XVIII. КОПЕРНИК И ДАНТЫШЕК

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XVIII. КОПЕРНИК И ДАНТЫШЕК

Дантышек был родом из Гданьска. Его мать, полька, привезла сына на воспитание в Краков. Блестяще закончив здесь университетский курс, молодой человек участвовал в трудных татарских и турецких походах польского войска. Затем сменил доспехи на посох, побывал в Греции, Италии, «святых местах» Палестины, даже в Аравии.

Король Зыгмунт предоставил подававшему большие надежды юноше высокий ранг своего тайного секретаря и стал направлять с деликатными поручениями в Пруссию. Здесь на сеймиках пруссак Дантышек довольно ловко отстаивал интересы польской короны против натиска прусских обособленцев. Это, естественно, должно было сблизить Дантышка с «польской партией» — с епископом Лукою и его племянником.

Общность политических интересов, как и сродство духовного развития, создали между торунцем и гданьчанином отношения, близкие к дружбе. Тайный секретарь был много моложе каноника. Но Дантышек успел немало перевидать на коротком своем веку. Он был приятен Копернику и тем, что разбирался в звездных науках.

Веселый балагур Дантышек увлекал старшего земляка к уставленному винами столу. За стаканом токайского часто возникала интересная, надолго памятная обоим беседа.

Наговорившись вдоволь, приятели принимались читать друг другу на память Горациевы оды, нежную лирику Катулла. Дантышек с готовностью декламировал собственные вирши. Его изящные латинские стихи были уже хорошо известны образованному Кракову, их ценили и в кругах польских гуманистов.

Копернику было сорок два года, а Дантышку исполнилось тридцать, когда их отношения оборвались надолго: в 1515 году Зыгмунт перевел Дантышка на свою дипломатическую службу. Прекрасно образованный, приятный в обхождении посол королевства Польского пришелся ко двору у императора Максимилиана. Максимилиан высоко ценил Дантышка, и много раз польский посол по просьбе императора ездил в Вену, Брюссель и другие европейские столицы улаживать разные государственные и дипломатические дела германского венценосца.

Большая занятость — надо было служить своему королю и чужому императору — не мешала поэтическому таланту Дантышка как раз в эти годы расцвесть и достигнуть большого совершенства. Дантышек уверенным шагом взбирался на самую вершину тогдашнего поэтического Парнаса. Его эротическими элегиями, застольными песнями, эпиграммами, сатирами зачитывались во всех уголках Европы. Очарованный Максимилиан венчал его в Вене лаврами, возвел в рыцари империи и повелел университету провозгласить доктором «обоих прав» (канонического и римского).

Начало XVI века, эпоха становления буржуазного общества, не отличалась скромностью нравов. Легкомысленна была жизнь на верхах общества, а дипломаты того времени и вовсе не блистали добродетелью. Но здесь, как и в поэзии, Дантышек стал знаменитостью, «притчей во языцех». Всюду, где появлялся Дантышек, — а он ездил по Европе непрестанно, — его окружала гурьба собутыльников. Отданные Бахусу часы сменялись состязаниями в поэзии и риторике. О его любовных похождениях рассказывали множество историй.

Император Карл V покровительствовал Дантышку. Он использовал его при мирных своих переговорах с Франциском I после войны с Францией. От Карла Дантышек получил испанское дворянство. Он сопровождал императора повсюду, четыре года прожил при нем в Вальядолидском лагере. В Толедо от внебрачной связи с испанской дворянкой у него родилась дочь, к которой этот ветрогон — привязался и опекал затем до конца своих дней.

Для нравов того времени типично, что Дантышек был с молодых лет духовным лицом. Правда, духовный сан служил ему лишь для получения пребенд. Числился он священником церкви одного из пригородов Кракова, не зная, пожалуй, где находится опекаемый им храм божий. Был он и «отсутствующим каноником» Вармии на половинной пребенде. В тридцать семь лет он стал «главным священником» Гданьска. Обязанности были несложны: они сводились к тому, что брат Дантышка навещал паству за отсутствующего пастыря и пересылал жизнерадостному послу-священнослужителю кругленький доходец.

На сорок пятом году жизни Дантышек получил митру епископа Хелминского, продолжая попрежнему куралесить «в Европах». Но непутевая жизнь, видимо, умаяла в конце концов посла-епископа, он взмолился об отдыхе, и Зыгмунт разрешил своему послу после девятнадцати лет дипломатической деятельности оставить королевскую службу.

В 1533 году епископ Дантышек занял резиденцию Хелминского епископа в Любаве (Лебау).

За протекшие от последней встречи два десятилетия расстояние, отделявшее провинциального каноника от блестящего дипломата, увеличилось сильно. Что значили в сравнении с жизненными успехами баловня судьбы Дантышка скромные дела Коперника — оборона Ольштына, заботы о денежном обращении Пруссии, труды врачевателя и усердные бдения над рукописью на верхушке фромборкской башни!

У Коперника были свои заботы и свои удачи. В 1532 году тяжело больной епископ вармийский Маврикий настоял на том, чтобы капитул выбрал ему соправителя. К великой радости Коперника, выбор капитула пал на Тидемана Гизе. Это почти предопределяло последующее избрание Гизе в епископы Вармии. Копернику уже рисовалась картина, когда в Лицбарке будет править его лучший друг.

Но король опротестовал решение. Это, заявил он, нарушение Петроковского соглашения. Право пред-выбора принадлежит королю. А созданием поста соправителя, вероятного будущего епископа, это право нарушалось. Король предложил на этот пост другую кандидатуру — Дантышка… Дантышек уже управлял хелминской епархией, но его сильно манило несравненно более важное и богатое церковное княжество — Вармия.

Начались долгие препирательства, торг. У Коперника зародилось чувство неприязни к этому Дантышку — видимо, жадному, напористому интригану. Каковы заслуги его перед Пруссией и церковью, чтобы не довольствоваться Любавой, претендовать на Лицбарк?

Епископу Дантышку как раз вовремя напомнили о влиятельном в Вармии канонике — Николае Копернике.

— А, это тот торунец, астролог, племянник Луки Ваценрода? Что ж, попробую приручить фромборкского бирюка…

В апреле 1533 года Дантышек пишет любезнейшее письмо доктору Николаю, просит о восстановлении старых добрых отношений, приглашает погостить в Любавском замке. Коперник отвечает коротко, сухо: он не может покинуть Фромборк «из-за служебной занятости». Дантышек удивлен малой учтивостью ответа, но не спешит гневаться. Все же к такому с ним обхождению простых каноников он не привык.

К середине 1536 года трудные переговоры между Фромборком, Любавой и Краковом о соправителе вармийском продолжались. Тидеману Гизе теперь предлагали в возмещение за пост соправителя Вармии хелминскую кафедру. Гизе колебался. Дантышек, зная о близких отношениях Коперника с Гизе, хочет залучить к себе, наконец, этого странно неподатливого каноника. В июне он в самых лестных выражениях снова приглашает доктора Николая пожаловать в Любаву. А Коперник еще раз уклоняется, сославшись и на этот раз на деловые помехи.

Об образе действий Коперника можно сказать одно: он поступал по непосредственному побуждению честной своей натуры, не считаясь с возможными последствиями. Коперник печалился о готовящемся отстранении друга от Лицбарка и не хотел принимать никаких любезностей от виновника этой интриги.

С тех пор Дантышек затаил неприязнь.

Уже к концу 1536 года сделка состоялась: Гизе отправился в Любаву, а Дантышек стал соправителем больного Маврикия в Лицбарке. Скрытный, двуличный, он и виду не подает, что обижен на Коперника. Он пользуется его врачебной помощью, дружески приветлив, вспоминает старые встречи. Когда летом 1538 года Маврикий умер, новый епископ Иоанн совершает торжественный объезд епархии и просит «преданного друга» Коперника сопровождать его.

Но какая разительная перемена в старом греховоднике Дантышке! Разгульная жизнь, фривольные стихи, даже гуманистическое свободомыслие — все забыто, все выкинуто вон! Епископ Иоанн непрестанно перебирает четки, говорит елейным голосом, опустив очи долу. Его лира и теперь не молчит, но она славит не любовь и вино, в звоне ее струн слагаются напыщенные оды во славу веры.

С той минуты, как досталась ему вармийская митра, Дантышек начал свирепую борьбу с нарушителями церковной дисциплины. Посол Ян Дантышек был коротко знаком с Лютером и Меланхтоном, ездил к ним не раз в Виттенберг. Епископ Иоанн издает в марте 1539 года Мандат против еретиков — пусть лютеране покинут его епископство в месячный срок. Кто попытается вернуться, ответит «телом и жизнью» как совратитель народа. Коперник взирал на это усердие новообращенного с недоверием и брезгливостью. Он понимал: настают новые, трудные времена. Сам он стар, одинок в капитуле. Во Фромборке почти не осталось людей, способных обуздать этого ханжу. Никто не помещает теперь Дантышку.

Первое столкновение Коперника с новым епископом возникло из-за каноника Александра Скультети. Ученый собрат издавна внушил торунцу уважение своими трудами по географии и истории Пруссии. Одно время Коперник с каноником Александром осуществили большую совместную работу — сняли карту Вармии.

Скультети имел несчастие впасть в немилость его преосвященства с той минуты, как посмел возразить против избрания в «отсутствующие каноники» епископского ставленника Станислава Гозиуса.

Тогда еще совсем молодой, Гозиус, тайный секретарь Зыгмунта, приобрел впоследствии громкую славу главы контрреформации в Восточной Европе. «Молот еретиков», «Смерть Лютера» — таковы клички этого свирепого воителя католицизма. Но в момент его избрания в Вармийский капитул это был всего лишь честолюбивый молодой человек, близкий ко двору и потому интересный для Дантышка кандидат в капитул. Епископ хотел завербовать преданного себе соглядатая в королевском окружении.

Скультети попробовал провалить епископскую кандидатуру, но неудачно. Гозиус был избран. Через год он потребовал себе уже прелатуру. Скультети и здесь восстал — и на сей раз помешал новой затее Дантышка. Взбешенные Дантышек и Гозиус решили расправиться со строптивцем. Они состряпали против каноника Александра обвинение в тайной ереси и развратной жизни. Каноник не дал себя запугать, обратился в Рим, где у него были могущественные покровители. Началась скандальная история, причинившая немало моральных мук старому Копернику.

Епископ вызвал к себе шестидесятипятилетнего доктора Николая и сделал ему строгое внушение — немедленно оборвать всякие связи со Скультети. Этому требованию Коперник не мог подчиниться:

— Процесс против собрата Александра еще не закончен. А я ставлю Скультети выше многих других!

Трудно себе представить, к чему привело бы все это, если бы Скультети вскоре не отбыл в Рим. Однако самое тяжкое ждало Коперника впереди.

Домоправительница Коперника Анна Шиллингс! Вот кто не давал покою новоявленному святоше, воцарившемуся в Лицбаркском замке. С первых же дней своего приезда в Вармию Дантышек возымел намерение выселить эту женщину из Фромборка… Что могло руководить им? Стремление сломить доктора Николая, никак не желавшего итти у него на поводу? Или действительно то было злое усердие новообращенного?

Коперник привязался к Анне глубоко. Его заботы о ней, почти отеческие, скрашивали одинокую старость ученого каноника. Анна, если судить о том по дальнейшему, с благодарным сердцем принимала опеку и дружбу Коперника, испытывая к нему самую искреннюю привязанность.

Дантышек принялся за благочестивое Дело с ловкостью инквизитора. После того как вызванный к — больному епископу доктор Николай осмотрел его и прописал лекарство, епископ сказал Копернику, будто между прочим, что неудобно состоять столь 1 дальней родственнице при канонике. Доктору Николаю следовало бы подыскать для ведения его хозяйства менее молодую и более близкую ему родню.

Брошенное вскользь замечание его преосвященства повергло Коперника в смятение. Что делать? После долгих колебаний каноник решил не делать ничего в надежде, что, может быть, епископ забудет… Но он плохо знал Дантышка.

Епископ стал настойчив, категорически потребовал удаления Анны.

Письмо Коперника Дантышку (от 2 декабря 1538 года) написано нескладно, плохой латынью — тяжело далось оно автору! Униженный тон его можно понять только так, что писал просительные фразы человек, душевно потрясенный и сломленный:

«Предупреждение вашего преосвященства, как я признаю, совершенно отеческое, даже больше того. Я принял его с благодарностью. Прежнее доброе отношение ко мне вашего преосвященства, которое вы всегда проявляли, я никогда не забываю. Я имею намерение следовать данным вами указаниям. Однако нелегко мне будет найти другую, близкую мне и добродетельную особу. Но, несмотря ни на что, я намерен был покончить с этим в течение поста. Для того, однако, чтобы ваше преосвященство не могло подумать, что я ищу предлога для оттяжки, я уменьшил срок до одного месяца. Короче срока быть не может, как ваше преосвященство может само судить. Я хочу, в меру сил своих, сделать так, чтобы не вызвать упреков в нарушении добрых нравов, в особенности со стороны вашего преосвященства. Ибо я обязан вашей епископской милости почтением, преданностью и больше всего любовью».

Дантышка и это не удовлетворило. Он стал грозить своей дисциплинарной властью. Анна покинула башню Коперника. И 11 января 1539 года Коперник написал своему епископу лишь несколько слов:

«…Я надеюсь, что выполнил все, чего от меня ваше преосвященство требовало».

Коперник был деликатным человеком. И сердце его обладало даром истинной привязанности. Не мог он вышвырнуть Анну на улицу. Он и после вынужденной разлуки виделся с Анной, продолжал свои заботы о ней. Через соглядатаев это стало известно Дантышку. Епископ начал, по его собственным словам, «исследовать домашнюю жизнь каноника и составлять обвинение против него».

Епископ Дантышек пишет епископу Гизе, требуя предупредить «их общего друга» о грозящем ему суровом дисциплинарном взыскании, если он не оборвет тайных встреч с Анной Шиллингс.

Гизе отвечает 12 сентября 1539 года:

«С господином доктором Николаем я имел, как того желало ваше преосвященство, серьезный разговор и нарисовал перед ним все положение. Он был очень удручен тем, что в то время, как он, без промедления, выполнил волю вашего преосвященства, недоброжелатели приписывают ему тайные свидания и другое подобное. Он оспаривает, что виделся с известной особой после того, что она однажды бегло говорила с ним во время его поездки в Кенигсберг».

Гизе отметает грязные сплетни, которые враги-церковники выдвигали против ученого: «…я думаю, что и вашему преосвященству не нужно придавать слишком много веры вашему доносителю, памятуя, сколько зависти и недоброжелательства всегда питают против одаренных людей. Ведь даже против вашего преосвященства также возбуждают подозрения».

Последней фразой Гизе хотел охладить горячность своего вармийского коллеги — он намекнул на прежнюю жизнь Иоанна.

Вся эта подлая история глубоко потрясла Коперника. Дотоле физически крепкий, он вскоре занемог. Мозговые кровоизлияния и паралич, положившие конец этой жизни, — кто скажет, не кроется ли причина их в бурных волнениях, пережитых Коперником в дни преследования его Дантышком?