XII. СМЕРТЬ ВАЦЕНРОДА
XII. СМЕРТЬ ВАЦЕНРОДА
Восемь лет кряду Великий магистр герцог Фридрих Саксонский под разными предлогами уклонялся от принесения ленной присяги польскому королю. Положение становилось серьезным. Только сорок лет протекло от разгрома крестоносцев в Тринадцатилетней войне, а Орден упорно и всякими способами норовил уйти из-под власти Польши. Его верховоды старались внушить полякам, что Торунский мирный договор не больше чем историческое воспоминание. И Ордену и польской короне следует о нем позабыть и установить отношения на равных началах.
Уловки тевтонов до поры до времени сходили им с рук. Но ставший в 1506 году польским королем Зыгмунт I (Сигизмунд I) заявил, что не намерен терпеть дальнейших проволочек и стал угрожать понуждением к присяге силой.
Орден всполошился. Фридрих помчался за советом и помощью к давнему покровителю, германскому императору Максимилиану. Но империя была в то время слаба. Максимилиан мог помочь своему подопечному только политическими маневрами.
Император оповестил о «причислении» Пруссии к Германии. Гданьск, Торунь, Эльблонг объявил он свободными городами своей империи и стал посылать им приглашения на общегерманские рейхстага. Максимилиан просил и Великого магистра Фридриха, «вождя передового отряда Германии», появляться на рейхстагах «собственной персоной».
Нетрудно представить себе, какими глазами глядела Польша на эти наглые махинации немецкого дворянства. Во вновь вспыхнувшем вековечном споре у Зыгмунта оставался лишь один убедительный аргумент — военный поход на Кенигсберг. Он начал стягивать войска к орденским границам. Перепуганный насмерть Магистр воспрянул несколько духом, только когда немецкое рыцарство в торжественном послании обещало ему «защитить немецким мечом орденскую землю, которую создали некогда наши отцы».
В лихорадочных военных приготовлениях начался 1509 год. Однако на этот раз столкновения не последовало: Польшу отвлекала от прусских дел новая война с крымскими татарами, а крестоносцы так и не дождались помощи от германского императора, несмотря на все велеречивые заверения.
Обе стороны начали новые попытки мирно уладить спор.
***
Коперник настойчиво искал возможности примирения епископа с прусскими сословиями. Он подал Луке мысль учредить университет в Эльблонге. Это большое дело могло рассчитывать на поддержку всех пруссаков.
Проект был весьма выгоден Эльблонгу, торговля которого почти совсем замерла. А Николай знал, какую пользу просвещению родного края может принести учреждение университета.
Ваценрод загорелся идеей племянника, выделил будущему университету доходы от трех своих деревень, просил Зыгмунта о королевской субсидии, собирался уже начать хлопоты в Риме.
Городской совет Эльблонга принял сначала предложение Ваценрода с радостью. Но затем неожиданно от него отказался. Тайной причиной отказа, как дознался Ваценрод, была боязнь отцов города очутиться в кабале у своевольного иерея.
— Этот глупый отказ — личное мне оскорбление, — повторял предельно возмущенный епископ. — Неблагодарные ослы!
В состоянии раздражения занял он председательское кресло на прусском сеймике в Грудзиондзе (Грауденце). Здесь некоторые позволили себе высказывать неудовольствие действиями Ваценрода. Без надобности, мол, дразнит он Великого магистра, укрепляя пограничные районы Вармии.
Коперник, сидевший рядом с епископом, увидел, как зло заблестели глаза его преосвященства, когда и глава эльблонгского магистрата принялся делать те же упреки. Обычно сдержанный на людях, епископ вскочил разъяренный. Бросив в лицо важным купцам и дворянам:
— Ноги моей больше не будет на прусских ландтагах! — Лука покинул залу, высоко подобрав фиолетовую рясу.
Так произошел разрыв между Ваценродом и прусскими сословиями.
***
Одно утешение оставалось Луке — король Зыгмунт дарил его попрежнему своим расположением. «Надежнейшая опора династии», «первый гражданин королевства» — послания короля полны были лестными словами.
В споре Ордена с Польшей император Максимилиан навязал себя в качестве посредника. Он вырвал у Зыгмунта согласие на примирительный съезд сторон.
Летом 1510 года в Познань прибыли посланники императора и представители венгерского короля Владислава. То были посредники. А стороны направили многочисленные делегации духовных и светских особ. Среди представителей польского короля был епископ Ваценрод со своим неизменным помощником — каноником Николаем Коперником.
Переговоры протекали вяло: каждая сторона ждала уступок партнера.
А затем над поляками нависла опасность попасть в капкан. Орден предложил польской стороне «полюбовное» соглашение: пусть Польша отдаст ему в ленное владение не только Восточную, но и Западную — Королевскую — Пруссию. Предлагали огромный откуп — 50 тысяч золотых дукатов в год.
Среди удалившихся на совещание поляков раздавались голоса, что можно и согласиться — лишь бы уладить положение на северо-западных границах королевства.
Настало время Луке взять переговоры в свои руки. Влагая в доводы неотразимую силу, сумел он показать своим коллегам, «какой крючок упрятан в орденской приманке».
Затем на решающем заседании, в присутствии высших представителей имперской и орденской знати, Лука громогласно заявил по адресу крестоносцев:
— Если Польша хочет мира в своей Пруссии, нужно позаботиться о том, чтобы эта беспокойная и жадная свора была лишена всей своей силы!
Непримиримая позиция епископа Вармийского исключала всякую возможность соглашения. Стороны разъехались разъяренные, готовые вцепиться в горло друг другу.
С тех пор среди приближенных императора и в кругу Великого магистра имена Ваценрода и его племянника вспоминали со скрежетом зубовным. Тевтоны видели в них смертельных врагов. Отныне, по приказу Магистра, рыцари Ордена в ежевечерних молитвах своих должны были возносить мольбу господу, «чтобы убрал он из мира поскорее Луку Ваценрода, дьявола во плоти».
***
В 1510 году Магистр Фридрих умер. На его место избрали Альбрехта, герцога Бранденбургского. То был племянник Зыгмунта, сын его сестры. Король и от него потребовал немедленной ленной присяги.
Снова положение стало критическим. Альбрехт ездил по немецким землям, выискивал себе союзников. Император побуждал соседей Польши — герцогов саксонского, мекленбургского и померанского, а также курфюрста бранденбургского — выступить на помощь Ордену, требовал от них «прикрыть бастион дворянства Священной Римской империи и германской нации».
Если польский король попытается силой заставить Магистра выполнить условия Торунского договора, немецкие владетельные князья должны будут притти на выручку Кенигсбергу.
— Условия Торунского мира, — заявил Максимилиан, — во всех своих частях совершенно невыгодны интересам императора, рейха[145] и всей немецкой нации, непереносимы и не должны быть долее терпимы.
Но решительные действия Польши вновь откладывались: война с крымскими татарами не была еще закончена. Польша вынуждена была молчаливо наблюдать военные приготовления тевтонского дворянства.
Зимой 1511 года в Торуни начались новые переговоры.
Снова душой польской антиорденской дипломатии был Ваценрод. В тиши лицбаркских покоев, в усердных занятиях с каноником Коперником надумал епископ, как оттянуть спор с Орденом, пока Польша сможет решить его силой.
Ваценрод сделал крестоносцам предложение: «Пусть Альбрехт отречется от своего поста, а король польский будет объявлен Великим магистром и возьмет в свое ведение Орден. Королевство и Орден станут на вечные времена едины и нераздельны. В многострадальной Пруссии воцарится, наконец, мир».
Овладеть разбойным «бастионом немецкого дворянства и германской нации» изнутри таким ходом, конечно, не удалось. Ваценрод и не был так наивен, чтобы рассчитывать на успех своего предложения. Он сделал его только для того, чтобы выиграть время.
***
Едва епископ и Коперник вернулись в Лицбарк из Торуни, как им пришлось снова отправиться в дальний путь. Зыгмунт приглашал Ваценрода в Краков на празднества королевского бракосочетания и коронации королевы. После торжеств предстоял общепольский сейм в Петрокове.
В начале 1512 года епископ выехал в сопровождении племянника в Краков.
В пути Лука настроен был мрачно: накануне отъезда гонец из Кенигсберга вручил ему печатную брошюру, написанную маршалом Ордена фон Эйзенбергом. То был злой пасквиль. «Увы! — писал Эйзенберг, — много елею потратил бог на то, чтобы сделать из Ваценрода епископа. Не любит он ни права, ни мира. Все у него направлено лишь на то, чтобы уметь сказать, где бы ни произошли грабеж или убийство: смотрите, причина нашего несчастья — Орден. Пока Орден существует в наших краях, мы не будем иметь покою. Его не очень опечалило бы, если б дома Гданьска и Эльблонга сгорели заодно с домами его каноников, лишь бы зажег их огонь войны».
Пасквилянту нельзя было отказать в ловкости — ядовитая инсинуация способна была еще ухудшить и без того плохие отношения Ваценрода с прусскими сословиями. Лука был встревожен и взволнован не на шутку.
Однако веселый, праздничный Краков заставил епископа позабыть прусские невзгоды. Забыл на время о всех серьезных делах — земных и небесных — и каноник Николай. Вид улиц, по которым ходил он юнцом в бурсацкой коричневой рясе, наполнил его беззаботным весельем.
Копернику повстречался знакомый по прусским сеймам королевский секретарь Дантышек, земляк из Гданьска, моложе его на двенадцать лет. Дантышек прожигал жизнь в кутежах и любовных похождениях. Был он даровитым поэтом. Его латинские стихи ходили в списках по рукам.
В эти дни коронации винный погребок — место сборищ краковских поэтов — нередко видел двух приятелей за чарками густого венгерского вина. Дантышек во хмелю прекрасно импровизировал. Ему пытался подражать Коперник. Николаю хотелось показать, что и он не чужд искусству «сгущения стихов»[146]. И тут, в сутолоке столичного кабачка, сложил он одно из своих стихотворных упражнений. Но странное дело: вино воспламеняло поэтический дар Дантышка, а Коперник, захмелев, сумел выжать из себя только жалкие вирши. Дантышек отверг гекзаметры приятеля. Николай, посрамленный, швырнул их в огонь.
— Будем веселы, друзья, пока молоды! — затягивал Дантышек старую студенческую песню.
Коперник подымал чарку и звонко чокался с молодым приятелем.
— После юности прекрасной, после старости ужасной наш удел — земля! — вторил доктор Коперник баритоном. Он снова чувствовал себя студентом.
***
Отпраздновали коронацию. Ваценрод двинулся в Петроков на сейм, а Николай, вопреки обыкновению, не сопутствовал дяде и отправился в Лицбарк. В средине марта в обратный путь выедал и епископ. Чувствовал он себя прекрасно — был совершенно здоров и полон приятных впечатлений. Вскоре, однако, стал он жаловаться на недомогание, припомнил, что ему не понравилась рыба, поданная на банкете.
Епископ скончался в пути в страшных муках.
Было ли то действительно рыбное отравление или же крестоносцы рукою подкупленного злодея свели счеты с ненавистным им человеком? И не ирония ли судьбы — отсутствие в эти дни лейб-медика Коперника?
Ушел из жизни человек, имевший наибольшее влияние на судьбу великого астронома.