Рассказ Джозефа Куна

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Рассказ Джозефа Куна

«Я совсем не ожидал, что воспоминания этой высокомерной старухи вынудят меня участвовать в этом шествии призраков. Но она не может избавиться от этого, внезапного нашествия. Это бесконечная вереница лиц, любовников, соперниц – в общем, процессия ее грехов. Я же, напротив, не совершал вместе с ней никаких прегрешений. Совсем наоборот: думаю, даже удержал ее от нескольких. Рискну сказать, что я был ее ангелом-хранителем, или, возможно, блюстителем ее нравственности в то время, когда находился рядом. Ангел, неподвластный ее чарам, никогда не проявивший к ней ни малейшего личного интереса. И может быть, именно поэтому старуха сделает все возможное, чтобы избежать встречи со мной. Я прекрасно ее знаю: пока Джозеф Кун будет в ее спальне, она станет притворяться, что всецело поглощена кормлением голубей на балконе…

– Калина, ты меня слышишь?

Ни жеста, ни малейшего движения – у нее нет намерения обернуться и взглянуть на старика Куна. Услышав имя «Калина» – так только я ее называл, – она с еще большим увлечением погрузится в свое занятие. Белла расположилась на этом крошечном балконе убогого квартала, словно на веранде «Отель де Пари». Канарейка беспокоится, мечется в клетке, заметив мое присутствие, но Калина сидит совершенно неподвижно. Я вижу ее отражение в стекле открытого окна: на коленях у нее, в складках некогда голубого бархатного халата, стоит блюдечко с крошками. «Ну же, идите сюда, малышки, – говорит она, – балкон Беллы Отеро открыт для вас, добро пожаловать mes belles».[38]

Я, Джозеф Кун, стал работать в качестве импресарио Каролины Отеро в 1894 году. Мне рассказывал о тяжелом характере актрисы мой родственник, бывший дирижер оркестра, выступавший в составе ее труппы в Нью-Йорке, но я был экспертом в общении с подобными женщинами. Все артистки такие, даже совсем бесталанные. На самом деле управляться с ними довольно просто: достаточно не обращать внимания на их капризы и ни в коем случае не влюбляться в них. Должен сказать, что благодаря этим элементарным мерам предосторожности мой – исключительно профессиональный – союз с Калиной оказался доходным. Я заключал с каждым разом все более выгодные контракты, не отвлекаясь на светские глупости, а она пела и танцевала. Публика заполняла театры, вот и все. Я познакомился с ней, когда она вернулась в Париж после первой поездки в Россию: к тому времени она уже сделала большие успехи на сцене. Не могу сказать, что Калина обладала особым талантом, но я принадлежу к числу тех немногих профессионалов, которые считают, что не только необыкновенная красота и «блеск жемчуга на бедрах» делали ее неотразимой. Отеро обладала удивительной способностью так исполнять танцы, неистовые и иногда даже дикие, что казалась очень талантливой. Зачем нам обманывать себя? Это умение стоит больше, чем утонченное искусство, которое способны оценить лишь немногие избранные. В те времена неумеренность была в моде, и то, что показалось бы смешным сегодняшнему зрителю, вызывало тогда всеобщее восхищение. В ту эпоху восторгались дерзкими и любившими демонстрировать свое тело женщинами, такими, как моя Калина. Они были богинями, двуликими Янусами, одно лицо которого обращено к пороку, а другое – к красоте.

Когда мы познакомились, Калине было уже двадцать пять лет. Во Франции недавно прогремело дело Дрейфуса, вызвавшее разлад в стране, продолжавшийся двенадцать лет. Но несмотря на то что ужасная «реальность» стучалась в двери, легкомысленный Париж продолжал развлекаться. Грозовая тучка, предвещавшая столько перемен, не смогла остановить это веселье, так что все оставалось по-прежнему: танцевали, курили опиум и пили абсент. Не помню, каким образом, но через несколько месяцев нашей работы вместе мне удалось соблазнить Калину идеей мирового турне. В то время ее роман с князем Монако был в самом разгаре, но сам князь воспринимался как фигура незначительная для такой амбициозной женщины, как Калина. «В конце концов, дорогая, – сказал я ей, – что значат десять квадратных километров по сравнению с просторами Австралии или Египта? Эта средиземноморская песчинка останется на том же месте, когда ты вернешься сюда, покорив полмира, уж в этом можешь не сомневаться». Она согласилась, и я взялся за дело. Я знал, что на Отеро как на артистку большой спрос. Если в России и во Франции она приобрела известность своими скандалами, то Кун должен был добиться, чтобы на другом конце света заблистало ее искусство. И мне это удалось. Несмотря на ее капризы и манеру оправдывать эксцентричные выходки «испанским темпераментом», Джозеф Кун сумел укротить Беллу Отеро. Без ложной скромности могу похвастаться; что во время нашего пребывания в Австралии, используя то строгость, то лесть, я добился, что она стала вести себя как настоящий профессионал. Под моим надзором не было ни скандалов, ни «частных выступлений», ни тайных любовников, оставлявших драгоценности под подушкой, – только искусство. Правдивость моих слов легко проверить: о ее – вернее, моем – успехе писали тогда многие газеты».

Не оборачивайся, Гарибальди, притворись, будто ты его не заметил. Давай лучше будем смотреть на птиц и на то, что происходит перед балконом. Готова поклясться, что где-то в моей комнате, может быть, рядом с камином, стоит старик Кун в своем вечном рединготе с подметающими пол фалдами. Интересно, его призрак выше ростом, чем тело? Я никогда не могла понять, как в человечке ростом в полтора метра умещалось столько сварливости, столько прусской дисциплины, да еще такой свирепый венгерский нрав. Однако я предпочитаю не смотреть на него. То, чего не видишь, будто бы не существует, даже если это призрак единственного мужчины, которому почти удалось подчинить себе Беллу Отеро. Совершенно невыносимый тип, уверяю тебя. Более равнодушно ко мне в жизни не относился никто, но в то же время именно он помог добиться большого успеха, нужно отдать ему должное. Могу поспорить, что он сейчас стоит там, опершись на выступ камина – уродец метр сорок девять ростом, – и листает мой альбом, чтобы убедиться, что я храню вырезки из газет, посвященные организованному им турне.

«Браво, вот они! Калина сохранила свидетельства наших успехов. Газеты такие старые, что текст едва можно прочесть, но хруст этой бумаги звучит для меня как музыка богов. Прекрасные были времена, когда Кун превратил Отеро почти в свою собственность. В марионетку, в безвольную красивую куклу – ведь это я двигал ее нити за сценой. Скажите: мог ли желать большего счастья сын лилипута, чем управлять столь прекрасным телом? Получив такую возможность, я – как вы понимаете – сделал все, чтобы стать самым ловким и искусным кукловодом. Например, в программу выступления в Австралии я решил включить все типично андалусские номера, имевшие особый успех в Европе и Нью-Йорке. Я начинил спектакль банальными, но эффектными испанскими танцами, озорными песенками на севильские мелодии, увеличил количество шествий тореадоров и красноречивых движений бедрами, которые Белла исполняла мастерски. Думаю, мне удалось извлечь максимальную выгоду из присущих Калине качеств – высокомерия и чувственности, сводивших с ума мужчин. Но это было не все. Чтобы довести создание своих рук до совершенства, я добавил некоторые полезные ингредиенты: вернул из небытия титул графини, сыгравший столь благоприятную роль во время выступления в Америке, и госпожа графиня произвела фурор. Через несколько месяцев благодаря нашему успеху мне удалось добиться чуда и сделать ее покорной, послушной мне во всем, хотя – должен признать – это было совсем не легко.

Сначала Белла попыталась соблазнить меня, как поступала со всеми мужчинами, но все ее ухищрения оказались бесполезными. Потом, убедившись в своем поражении, она стала смеяться надо мной: оскорбляла меня, проводила рукой по моей спине, будто я не только маленького роста, но еще и горбатый, и повторяла, что «прикосновение к горбу карлика» приносит ей удачу. А порой Калина просто давала волю своему ужасному характеру, но я по-прежнему оставался невозмутимым. Куну прекрасно было известно, что равнодушие – единственное надежное оружие в отношениях с красивыми женщинами. Кроме того, у меня было важное преимущество перед Калиной: старик Кун распоряжался деньгами. Ничто не выходило из кассы без моего ведома. И надо сказать, что с этим никогда не было каких-либо проблем. В то время, когда я был ее импресарио, она еще не была отравлена страстью к игре и, как все девочки, родившиеся в бедности, не склонна к расточительности. Мне везло, я знаю, но в то же время я был очень ловок. не тратя денег впустую, но и не скупясь на расходы дл придания блеска нашему предприятию, я весьма улучшил качество представлений. Великолепные костюмы, лучшие дирижеры, танцовщики, гитаристы… И случилось чудо: гастроли Беллы Отеро прошли с триумфом. В Австралии она добилась – мы добились – огромного успеха. Это был мой успех…

«Андалусская графиня, – перечитываю я в истрепанном альбоме с вырезками то, что написала тогда сиднейская газета «Ньюз», – в течение двух часов исполняла самые экзотические танцы, когда-либо виденные на этом континенте». А вот еще один комментарий, сделанный другой газетой, чье название стерлось за долгие годы: «Несколько дам и джентльменов посетили графиню после выступления, чтобы предложить ей гостеприимство всего города».

Великолепно, действительно великолепно! Верно, что смерть лишает нас всех человеческих чувств – страха, счастья, желаний, радости, беспокойства… Кроме того, она освобождает нас от тщеславия, потому что мы, мертвые, всего лишь тени. Но есть чувство – одно-единственное, – которое никогда не исчезает. Я имею в виду ощущение, что по крайней мере один раз в жизни ты был богом. И я действительно был им, уверяю вас. Разве не бог – тот кукловод, неизвестный артист, держащий в своих руках невидимые нити? Безусловно, это так, поэтому мой дух даже после смерти не может забыть, что какое-то время (не очень долгое, это правда, но так всегда случается с самыми сильными ощущениями) пальцы Джозефа Куна обладали божественной властью двигать нити, заставлявшие танцевать Отеро, красивейшую женщину своего времени, мою Кароли… О нет, мою Коломбину!»

Согласно свидетельствам, Джозефу Куну действительно удалось добиться многого – в течение тех месяцев, пока длилось австралийское турне, Каролина посвящала себя исключительно театру. Никто, и менее всего Отеро, не может объяснить, как он сумел навязать свою волю женщине, которая, попав в привилегированный мир, приобрела неукротимый нрав, подогреваемый ее знаменитым «испанским темпераментом». Возможно, успех Куна был обусловлен не столько его тактикой равнодушия и искусством подчинения, сколько тем обстоятельством, что Каролина находилась очень далеко от знакомых мест, в буквальном смысле на краю света. Как бы то ни было, необходимо признать что в отличие от Джургенса Куну удавалось управлять Каролиной Отеро, по крайней мере до прибытия в Египет, Там, на последнем этапе, чисто профессиональный стиль турне не был сохранен – Джозеф Кун оказался не в силах предотвратить краткий роман Беллы с хедивом. Это была единственная неудача Куна, вызванная не сбоем в его авторитарной системе, а исключительно профессиональным честолюбием.

По прибытии в Каир Кун обнаружил, что с ними заключил контракт вовсе не театр и не какой-нибудь импресарио, а сам хедив Аббас, красивый молодой человек, получивший французское образование. Он только что унаследовал престол от своего отца и жил в великолепном загородном дворце, охраняемом военными. «За нами рано пришли, – рассказывает Белла, – и привели во дворец, где нас принял сам Аббас. Мы дали представление, после чего хедив приказал всем гостям и труппе удалиться, в том числе и старику Куну. О, это было незабываемо: я провела с ним три дня, и на прощание ой подарил мне самый восхитительный перстень, какой «когда-либо видела. Это был огромный чудесный бриллиант примерно в десять карат с двенадцатью жемчужинами вокруг. Он стоил, наверное, миллион франков».

Это было единственное «частное выступление», данное Отеро во время турне: Кун как импресарио не мог отказаться от контракта, хотя он и был заключен с частным лицом. Все остальное время Белла была покорна своему кукловоду, однако, вернувшись в Париж, первым делом отказалась от его услуг. «Он распугивал моих клиентов, – заявила она однажды и небрежно добавила: – Но для меня это не имело тогда большого значения. В то время я была не слишком расточительна и мне не нужны были огромные доходы, как потом, когда я увлеклась рулеткой».