XVIII

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XVIII

С самого дня своего вступления в должность премьер-министра и даже раньше, еще пребывая на посту главы Адмиралтейства в правительствe Чемберлена, Черчилль делал все возможное для того, чтобы добиться симпатии и доверия президента Рузвельта. Он говорил, что «ни за одной женщиной не ухаживали с такой обходительностью».

Фраза эта известна во многих вариантах, приводимых в разного рода мемуарах, многие из которых как источник довольно сомнительны. Например, здесь она цитируется в версии Селии Сэндс, внучки Черчилля, которая сама ее слышать не могла просто по малолетству. Кроме того, Черчиллю приписывалось много такого, чего он никогда не говорил: у него в Англии сложилась такая репутация, что авторство любого понравившегося публике острого словца присваивалось ему, и немедленно.

Причем, что интересно, иногда и невероятные, казалось бы, истории оказывались правдой. Например, эпизод с президентом Рузвельтом, навестившим своего друга Черчилля в тот момент, когда он принимал ванну. Увидев его, Черчилль встал из своей ванны и, совершенно голый, произнес с широким ораторским жестом: «Премьер-министру Великобритании нечего скрывать перед президентом Соединенных Штатов». Согласитесь – поверить в это трудно? Однако это правда – у нас есть заслуживающий доверия свидетель, Гарри Гопкинс, видевший эту примечательную картину собственными глазами.

Так что – да, он вполне мог сказать про свои «ухаживания» за президентом Рузвельтом – шуточка была в eгo духе.

Черчилль знал, что Америку необходимо склонить на свою сторону, поскольку в одиночку Британия не выстоит. Он полагал, конечно, что США помогут Англии просто из соображений самосохранения, но долгий опыт научил его сомневаться в мудрости политиков вообще, а уж американских политиков – тем более.

Приведем в оригинале цитату, которая бесспорно принадлежит Черчиллю:

«Americans can always be counted on to do the right thing… after they have exhausted all other possibilities» – «На американцев можно твердо рассчитывать в том, что они поступят правильно… после того как попробуют все прочие возможные варианты».

B 1940 году он прилагал просто нечеловеческие усилия к тому, чтобы они «поступили правильно» как можно скорее, не пробуя бесчисленные «другие возможные варианты» – и пришли на помощь Англии.

В 1940–1941 гг. ему это удалось. Но сейчас, в 1944 году, отношения пары Черчилль – Рузвельт ощутимо охладели, и зависело, это, увы, не от того, что Черчилль не прилагал усилий к их поддержанию. Собственно, оборачивая его шутку о себе как об «ухажере», можно сказать, что с ним и вели себя как с надоевшим поклонником.

Продолжая аналогию – может быть, ему просто не хватило опыта?

У Черчилля на редкость неувлекательная биография во всем, что касалось деликатных вопросов галантного обращения. До женитьбы он вел себя как обычный гусарский поручик, после женитьбы нет ни единого случая, когда ему можно было бы достоверно отметить хоть какое-нибудь увлечение. И нельзя приписать этот факт какой-то особой скpытности.

Англичане и американцы его социального слоя в то время смотрели на вещи с изрядной долей лицемерия, но без излишнего ханжества.

Круг «близких друзей» его матушки напоминал объемами небольшой телефонный справочник; известно, что его супруга, Клементина, по крайней мере однажды отклонилась от супружеского долга; особо не скрывавшийся роман его невестки, Памелы, с Авереллом Гарриманом, не мешал Черчиллю дружески относиться к ним обоим; наконец, отношения Эйзенхауэра с его персональным водителем, очень милой молодой дамой по имени Кэй Саммерсби, служили пищей для пересудов для всех, кому было не лень это обсуждать.

Он играл с ней в бридж, проводил с ней каждую свободную минуту, сделал своим личным секретарем, брал на приемы – и к Черчиллю, и даже к королю – и сумел сделать так, что ей, британской гражданке, в качестве исключения и в обход всех возможных правил, присвоили звание лейтенанта вспомогательной службы американской армии.

Если на таком фоне о любовных приключениях Уинстона Черчилля не известно ничего, можно с высoкой долей вероятности предположить, что ничего и не было.

Возможно, дело было в политике – на любовь у него не хватало времени. Его сжигала жажда славы. В 1907 г., уже будучи членом парламента, он сказал за завтраком 19-летней дочери премьера Асквита, что ему, увы, уже 32 года – жизнь уходит. Но добавил, просветлев: «А все-таки я – самый молодой из тех, кто кое-что значит».

Короче говоря, отношения с дамами большого значения для него не имели. Но в своем политическом романе он добился успеха.

Рузвельт действительно сделал очень много для того, чтобы Англия в критическое для нее время осенью 1940-го и в 1941–1942 гг. удержалась на плаву и оставалась в войне. Вплоть до того, что после поражения англичан у Тобрука распорядился отправить им танки «Шерман», срочно изъятые со складов американской армии, где их в то время было еще очень мало.

Однако 22 июня 1944 года, по поводу заявления британского правительства о том, что СССР должен взять на себя ответственность за ход дел в Румынии, а Англия – в Греции, Черчилль получил от него письмо следующего содержания:

«Я думаю, что должен откровенно сказать вам, что мы обеспокоены тем, что вы сказали это русским без того, чтобы выяснить, согласны ли мы со сказанным вами. Ваше министерство иностранных дел, по-видимому, почувствовало, что тут что-то не так, и послало нам разъяснение, что весь инцидент возник из-за случайного замечания, которое Советское Правительство превратило в формальное предложение.

Я надеюсь, что подобные вещи, да еще такой важности, в будущем возникать не будут».

Это очень походило на выговор, да еще и сделанный в не слишком дипломатичной форме.

В отношениях «двух старых друзей» определенно возникaла трещина.

16 июля 1944 года Черчилль направил Рузвельту телеграмму. Если он и чувствовал обиду, он сумел ее подавить. Он предлагал устроить срочное совещание в верхах:

«Когда мы собираемся встретиться и где? То, что мы должны повидаться, и как можно скорее, совершенно очевидно. Было бы хорошо, если бы дядюшка Джо приехал бы тоже. Я отдаю выбор места всецело в ваши руки. Я готов храбро перенести и журналистов в Вашингтоне, и комаров на Аляске! Правительство Его Величества в моем лице предлагает устроить встречу в последней декаде августа. Детали я сообщу вам в моей следующей телеграмме. Если наши предложения вас не устроят, то для встречи можно использовать Касабланку, Рим или даже Тегеран. Но мы непременно должны встретиться, если можно – втроем».

Сталин в тексте телеграммы обозначен английской аббревиатурой «UJ», «Uncle Joe».

В следующей телеграмме местом встречи предлагалась Северная Шотландия, с королем Англии в качестве хозяина. Черчилль сделал еще одно предложение: «каждый из нас прибудет на своем линейном корабле, который и послужит штабом каждой из делегаций».

Странная идея. Возможно, он хотел сделать приятное Рузвельту, с его любовью к морю и к военным кораблям? Возможно, он хотел гарантированно исключить участие во встрече Сталина? Сталин никогда не путешествовал морем. К тому же единственный линкор, на котором он мог прибыть на встречу, был старым английским кораблeм, временно переданным СССР как замена его доли в разделе итальянского флота.

Как хорошо знал Черчилль, Сталин был очень чувствителен в вопросах престижа и приехать отказался бы наверняка.

Что еще более странно – Рузвельту идея понравилась! Может быть, он не заметил скрытой шпильки в адрес Сталина? Во всяком случае, Рузвельт согласился на Шотландию, только просил перенести встречу с последней декады августа на втopую декаду сентября, и добавил:

«Идея использовать линкор мне очень по душе».

18 июля Черчилль получил уточненные данные по новой немецкой ракете Фау-2. Cведения были нерадостными. Она предположительно весила 11 тонн, развивала скорость в 6000 километров в час и могла долететь до Лондона за 3–4 минуты после старта. Средств ее перехвата не существовало.

20 июля 1944 года Черчилль вылетел в Нормандию, на плацдарм. Там полным ходом шли приготовления к операции «Cobra» – попытке прорвать немецкий фронт, блокирующий продвижение с захваченного союзниками «нормандского пятачка» в глубь Франции. В этот день случилось еще одно событие.

В ставке Гитлера в Восточной Пруссии взорвалась бомба.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.