Не походить на слесарей и консьержек[7]

Не походить на слесарей и консьержек[7]

«Пари-Матч». Какие воспоминания оставило у вас пребывание на таком крупном кинематографическом событии, как Каннский фестиваль, где демонстрировался фильм «Возвращение Казановы»?

А. Делон. Хорошие. И не очень хорошие. Когда я побывал там два года назад, я был очень горячо встречен. Я вспоминаю… о моем белом шарфе, развевающемся по ветру в тот вечер, о Софии Лорен в сопровождении сына, с которыми я случайно столкнулся на нижней ступеньке лестницы. Я невольно вспомнил другой вечер, когда показывали «Затмение» Антониони и я приехал на открытой машине вместе с Софией и Роми. Это было великолепно. (Передо мной их фото: София Лорен в белом платье и шляпке с флердоранжем, Ален Делон в светлом костюме и галстуке, заметьте – без ныне обязательной «бабочки», и ослепительная Роми Шнайдер в белом костюме и шляпке с полями колоколом, под руку с Делоном. На том фестивале «Затмение» получило Специальный приз жюри «экзэкво» с «Процессом Жанны д’Арк» Робера Брессона. – А.Б.)

– Вы снимаетесь в кино тридцать лет. Кажется, на Каннском же фестивале, куда вы приехали вместе с Жан Клодом Бриали, все и началось.

– Действительно. Мы приехали в 1957 году с Жан Клодом, и однажды в «Виски а того» американский «искатель талантов» предложил мне съездить в Рим к Слезнику, который находился в Италии на съемках картины «Прощай, оружие» с Роком Хадсоном. Я сделал удачные пробы и получил предложение подписать пресловутый контракт на 7 лет в Голливуде. Но по совету Ива Аллегре отказался. Я остался во Франции, и моя карьера пошла по другому пути.

– И вы не испытывали сожаления тогда, хотя позднее все равно отправились сниматься в Голливуде?

– Никакого. Не думаю, чтобы за океаном у меня сложилась такая же карьера, как во Франции. Я слишком привязан к своей стране. Я люблю маленькие кафе, багеты хлеба и воздух Парижа. В свое время я был там с женой и сыном. Я хандрил. Часами разговаривал по телефону с друзьями, а в остальное время просил принести мне сосиски.

– Разве не продюсер Боб Эванс вам повторял, что, работая в США, вы станете величайшей «звездой» в мире и получите роль в «Крестном»?

– Я сам не хотел. Надо было научиться говорить по-английски с итальянским акцентом. А мне это не нравилось. Я латинянин и никогда бы не смог жить в США. Даже пользуясь статусом «звезды», который мне предлагали всякий раз, когда я ездил туда сниматься. То был даже не выбор карьеры, а выбор образа жизни.

– Вы стали «звездой» во Франции. И за ее пределами. Оказаться в конкурсе фестиваля – это вас раздражало или забавляло? То есть участвовать в погоне за призом за исполнение роли? Что вы почувствовали, получив от ворот поворот?

– Таковы правила игры. И я согласен с ними. Это меня больше не забавляет и не раздражает. Все нормально. Мне известно, что «Возвращение Казановы» должен был сначала показываться вне конкурса, но как продюсер и актер я хотел, чтобы его включили в конкурс.

– Такого рода ситуация в прошлом ведь не приносила вам удовлетворения.

– Разумеется, нет. В свое время я весьма скверно пережил не приглашение «Нашей истории» Бертрана Блие. И откровенно высказал свое неодобрение. Это был очень хороший фильм. Я поссорился с людьми из-за него, ибо считал это несправедливостью. Я был страшно разочарован – почему бы мне это не признать, раз я привык так поступать всегда? – когда в 1976 году моя работа в «Господине Клейне» не получила должной оценки. Я поклялся тогда, что больше никогда не приеду на фестиваль.

– В этом году жюри возглавлял Жерар Депардье. Какие у вас отношения!

– В своей карьере мы идем разными путями. Они никогда не пересекались, за исключением «Двое в городе». Мы не поддерживаем отношений. Я очень мало знаком с ним. Только здороваемся, когда встречаемся.

– В «Возвращении Казановы» зрители и жюри увидели вас в роли стареющего, морщинистого, тучного обольстителя. Долго ли вы раздумывали, прежде чем решились влезть в шкуру этого персонажа, не имеющего ничего общего с победоносным соблазнителем?

– Нисколько. Я прочитал сценарий, он мне понравился сразу. Его написали по роману, в котором Казанова был показан именно таким. Если бы все было иначе, я бы отказался.

– Вам его предложили еще четыре года назад, и тогда вы отказались.

– Да. Мой бывший импресарио Жорж Бом прислал мне книгу Артура Шницлера по случаю моего 52-летия. Всему в жизни должно быть время и место. Тогда я нашел Казанову на склоне дней и готового вернуться в Венецию слишком старым для себя. Четыре года спустя Ален Сард снова заговорил об этом проекте. Я перечитал сценарий и на этот раз согласился.

– Вас, стало быть, не смущало играть стареющего фата?

– Нет, потому что понял, какая это великолепная роль. А также то, что могу создать оригинальный и личностный характер, сделав его правдоподобным. В конце концов, ведь это моя профессия – играть роли и создавать характеры. Какими бы они ни были.

– Поговорим о вашем образе: вы набрали лишний вес и выставляете напоказ свои «гусиные лапки».

– Я сам на этом настоял. Я сказал режиссеру Эдуару Нирмансу, что наберу пять-шесть кило, от которых мне теперь трудно отделаться. У меня также немного загримировано лицо. Не сильно, ибо я терпеть не могу, когда до него дотрагиваются. Практически во всех своих фильмах, кроме «Борсалино», я играл без грима.

– Любите ли вы сниматься в костюмных фильмах, носить камзолы и парики?

– Терпеть не могу. Меня раздражает необходимость приходить за полтора часа до съемки на грим. Я обожаю являться, как боксер на ринг, за пять минут до боя.

– Как такой человек, как вы, столь озабоченный своим «имиджем», допускаете, чтобы вас называли старым дромадером и говорили, что у вас плохо пахнет изо рта?

– Я это обожаю, ибо оно входит составной частью в профессию актера. При этом меня беспокоит не то, что я делаю, а то, как это будет воспринято.

– И вас не смущает, что какая-то девчонка отвергает вас, Алена Делона, тогда как вы за ней ухаживаете, разыгрывая сердцееда?

– Нет. Моя секретарша сказала, смеясь, как может эта молодая девушка не влюбиться в меня. Я хочу ее поправить. В этой истории речь идет не об Алене Делоне, а о Казанове.

– Но все равно мы имеем в виду ваш «имидж». Вы известны как обольститель. По результатам опроса читателей и читательниц «Пари-Матч» вы выбраны на роль Ретта Батлера в продолжении «Унесенных ветром». В ваших объятиях побывало много самых красивых актрис, и вы заставите дорого заплатить глупую, претенциозную женщину, в постель которой вам удается пролезть лишь благодаря постыдному маневру. Это что, результат смелости или легкомыслия?

– Я пошел на риск. А если на него не идти, то зачем заниматься нашей профессией? Я об этом не жалею. Иначе придется схватить плащ и револьвер.

– Ваш зритель даже поперхнулся, увидев вас в роли пьющего, рогоносца и побитого хозяина гаража в «Нашей истории».

– Эту неудачу я запомнил навсегда… Я знаю, что выбор роли Казановы тоже окажется непреодолимым препятствием. Но я действительно много работал над образом героя. В жизни я иной, чем в фильме. Пусть никто не ошибается на этот счет.

– Удается ли вам легко пренебрегать критикой?

– Да. А вот несправедливостью – нет. Мне не нравится, когда говорят несправедливые вещи о моей профессии актера. Однажды я был в ярости, прочитав, что Делон держит в руке револьвер, как зубную щетку. С ума сойти можно. Меня можно не любить с револьвером в руке – это одно. Меня беспокоит и возмущает то, что не признают, насколько ответственно я занимаюсь своим делом.

– Считаете ли на самом деле, что большая часть вашей карьеры позади?

– Да, я больше не встречу никогда таких людей, как Висконти, Клеман, Мельвиль или Лоузи…

– Означает ли это, что вас больше ничто не волнует в вашей профессии?

– Только новые встречи. Сильные и непредвиденные. Например, мечтаю получить возможность перед смертью произнести реплику в диалоге с Марлоном Брандо. Для этого я готов переплыть снова океан.

– Какие еще актеры, помимо него, вас потрясли в жизни?

– Ричард Видмарк и Стерлинг Хейден, Монтгомери Клифт, Пьер Брассер и Гарри Бор, Ремю, Барт Ланкастер и Жан Габен. С последними двумя я играл вместе.

– А Жан-Поль Бельмондо?

– Разумеется. Я восхищаюсь им. В течение 30 лет мы вместе бежим стометровку. Нас связывает братство. Моя жизнь – это его, а его – моя. Все, что касается его, трогает и меня. Когда его сын решил жениться, я послал телеграмму, что непременно приеду, ибо там мое место, там моя семья. Но моим богом является актер Джон Гарфилд, я ему поклоняюсь. Задолго до Брандо он делал то, к чему Марлон пришел спустя двадцать лет…

– Ибо, как и вы позднее, этот актер, сыгравший в фильме «Почтальон звонит дважды», создал на экране образ бунтаря и всегда готов был нести всю меру ответственности за происходящее на экране?

– Мне кажется, что уже в то время, когда я не думал о кино, я неосознанно узнавал себя в его героях. Хотелось бы, чтобы мой конец был более счастливым, чем у него.

– Случается ли вам показывать жене ваши старые фильмы?

– Редко, ибо с прежними фильмами всегда связаны воспоминания, от которых бывает больно. Я не люблю смотреть старые картины, ибо меня охватывает хандра и начинаю плакать. Я не в силах видеть на экране то, что связано с Лукино и Роми.

– Значит, вы никогда не вспоминаете прошлое?

– Все время о нем думаю. Один. Оно у меня в голове. В сердце. Все, кого я любил, продолжают жить во мне. И помогают преодолевать преграды и побеждать трудности. Они сделали меня таким, каким я стал. И коли я посмел сыграть Казанову так, как сыграл, этим я тоже обязан им. Я дарю им себя в этой роли. Часто говорят, что я гордец и честолюбец, возможно, это так, но главным образом я человек, который стремится делать свое дело наилучшим образом. Человек, который никогда не привыкнет жить без нежности, без любви и без волнения.