там рисуешь, Алла?» Вспомнив, каким большим любителем «тяжелого», «металлического» рока со светомузыкой был Максуд, я пошутила: «То, что ты любишь больше всего на свете…» «Неужели жареную колбасу?» — поразился Максуд. Он доставлял радость всем нам, и так мало ему было надо самому, чтобы стать счастливым… Все они были, в сущности, еще детьми.

Через несколько дней после гибели Максуда увидел во сне один из наших гвардейцев. «Сияющий и красивый», он появился в Президентском дворце, зашел в приемную Джохара, сел за освещенный лучами солнца стол и, взглянув на охрану, улыбнулся: «Все будет хорошо, мы победим…»