Глава XV

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XV

Наконец 13 июня приехала Ханна с Кавказа. Как я ждала ее! Как забилось сердце, когда я издали услыхала стук подъезжавшей плетушки! С какой радостью бросилась я в ее объятия, в которых столько раз я находила утешение и ласку! Я не могу удержаться от слез. Выбегают мама и мальчики. Все рады ей, и она для каждого находит ласковое слово.

Вот знакомые ее вещи! Мы тащим их в приготовленную для нее комнату, которую до сих пор я занимала одна. Там мы раскладываем ее мешок, развязываем ремни пледа и все раскладываем в шкаф.

Ханна приехала к нам слабая от перенесенной болезни и огорченная смертью своей маленькой воспитанницы — моей двоюродной сестры Даши Кузминской. Ханна уже успела хорошо узнать ее и полюбить всем своим любящим сердцем.

Она рассказывала, что Даша была особенно духовно хороша в последнее время своей жизни.

— Для бога мы ее готовили, — говорила Ханна.

И мы обе тихо плакали, вспоминая ее.

Ханна добросовестно и усиленно начала пить кумыс. Она непременно хотела поправиться, чтобы опять стать полезной тете Тане. О том, чтобы вернуться к нам, не было речи… У нас была другая воспитательница, а Ханне климат Кавказа был полезнее, чем холодный климат Ясной Поляны… Но утешала надежда на то, что каждым летом Ханна будет с Кузминскими приезжать в Ясную Поляну.

«Уроки и другие занятия помогут мне как-нибудь пережить зиму, — думала я. — А пока надо пользоваться ее обществом и не думать о разлуке».

С приездом Ханны вся жизнь моя изменилась. Она умела находить интерес во всем окружающем и вызвать его во мне.

Она указала мне на своеобразную красоту степи.

— Смотри, — говорила она, — эти огромные пасущиеся стада овец напоминают библейскую жизнь. А наш башкирец Мухаммедшах похож на библейского патриарха, с своей седой бородой, длинной цветной одеждой и своими степенными, вежливыми манерами…

Мы стали часто делать с ней длинные прогулки. Добрались мы до Шишки и даже долезли до ее вершины. Это было не легко, так как она была крута и высока, и, приближаясь к верху, нам пришлось карабкаться на четвереньках. Тут мы ощутили легкий ветерок, чего никогда в степи не ощущалось. Вокруг нас видны были бесконечные пространства степи, уходящие в голубую дымчатую даль.

По склонам Шишки мы набрали множество окаменелостей самых причудливых форм. Чаще всего попадались слепки раковин и «чертов палец».

Иногда мы с Ханной ночью выходили в степь и любовались красотой этого бесконечного простора. По ночам степь представляла из себя особенно величественную картину. Весь небесный свод, с его бесконечными звездами, казался огромным куполом, опрокинутым над землей. Мы, люди, казались такими крохотными, такими незаметными в сравнении с бесконечностью этого неба.

В тех местах степи, где никогда земля не бывала вспахана, росла трава ковыль.

Трава эта легкая и белая, как пух. В лунные ночи, когда ее колыхал легкий ветерок, казалось, что вся степь покрыта серебристым налетом. Мы набирали большие букеты из ковыля и украшали ими свои комнаты.

Иногда мы днем ходим на бахчи, где зреют огромные арбузы и дыни. Старик Бабай, стороживший бахчи, выбирает нам по зрелому плоду и подает каждому то, что он просит. Так как ножей с нами нет, то мы разбиваем арбуз, бросая его об землю, и тут же съедаем его, вонзая зубы в сочную, сладкую мякоть. Сок течет по рту и подбородку, семечки попадают в рот вместе с мякотью, и не кончишь съедать один арбуз, как глазами уже ищешь другой.

По ночам старый Бабай, похлопывая в дно старого ржавого ведра, поет старинные заунывные восточные песни.

Кое-где в степи виднеются косяки (табуны) лошадей, пасущиеся без табунщика, а охраняемые аргамаками — жеребцами, приученными сторожить кобыл. Эти аргамаки очень злы и способны загрызть человека, если тот попытается увести какую-нибудь кобылу из табуна.

Тут же в степи тяжелые медлительные волы пережевывают свою жвачку, погромыхивая привязанными к их шее глухими колокольчиками. Пастухи развели костер, и один из них что-то медленно наигрывает на дудочке.

Днем эти волы пашут жирную черную степную землю, запряженные по пяти пар в плуг.

Они знают приказание, и когда пахарь покрикивает на них: «Цоб» (направо) и «Цобе» (налево), то они послушно берут то направление, которое пахарь им указывает.

Тяжелый плуг выворачивает огромные пласты жирной черной земли, в первый раз на своем веку тронутой земледельческим орудием.

Это пашут под озимую пшеницу. Яровая только что поспела, и в нашем хозяйстве началась жатва пшеницы «белотурки», как ее здесь называли.

Нанятые на лето рабочие разбили в поле свои палатки, в которых многие из них живут с семьями. Пищу дни готовят под открытым небом в подвешенных на треугольные козлы котелках.

Вечером, после захода солнца, бывало видно, как все жнецы и жницы возвращаются к своим палаткам, разводят костры и варят себе ужин. Попахивает дымком и похлебкой.

Люди чинно рассаживаются вокруг дымящегося котла и молчаливо хлебают деревянными ложками из общей посудины.

Над головами опрокинуто темное небо с мигающими на нем звездами. А вокруг расстилается бесконечная степь с теряющимся в темноте горизонтом.

Поспешно сжав одно поле, жнецы переходят на другое, оставляя на жнивьях большое количество неубранных колосьев.

Ханна не могла видеть этой расточительности. Она всегда восставала против ненужной траты чего бы то ни было.

— Waste[39] — это большой грех, — говорила она. — Каждая вещь стоит человеческого труда, и уничтожать ее не следует. Сколько человек могло бы прокормиться этими брошенными в поле колосьями, которые погибнут, никому не принеся пользы.

Когда она раз об этом упомянула при папа, он сказал:

— Вот вам с детьми занятие: наберите, сколько сможете, снопов, и я дам их обмолотить.

Мы обрадовались этой мысли и стали с Ханной усердно собирать колосья.

— Это занятие тоже переносит меня в библейские времена, — говорит Ханна, — когда Руфь ходила «gleaning» (собирать колосья).

Бродя по степи под палящим солнцем и подбирая колосок за колоском, мы набрали несколько снопов и отдали их обмолотить.

Молотьба в Самаре производилась следующим образом: несколько лошадей ставились в круг с привязанными хвостами к уздечке стоящей сзади лошади. Составившийся таким образом сомкнутый круг из лошадей погонялся стоящим в середине его человеком.

Под ноги идущих шагом лошадей бросались снопы, из которых таким образом вымолачивалось зерно.

Из набранных нами снопов вымолотилось приблизительно по пуду на каждого из нас.

Мы были в восторге от того, что могли так много работать…