«В кино на удар надо отвечать ударом»[4]

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«В кино на удар надо отвечать ударом»[4]

Студия «Булонь». Я Делона жду в баре. Его должны предупредить о моем приходе. Наконец ведут в артистическую, превращенную в продолжение кабинета. На стене афиша фильма «За шкуру полицейского», черно-белые фотографии Роми Шнайдер, несколько пришпиленных писем рядом с эскизами декораций фильма «Слово полицейского». На низком столике хлопушка и документация по фильму. Рабочая обстановка. Делон на месте. Сидит на диване. Встает, когда я вхожу. Загорелое лицо, синяя рубашка, джинсы. Маленькие очки на носу придают ему серьезно озабоченный вид. Он действительно озабочен, узнав, что цензура запретила показывать рекламный ролик «Слова полицейского» для лиц моложе 13 лет. Мы начинаем разговор по этому поводу и о последствиях такого запрета и сразу затрагиваем самую суть интересующих меня проблем – о его вкусах, требованиях, амбициях. Хотя он и не выглядит расслабленным, тон нашей беседы доброжелательный, хотя мои вопросы и его ответы, которые вы прочитаете, могут создать обратное впечатление. Обаятельный – не изображая обаяние, смешливый – сохраняя осторожность, убежденный в своем праве и убеждающий в нем – таков Делон. Наша беседа не является спором противоборствующих сторон. Делон оживленно и настойчиво отстаивает свои взгляды, говорит о двойственности своего положения, подчеркивает, многократно возвращаясь к своему, вполне, кстати, понятному желанию делать разные фильмы, чередуя, по его словам, черное и белое. Итак, сегодня пятница 12 июля, 11 часов 45 минут…

А. Делон. Рекламный ролик запрещен для показа лицам моложе 13 лет из-за его якобы «снисходительного отношения к насилию» (после некоторых купюр ролик будет разрешен для всех. – «Премьер»). Я не касаюсь политики, которая вас не интересует, но это настолько пристрастное решение, что вряд ли кого введет в заблуждение.

«Премьер». Вы находите, что за этим запретом скрывается злой умысел?

– Да… Сначала ролик показывался узкому составу цензуры, и он был принят единогласно. Требовалась только подпись председателя. Тот пожелал увидеть ролик перед тем, как подписать постановление. Посмотрел и созвал на заседание полный состав своей контрольной комиссии. Для одного-то рекламного ролика! Редчайший случай… Вот тогда-то и было отмечено «снисходительное отношение к насилию» и принято решение об ограничении показа в залах, где идут картины для всех категорий зрителей. А это три четверти всех кинотеатров. Увидите, они и фильм подвергнут такому же запрету.

– Этого уже давно не было…

– А со мной будет, сами увидите. Последний мой фильм, запрещенный для лиц моложе 13 лет, назывался «За шкуру полицейского». Мой дебютный фильм как режиссера. Все, что делают другие – и тем лучше для них! – будь то Жан-Поль (Бельмондо), картины «Мад Макс» (Джорджа Миллера с Мелом Гибсоном. – А.Б.) или «Индиана Джонс» (Стивена Спилберга. – А.Б.), – пустячки, комиксы. А вот то, что делает Делон, – реализм. И так уже двадцать лет.

– Вы можете объяснить почему?

– Мне не хочется искать объяснение, хотя и мог бы сказать: «Потому, что у власти находятся левые», на что мне могут возразить: «Ваши фильмы запрещались и во времена, когда у власти были правые». И это так. На самом же деле в отношении Делона всегда существовало априорное мнение.

– То есть?

– То есть: то, что можно другим, мне не разрешено. Хотя фильм «Слово полицейского» – зрелищный фильм, это настоящее кино. Я ведь делаю кино… Отсюда утверждение, будто Бельмондо снимает комиксы, а Делон – реалистические фильмы. Вот и запрещают «Слово полицейского», как и «За шкуру полицейского», для лиц моложе 13 лет. Так было и со «Смертью негодяя» Лотнера. Всю свою жизнь я делаю картины, не ориентируясь на детскую аудиторию. А это непросто. Ибо означает дополнительные сложности. Им ведь известно, что такое фильм с трехмиллиардным (Делон использует старое исчисление, до деноминации. – А.Б.) бюджетом. Могу показать список картин, сделанных «для всех», среди них и «Стукач» (Жан-Пьера Мельвиля с Бельмондо. – А.Б.). Ладно, оставим эту тему…

– Почему вы выбрали режиссером Жозе Пинейро для постановки «Слова полицейского»?

– Я обратил на него внимание, посмотрев «Слова, чтобы сказать». И мне захотелось поработать с ним. Он сделал прекрасный фильм тогда, несмотря на свою молодость (в 1983 году Пинейро было 38 лет, и он уже снял «Family Rock». – А.Б.). Его сюжет был сильным и смелым. Уже одно то, что он сделал свой фильм таким, каким его задумал, говорило о многом. Я смог оценить его профессионализм. Знание монтажа (он начинал как монтажер), тонкостей режиссуры. При моем собственном знании тонкостей этой профессии это позволяло надеяться на интересную встречу. Мы поговорили о фильме, который не должен был походить на то, что он снимал до сих пор. И это сразу захватило его. Я поставил ряд условий, в частности, чтобы фильм снимался в определенной стилистической манере, в определенном ритме. Я спросил, готов ли он на это и способен ли вступить в такую игру. Разумеется, я давал ему полную свободу в работе с актерами и в области режиссуры. Он загорелся. Я предоставил ему все нужные гарантии. И мы решили снимать картину. Оказалось, что мы составили дружную пару, понимали друг друга с полуслова. В такой степени, что решили «рецидивировать» будущей весной.

– В очередном полицейском сюжете?

– Скорее авантюрном и экзотическом. Фильм будет очень дорогим, и снимать его мы собираемся во всем мире (широкая улыбка означала, что ему больше нечего сказать)…

– Нечто похожее на продолжение «Искателей приключений»?

– Именно так (смеется).

– Наблюдая за вами на съемках «Слова полицейского», я считал, что вы вели себя очень покорно. Однажды только едва не выразили нетерпение, но достаточно было Пинейро объяснить вам движение камеры, как вы сразу успокоились и стали терпеливо дожидаться в своем углу, когда все будет готово.

– Обо мне часто говорят обратное (смех). У меня ошибочная репутация. Те, кто так говорит, не видели меня на съемке и то, как я работаю. Да, я профессионал с характером. Я уважаю профессионализм и знание дела. Не боюсь говорить об этом из ложной скромности. Мне нужно только поверить в кого-то, и тогда я могу спокойно рассуждать о Пинейро в такой же мере, как о Бертране Блие, Джозефе Лоузи, Дзурлини, не говоря о Висконти. Тогда я становлюсь самым послушным актером в мире. Но оставим в покое Пинейро. Решив пригласить Бертрана Блие, которого считаю великолепным руководителем актеров и замечательным режиссером, и одобрив тему его фильма, я после этого выполняю до конца все свои обязательства. Если на съемочной площадке режиссер оправдывает мои ожидания, я поступаю в полное его распоряжение, предоставляю ему все, что ему нужно, и даже больше, если потребуется. И испытываю райское чувство: никаких забот, никаких волнений. Но, увы, таких людей, как Блие, Пинейро, Сотэ, Рене, мало. Зато сколько других! Когда мне приходилось сталкиваться с режиссерами – а я уже снялся в 75 или 76 фильмах, – которые не знают, где поставить камеру, и не умеют срежиссировать сцену, мне приходилось изменять своему обыкновению не вмешиваться. О Делоне говорят, что он вмешивается в режиссуру, что он такой-сякой, что с ним невозможно работать. Это – ложь! Но когда, видя недееспособность режиссера, ко мне обращались продюсеры: «Да сделайте же что нибудь! Скажите ему, чтобы…» – приходилось брать бразды правления в свои руки. Пример известен: «Сожженные амбары».

– А «Шок»?

– Тоже. Что ничуть не умаляет талант Робина Дэвиса. Но «Шок» – случай совершенно особый. Превосходно знающий свое дело Робин Дэвис робел перед Катрин Денев, находившейся в не лучшей психологической форме. Ему было нелегко и с Делоном. До этого Дэвис снял фильм «Война полиций», а потом «Я вышла замуж за тень». За фильм «Шок» он взялся напрасно. У него был оператор, исполнявший также обязанности кадрера (Пьер-Вилльям Гленн. – «Премьер»), человек с яркой индивидуальностью. Съемочная площадка часто напоминает корабль: нужен капитан или в какой-то момент человек, способный принимать решение. Когда все шло нормально, как было с Блие и Пинейро, я был самым послушным членом съемочной группы. Я ни во что не вмешивался, не переживал за то, куда поместили камеру, как делают панораму, как ставят освещение. Я лишь испытывал удовольствие, сознавая себя актером. Актером, который ждет, чтобы выложиться до конца и в нужный момент.

– Что побудило вас сделать «Слово полицейского»? Ведь было известно, что вы собираетесь сниматься у Тешине (в «Желтой луне») и у Жерара Вергеза («Подвох»)?

– У меня следующая система: я составляю план работы в зависимости от предшествующих фильмов и их приема у зрителя. Действительно, я собирался сниматься в «Желтой луне» у Тешине сразу после «Нашей истории»… Но 1984 год был также годом моего «особого участия» в «Любви Свана» Шлендорффа, картине, ставшей маленьким событием… Я очень верил и многого ждал от «Нашей истории». По крайней мере на уровне приема зрителем… Что касается самого фильма, то Бертран Блие сделал его таким, каким хотел, – антиприспособленческим, антимелодраматичным… Он пошел своим путем, мы много спорили на этот счет. Но фильм, несомненно, имел бы большой коммерческий успех, если бы, не впадая в стиль «Доктора Франсуазы Гайян» (фильм Жан-Луи Бертучелли с Анни Жирардо. – А.Б.), Блие пошел бы мелодраматической картой, если бы согласился на другую музыку, сделал бы другой монтаж и согласился на некоторые купюры…

– Да, но Блие отличают в первую очередь свой стиль, своя интонация…

– Верно. Если бы он согласился снимать на первом уровне, получилась бы мелодрама. Его бы подвергла критике некоторая часть критиков и профессионалов, но зато публика, наблюдая за безумным романом Делона и Бай, оказалась бы на его стороне. А она ничего не поняла именно в силу того, что фильм отражал личность Блие, его стиль, за что он и был решительно отвергнут зрителем. Нам было очень больно. Зритель не принял фильм, стиль Блие и мое исполнение. Широкий зритель отказался принять Делона в роли алкаша, Делона в состоянии деградации, Делона, обманутого женщиной…

– Вы жалеете, что сделали этот фильм?

– О, нет, ничуть… Блие позволил мне сыграть самую, если не одну из самых прекрасных ролей в моей карьере. Я это знаю. Таким же великим был фильм Дзурлини «Учитель», тоже провалившийся в прокате. Таким образом, моя роль в «Нашей истории» была одной из самых значительных у меня, во всяком случае самой трудной. Я закончил съемки совершенно опустошенным. Выжатым, как лимон (смеется). В кино на удар надо отвечать ударом. А так как Делон-актер и Делон-продюсер зависят от публики, то перед лицом полного провала «Нашей истории» и успеха в «Любви Свана» мне пришлось резко повернуть руль. Об участии в картине Тешине не могло быть и речи, ибо там была сходная роль – мужчины, уничтоженного женщиной. Поэтому я вернулся к традиционному Делону, отличному от блиевского. По той же причине я отказался от картины Вергеза. Сюжет там был прекрасный, но тоже не подходил после «Нашей истории» Делону-актеру и Делону-продюсеру. Надо было заставить людей забыть о «нашей истории», сделав фильм, насыщенный действием и приключениями… Именно такого Делона, похоже, хотели увидеть зрители после полутора годового перерыва.

– Некоторые другие полары, в которых вы снимались за последние десять лет, тоже ведь не имели успеха…

– Смею вас уверить, что мой режиссерский дебют – фильм «За шкуру полицейского» – пользовался огромным успехом. А вот «Неукротимый» был встречен хуже. Но и на нем мне удалось заработать, хотя и меньше, чем ожидал. Сам не знаю почему. Фильм получился немного затянутым, излишне болтливым, несколько двусмысленным. Хотя по поводу его технической стороны слышались одни комплименты. Уверяю вас, «Слово полицейского» смотрится на одном дыхании, захватывает с самого начала. Но продюсер обязан предусмотреть стилевые изменения, если вкусы зрителя меняются, как и то, каким я должен быть в качестве «звезды» в этом фильме.

– А это не признак того, что продюсер взял верх над актером?

– Нисколько. Это одно и то же. Чтобы сделать фильм, нужны деньги, и их надо откуда-то достать. Следует снимать такие картины, которые приносят деньги. Чтобы затем вложить их в другие проекты. Как вам известно, есть немало людей, которые новых фильмов не делают. Я всегда делал фильмы отнюдь не для того, чтобы кому-то что-то доказать. Я просто этого хотел. И они стоили денег. Ведь куда проще было возвращаться к тому, что имело успех, то есть снимать одинаковые фильмы.

– Создается впечатление, что после 70-х годов и в особенности после «Господина Клейна» такое стремление делать разные фильмы уже не проявляется столь очевидно. В этот период люди стали меньше ощущать прежнего Делона.

– «Господин Клейн» возник только в силу моего решения и воли. Я сам отправился к Лоузи, и картина была снята лишь потому, что я был ее продюсером и актером. То же самое произошло с Сержем Леруа и его фильмом «Внимание, смотрят дети!». Сюжет был отличным, но никто не хотел финансировать. А когда я это сделал, пошли разговоры: «Делон обманщик. Он обманывает своего зрителя, появляясь на экране всего на 20 минут». Точно то же самое случилось с «Нашей историей». Без меня такой фильм никогда бы не сняли. Всех удовлетворить невозможно. Вот уже 28 лет, как я снимаюсь в кино. И каждый раз все ставилось под вопрос, словно я заново сдавал экзамен на бакалавра… Почему для американцев все проще? Почему все, что к нам прибывает оттуда, – хорошо, а то, что делают здесь, – плохо или достается такой тяжелой ценой?.. Де Ниро… Аль Пачино… Я ведь могу пригласить любого из них на свою картину! Но у нас много своих хороших актеров, однако все только восклицают: «Ах, эти американцы!..»

– Быть может, дело в выборе сюжетов?

…Молчит.

– После «Господина Клейна» вы практически работали со старыми знакомыми – Дереем, Джиованни.

– Сам не знаю… Так уж получилось…

– Словно решили не рисковать и вернуться к более традиционным ролям, о которых вы только что говорили…

– Потому что с «Господином Клейном» случилось то же, что и с «Нашей историей». Плохая лошадь ест столько же, сколько хорошая. На постановку «Господина Клейна» ушло столько же, сколько на «За шкуру полицейского». А если с самого начала кассы пусты, значит, трудно сделать что-то еще. Кино – это промышленность. Могу привести цифры. «Наша история» обошлась в миллиард сантимов прокатчику (считая в сантимах, которых сто во франке, французы как бы прибавляют вес тому, на что тратят. – А.Б.) и по 300 миллионов каждому продюсеру, мне в том числе. «Господин Клейн» стоил мне 200 миллионов и столько же со продюсеру. Что делать? Меценатов больше нет. Никто не даст мне два миллиарда. Никто не скажет: «Обожаю сюжет. Поставь-ка этот фильм». Актера Делона обвиняют в том, что он играет «шаблонные роли». Я читаю об этом повсюду. На что я отвечаю: «Поглядите на мою фильмографию. Кто сделал наряду с „Господином Клейном“ „Внимание, смотрят дети!“, „Учителя“ или „Зорро“, „Слово полицейского“ или „Леопарда“? Я не могу устраивать всех. Наступает момент, когда я говорю себе: „Что бы вы хотели, чтобы я снял?“ Вот я и играю Шарлю в „Сване“. И все восклицают: „Браво!“ Кто же эти „все“? 260 тысяч зрителей и пятнадцать критиков. Чего явно недостаточно для самоокупаемости. Что делать? Не знаю. Вот когда узнаю, тогда и скажу.

– Выходит, что после «Господина Клейна» вы стали задавать себе вопросы и реже снимаетесь, реже чередуете жанры своих фильмов. За последние два года, утверждая, что не изменили своей стратегии, вы работали и с крупными и для вас новыми режиссерами, в том числе с молодыми… Робином Дэвисом, Бертраном Блие, Шлендорффом, Жозе Пинейро…

– Вы констатируете факт. Окружающая жизнь меняется. Люди меняются. Одни стареют, другие приходят им на смену.

– За последние 10 лет ведь появились молодые режиссеры – Тавернье, Корно…

– Не моя вина, если Тавернье не предлагает мне работать с ним! Точно так же не моя вина, что я ни разу не снимался у Трюффо. Увы, это уже никогда не случится…

– В качестве продюсера вы когда-либо вели с ним переговоры?

– Нет. Я достаточно хорошо его знал, и мне было ясно, что я не представляю для него интереса. Он не оспаривал ни мой профессионализм, ни мой талант, но я не подходил ему. Знаете, как трудно делать карьеру и всех устраивать? В Прусте (то есть «Любви Свана». – А.Б.) я показываю номер на трапеции, все находят – как здорово! Но для чего мне это надо? Я не нуждаюсь ни в чьем одобрении. Подчас мне кажется, что хорошо бы воспитать новое поколение, которое не видело Делона ни в «Рокко и его братьях», ни в «На ярком солнце», ни в «Леопарде»… А мне все твердят: «Он просто потрясающ в „Сване“!» Разве я и до этого не доказывал, на что способен?..

– Вот именно. Такое впечатление, будто вы все время защищаете свой статус «звезды», хотя никто его не оспаривает.

– Еще как оспаривает! Можете об этом судить по результатам проката, по сборам, по провалам…

– А разве нельзя себе позволить провал, когда ты Делон?

– Вся моя карьера состоит из чередования провалов и успехов. И этой проблеме я не могу найти решения после 28 лет карьеры. Стараюсь потрафить иным «Нашей историей», а другим «Словом полицейского». Середины нет. Вот на «Борсалино» сошлись все категории зрителей. Но такой фильм сегодня не снять, он обойдется слишком дорого. Кино – не шейкер, в котором можно смешать разные ингредиенты в хороший коктейль. Действительно: снимаешь либо белое, либо черное. Но надо признать, что я единственный актер во Франции, который более двадцати лет делает белое и черное…

– Это верно. Но то же самое происходит за последние шесть-семь лет и с актерами нового поколения…

– Не стану называть имена, но, вероятно, я мог бы себе позволить делать либо только белое, либо одно черное (улыбается).

– Вы только что сказали, как вас по-разному воспринимают зрители. Как вы смотрите на такого рода рассуждение: когда Бельмондо снимается в фильме «Кто есть кто?», все говорят, что он так поступает потому, что ему это нравится. Тогда как о вас говорят, что, когда после стольких хороших фильмов, сделанных с Висконти, Лоузи, Клеманом, Мельвилем, вы снимаетесь в заурядном серийном фильме, вы действуете в соответствии с определенной тактикой, стратегией. Верно ли это? Что вы действуете так вопреки своей воле.

– Нет, я не поступаю так против воли. Вы имеете в виду некоторые фильмы, я же могу вам сообщить, что «На ярком солнце» собрал в Париже в первоэкранных залах всего 154 тысячи зрителей, а «Рокко» – 130 или 170 тысяч… Главное, это не остаться за бортом и продолжать существовать. Все, кого вы назвали, будут вспоминаться и через пять, десять и пятнадцать лет. Я работаю в кино 28 лет, Бельмондо – 27. Думаете, случайно?

– В течение ряда лет, что мы не встречались, вы считали, что не нравитесь нам. Скорее всего мы выглядели разочарованными поклонниками. Мы жалели о тех временах, когда ваша фильмография была более разнообразной.

– О’кей (улыбается). Я вам нравился в «Леопарде», «Учителе», «Нашей истории» и в Прусте.

– Но также и в «Полицейской истории», например.

– О’кей, отлично (смеется). Этот фильм был тоже запрещен для лиц моложе 13 лет. Но раз заговорили о нем, я приведу пример, говорящий о трудности моего положения. Это я нашел сюжет и финансировал фильм. Было очевидно, что Делон должен играть Эмиля Бьюссона, врага общества № 1. Не желая идти этим путем, я отдал роль Трентиньяну, а сам сыграл Борниша.

– Прекрасная мысль!

– Вы вправе так думать, а многие другие упрекали меня за это. Кстати, если бы я снялся в роли Бьюссона, меня стали бы упрекать за это тоже… Вот я и спрашиваю: что делать? Когда «Нашу историю» просмотрела некая комиссия (Делон все еще пышет гневом на отборочную комиссию Каннского фестиваля. – А.Б.) для приглашения в Канн, один из самых крупных критиков – по крайней мере он сам себя таковым считает, – выйдя из зала, сказал следующее, я цитирую: «А я его предпочитаю с револьвером в руке». Что прикажете ответить на это? Тем более что, увидев меня с револьвером в «Слове полицейского», он скажет: «Вечно одно и то же». Приходится забыть обо всем, забыть о критиках и делать фильмы для зрителей, послав к черту интеллигентов…

– Но, к счастью, полностью вам это не удается, и вас терзает желание сделать что-то другое.

– Не то чтобы меня это терзало. Просто я профессионал, я «звезда». И делаю «Нашу историю» и «Слово полицейского» по той причине, что мне этого хочется. Между ними расстояние, как между Южным и Северным полюсами.

– А вам не кажется, что зритель меняется? Тот факт, что такой фильм, как «Амадей» (фильм о Моцарте Милоша Формана. – А.Б.), имеет успех, является скорее добрым знаком, подтверждающим, что честолюбивые и оригинальные картины могут иметь у народа успех наряду со, скажем, «стандартными» сюжетами.

– Да, знаю. Я знаком с людьми, которые видели «Нашу историю» пять раз и всякий раз рыдали на ней. Но таких человек десять, сто. Для рентабельности подобного фильма это ничто. Сотня из них говорит: «Это самый прекрасный фильм Делона за всю его жизнь». А где три миллиона, которые на него были ухлопаны? Ясно только, что если я все еще существую, то благодаря зрителям. Вы заговорили об «Амадее». А знаете ли вы, что мне предлагали сыграть в спектакле по этому сценарию, но я отказался по чисто профессиональным причинам. Впрочем, я убежден, что снятый во Франции, французами, этот фильм не имел бы такого успеха. Все, что к нам приходит из США, априорно пользуется вниманием.

– Вы находите?

– Абсолютно. Аналогичные вещи, сделанные у нас, отвергались. В такой же мере не приемлют и сделанное Делоном, тогда как соглашаются смотреть снятое другими.

– И почему же?

– Не могу объяснить (со злостью). Наверное, потому, что Делон – это явление, миф. Как видите, я заговорил о себе в третьем лице! Но это делает продюсер, а не актер (смеется)! Почему Делон вызывает ненависть, страсти, ревность, зависть?.. Откуда я знаю. Почему запретили рекламный ролик для людей моложе 13 лет? Такое происходит только со мной. Хотите, чтобы я еще назвал «Адский поезд» (антирасистский фильм Робера Анена. – А.Б.) или «Великое прощение» (того же Анена. – А.Б.)? Все это не имеет отношения к главным актерам (Роже Анену. – «Премьер»). Однако, если бы я снял «Великое прощение», он бы наверняка не прошел. И так все 28 лет. Я не жалуюсь, я просто констатирую.

– Вы часто говорите, что успех фильма объясняется способностью зрителя сопереживать герою. Не считаете ли вы, что ваши недавние заявления в поддержку Жан Мари Ле Пена создают вам дополнительные трудности?

– Глупости! Почему тогда, насмешив всех, Пикколи не лишился поддержки зрителей?

– Потому, что большинство зрителей солидарно с ним, а не с вами. Ваши высказывания выглядят более экстремистскими. Не кажется ли вам, что, когда молодые люди отправляются в кино, зная о том, что вы одобряете разглагольствования Ле Пена по поводу демонстрации, организованной «SOS – Расизм» на площади Согласия, в духе: «Надо бы дать им пинка в зад» (имеются в виду иммигранты из Африки и Азии. – А.Б.), это не может не повлиять на их желание смотреть ваш фильм?

– Нет. Это все заумь. Франция всегда была поделена на два лагеря. К тому же слова Ле Пена относятся не ко всем зрителям. Возможно, к тем, что постарше 18 лет. Основную же массу зрителей составляет молодежь от 8 до 17 лет. (В пылу полемики Делон явно забывает, что основной контингент кинозрителей – это люди от 18 до 25 лет. – А.Б.) Не надо смешивать жанры.

– Разумеется, не надо. Но раз вы известная личность и выступаете с подобными заявлениями, возникает вопрос, не скажется ли это на вашей репутации?

– Я убежден, что это не имеет к ней отношения. Своими уроками социализма по телефону Пикколи не привлек зрителей. Этого великого актера хотят смотреть и правые и левые. К тому, что он вел себя по телефону глупо. И даже если вы считаете, что я валяю дурака, рассуждая о том о сем, это тоже не касается моих картин… Меня смотрят зрители разных политических взглядов. Вспомните такого великого актера, как Жерар Филип. Он был коммунистом (это неверно, Филип был «симпатизирующим» КПФ. – А.Б.). Его фильмы смотрели 10–14 процентов зрителей. Несмотря на его откровения, зритель все равно смотрит такого прекрасного актера, как Депардье. А что вы скажете об Иве Монтане? Как он вел себя до того, как прозрел, и после этого? Разве это отразилось на посещаемости фильмов с его участием? Разве он потерял левых и приобрел правых? Нет… Вероятно, все это касается небольшой части меньшинства. Во всяком случае, это не может повлиять на сборы и успех фильма.

– Что вы испытали, когда узнали, что получили премию «Сезар»? Вы ведь не явились на церемонию вручения…

– Потому что мне в высшей степени на это наплевать. Я не ходил на эти сборища с самого их учреждения. С чего бы я стал менять свои привычки?

– Вы не пошли и в год выпуска «Господина Клейна».

– В тот год все получили премии, кроме меня («Сезары» этому фильму были присуждены по категориям «Лучший фильм», «Режиссер» и «Художник». – А.Б.). Почему? Я не собираюсь вникать в политико-кинематографические соображения. Разве кто-нибудь получил премию в тот год за «Господина Клейна» на Каннском фестивале? А фильм был в конкурсе. Не припомню, кто получил приз за мужскую роль. (Хосе Луис Гомец за фильм «Паскауль Дуарте». – «Премьер».) Можете делать выводы.

– Вы часто с теплотой и с восхищением отзываетесь о Клоде Сотэ…

– Потому что это великий французский режиссер.

– Почему продюсер Делон не пригласит его снять фильм?

– Мы часто встречаемся, и Клод всегда говорит мне: «Непременно сниму фильм с тобой». А я отвечаю: «Согласен. Принимайся за работу…» Когда-нибудь это случится. Однажды я отказался сниматься у него в картине «Макс и жестянщики», и он обиделся. Потом был период, когда он работал с Роми Шнайдер, а после «Бассейна» не захотел воскресить дуэт Делон – Шнайдер… Кстати, известно ли вам, что иные режиссеры не любят снимать «звезд»? Ведь «звездами» они считают себя. Я знаю, например, что никогда не буду сниматься у Лелуша, ибо его фильмы – это в первую очередь фильмы самого Лелуша. Это он в них «звезда», что не умаляет его большого таланта. Есть браки, которые никогда не будут заключены.

– Нас, зрителей, очень бы привлекла ваша встреча с актерами нового поколения – Депардье, Жиродо, Ланвеном…

– Я с восторгом вспоминаю брак Делон – Бай в «Нашей истории», хотя это и не пришлось многим по вкусу. Что же касается других, да… Но я ведь не единственный продюсер во Франции. Поскольку же они так много времени проводят на собраниях и тратят время на всякие заявления (Делон имеет в виду своих коллег продюсеров Кристиана Фешнера, Алена Сарда и Алена Терзьяна. – «Премьер»), пусть подумают. Однажды я уже свел в одном фильме Делона и Бельмондо, пусть теперь сводят тоже кого хотят. Я же открыт для всех. Но работать за всех не могу. Да и откуда вам известно, что актеры нового поколения хотят сниматься с Делоном? Мне представляется, что новым актерам – и Жан-Поль говорит об этом тоже – присущ новый образ мыслей. По отношению к старикам – слава богу, мы еще не достигли возраста Монтана и Вентуры! – они проявляют известную агрессивность, которую ни я, ни Жан-Поль не можем объяснить. Когда мы начинали, еще снимались Жерар Филип, Анри Видаль, Жан Маре… Я всегда восхищался ими, выражал им свое уважение. Новые же актеры в своих заявлениях высказывают какую-то озлобленность по отношению к нам. Странно это… Может, это объясняется их страхом? Знаете, я ведь снимался с Габеном, Ланкастером и др. Я могу сниматься с кем угодно. Можете себе представить, мне не решались поручить роль Шарлю. Продюсеры, прокатчики, режиссер – все считали, что я не соглашусь. А кто еще согласился на эту роль?..

– Вы были продюсером фильма Бернара Стара «Новобрачный», весьма далекого от ваших обычных интересов. И тем не менее…

– Он не имел успеха, но это прекрасный фильм. Он действительно очень далек от моих интересов (в фильме рассказывалась история безумной любви маляра и буржуазки. – А.Б.). Но я готов всегда финансировать любой фильм без моего участия как актера. Обычно же ко мне приходят за тем, чтобы я был не только продюсером, но и актером на главную роль!

– Вы поклонник художника Жерико. Так почему бы вам не снять экранизацию «Страстной недели» Луи Арагона, в котором рассказана его жизнь?

– Если вы согласитесь стать моим сопродюсером, охотно. Ведь ваш журнал неплохо продается (смеется). «Страстная неделя» обошлась бы очень дорого, а барыш был бы наверняка невелик! Ведь кино – это искусство. И промышленность.

– Намерены ли вы сами поставить фильмы, в которых бы не выступили актером?

– Да. Я мечтаю о фильме без моего участия. Я наверняка его сделаю, только не знаю когда. Мне приходится заниматься столькими вещами сразу!

– Ваш приход в режиссуру произошел как-то странно. В рекламном ролике даже не было сказано, что вы постановщик. А ведь появление Делона-режиссера – это событие. Вы же словно хотели, чтобы это прошло незамеченным.

– Уж я такой. Я не буду ставить точки над «i». Делон-режиссер просто ставит себя на свое место по отношению к Делону-актеру. Быть может, это такая форма стыдливости. Думаете, если я написал в титрах фильма Стора «Делон представляет», то почему бы не тут? И не правы. Я рассуждаю иначе. Я не собираюсь выставлять себя напоказ. Я просто помещаю себя на свое место.

– В вашей карьере смущает тот факт, что вы регулярно флиртуете со своей обычной репутацией. Словно сыграв в «Непокоренном», «Учителе», «Нашей истории», вы больше не хотите быть красивым, сильным, победителем…

– Дело не в том, что я не хочу выглядеть красивым. Ведь я актер. Смысл существования актера как раз в том, чтобы играть разные роли, любых героев. Иначе надо менять профессию. Мне не интересно сниматься только в картинах типа «Слово полицейского», демонстрировать Делона, изображать Делона с его физиономией… Мне интересно играть сложные роли, типа Шарлю или в «Нашей истории». Иначе я бы пошел иным, более легким путем. Ставил бы себе полары, и быстро бы все кончилось. Зритель бы пресытился. Нельзя же подавать все время одно и то же блюдо!

– Мы это почувствовали после «Господина Клейна».

– Надо понять, что нельзя делать кино для кучки зрителей. Надо заинтересовать все категории зрителей. Пусть они все решают.

– Верно. Но в истории вы останетесь благодаря «Леопарду», «Рокко», «Нашей истории», Шарлю…

– Я такого же мнения. Но с нами согласятся человек сто, а для сотни нельзя снимать кино. Или уж на узкой пленке с приглашением на просмотр этой сотни людей. Фильм снимается для народа, народ выбирает главу государства. Только не для полдюжины интеллигентов – левых и правых. «Премьер» и «Экспансьон», «Уэстр-Франс» и «Форчун» читают разные люди. Так вот, мир существует не только благодаря чтению «Форчун».

– Есть фильмы, о которых вы сожалеете, что снимались в них?

– Ни одного. Я никогда не снимался по принуждению, ради заработка.

– Подчас, слушая популярную личность, коей вы являетесь, вспоминаешь героя «Леопарда». Он начинает с бунта и кончает защитником порядка, становится столпом общества. Вы начали с ролей бунтарей, опасных для безопасности людей, а теперь защищаете порядок и традиционные ценности.

– Увидите, каким защитником я являюсь в «Слове полицейского» (смех)! Нужно постоянно меняться вместе с жизнью. В пятьдесят лет нельзя быть похожим на двадцатилетнего. Следует прислушиваться к жизни, меняться вместе с ней. Габен не мог бы быть одинаковым в «Пепе-ле-Моко» и «Страстной неделе»…

– И все же всем ролям Габена было свойственно нечто общее. Старый Габен – это постаревший молодой. У вас же чувствуется разрыв. Вы были лучезарным, светлым, а стали мрачным и нахмуренным. Такое впечатление, будто «Самурай» победил всех.

Улыбаясь:

– Мне кажется, вы заблуждаетесь. Вы ведь знаете, что в течение одного года я снялся в «Учителе» и «Самурае». Похоже, мы произвели неплохой обзор моей карьеры, а?

– Да. Остается надеяться, что фильм «Слово полицейского» нам понравится (смеется).

Улыбаясь:

– Вам не понравится – ведь там у меня в руке револьвер.

– Кто знает? Но если и не понравится, мы сможем прийти на съемку очередного фильма Пинейро.

– Разумеется… (Смеется.)