4. Офицеры «бомбят» вокзал

4. Офицеры «бомбят» вокзал

Казалось, что в глубоком тылу такой большой и богатой страны, как СССР, должно быть, если не изобилие, то по крайней мере, достаточное количество продуктов питания. Но на деле это было совсем не так. Еще до войны, в провинциальных городах часто не хватало тех или иных продуктов. С начала войны везде была введена карточная система и почти все было рационировано до более, чем ограниченного минимума. Да и этого минимума часто нельзя было получить из за отсутствия его в магазинах. Из обыдённой жизни почти исчезло слово — «купить», «покупать». Оно заменилось словами — «выдавать», «давать». Никто не говорил, что в магазине таком «продают тот или иной товар». Говорили — там «выдают», допустим, крупу. У магазинов, «выдающих» продукты, скапливались колоссальные очереди.

О таких предметах первой необходимости, как одежда или обувь, люди забыли и думать. Полуголодное население мечтало только о том, как бы достать чего либо поесть. Местное население провинциальных городов еще как-то выходило из положения за счет своего маленького хозяйства, имевшегося у многих и, особенно, за счет огородов. Положение же беженцев, эвакуированных из областей, оккупированных немецкой армии ей было ужасно. Они все без исключения влачили жалкое существование.

Армия находилась в лучшем положении. Наши курсанты — красноармейцы, как подготавливаемые для отправки на фронт, получали особый паек. Он был вполне достаточен, чтобы быть сытым, но не включал в себя ничего особенно питательного. Большей частью это были: каши, густые супы и компоты. Мяса и жиров было очень мало.

Положение офицерского состава, находившегося в тылу для постоянного обучения красноармейцев, было несколько хуже. Мы получали общий тыловой паек. Если посмотреть нормы выдачи продуктов, то покажется, что этого было вполне достаточно. Но надо учесть, что в условиях общего недостатка продуктов, их крали неимоверно. Крали все, кто имел с ними дело. Крал даже полковой комиссар, умудрившийся, каким-то образом, припрятать целую живую свинью.

Кроме того, качество пищи в смысле ее питательности, было невысоким. Хлеб выпекался с примесью всякого рода суррогатов и часто напоминал какое-то черное, невыпеченное тесто, от которого начинались желудочные заболевания. Супы представляли собою обезжиренную водянистую похлебку, а питательная пища попадала в таких незначительных количествах, что о ней вообще говорить не приходилось. В результате, мы, офицеры, были почти всегда голодными. Те из нас, которые завели тесные отношения с местным населением, кое как, понемногу, доставали дополнительные продукты, но остальные чувствовали себя довольно скверно.

В городе был и свободный рынок, на котором имели право продавать свои продукты окрестные колхозники. Но, что там были за цены! Так, например, молоко, стоившее до войны на рынке — 2 рубля литр, поднялось до 100 рублей за один литр. Мясо, вместо 15 рублей, стоило 150–170 рублей за килограмм. И все в таком роде. Что могли мы купить на рынке, получая, в среднем, 600 рублей жалованья в месяц?

Многим из нас надо было искать каких-то дополнительных ресурсов в смысле питания. Догадливые старшины рот, видя наше положение, умудрялись многим из нас приносить дополнительный котелок супа с красноармейской кухни. Но, во первых, это было слишком унизительно, а, во вторых, могло носить лишь случайный характер.

Выход, правда, крайне необычный, был найден. Наш городок лежал на основной сибирской магистрали. Через него проходил скорый поезд Москва Владивосток. К приходу поезда, для пассажиров, едущих много дней по сибирской магистрали, открывали станционный буфет. В нем, без карточек, по недорогой цене, давался какой-нибудь суп, каша, макароны или что-нибудь подобное, с небольшим кусочком хлеба.

Когда приходил поезд, то всегда закрытые двери буфета распахивались и пассажиры толпой входили в зал, где на столах уже стояли глиняные миски с пищей и лежали деревянные ложки. Скорый поезд стоял десять минут, поэтому какие либо проверки пришедших людей были невозможны. Поезд, шедший из Владивостока в Москву, проходил в начале двенадцатого часа ночи. Некоторые из наших офицеров, будучи в это время на вокзале, убедились, в том, что очень легко было, вместе с пассажирами, войти в буфет и использовать его в смысле получения пищи. Об этом многие из нас скоро узнали. Мы стали часто приходить к поезду и проникать в буфет. Смешавшись с толпой — входили, садились за столы и съедали по несколько порций. Когда поезд уходил и пассажиры исчезали, мы еще оставались там, сидя и беседуя, и нам охотно предлагали, оставшуюся на кухне пищу.

Это путешествие на вокзал, которые мы проделывали почти каждый вечер, после отбоя ко сну, носило у нас шутливое название — «бомбежка вокзала». «Бомбежки» длились почти всю зиму. Постепенно, «бомбить» вокзал стало ходить довольно много народа. Мы перезнакомились со многими служащими вокзала и стали своими людьми.

Но, кто-то, наконец, донес комиссару полка о наших путешествиях. Однажды, когда пять или шесть офицеров мирно доедали «энную» порцию макарон, в помещение буфета вошел комиссар.

Оглядев всех присутствовавших, он молча вышел…..

На другой день было объяснение. Собрав нас всех, он елейным голосом долго читал нам проповедь о поведении офицеров.

— Ведь поймите же, — говорил он — что гражданское население будет думать, что вы голодные и, что вас в армии плохо кормят!

— Но мы, действительно, всегда голодны, товарищ комиссар- заметил один из нас.

— Ну, что вы мне говорите, ведь паек вполне достаточен. Я тоже ем вместе с вами.

Да, он обедал вместе с нами в одной столовой, но получал еще кое что, чего мы не получали. Особенно же пререкаться с нами он не мог. Дело было обоюдоострое. Во первых, мы были на вокзале после отбоя ко сну и, следовательно, в казармах, как живущие на частных квартирах, не должны были быть. Во вторых, никто нам не мог запретить пойти на вокзал. А в третьих, кражи продуктов в полку стали общеизвестны. Поэтому, поднимать шум на эту тему, едва ли было целесообразно.