4. Немного о далекой Азии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

4. Немного о далекой Азии

Я уже упоминал о том, что Международному отделу довелось принять активное участие в нормализации отношений с Южной Кореей. Произошло это и потому, что МИД, скорее лично Шеварднадзе, занимал здесь блокирующую позицию. Злые языки даже утверждали, будто нанесший визит Ким Ир Сену Эдуард Амвросиевич дал ему «слово коммуниста», что Советский Союз не пойдет па установление отношений с Южной Кореей. Правда, подтверждающих это «бумаг» я не видел.

Инициативу проявил А. Н. Яковлев. Эго было одним из первых его поручений в роли секретаря ЦК КПСС, курирующего международные связи. «Видимо, первое предложение принципиального характера мы внесем по Южной Корее», — писал он мне 19 октября 1988 г. Подготовленную в отделе записку Яковлев забраковал, и поделом: она была слишком робка и традиционна. Второй вариант был иным и получил одобрение.

В начале июня 1989 года в Москву «под крышей» приглашения от Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) прибыл председатель южнокорейской Партии воссоединения Ким Ен Сан (избранный впоследствии президентом Республики Корея). Это был первый южнокорейский политический лидер, приехавший в Советский Союз.

Во время первой нашей встречи 6 июня Ким Ен Сан заявил, что его приезд в Москву отражает растущее понимание в Сеуле необходимости развития отношений между нашими странами, горячим сторонником чего он является. Гость выдвинул идею об обмене парламентскими делегациями, а также вузовскими представителями и студентами. Он обратился с просьбой разрешить живущим на Сахалине советским гражданам корейской национальности, выходцам из Южной Кореи, посетить родину, а примерно 200 из них, преклонного возраста, и остаться там. Такой конкретный результат визита важен для сдвига в отношениях и лично для него, сказал Ким Ей Сан. Он, наконец, сообщил, что руководство Северной Кореи направило в Москву для встречи с ним члена Политбюро, секретаря ЦК Трудовой партии Хо Дама.

Просьба Ким Ен Сана была удовлетворена, хотя это оказалось нелегким делом: мы натолкнулись на сопротивление некоторых наших ведомств. В письме ко мне Ким Ен Сан называл нашу встречу «полезной для расширения взаимопонимания в отношении будущих перспектив советско-корейских отношений».

В феврале следующего года МИД представил новую концепцию политики в отношении Южной Кореи. Нам с Черняевым пришлось написать критический отзыв. Я привожу нашу записку на имя Горбачева с некоторыми сокращениями:

«Представленная концепция несет на себе печать некоторой традиционности или даже консерватизма, а также противоречивости. В документе развитие связи с Южной Кореей остается излишне подчиненным сохранению в нынешнем виде наших отношений с существующим режимом в КНДР… Совершенно очевидно, что нынешний режим в КНДР в тупике. Из этого не делается, однако, должных выводов с точки зрения модификации нашего курса, с тем чтобы не только не повредить нашим связям с КНДР, но и не компрометировать нашу политику перед лицом мирового общественного мнения и антидиктаторских сил, потенциально зреющих в этой стране.

Нам не следует становиться заложниками политики Пхеньяна. Ким Ир Сен не воспользовался шансом положить конец холодной войне в Корее. Ставка по-прежнему делается на силовую политику. Руководство КНДР объявило разрядку вредной для малых стран и открыто призывает население к «свержению фашистской клики Ро Дэ У».

Особо настораживает ядерная программа, тайно осуществляемая в КНДР с нашей помощью… Если прежние военные провокации Пхеньяна не раз подводили Корею на грань войны, грозившую втягиванием в нее СССР как союзника КНДР, то ее доступ к ядерному оружию повлечет за собой непоправимые последствия для всей системы безопасности, сложившейся в АТР после второй мировой войны, нанесет ущерб престижу Советского Союза. Необходимы решительные шаги с нашей стороны для предотвращения такого развития событий.

Видимо, совершенно неуместно делать ставку на КНДР как нашего стратегического союзника на случай военных осложнений в Азии… Кого мы там собираемся защищать, «социализм» Ким Ир Сена? И вообще, исходим ли мы из мирной перспективы, которая лежит в основе всей нашей нынешней политики, или в этом регионе мы придерживаемся иной позиции?

Один из основных рычагов воздействия на ситуацию в Корее, которым располагает советская сторона, это строительство наших отношений с Южной Кореей.

Сейчас настало время сделать очередной шаг — решительно приблизить сроки установления консульских отношений с Южной Кореей в полном объеме и идти к полной нормализации политических отношений. Четыре социалистические страны — Венгрия, Польша, Югославия и Чехословакия — признали Южную Корею. Рано или поздно и мы будем вынуждены поступить таким же образом. Но если это будет сделано слишком поздно, мы не получим ни политического, пи экономического выигрыша, а сделаем лишь вынужденный ход».

Фактически наши отношения с Южной Кореей развивались в русле, предложенном в этой записке. В марте 1990 года состоялся второй визит Ким Ен Сана в Москву. На этот раз в составе делегации был первый государственный министр по политическим вопросам Республики Корея Пак Чхер Он — посланец президента Ро Дэ У. Мне было поручено встретиться с ним и принять конфиденциальное сообщение президенту СССР. Состоявшаяся 22 марта 1990 г. встреча с Пак Чхер Оном поначалу не предвещала ничего хорошего. Мой собеседник заявил, что возникла трудно объяснимая для южнокорейского президента ситуация и его послание, очевидно, вручать не придется.

У нас иной раз одна рука не ведает, что делает другая. Произошла незапланированная встреча Ким Ен Сана с Горбачевым — он как бы случайно зашел в кабинет Примакова, где находился южнокореец. С точки зрения Пак Чхер Она, это явилось нарушением дипломатического протокола, поскольку беседа с главой советского государства произошла без вручения послания президента Республики Корея. К тому же это была встреча с политическим противником Ро Дэ У и ведущим деятелем оппозиции.

Мне стоило большого труда успокоить собеседника, убедить, что беседа носила мимолетный характер и не означает невнимания к Ро Дэ У В конце концов Пак Чхер Он согласился вручить послание. В нем южнокорейский президент заявлял, что «ныне есть необходимость в скорейшей нормализации советско-южнокорейских отношений во имя стабильности и мира на Корейском полуострове и в Северо-Восточной Азии, расширения экономического сотрудничества между нашими странами» и что «наступил момент, когда это может быть претворено в жизнь»..

Министр добавил, что Ро Дэ У просил передать Горбачеву также следующее. Он убежден: настало время покончить с напряженностью в Корее, закрыв тем самым последнюю страницу истории холодной войны. Президент твердо взял курс на диверсификацию внешнеполитических связей и интересов Республики Корея, что уже привело к укреплению ее самостоятельной позиции на международной арене и нормализации отношений со многими социалистическими странами. Ро Дэ У намерен последовательно придерживаться этого курса, надеется, что его усилия замечены Советским Союзом и Южную Корею уже не воспринимают в качестве чьего-либо сателлита.

Ро Дэ У определенно настроен на поддержку крупных проектов сотрудничества южнокорейского бизнеса с СССР. Однако в развитии политических и экономических отношений должен существовать параллелизм. Южнокорейский бизнес высоко оценивает экономические возможности СССР и с большим интересом относится к проектам крупных инвестиций на Дальнем Востоке и в Сибири. Но бизнесмены пойдут на связанный с этим большой риск только при наличии соответствующих правительственных гарантий, для чего нужен и адекватный уровень политических отношений.

Пак Чхер Он подчеркнул, что политика Ро Дэ У не направлена на подрыв, а тем более на свержение системы Ким Ир Сен — Ким Чен Ир. Главное сейчас — обеспечить стабильность и мир на полуострове, сосуществование и совместное процветание. Мы ориентируемся, сказал министр, на вывод американских войск из Кореи примерно в середине 90-х годов. В связи с этим встает проблема прекращения гонки вооружений на Севере и Юге. Она могла бы легче решиться, если бы СССР и Южная Корея установили между собой дипломатические отношения, а США и Япония нормализовали свои отношения с КНДР.

Южнокорейская сторона, продолжал собеседник, считает возможным использовать в интересах военной разрядки на полуострове меры доверия на европейский образец, ее тревожит информация о планах разработки ядерного оружия в КНДР. Министр просил нас побудить Северную Корею подписать с МАГАТЭ соглашение о контроле над ее ядерными объектами.

Пак Чхер Он предложил создать совместный экономический комитет для разработки, а затем и реализации проектов развития. При этом он не исключал привлечения рабочей силы и из КНДР. Министр заявил, что для конфиденциальных переговоров по названным проблемам готов прибыть в Москву в мае или июле — августе во главе небольшой делегации.

Через три дня по поручению Горбачева я вновь принял Пак Чхер Она, чтобы передать ответ на послание Ро Дэ У. Было, в частности, сказано, что Горбачев разделяет мысль о необходимости дальнейшего развития отношений между нашими странами, с интересом воспринял соображения о конкретизации экономических связей и дает согласие на приезд делегации. Советский президент надеется также на нормализацию обстановки на Корейском полуострове, которая отвечала бы интересам всех народов региона, и будет этому содействовать.

Мы условились с посланцем Ро Дэ У о каналах для дальнейших контактов.

По итогам пребывания делегации Ким Ен Сана и переговоров с Пак Чхер Оном Черняев и я обратились с запиской к Михаилу Сергеевичу, где высказывались «за пересмотр нашей линии в отношении Южной Кореи». Мы писали: «Проводившаяся до сих пор политика поэтапного подхода к нормализации связей с этой страной не дает ожидаемого эффекта ни в политической, ни в экономической сфере.

Фактически мы шаг за шагом идем к признанию Южной Кореи, не получая взамен никаких существенных преимуществ. Между тем весомость акта признания — а это является главной целыо, которую преследуют южнокорейцы, — с течением времени уменьшается. Южная Корея уже признана почти что всеми государствами Восточной Европы (исключая ГДР и Албанию), а также Монголией, и с их помощью южнокорейцы намереваются проникнуть в ООН. Не получаем мы благодарности и со стороны руководства КНДР, которое со своих «твердолобых» позиций негативно воспринимает любые паши контакты с Сеулом, бомбардирует нас протестами…

Беседы в Москве с южнокорейскими политическими деятелями и бизнесменами[151] подтвердили: не оправдывается расчет на то, что поэтапное движение к нормализации послужит своего рода эффективным прессингом, побуждающим южнокорейцев платить за каждый наш шаг ощутимыми подвижками в экономическом сотрудничестве. Не только правительство попридерживает дело, по и сами южнокорейские бизнесмены не рискуют идти на серьезные капиталовложения.

С учетом всего этого представляется целесообразным использовать идею, которую предложили, практически от имени президента, южнокорейцы: подвести под нормализацию наших отношений конкретный экономический фундамент в виде совершенно определенных экономических проектов. Иначе говоря, вопрос о дипломатическом признании Южной Кореи урегулировать в одном пакете с решением крупных вопросов экономического сотрудничества. Такая увязка позволила бы нам проверить и серьезность южнокорейских намерений.

Важен также другой аспект этой проблемы. Думается, мы не можем игнорировать тот факт, что разрядка не затронула по-настоящему Корейский полуостров. Корейцы на Севере да в какой-то мере и на Юге еще не отказались от мысли решить силой вопрос национального воссоединения… Наверное, настало время перевернуть и эту страницу истории, написанную в эпоху холодной войны. Нормализация отношений между СССР и Южной Кореей поведет к повороту от конфронтации на Корейском полуострове к созданию условий для мирного развития.

Остается вопрос о северокорейцах. Не говоря даже о том, что нам не пристало целиком ориентироваться на их позицию, что связи с Ким Ир Сеном стали для нас довольно обременительными в политическом и моральном плане, вряд ли стоит драматизировать возможную реакцию Пхеньяна. Его потенциал в этом смысле весьма ограничен, и северокорейцы едва ли могут выйти за рамки дипломатических протестов, которыми мы и сейчас не обделены. Разумеется, нам следует оставаться достаточно лояльными к северокорейскому режиму и наши намерения в отношении Сеула не должны быть неожиданными для руководства КНДР».

Президент записку одобрил. Были предприняты решительные шаги, которые, кстати, вызвали неудовольствие и даже протесты Шеварднадзе: в июне 1990 года в Сан-Франциско Горбачев встретился с Ро Дэ У. Министерство иностранных дел, учитывая позицию и даже протесты его главы, при этом было обойдено.

Южнокорейские, а затем и японские хлопоты были частью моего основательного погружения в дела, связанные с этой частью мира. Это стало не только следствием моих новых служебных обязанностей, но главным образом поворота советской политики к Азиатско-Тихоокеанскому региону, который до этого Москва особенно не баловала вниманием, хотя его растущее значение не заметить было нелегко.

Поступавшая информация с мест, беседы с государственными и общественными деятелями «оттуда», несколько поездок в регион, участие в составе советской делегации в сессии АСЕАН[152], куда она была приглашена впервые, побудили критически взглянуть на нашу деятельность в АТР. Итогом стала направленная Горбачеву записка, которую ои послал министру иностранных дел СССР с поручением «замяться разработкой плана действий на этом направлении».

Мне кажется, мои размышления шли в правильном направлении:

«Общее впечатление (от обстановки в АТР и позиции стран АСЕАН. — К. Б.) однозначное: большой и мало используемый нами запас доброжелательности в отношении Советского Союза, активное стремление иметь нас (и Китай) деятельным партнером в рамках как двустороннего, так и регионального сотрудничества, включая проблемы безопасности.

Судя но всему, причин тут несколько. Во-первых, желание государств АСЕАН, обретающих — на базе впечатляющего экономического прогресса — крепнущую уверенность в себе и вкус к самостоятельной политике, играть более весомую роль прежде всего в азиатской политике, разнообразить свои международные возможности. Во-вторых, стремление в определенной степени уравновесить американское, а частично и японское влияние, противостоять заметно возросшему после событий в Персидском заливе и довольно бесцеремонному давлению США, требующих политических и экономических уступок. В-третьих, растущий интерес к экономическому сотрудничеству с Советским Союзом, в том числе в нетрадиционных формах, наряду с готовностью поделиться опытом перехода к рыночной экономике в условиях, во многом аналогичных нашим (многонациональный состав населения, социальная нестабильность, отсутствие соответствующих навыков и кадров, попытки западников механически насадить свою модель и т. д.). В-четвертых, активный отклик на нашу деидеологизированную внешнюю политику и исчезновение советской «угрозы», живая симпатия к перестроечным процессам и заинтересованность в их успехе, смешанная, правда, с тревогой: неудача привела бы, по их мнению, к «пакс американа».

Думается, было бы целесообразно:

1. Заметно усилить внимание к этому региону, выводя его из разряда «бедных родственников» нашей политики (в том числе в смысле контактов на ответственном уровне). При упорной, последовательной работе это может принести немалые дивиденды и в сфере двусторонних отношений, и в региональном плане, в АТР в целом. Наверное, это окажется небесполезным и для американского направления советской политики, «пощекочет» японцев, побуждая их к большей гибкости в отношениях с нами.

Страны АСЕАН настроены на упорное противодействие нажиму со стороны США и Японии, которые пытаются не допустить проникновения СССР. («Американцы, — сказал мне Правиро, индонезийский министр-координатор, фактический премьер-министр, — резко возражали против вашего приглашения на сессию АСЕАН. А мы эго сделали, потому что хотели этого, но также наперекор им».) Они очень обеспокоены ослаблением позиций Советского Союза и стремятся со своей стороны вовлекать его в дела региона.

Интенсифицировать нашу политику в районе АСЕАН уместно и потому, что на фоне наметившегося урегулирования в Камбодже здесь обстановка существенно меняется в лучшую сторону, и государства региона намерены динамизировать свою внешнюю политику (и в частности, привлечь к себе Вьетнам, который они, но словам министра иностранных дел Индонезии Алатаса, попробуют «взять экономически на буксир»). Эту во многом новую ситуацию уже учитывают другие государства: резко наращиваер свою активность Япония, ненамного отстают США, по региону снуют французские эмиссары и т. д.

Причем мы могли бы действовать тут в какой-то мере параллельно с Китаем. В Куала-Лумпуре китайский мининдел, подчеркнув значение и перспективность АСЕАН, как «весьма жизненной» региональной организации, заявил: «У нас с вами в отношениях с АСЕАН нет противоречий ни в интересах, ни в целях».

2. АСЕАН и его участники (Индонезия, Малайзия) могут служить каналом проработки и продвижения пашей концепции безопасности в АТР. Сейчас, видимо, следует сосредоточиться на каких-то, пусть внешне небольших, конкретных шагах по линии укрепления безопасности, мер доверия и т. д., притом не обязательно общерегионального (в плане АТР) характера. На данном этапе именно они могут оказаться наиболее эффективными. Страны АСЕАН, вероятно, будут готовы сотрудничать в этом деле, особенно если выступят вовне инициаторами тех или иных предложений. Вряд ли случайно то, что они на только что прошедшей сессии фактически отклонили предложение Японии обсуждать вопросы безопасности в рамках ежегодного «диалога 6+7» (АСЕАН+США, Япония, ЕЭС, Южная Корея, Австралия, Канада), то есть без Советского Союза и Китая.

3. Видимо, назрела нужда в разработке стратегического плана нашей работы в АТР, скажем до конца 90-х годов. Это позволило бы более четко представить себе наши цели в гармонии с нашими возможностями, определить последовательность и планомерное развитие конкретных шагов, ведущих к этим целям, гарантировало от импровизаций, от спонтанных инициатив, не встроенных в общую схему работы либо нереалистических. Составление такого плана можно было бы поручить МИД в сотрудничестве с другими заинтересованными ведомствами, с учеными и с участием вашего аппарата.

4. Организовать серьезное и целенаправленное изучение экономических возможностей (и опыта) стран региона, который нами совершенно не освоен. Судя по всему, уже созданный их потенциал позволяет СССР наряду с развитием торговых отношений начать переходить и к более сложным формам экономического сотрудничества. Некоторые местные фирмы проявляют интерес даже к инвестициям в советскую экономику. Но для всего этого потребуются, разумеется, энергичные усилия с пашей стороны, преодоление пассивности, неподготовленности и попросту незнания наших ведомств, которые были очевидны и в ходе поездки, их односторонней ориентации на западные фирмы. Важно было бы помочь в этом плане среднеазиатским республикам, особенно Узбекистану, к которым здесь по попятным причинам особое отношение.

5. В регионе очень заинтересованы в обстоятельной, правдивой и доверительной информации о положении в СССР и наших намерениях. Представители руководства обеих стран настойчиво расспрашивали о развитии событий в Советском Союзе, о «прочности положения» президента, о перспективах заключения Союзного договора. Видно было, что они питаются исключительно западной информацией и тяготятся этим. Не менее волнует вопрос, не уступим ли мы американцам внешнеполитическую инициативу, не станем ли с готовностью следовать за ними и в этой связи не «уйдем» ли из региона, оставив страны АСЕАН «один па один» с США и Японией».

К сожалению, многое и из этого осталось на бумаге.

В этой главе я привел несколько своих официальных записок с критикой разных сторон советской внешней политики. Но, разумеется, я не был прозорливым одиночкой. Наверняка подобные же мысли бродили также у других, они мелькали в кулуарных разговорах. Но документов подобного рода я не видел да и рассказываю о своих «деяниях».