8. Жеребец и «Кинг Донг»

8. Жеребец и «Кинг Донг»

Вы, кто желали столь многого, напрасно просили —

Утолить ваш голод — непосильная задача.

Харт Крейн

— Ты не поверишь, в какое дерьмо вляпался мой несчастный козел, заноза-в-заднице муж! Он пытался нанять себе помощника. Исполнительный ассистент — ха! Исполнительный членосос — вот он кто. У меня нет денег, а то я развелась бы с этим долбаным кретином так быстро, что он не успел бы почесать свои яйца.

То же время. Тот же канал. Только на следующей неделе. Джорджия, на этот раз в красновато-коричневой домашней одежде и черных туфлях, снова курила.

Она не поздоровалась. Посматривая на меня, она избегала встречаться со мной взглядом, будто я — горгона Медуза мужского пола, монстр, которому нельзя глянуть в глаза без того, чтобы не превратиться в какую-нибудь дрянь вроде соляного столба или камня.

Я почти отключился от воплей Джорджии и погрузился в воспоминания о том, как проснулся в постели Кристи после чудесной ночи, проведенной вместе. Утром в комнате все смотрелось по-иному: салфеточки — неожиданно глупо и по-деревенски, фотографии на стенках — как причуды наивной школьницы в худшем варианте. При свете дня комната Кристи выглядела как будуар избалованной принцессы. Я мог держать пари, что она никогда в жизни не жарила цыплят. И уж конечно никогда не надевала прозрачную униформу и не скребла чистую посуду. Внезапно и сама Кристи перестала казаться мне такой уж горячей, такой уж классной и симпатичной. Ее нос выглядел немного приплюснутым, губы слишком тонкими, задница толстой, а титьки — слишком маленькими. И даже волосы, перекинутые вперед и закрывающие ее левую грудь, начали меня раздражать.

Я хотел, черт побери, свалить побыстрее из этого места, будто все оказалось гадким фокусом. Когда Кристи предложила мне приготовить завтрак, я, махом натянув свою футболку, начал мямлить что-то о том, что не могу задерживаться, потому что опаздываю на интервью по работе. И какую-то фигню о том, что мне надо работать ночью, но я ей позвоню, когда закончу, может, мы зависнем где-нибудь.

Не было у меня никакого интервью. И мне не надо было работать вечером. Я собирался завалиться на вечеринку к Санни в 3-Д, куда я точно не пригласил бы Кристи.

Она мгновенно заметила перемену во мне и замкнулась. Молча выскользнув из-под одеяла, моя подружка начала одеваться, собираясь идти на кухню готовить завтрак. Она нагибалась за вещами, а я засмотрелся на ее худенькую спину и вспомнил прошедшую ночь. Нет, Кристи все-таки была горячей штучкой. Кроме того, у нее такие нежные руки… И она такая искренняя…

А я что о себе возомнил? Черт, да кто я такой вообще? Проститутка. У меня все нутро перевернулось. Внезапно вспыхнуло желание. Я хотел ее как никогда.

— Послушай, мы прекрасно провели время этой ночью, — сказал я, прижавшись к ее спине и нежно поглаживая теплую кожу.

Я целовал ее в шею, мой мозг отключился, а тело стало действовать, как ему полагается.

— Знаешь, я тут подумал, что на завтрак я хотел бы тебя, — продолжал я, постепенно превращаясь в героя-любовника и не замечая этого.

Мои губы сами произносили стандартные фразы.

Я упал на кровать и потянул Кристи за собой. Она засмеялась. Мы вернулись к тому приятному занятию, которому посвятили часть ночи.

Я поцеловал ее в губы, которые оказались не такими уж и тонкими и положил руку ей на аккуратный задик. Кристи на завтрак была замечательной. Потом я сделал вид, что звоню, чтобы перенести интервью. Мы еще немного покувыркались в кровати, и я гордо повел Кристи завтракать на свои секс-бабки. Это было как-то официально. Теперь мы были парой…

Так что же я теперь делаю тут с Джорджией?

— Извини, что ты сказала? — переспросил я.

— Я сказала, что хотела бы поработать… над той вещью, о которой мы говорили на прошлой неделе, — смущенный голос маленькой девочки вернул меня в комнату голливудского отеля.

Джорджия прикурила еще одну сигарету. Я как-то скептически относился к возможности того, что она когда-нибудь испытает оргазм. Черт, она даже не может выдавить из себя это слово. Но я, конечно, готов был попытаться. За сто баксов.

— Да, конечно, — хитро улыбнулся я: мол, если кто-то и может ей подсобить, так только я.

Джорджия между тем внимательно рассматривала мои ноги, живот и задницу. В ее глазах не было даже искры желания, но ей явно нравилось изучать меня, будто какое-то экзотическое животное в клетке зоопарка.

Не откажусь ли я раздеться?

— Почему бы тебе не лечь на кровать? — предложил я и выключил свет.

Она легла в постель на спину, а я положил голову между ее ног. На этот раз я мог дышать, что очень помогало не слишком задумываться о том, что делаешь. Я взял ее руку, направил палец на клитор и нежно поводил им, стараясь возбудить женщину. Но когда я отнял руку, все осталось без изменений.

О, черт, это место было слишком сухим, чтобы пытаться взрастить там цветы любви. Понадобится много солнца, ведра воды и тонны навоза, чтобы там пророс хоть самый хилый цветочек. Сто долларов в моем кармане, наверное, потешались надо мной.

Черт, ощущение было такое, будто я целую мертвеца, облитого лимонным парфюмом.

Я работал, работал и работал, но ничто не могло увлажнить ее, и ничего не помогало. Вагина Джорджии оставалась сухой, как пустыня Сахара.

Чем хорош куннилингус, так это тем, что можно не заботиться о собственной эрекции. Можно даже смотреть прямо на Джорджию, не опасаясь последствий, можно думать о чем-то совсем постороннем…

Я радостно хватаюсь за эту соломинку и, пока пытаюсь оживить спящую красавицу Джорджии, думаю о вечеринке у Санни. Может быть, там будет тот черный парень из «Голливудского агентства по найму». Может, придет парочка крутых девчонок, которые наглядно продемонстрируют мне, в чем смысл жизни…

А Кристи сейчас дома. Что она подумала бы, если бы увидела меня здесь, между ног Джорджии? Я знаю что. Она посмотрела бы на меня как на грязное отхожее место.

* * *

Мой папа любил курить и снимать домашнее кино, чем и занимался постоянно. Его восьмимиллиметровая камера «Белл энд Хауэлл» была оснащена солнечным прожектором, мощности которого хватило бы, чтобы осветить хоть весь внутренний двор тюрьмы Синг-Синг. Поэтому в наших самодельных фильмах мы испуганно щурились и натянуто улыбались, словно плохие киноактеры, играющие счастливую семью. Фильмы были немыми, и члены нашей сюрреалистической семейки, застигнутые врасплох, словно жуки в янтаре, не издавали радостных рождественских возгласов.

Тем праздничным утром прожектор прожигал дыру в сетчатке моих глаз, пока я барахтался в море игрушечных солдатиков, спортивных товаров и плюшевых собачек.

На мне — ковбойский наряд Роя Роджерса.[5] Для четырехлетнего мальчика это был предел мечтаний. Я нахлобучил шляпу, надел кожаную кобуру и вложил в нее свои револьверы. Затем резко повернулся, щурясь в лучах слишком яркой рождественской звезды-прожектора.

Я плавно опустил руку и положил ее на рукоятку своего грозного оружия. А потом неуловимым, высмотренным в вестернах движением выхватил из кобуры шестизарядный револьвер и быстро-быстро, целясь прямо в объектив и выкрикивая «тра-та-та-та», начал посылать пули в дымящего за камерой папу. Бам! Я ранен, прошит навылет горячим свинцом. Мой револьвер медленно вывалился из руки, я схватился за грудь, постоял, пошатываясь, а затем упал и начал корчиться на полу в агонии.

Наконец я замер. Мое тело мирно покоилось в объятиях смерти, глаза были закрыты и уже не видели яростного, затянутого сигаретным дымом прожектора. Тогда я долго лежал на полу.

Мертвый.

* * *

«Жизнь такая специфическая штучка — шу-би-ду-воп-ду-уа!» — пел Луи Армстронг для нас, цыпочек.

3-Д стал для меня домом вдали от дома. Хотя, где мой дом — сложный вопрос. Санни — моя мамка, нянька и старший брат. Но, с другой стороны, я знал, что единственной причиной, по которой я обретался здесь, были деньги, которые я делал для Санни.

Санни долго расспрашивал меня о Бэби и Сладкой, выпытывая мельчайшие детали. Очевидно, он хорошо их знал, поэтому сопровождал мой рассказ веселыми восклицаниями: «ой-ей, это ли не дерьмо?» и старым добрым «хей-хо».

В этой компашке прикольно было рассказывать свои истории. А еще занятнее было слушать чужие. Санни не скупился на подробности, с удовольствием выкладывая мне подноготную всех и каждого.

Дейв — ростом шесть футов, высокий красавец сирота, который прошел через сексуальные домогательства и теперь трахает все, что шевелится. Вообще-то, не нужно даже шевелиться, если вы заплатите, — Дейв сам вас расшевелит.

Лаура — почти пять футов и почти девяносто фунтов, наполовину чероки, наполовину ирландка, наполовину шведка. На мой взгляд, в ней намешано на одну половину больше, чем надо. Санни говорил:

— Ты не знаешь Лауру. Она выжила после того, как мать жгла ее сигаретами, спичками и свечками. Она ненавидит мужчин, терпеть не может женщин и обожает боль.

Круэлла — шесть футов и четыре дюйма ростом и такая черная, что кажется почти синей. У нее шикарные силиконовые груди, но все остальное настоящее. И не менее шикарное. Она — украшение вечера, и у нее роскошные ноги, похожи на ноги Бетти Грабл. Разве что Бетти — не черный транссексуал. Круэллу нашли в мусорном баке трех дней от роду. Мы болтали с ней не о сексе, а о бейсболе. Когда-то Круэлла играла в низшей лиге. Мы строили планы как-нибудь закатиться вместе на игру Доджеров и отчаянно спорили. Я и в правду сожалел в тот момент, что никогда не бывал на игре с транссексуалом по имени Круэлла.

Биллибой и Боббигерл — сладкая парочка. Они цыпочки, рыжие и совершенно одинаковые. Раньше они были очень успешными детьми-актерами, пока им не исполнилось тринадцать. Тогда их папаша-алкоголик украл все деньги и сбежал с манекенщицей. Впоследствии он допился до смерти. У них похожие голоса, они заканчивают предложения друг за друга, и они совершенно очаровательны. Они любимчики Санни, его курочки, несущие золотые яйца, и он действительно относится к ним, как к близким родственникам. А еще они пытались продать сценарий написанной ими комедии положений, в основе которого лежали события их жизни, и, говорят, Эн-би-си заинтересовалась.

Мы были одной чертовой семьей, в которой я чувствовал себя вполне комфортно.

* * *

Мне было десять лет, когда наша семья приехала на экскурсию в один из городов-призраков Дикого Запада. Я жил этой поездкой, представляя себе Билли Кида, Дикого Билла Хикока и Уайатта Эрпа с великим Роем Роджерсом, который пел, спуская курок.

Но ничего этого не было. Я увидел только старые мертвые здания. Никакой дикости. Никаких призраков.

Мой отец, брат и две сестры забрались на площадку над помостом, на котором палач казнил угонщиков скота, бесчестных воров, убийц и прочий сброд, и изображали американских индейцев для семейного фото.

Я стоял в стороне от остальных, с петлей на шее, выпученными глазами и прямыми, как палки, руками, — глупый малолетний преступник, казненный через повешение.

Прогресс был налицо: я прошел длинный путь от застреленного под Рождество до повешенного на Диком Западе.

* * *

Его звали Жеребец. Это был именно тот парень, которого я видел в «Голливудском агентстве по найму». Я так и знал, что встречу его здесь. Жеребец.

Он был одет в черный, обтягивающий его, как вторая кожа, комбинезон, казавший тонкой коркой блестящего черного льда. Черный и блестящий. Переменчивый. Да он и сам был такой: только что ржал над чьей-то историей, как кретинический двенадцатилетний пацан, травил бородатые анекдоты и восторженно здоровался с вновь прибывшими, но уже в следующее мгновение превращался во взрослого, усталого мужчину. Он казался почти старым.

Санни представил меня Жеребцу.

— Покажи парню, почему тебя называют Жеребцом, — рассмеялся босс.

Жеребец улыбнулся так, словно только и ждал, чтобы его попросили. И мы попросили, вернее, не мы, а Санни:

— Давай, вынимай! Валите сюда — шоу начинается!

Все собрались вокруг Жеребца, на лице которого возникла кривоватая ухмылка. С одной стороны, ему явно нравилось, так сказать, внимание, с другой — я хорошо это видел — ему было не по себе и он чувствовал себя идиотом среди идиотов.

— Слушай, вытаскивай добром своего плохиша, иначе у тебя сегодня ночью будут проблемы, — сказал Санни, мастер непристойных дебошей.

Он ловко заправлял топливом для подростковых гормонов, которые сегодня в стенах 3-Д можно было ловить руками.

В конце концов Жеребец расстегнул ширинку и драматическим жестом вытащил свое хозяйство наружу.

«Рука ребенка с яблоком в кулаке». Кажется, это выражение Теннесси Уильямса, но я не уверен. Вены обрамляли член, как рельефная карта Амазонки… ЭТО должно было весить по меньшей мере килограммов десять, а выглядело так, будто для того, чтобы наполнить его, потребуется вся кровь организма. Со всех сторон доносились удивленные ахи, виднелись раскрытые рты. Народ явно был впечатлен величиной органа. Я прирос к полу и впал в ступор, так же, как в тот день, когда впервые увидел Большой каньон.

Жеребец начал зарабатывать этим деньги лет с десяти, когда в голову его предприимчивой сестренки пришла идея собирать со своих друзей по двадцать пять центов за то, чтобы посмотреть на эту диковину. Когда ему исполнилось четырнадцать, чудо-орган уже кормил всю его семью. Никто не знал, сколько лет ему сейчас, но он до сих пор делал весьма неплохие деньги.

Женщины, мужчины — нет никакой разницы. Любой, если у него были монеты, мог заняться каким-нибудь сексом с Жеребцом. Удовольствие почувствовать эту штуку в себе стоило довольно дорого. Но многим достаточно было только посмотреть или потрогать. Выкладывай денежки — и Жеребец будет играть по твоим правилам.

Он рассказывал историю о том, как ему заплатили только за то, чтобы он положил свою штуку на ногу одному парню. Жеребец смеялся и говорил, что это был отличный урок бизнеса. Он прекрасно наловчился торговаться. Сначала он не хотел этого делать и твердо отказывал, и чем больше он сопротивлялся, тем больше денег предлагал ему парень, пока не дошел до трех тысяч. Тут уж Жеребец согласился облагодетельствовать мужика. Это были самые легкие деньги, которые он когда-либо зарабатывал: ложил член на ногу парню, тот кончил — и все. Он, посмеиваясь, говорил, что ему было так неудобно брать за это бабки, что он чуть не вернул часть обратно.

— …Почти, — прежде, чем сказать «почти», Жеребец делает длинную паузу, а потом разражается смехом.

— Почти три тысячи за тридцать секунд работы… черт, моя мама гордилась бы мной. Она всегда говорила что я преуспею в мире белых людей.

Следующий раз я увидел Жеребца только год спустя по телевизору в порнографическом фильме, одетого как средневековый король, окруженного пятью или шестью большегрудыми длинноволосыми девицами и пожирающими глазами его монументальный инструмент.

Несмотря на то что голову венчала корона, на его губах сияла та же хитрая ухмылка, которую я заметил тем вечером в 3-Д.

Я улыбался, когда смотрел эту кассету. С черным Жеребцом, вполне преуспевающим в мире белых людей. А фильм назывался, кажется, «Кинг Донг».

Кстати, настоящее имя Жеребца — Гордон.

* * *

Мне — около девяти лет. Лулу — наша домработница в Хайтауне. Это черная женщина с мягким сердцем, безграничным терпением, чувствительная и добрая. Именно она научила нас наслаждаться огненным барбекю, завораживающим тлением красноглазых углей и непередаваемым вкусом сладкого картофельного пирога.

Она приносила нам всякую вкусную выпечку, которую мы обожали, а мама давала ей одежду и книги для ее детей. В других семьях прислугу отправляли домой на автобусе, но мать сама отвозила Лулу в нашем трейлере с деревянными панелями.

Когда мы пересекали железную дорогу, то оказывались на «плохой» стороне города, в Кун-тауне,[6] как его называли мои одноклассники из школы Джорджа Уоллеса. Я видел там шикарные машины, припаркованные напротив убогих лачуг, на которых висели таблички «сдается». Глядя на эти ветхие домишки, я думал: «Кто же может захотеть снять такой дом и в таком месте? И почему напротив этих кошмарных хижин стоят блестящие новые машины?»

Мне запомнились ряды и ряды этих строений, босоногая детвора, гоняющаяся за тощими цыплятами на заднем дворе, и жуткие собаки, рыскающие в поисках пропитания.

Когда много лет спустя я оказался в Шанти-тауне в Южной Африке, я вспомнил, как мы возили Лулу домой, на «плохую» сторону города.

Моя мать любила Лулу, потому что та была замечательной женщиной, старающейся улучшить окружающий мир. Матери было абсолютно наплевать какого цвета была кожа у Лулу.

* * *

Джейд была одета в красную мини-юбку и облегающую красную же футболку, которая заканчивалась в паре сантиметров над ее пупком. Она была босой, с длинными волосами, прямыми и блестящими, как полночная луна.

Джейд занимала целый угол в комнате, танцуя в одиночестве, даже не танцуя, а скорее совершая действо гейши из театра кабуки под песню Джими Хендрикса «Женщина-лиса». Она вела себя так, будто ей никто не нужен, но выглядела достаточно крутой. Казалось, ее можно было попросить представить тебя обитателям Белого дома и, если у нее будет хорошее настроение, она сделает это. Как оказалось позже, это почти соответствовало действительности. Она танцевала, плавно изгибаясь, будто исчезая, и тут же материализовываясь из воздуха. Я не знал о ней ничего, но мгновенно влюбился по уши, сильно и безнадежно.

Кристи не умела так танцевать.

Когда Санни увидел мою реакцию на Джейд, он подошел поближе, положил руку мне на сердце, наклонился к уху и прошептал, как дьявол-хранитель:

— Даже не думай об этом, мальчик.

— Кто она? — спросил я.

Мой слух моментально стал избирательным, и я уже не слышал того, чего не желал понимать.

— Нет, мальчик. Я знаю, что ты сейчас меня не воспринимаешь. Я повторюсь. Я сказал: «Даже. Не. Думай. Об. Этом», — примерил на себя серьезное лицо Санни.

С таким же лицом он предупреждал меня, чтобы я ничего не отколол в «Голливудском агентстве по найму», потому что там люди серьезные, которые запросто могут и убить.

— Она грязная, — сказал Санни.

— Покажи мне кого-нибудь чистенького. Мы тут все в грязи, — возразил я.

— Да, но она — ГРЯЗНАЯ! — усилил давление Санни.

— Хорошо, ты меня предупредил. А сейчас скажи, кто она? — я только упрямо стиснул руки.

Она — Джейд, — сдался, наконец, Санни.

Джейд.

У меня заработало воображение. Она, наверное, зарабатывает кучу денег. Я тоже теперь был парень не промах. С теми бабками, которые мы вдвоем накосим, мы сможем поселиться в шикарной квартире, купить крутую тачку и убойный «харлей», а еще мы сможем каждый день заниматься сумасшедшим, невероятным сексом. Я совершенно отчетливо понял, насколько она мне нужна.

Джейд.