1. В походной колонне
1. В походной колонне
Стояла морозная, безлунная декабрьская ночь. Черное бездонное небо, с ярко горящими звездами, безмолвно смотрело на безумство, происходившее на земле. Окутанная туманной дымкой тридцатиградусного мороза, походной колонной, пешком, дивизия двигалась к месту своего назначения. Это даже не была колонна. Это был поток беспорядочно идущих людей и санного обоза, запряженного лошадьми, которым надо было все время помогать и подталкивать сани. Люди шли закутавшись в одеяла, в какие-то шарфы и еще во что-то непонятное Наша дивизия напоминала скорее отступающих французов в войне 1812 года, чем воинскую часть, идущую на фронт.
Мороз захватывал дыхание. Выходящий пар осаждался на головных уборах, на волосах, на ресницах, бровях, в виде белого инея, превращаясь в кусочки льда. Люди медленно шли, под ногами скрипел снег и этот скрип, повторенный несколькими тысячами ног, превращался в какой-то странный гул, отдалённо напоминавший шум водопада
Мы должны были войти с севера в Ленинград, пройти его восточную окраину и выйти на шоссе, идущее вдоль реки Невы.
Уже с самого начала похода часть людей начала отставать. Всем комиссарам и политрукам рот был дан приказ идти обязательно сзади своих подразделений и подгонять отстающих. А отстающих и просто выходящих из колонны и ложащихся на землю было много. По мере продвижения дивизии, их было все больше и больше. Приходилось из за них останавливать всю колонну. Их уговаривали политические работники; сначала это помогало. Люди подымались и, пошатываясь, как-то брели дальше. Но скоро этот метод воздействия перестал помогать. Тогда, вместо «культурных» и «идейно-выдержанных» уговоров, посыпалась грубая площадная брань, затем толчки, пинки и, наконец, удары ногами. Использовав все способы воздействия, наши политруки остервенели и начали избивать лежащих людей, добиваясь, чтобы они встали и шли дальше.
Несомненно, что все отставшие от дивизии, и легшие или севшие на снег, были обречены на смерть. Большинство из них, те. которые не симулировали, а безусловно не могли идти, на таком морозе очень скоро бы замерзли. Остальные, конечно, разбежались бы. Видя в каждом отстающем дезертира и симулянта наши политруки выходили из себя. Им на помощь пришли командиры взводов, рот, старшины и сержанты. Ругань, понукание, вопли и стоны висели в воздухе.
Но, несмотря на все старания, всех поднять не удалось и, по прохождению дивизии, на ее пути оставались лежащие, медленно замерзающие люди. Подбирать их было некому. Не будучи на фронте, дивизия несла уже потери.
Когда наш полк, шедший в голове колонны, вступил в Ленинград, мимо нас, на лошади, обгоняя всех, пронесся командир полка, комиссар и ординарцы. Вдоль колонны на лошадях стали проезжать какие-то офицеры, появился начальник особого отдела штаба полка (военное НКВД).
Каждому офицеру был передан приказ, зорко смотреть за своими подчиненными.
Дивизия, состоящая сплошь из ленинградцев, вступала в свой родной город. Начальство принимало меры, опасаясь массового дезертирства. Но несмотря на эти меры, некоторое количество людей сбежало. Да и можно ли было усмотреть за всеми в темных, ночных улицах, затемненного, полумертвого, голодного города. Достаточно было сделать два-три шага в сторону и человек мог юркнуть в любой переулок, разбитый дом, подворотню и т. д.
Едва ли сбежавшие в эту ночь выиграли, что-либо. Они попали в свои умирающие от голода семьи, как дезертиры должны были скрываться и превратиться, в конце концов, в бандитов, в целях добывания пищи. Ведь получить официально, что-либо, при том жестоком продовольственном режиме, который царил в Ленинграде, они, конечно, не могли. Но, видимо, люди предпочитали умереть от голода в своей квартире, чем идти в морозную даль сражаться за «великого Сталина».