Праздники детства

Праздники детства

Аня не помнит, чтобы в её детские годы отмечались советские праздники. Во всяком случае — в её семье. Дни рождения тоже не отмечались. Самые светлые и радостные воспоминания связаны с церковными праздниками. А главным было, конечно, Рождество Христово.

Рано по утру в дом стучали посевальщики. Они первыми поздравляли хозяев с праздником и бросали по избе горсти овса, приговаривая: «На полу — теляток, под лавкой — ягняток, на лавке — ребяток!» Или ещё: «На живущих, на плодущих, третье — на здоровье!»

Дети ходили колядовать по домам своих родственников, соседей, близких друзей. С мисочкой кутьи, завёрнутой в платок, стучали в двери, входили, кланялись, говорили:

— Тато и мамо прислали вам кутью, поздравляют с Рождеством Христовым!

Хозяева брали ложечкой немного кутьи, ели, благодарили и давали детям подарки — разноцветные пряники в виде разных зверей, которые сами пекли к этому дню. Давали и деньги. А дети потом хвастались друг перед другом, у кого чего больше.

Ходили дети Волковых даже в другой, дальний конец города к одной дальней родственнице. На большие деревянные сани сели Аня и Федя, укутанные в огромный отцовский тулуп, а Денис повёз их…

Деньги, в основном, давали крёстные родители. У Ани крёстная мама была вдова умершего материнского брата. Она всегда давала Ане только пятачок. Девочка жаловалась матери:

— Плохая у меня крёстная!

А мама объясняла:

— Ты, Нюрочка, не обижайся. У неё много детей, мужа нет, живут бедно. Хорошо, что хоть пятачок даёт.

Зато щедрым был крёстный отец, давал много, даже и рубль иногда. Это был муж сестры матери, семья которого жила зажиточно.

А ещё так весело было, когда, в навечерье Рождества, на улицах жгли костры — с полуночи до самого утра. И детям разрешали не спать, вместе со взрослыми гулять-праздновать у этих костров…

По-своему хороша была и Пасха. Ей предшествовал пост, во время которого в семье не ели ничего животного: ни яиц, ни мяса, ни молока… Но вот в день Святой Пасхи отец приносил из церкви освящённую еду, разворачивал на столе платок — а там и мясо варёное, и куличи, и яйца, и сало! Нарезали мясо и сало красивыми розовыми ломтями, все садились за стол.

— Ну, — говорила мама, — давайте разговляться!

Еда пахла так вкусно! Это был настоящий праздник для детей, которым уже так надоела постная пища — каша да овощи.

К слову, семья Волковых завтракала, обедала и ужинала вся разом. Взрослые и дети садились за большой стол, посередине которого ставился чугунок с едой. Ели деревянными ложками. Каждый тянулся к чугунку, набирал, подставлял под ложку кусок хлеба и нёс ко рту. Ритм еды соблюдался строго и справедливо. Если кто-то начинал торопиться, отец молча облизывал свою ложку и так же молча сильно стукал виновного по лбу: выловил свой кусок мяса — дай и другим это сделать! Молитв, садясь к столу, не читали, но отец и мать крестились до и после еды. Детей же этого делать не заставляли — как сами хотели…

Особенно много на Пасху ели яиц: во время поста к ним не притрагивались, а куры-то неслись. Яйца собирались, а после поста варились и делились на всех. Иногда по 20–30 штук на человека приходилось. И так — в каждом дворе. Потому у детей в ходу была специальная игра в яйца: стукали ими друг о друга — кто чьё разобьет, тот и забирает…

На Пасху детям покупались обновы: туфельки, платья, рубашки. Аня как никто этого ждала! Наденет новое платьице, крутится, стараясь увидеть себя со всех сторон, разглаживает. Просит:

— Мамо, поправьте бантик, и поясок развязался!

Мать смеётся:

— Ты, Нюра, большая барышня, чем твои сёстры.

И правда: Даша, Маруся, Галя, когда были в Анином возрасте, радовались обновкам сдержано. Аня же просто ликовала. И обязательно тут же выходила в новом платьице погулять. Идёт по улице медленно, у каждой калитки задержавается — специально, чтобы соседи поглядели. А они знают и тоже специально обращают внимание, восхищаются, хвалят. А девочка счастлива!

Но самое главное, отчего Аня с детства любила именно Пасху — это колокольный перезвон. Как зазвонят колокола на всех шести церквях по всему городу — застынет она на месте, замрёт, забудет и о новом платье! Звонят колокола, и такая радость переполняет сердце девочки, такое светлое чувство, которое и сравнить не с чем… Гораздо позже, вспоминая эти минуты, Аня думала: в мелодии колоколов открывался ей, ребёнку, необъяснимый даже сейчас смысл жизни, торжественное единение земного и вечного…

Ещё, помнится Ане, были престольные праздники: разных святых, которым были посвящены разные церкви. В городе служили службы в нескольких храмах, и у каждого — свой святой, у святого — свой праздник. Прихожане той церкви, которая праздновала, приглашали родственников и друзей. А потом те приглашали в свою очередь их на праздник своего святого.

А ещё у Ани в раннем детстве был свой «праздник» — уголок в палисаднике. Палисадник этот располагался перед домом, за невысоким заборчиком. Это было место Аниных игр. Там она себе сделала из глины и песка комнатку — стульчики, диванчик, столик. Украсила всё «цяцьками». «Цяцьки» — так девочки называли осколки битой посуды. Они собирали их, хвастались друг перед дружкой — у кого красивее. У Ани были очень красивые осколочки, вот ими она и украсила свои изделия. Это была её гордость, она сама всегда любовалась на блестящую, разноцветную свою «мебель».

Однажды утром девочка вышла в палисад и ахнула: глиняная мебель стоит как голая! Все «цяцьки» выковыряны, украдены! Кто-то из подружек позавидовал и тайком это сделал. Какая это была обида для детского сердца, передать невозможно! Аня так рыдала, что даже мать испугалась. А когда поняла, в чём дело, всплеснула руками:

— Вот беда! Хоть бей чашки ей на «цяцьки»!

И таки разбила кое-что — тарелку, чашку, — делая вид, что случайно. Но Аню варварское разграбление её комнатки так потрясло, что она больше там не играла.