Общество без политических партий

Общество без политических партий

Единовластие Цезаря не могло сосуществовать с наличием партий или групп давления, которые стесняли бы свободу действий диктатора. Ему было необходимо образумить как популяров, так и оптиматов и заблокировать их действия при помощи пропаганды, которая, угадывая их сокровенные желания, ликвидировала бы всякие политические споры.

В первую очередь Цезарь постарался избавиться от объединений популяров. Так называемые «коллегии бедняков» (collegia tenuiorum) с давнего времени вели энергичную борьбу против оптиматов, которые их запретили в 64 году; в 58 году они были восстановлены Клодием[509] с согласия Цезаря, а в 55 году их деятельность была регламентирована Крассом. Однако Цезарь, далекий от того, чтобы признать роль, которую они сыграли в его приходе к власти, и от того, чтобы продемонстрировать им свою признательность за это, разрешил существование лишь освященных древностью традиций профессиональных коллегий[510], а также религиозных объединений, посвятивших себя исключительно культу своих божеств, таких, как синагоги[511] или дионисийские братства, которые появились в Риме впервые после дела о Вакханалиях[512] и распространяли вакхическую мистику[513].

Цезарь — и это еще раз говорит о его гениальности — понял, что для того чтобы низы общества пребывали в спокойствии и держались подальше от любых мятежей, следовало придать направление их мыслям и привлечь к своим замыслам. Он понимал силу пропаганды. Его сообщения о военных действиях во время завоевания Галлии были образцом этого жанра: «искажение исторических фактов» значения не имело, важнее было донести идею. Он сумел набрать хороших редакторов, а при случае и сам приходил им на помощь. Конечно, можно задаваться вопросом о подлинности писем[514], которые Саллюстий будто бы писал Цезарю-старцу,[515] но, даже если они принадлежат «перу» какого-то школьного ритора, писавшего при Августе, они вполне соответствуют настроению умов эпохи Цезаря и тем пунктам Цезаревой программы, о которых информировалось общественное мнение. Известие о самоубийстве Катона в Утике в 46 году потрясло общественное мнение, и Цицерон, воспользовавшись этим, опубликовал надгробную хвалебную речь в духе дифирамба, с которой перекликался панегирик, сочиненный Брутом. На это ответил Гирций, и сам Цезарь написал сочинение «Против Катона», в котором подверг «героя» резким нападкам, оспаривая даже честность, проявленную тем на Кипре. Возражения на этот памфлет никогда не увидели света, ибо после Мунды Цезарь осуществлял настоящую цензуру. Так, Цецина был изгнан за то, что опубликовал «Жалобы» (Querelae)[516]. Даже сам Цицерон, желая опубликовать свои труды, должен был получить согласие Цезаря или его кабинета. Более того, Цезарь придумал создать Acta populi,[517] нечто вроде официального органа его режима, наряду с Acta Senatus,[518] которые он также держал под контролем. В определенном смысле он создал прессу, но монополизировал ее и умел незаметно потакать мнению простого народа, чтобы обеспечить внутренний мир, тем более что находящиеся на другом конце общественной лестницы аристократы-оптиматы тоже согласились подчиниться давлению Цезаря.

Великие противники погибли в гражданской войне, а люди второго плана перешли на сторону Цезаря, как, например, М. Юний Брут — в день битвы при Фарсале, а Г. Кассий — чуть позже. Цицерон отошел от проигравшей стороны, то есть от сторонников Помпея, но на самом деле не примкнул и к лагерю Цезаря. Наконец некоторые другие отправились в добровольное изгнание. Цезарь противопоставил жестокости запомнившегося проскрипциями Суллы свое великодушие: римлянин не мог вести себя, как варвар, и отвечать на убийство убийством, на кровопролитие — кровопролитием[519]. После Мунды он назначил преторами на 44 год[520] тех, кто по выражению Ж. Каркопино, «явились к шапочному разбору», — Брута и Кассия, — при этом давние сторонники Цезаря оказались готовы перечеркнуть бывшие разногласия и желали примирения обоих враждующих лагерей. Цезарь стал искать пути к примирению после Тапса. Первым, уже 26 сентября 47 года, к нему присоединился Цицерон и, перейдя на сторону Цезаря, сразу стал действовать как его посредник, хотя и не всегда успешно. Например, он сумел привлечь бывшего легата Африки Кв. Лигария. Тот был осужден на изгнание; его родственники и друзья по наущению Цицерона бросились к ногам Цезаря. Однако личные враги Лигария, отец и сын Тубероны, начали против него судебный процесс, и в конце сентября 46 года ему пришлось защищаться в суде. Цицерон взял на себя его защиту, произнеся речь «В защиту Лигария» (Pro Ligario), где воззвал к великодушию Цезаря, который наверняка заранее одобрил весь этот спектакль. Кв. Лигарий был оправдан и получил прощение. Речь «В защиту Лигария» вошла в арсенал процезарианской пропаганды, поскольку в ней Цицерон признает, что Цезарь более всех приблизился к богам, ибо он спас наибольшее число себе подобных[521].

По предложению Цезарева кабинета Цицерон донимал своими уговорами в письмах М. Клавдия Марцелла, бывшего консула 51 года[522], остававшегося яростным противником Цезаря. Живя изгнанником в Митиленах, он отказывался просить Цезаря о помиловании. В начале июля 46 года десяток консуляров окружили Цезаря в сенате и просили его за Марцелла. Среди них был тесть Цезаря Л. Кальпурний Пизон. Поначалу Цезарь не сдавался на эти просьбы, но затем простил по причине «желания сената, этого великого оплота государства».[523] Тогда в курии началось всеобщее ликование, в котором принял участие и Цицерон, произнесший речь «В защиту Марцелла» (Pro Marcello), в которой прославлял божественное великодушие Цезаря[524].

Однако Марцелл не пожелал сразу же воспользоваться этим прощением. Он отложил приготовления к отъезду до весны 45 года. И 25 мая, когда он уже находился в пути, возвращаясь на родину, во время остановки в Пирее его заколол один из его ближайших людей П. Магий Килон, который, судя по всему, сразу же покончил с собой. Эта трагическая развязка уже не имела значения. Цезарь достиг своей цели: сенат единодушно восхвалял и его самого, и то, что он делал. Он добивался единства вокруг себя, необходимого при построении тоталитарного государства, руководимого единственной партией — партией сторонников Цезаря. Это коренным образом отличалось от традиционного дуализма сената и римского народа. Это была революция, которую до него никому не удавалось совершить: обществу, избавившемуся от традиционных партий, должно было соответствовать и бесклассовое общество.