12. Горох и кукурузный хлеб

12. Горох и кукурузный хлеб

Идем вниз, сэр!

Друпи Дог

Я погладил свой пейджер. Он стал чем-то вроде моего антиталисмана, свидетельством плохой кармы.

У меня были большие проблемы. Даже сейчас, утром, когда я сидел на занятиях по экзистенциализму и пытался сфокусироваться на сестре Тиффани и смысле жизни, мне казалось, что я качу в гору свой камень. Губы сестры Тиффани двигались, но я не слышал ни слова из того, что она говорила. Обычно я проводил время на ее уроках, глядя на Кристи и мечтая о нашей будущей сладкой жизни.

Но не сегодня.

«Ты любишь свою мамочку, Брэдди?» — этот вопрос продолжал звучать у меня в голове.

Я видел себя в гавайской рубашке и шортах цвета хаки, глядящим на себя в зеркало рядом с фотографией Брэдди в гавайской рубашке и шортах цвета хаки. И в зеркале я видел того же Брэдди. Меня не было. Милые, приятные картинки: отец, вышибающий себе мозги из пистолета; пьяный Брэдди, врезающийся в автобус; мамочка, снова и снова стирающая гавайскую рубашку, пока с нее не сходит последнее пятно крови…

«Ты любишь свою мамочку, Брэдди?»

Мне хотелось позвонить Кристи после того, как я покинул дом с палисадником. Я даже взял в руку телефон, но так и не смог нажать кнопку. Я чувствовал себя препаршиво. Мне хотелось прицепиться к кому-то, ввязаться в драку, разбить кому-нибудь морду до крови. Вместо этого я пошел и купил торт с идиотской надписью «С днем рождения», мороженое и все это съел. Но все равно чувствовал себя настолько голодным и неудовлетворенным, что мог бы заняться сексом с лошадью. Я попробовал уснуть, но это было настоящей пыткой.

Тогда я решил завалиться к Санни. Вечеринка в 3-Д была в разгаре: цыпочки Дикси дрались и целовались по-французски, Круэлла и Санни искушали. Везде шатались какие-то люди, которых я раньше никогда не видел и никогда больше не увижу. Джейд не было, и мне стало грустно из-за этого. Санни обслужил меня, поцеловал в обе щеки и даже проявил участие.

— Эй, мальчик, что-то у тебя глаза воспаленные. Как поживает работа, крошка? Ух-ух, одна из них, да? Ладно, давай я принесу тебе капельку «Джек и Джил».

Он принес мне немного «Джека Дэниэлса», а потом представил меня милой девушке, которую он уже окрестил Лютиком. Когда она забрела в ресторан сегодня днем, Санни приложил все свое магическое очарование, и — пуфф! — она уже в 3-Д, курит на балконе, хихикая в толпе веселящихся идиотов. Ей может быть тринадцать, может, пятнадцать, но точно не больше шестнадцати.

Она немного щербата, блондинка, волосы собраны в «конский хвостик». Она еще не совсем прижилась в кругу 3-Д, но девушка, которую теперь зовут Лютик, абсолютно восхитительна в этой своей миленькой мужской рубашке и с сумочкой из мягкой байки.

Санни прошептал мне, что хочет, чтобы я ввел ее в «общество». Она — мое сегодняшнее задание. Я начинаю занимать ее разговором, одновременно мы тусуемся, переходя от одной группы к другой. Я настроен иронично, ведь я только один из мальчиков секс-фабрики, и у меня никогда не было женщины в моей собственной квартире, как не было и самой квартиры с коврами на полу и стенах. Это потому, что я не хотел гадить там, где жил.

Лютик была еще просто маленьким сладким существом, но в ее глазах уже явственно читалось «сдается внаем». Она была очень гибкая, что-то обезьянье было в ее движениях. Я не был уверен, что она когда-либо занималась сексом, но Санни велел мне сделать из нее цыпочку, и я чувствовал себя ответственным за это важное поручение.

Я не позволял себе думать, что я делал что-то плохое, что оказывал ей паршивую услугу, скорее, я хотел бы выглядеть ее сексуальным помощником. Я не мог позволить себе думать по-иному.

Мне, напротив, нравилось строить из себя учителя, наставляющего сбежавшую из дома маменькину дочку и неумеху, как заработать себе на кусок хлеба с маслом. Мне казалось, что так я забираю ее с улицы, где она точно не раз вляпалась бы в неприятности.

Вот так я отделял мух от котлет, вот так я вершил судьбу девушки, которую теперь звали Лютик. Угадайте, какой урок был первым?

ДЕНЬГИ ВСЕГДА БЕРИ ВПЕРЕД.

После того как я объяснил ей что к чему, мы продвинулись ко второй части лекции. Она училась с энтузиазмом и радостно отдавалась урокам; особенно нам понравился экзамен по оральному сексу, который она блестяще сдала. Немаловажным было то, что она стремилась понравиться и удовлетворить, что, как правило, помогает стать первоклассной проституткой. Плюс, естественно, она была сломанной, голодной, без семьи, которая позаботилась бы о ней. Ей некуда было идти, и во всем огромном мире не было никого, кто помог бы ей.

Мы плавали в реке с девушкой, которую теперь звали Лютик, вокруг скакали шаловливые дельфины, и, когда брызги водопада ударили нам в лицо, я понял, что все в этом мире идет как надо. Да, все было правильно.

Несмотря на это, днем позже, сидя на уроке экзистенциализма, я постоянно ловил себя на том, что без конца трогаю свой пейджер.

«Брэдди любит мамочку?» — стучало у меня в голове и моя макушка, кажется, готова было взорваться.

Урок тянулся невыносимо долго, и, когда наконец он закончился, я быстро смылся. Я надеялся, что Кристи идет за мной. Мне это было нужно. Я загадал: если Кристи идет за мной, значит, боги на моей стороне, значит, все будет хорошо. Пока я спускался по холму, оглядывая Голливуд, раскинувшийся внизу в ярком дневном свете, движение, воздух и солнце оживили меня. Ветер разогнал облака и дымку, и был хорошо виден весь путь до океана. Я вдыхал запах теплой травы и ждал Кристи, стараясь выглядеть обычным студентом колледжа, наслаждающимся экзистенциальным солнечным днем. Мне не хотелось выглядеть цыпочкой на отдыхе.

Но Кристи не пришла.

Я привык к тому, что обычно она сама тянулась ко мне, но сегодня я страдал без нее. Я понял теперь, что мне нужно было пригласить ее с собой на ланч, поболтать о монахинях, угостить пивом, может, даже заняться старым добрым американским сексом. Я ждал и ждал, едва сдерживая себя.

В конце концов, простояв, сколько мог, я пошел искать Кристи. В классе сестра Тиффани болтала с несколькими оставшимися учениками, среди которых ее не было. Я спустился в библиотеку. Никого. Обратно на улицу. Ее нет. В кафетерии я столкнулся с кем-то, и мои кулаки зажили собственной жизнью, мгновенно сжавшись от злобы. К счастью, я успел остановиться перед ударом, и мне удалось подавить приступ агрессии. Вежливый английский мальчик взял верх, и я механически начал извиняться — извиняться слишком быстро и многословно. Парень, стоявший передо мной, поглядел на меня, как на сбежавшего из психушки. Я оборвал поток извинений и просканировал столовую: Кристи нет, Кристи нет, Кристи нет! Я рванул обратно на холмы и осмотрелся: Кристи нет. В мою голову хлынула волна бешенства и раздражения. Мне захотелось разбить зеркало, раскроить кому-нибудь череп, ударить в экран телевизора, так, чтобы рука прошла через него. Казалось, что если я не найду эту девушку, то не смогу спокойно жить дальше. Я знал, что совершу что-то страшное.

* * *

Когда мне было десять, отец и мать купили трейлер «виннебаго», и мы поехали смотреть Америку.

Старый, добрый Большой каньон приветствовал нас. Казалось, что когда-то внутри старушки планеты произошел взрыв, что-то вырвалось наружу, вспарывая скалы, а шрам остался до сих пор. Мы собирали дрова, похожие на кости, и разводили костры в местах, где духи танцуют шаманские танцы. Мы видели медведей, оленей и даже бобров.

Мои родители изучили Америку даже лучше, чем коренные американцы. Они показывали нам леса и озера, Млечный Путь, водопады и много других чудес природы.

А я так никогда и не поблагодарил их за это.

* * *

Кристи.

Она стояла в укромном уголке солнечной Калифорнии и выглядела как Мадонна, мать Иисуса Христа, нашего Господа и Спасителя, которая пишет записку, опираясь на мой мотоцикл.

Кристи, Кристи, Кристи!!!

Я был безумно счастлив видеть эту девушку.

Я подкрался к ней сзади и закрыл ладонями глаза. Она вздрогнула от неожиданности, а потом, почувствовав, что это я, расслабилась и тихонько засмеялась. На душе стало спокойно, в цыплячьем стане все пришло в полный порядок, а в жизнь вернулось солнце.

— Сестра Тиффани? — игриво спросила Кристи.

— Ты никому не рассказала о нас, правда? — спросил я.

— Черт, нет, конечно, — ответила она.

— Клянешься Богом? — спросил я.

— Клянусь Богом, сестра…

Я развернул Кристи к себе и взглянул в ее лукавые глаза.

— Я имела в виду, Дэвид, э-э-э… как дела?

— Так что, ты и сестра Тиффани?.. — улыбнулся я.

— Ты не возражаешь? — в глазах Кристи запрыгали бесенята.

Я всегда забывал, какой она может быть веселой.

— Нет, я всегда мечтал заняться любовью втроем с монашкой, — сказал я. — Хочешь прогуляться?

— Куда?

— К тебе.

Я поцеловал ее в губы, которые и в этот раз не показались мне тонкими.

— Ты серьезно? — спросила она.

— Конечно.

Все было намного лучше, чем я мог себе представить.

— Ладно, я хотела пойти в библиотеку, но… да, хорошо, почему бы и нет, — сказала она.

О боги! Как только я окончательно забыл обо всем, мой пейджер начал звонить.

* * *

Мне было восемь, но я как сейчас помню тот обед. Наш отец-иммигрант ел жирную свиную ногу, а все дети рассказывали, какие полезные американские вещи они сегодня сделали.

Мой шестилетний малорослый брат, логически мыслящий гений математики, лютой ненавистью ненавидел горох. И категорически отказывался его есть. Мама вела с ним долгие переговоры, но он игнорировал все ее слова и доводы. В конце концов, когда она начала на него давить, он провозгласил громким писклявым голосом: «Я больше никогда не буду есть горох».

Мама притворилось очень озабоченной, но можно было догадаться, что думает она совсем не о горохе, а о более важных вещах, которые не дают ей спокойно жить.

— Ешь свой гребаный горох, — неожиданно сказал отец.

Это было необычно. Он никогда не вмешивался в воспитание детей. Мне казалось, что у брата не было выбора: он должен просто заткнуться и начать есть горох.

Но, к моему удивлению, он упрямо смотрел на отца.

Это становилось занятным.

* * *

Мой пейджер продолжал звонить, он посылал сигналы секса моей совести и моему пустому карману. Желание получить деньги победило, и я машинально схватил вибрирующую коробочку, не обращая внимания на Кристи.

— Все в порядке? — ее вопрос вытащил меня из комнаты пыток.

— Нет, я в порядке. Конечно, да… Я в порядке. Все хорошо.

Но чем больше я говорил о том, что все хорошо, тем меньше в это верил.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — поинтересовалась Кристи.

— Нет, это насчет работы. Мне нужно позвонить, — выдал я ей жалкое подобие улыбки, стараясь оставаться спокойным, но непроизвольно напрягаясь, как задница бодибилдера.

— Хочешь, я пойду с тобой? — заботливо спросила она.

— Нет! — почти выкрикнул я.

Это прозвучало слишком громко и резко, и мне тут же захотелось забрать свои слова обратно, еще до того, как они сорвались у меня с языка.

Кристи вздохнула. А что ей еще оставалось делать, когда я внезапно, прямо на глазах, превратился из милого бойфренда в хамоватого идиота?

— Дэвид, что такое? Что случилось? — повторила вопрос Кристи.

Она была неравнодушной. И я любил ее за это.

* * *

За обеденным столом воцаряется пугающая тишина, как в тех вестернах, когда лесоруб обвиняет друзей в воровстве, и все ждут, чей пистолет выстрелит первым.

— Ешь свой хренов горох или я затолкаю его тебе в глотку, — гавкает мой отец.

Понятно, что он не шутит, но мой низкорослый братец даже не шевелится.

— Ты будешь сидеть на этом гребаном стуле, пока не сожрешь этот гребаный горох! — выкрикивает отец и краснеет, его вены вздуваются, а я представляю, что если бы можно было повернуть клапан в его голове, то мы понаблюдали бы, как из его ушей валит дым, словно в старых мультиках.

Медленным движением мой брат цепляет на вилку горошину, осторожно кладет ее в рот и заглатывает со страдальческим выражением лица.

Тихо. Очень тихо. Ужасная звенящая тишина.

После того как исчезли еще три ненавистные горошины, все возобновили свое веселое подшучивание друг над дружкой. Все, кроме моего отца. Он не сказал ничего. Я внутренне рассмеялся. Мой маленький гениальный брат просто сделал его.

* * *

— Кристи, извини, мне правда жаль. Мой босс, он… чего-то хочет от меня. Так что извини… — дал я задний ход, пытаясь сгладить ситуацию.

— Я ничего не понимаю… Чем ты занимаешься?

— Служба доставки: посылки, конверты, документы, знаешь ли. Я езжу в Малибу, Беверли-Хиллз или Уолли, и, если я работаю ночью или делаю срочный заказ, это приносит мне неплохие деньги. Поскольку родители бросили меня, мне надо зарабатывать. Это хорошая работа, кроме моего выродка босса, — говорю я тихо, доверительным тоном, — он хочет это… совратить меня.

— О господи, но это же противозаконно! Хочешь, я скажу отцу? Он, вероятно, может…

Конечно, я не захотел, чтобы папочка вмешивался в мои дела:

— Нет, все в порядке, я поговорил с владельцем. Он на моей стороне. И я не хочу потерять работу.

— Конечно-конечно. Ладно, жалко. Если я чем-то могу помочь, ты только скажи, договорились?

Только сказать? Она выдала это так, будто это самое легкое дело в мире.

Сказать?

— Я пойду позвоню и… Я сейчас вернусь, — я повернулся к ней спиной, — извини. Ты простишь меня?

— Конечно, — проговорила Кристи, — я просто счастлива, что ты настолько доверяешь мне, чтобы сказать правду.

— Да, — буркнул я.

Я почти верил себе. Верил в службу доставки.

* * *

Мой отец сорвал свою ярость на посуде. Я едва успел положить в рот последний кусок ростбифа, как он наклонился и выхватил у меня тарелку. Он забрасывал ножи и вилки в посудомоечную машину — дзынь-дзынь-дзынь — со всей остальной посудой, а потом расставлял по местам резкими, быстрыми движениями — бум-бряк-звяк. Потом он рухнул в кресло, врубил телевизор и раздраженно засопел…

Много лет спустя я прочел рассказ Эдгара Аллана По о парне, который убил какого-то старого скрягу, похоронил его под своим домом, а потом чуть не тронулся умом. Ему начало казаться, будто он слышит, как все громче и громче бьется сердце покойника. Он терпел, пока мог, а потом сломался и пошел признаваться в преступлении полицейским.

Именно так я помнил храп моего отца: все громче и громче, пока это не становилось нестерпимым.

* * *

У мистера Хартли была для меня работа, хорошая работа, отличная работа, прямо сейчас, за двести баксов. И правда — отличная работа.

— Конечно, мистер Хартли. Я полностью готов.

Он довольно хихикнул:

— Замечательно. Дэвид, мы получили прекрасный отзыв о тебе, и твоя субботняя клиентка была очень довольна и приветлива.

— Я ценю это, это много для меня значит… Спасибо.

Я был доволен, потому что меня похвалили. Мне сейчас так нужно было одобрение. Я легко трепался с мистером Хартли. Мне легче было делать это с моим сутенером, чем с девушкой, в которую я был влюблен.

— Но мне интересно знать, что случилось в понедельник…

Я, как наяву, услышал играющий где-то вдалеке зловещий орган: «Та-та-та-там». Судьба стучится в дверь. Мое самообладание и легкое настроение улетучились. Что я сделал? Чего я не сделал? Что я сказал? Я сказал что-то не то? В каком дерьме я сейчас? Любит ли Брэдди мамочку?

— Э-э-э… ничего… Почему… она что-нибудь сказала?

У меня все сжалось внутри, даже дрожь пробила.

— Почему бы тебе не рассказать в точности, что произошло?

Мистер Хартли, чертов ублюдок.

Говори поменьше, а если сомневаешься, говори еще меньше.

— Ну… Это была обычная работа, вы знаете… — ответил я кратко.

Казалось, что сказать короче невозможно.

— Она не выглядела… расстроенной?

«Если я посмею сказать, что она не выглядела расстроенной, он поймет, что я лгу; но если я признаюсь, что она была не в себе, значит, я буду отвечать за все то дерьмо, что произошло после моего визита. Но буду ли?»

— Э-э-э… да. Думаю, она была немного расстроена. Но, клянусь Богом, я ничего не делал… — отступал я так быстро, как мог, молясь, чтобы поскорее закончилось это путешествие от Непорочного колледжа до Сансет-бульвара.

— Я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто хочу, чтобы ты рассказал мне как можно подробнее, что произошло, — мистер Хартли использовал холодный, деловой «не-ходить-вокруг-да-около» тон.

Я склонился под тяжестью невыносимого груза.

— Ну, она и правда выглядела расстроенной. Но это была не моя вина, клянусь Богом. Она даже дала мне чаевые, — я старался прикрыть свою задницу так, чтобы ни один розовый фрагмент не торчал на виду.

— Дэвид, — мистер Хартли явно хотел сказать что-то важное, раз начал предложение с моего имени, — мы ни в чем тебя не обвиняем. Поэтому я дал тебе сегодня этот заказ, чтобы доказать, что мы довольны тобой. Но я должен знать, что произошло. Подумай как следует.

— Ну, честно говоря, она выглядела немного…

Мне не хотелось произносить это слово, но я знал, что он все-таки заставит меня.

— Выглядела немного какой?

— Ну, немного… сумасшедшей.

Все, я сказал.

Пауза. Длинная пауза.

— Я не хочу, чтобы ты рассказывал об этом кому-нибудь. Никому. Ты понимаешь? — жутко серьезный голос мистера Хартли напугал меня.

— Да, абсолютно. Нет, я имею в виду, я никогда никому ничего не рассказываю, — я жонглировал словами с ловкостью опытного циркача.

— У клиентки… У нее проблемы, — осторожно сказал мистер Хартли.

— Что случилось? — меня терзала тревога.

— Чем меньше ты знаешь, тем лучше.

По тому, как мистер Хартли сказал это, я понял, что разговор окончен, и малодушно обрадовался этому, потому что не хотел думать об этом дерьме всю оставшуюся жизнь. Мне, собственно, было пофиг, что там случилось с мамочкой Брэдди.

Так что я проглотил все вопросы и запихнул всю эту чушь поглубже в память. Я надеялся, что это не будет слишком сильно беспокоить меня, пока я совершенно не забуду этот эпизод.

— У меня может оказаться что-то для тебя в эти выходные. Я только жду подтверждения, — мистер Хартли вернулся к первоначальному тону, будто страшного разговора и не было.

— Отлично. Я включу пейджер на вибрацию.

Он издал довольный смешок, затем задумался о чем-то своем.

Я терялся в догадках. Мамочка вспорола себе вены в горячей ванне? Проглотила пузырек таблеток? Отсосала у пистолета? Она в тот раз выглядела так, словно и правда могла все это проделать.

Драматическая личность.

Смени пластинку, Брэдди.

* * *

Мой младший братишка сидел за обеденным столом до одиннадцати часов ночи, до того момента, пока не затолкал в себя последнюю горошину. Обычно в это время мы уже спали, но развлечение было слишком шикарным, чтобы пропустить его.

Он выглядел таким маленьким, когда открывал дверь нашей спальни. Освещенный лампой сзади, он вошел как герой: маленький мальчик выстоял против взрослого человека. Брат улыбнулся веселой, светлой улыбкой. Мне хотелось сказать ему, какой он молодчина, но мое горло сковало молчание.

— Который час? — спросил я, хотя уже знал, что одиннадцать.

— Одиннадцать, — гордо сказал он.

— Ты устал?

— Пока нет, — бросил он небрежно.

Он лег в постель, но мы не спали, как полные радости заговорщики, победившие в секретном восстании.

Потом горох еще долго не появлялся на нашем столе.

* * *

Я вернулся к Кристи, сказал ей, что меня вызывают на работу, поцеловал на прощание, а потом поехал в престижный отель Беверли-Хиллз к своей двухсотдолларовой клиентке.

Она оказалась ширококостной, миловидной тетенькой со Среднего Запада, из местечка, где лопают сдобный хлеб и говядину. В город она приехала по делам и услышала от подруги по имени Франни о сервисе, то есть обо мне. Дай бог счастья Франни.

Мидвест нужно было поговорить. Она хотела, чтобы кто-то был добр к ней. Поговорить? Я всегда — за. Мы разговаривали. Я милый. Она симпатичная. Это были легкие деньги.

Она немного нервничала, но постепенно успокоилась и начала вникать в суть. Я работал по программе «Доставь-женщине-удовольствие» и вел ее к вратам земного райского сада, и Мидвест нравилось это. Я был на высоте.

Когда я мылся в ванной после того, как все закончилось, мой взгляд упал на зеркало, и я увидел несчастную общипанную цыпочку, глядящую на меня оттуда.

Но теперь у меня была своя система. Я знал, что могу думать о чем угодно: о теплом печенье в руке, о деньгах в кармане; я мог сосредоточиться на тех удовольствиях, которые будут ждать меня в 3-Д после того, как я уйду от клиентки. Это вдохновляло меня и позже, у Санни, где я ел тушеную капусту, кукурузный хлеб и посасывал пиво из бутылки. В 3-Д я мог быть хорошим, я мог нравиться и чувствовать уважение к себе, даже если я прислуга. Мы были единой семьей. У нас был свой собственный язык цыпочек, общие клиенты и шутки, как у адвокатов, масонов и астронавтов. Мне нравилось быть членом этого общества. Я макал кукурузный хлеб в соус-барбекю, который обжигал мой рот. Последнее время я постоянно был голоден. Днерожденческие торты и ведра мороженого не спасали меня. Но сегодня в 3-Д я ощущал благодатное насыщение.

Когда Санни тронул меня за плечо как родственник, я почувствовал себя дерьмовым королем, живущим шикарной жизнью.

— Мальчик, у меня есть отличное предложение для твоей задницы. И я имею в виду не то, о чем ты подумал. В пятницу вечером состоится большой костюмированный бал, и ты — среди приглашенных. Добро пожаловать на Шоу, бай-бай! — Санни издал боевой клич и отбил чечетку.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я, испытывая в равной степени и радость, и ужас.

— Это костюмированный бал, и там будет много баксов, мальчик. Прорва денег, много денег, страшно подумать, сколько денег, — Санни взглянул вверх и понизил голос, словно что-то замышлял, — и мне нужны новые туфли.

Вот почему Санни был первоклассным сутенером. Он вкладывал всю свою любовь в меня, предоставляя мне возможность зарабатывать для него деньги.