НОЧНЫЕ ПЕРЕЛЕТЫ

НОЧНЫЕ ПЕРЕЛЕТЫ

Летели весь остаток ночи.

На большой высоте нескончаемая цепочка самолетов тянулась от одного края горизонта и исчезала в противоположном. Самолеты были загружены до отказа: семь тонн весит БМД, 3,5 тонны груза в ящиках и еще десяток десантников.

Пошли на снижение, когда уже стало светать. Приземлились на военном аэродроме в Каменск-Уральске. За бортом пуржит, мороз почти двадцать градусов, сильный ветер гонит поземку по заснеженным полям и взлетной полосе.

Возле самолетов нас ждала походная кухня местной части. Высыпав из самолетов, мы помчались к ней, на ходу доставая котелки. Повар механически брал котелки из леса тянущихся к нему рук и наполнял их горячей кашей. После завтрака сразу разошлись по своим самолетам.

Весь день провели в отсеках, выбегая время от времени на холод, чтобы перекурить. Вдоль самолетов курсировали бензовозы, дозаправляя их топливом. Техники осматривали тела самолетов: заглядывали под крылья, шасси, чего-то там копошились. Шла подготовка к дальнейшему перелету.

Как стемнело, взлетели вновь. Теперь курс лежал на юг. Под покровом ночи, преодолев вторые две тысячи километров, караван самолетов приземляется уже в Узбекистане, на аэродроме близ Чирчика. Получился чудесный перелет из суровой зимы в ласковое лето: тут совсем не было снега и веяло приятным южным теплом.

За нами прямо на аэродром подъехала колонна грузовых машин. Набившись битком в их кузова, мы поехали в расположение местной воинской части. Казармы там были пусты, а их двери опечатаны: личный состав располагавшегося здесь чирчикского десантного полка, как нам сказали, покинул городок несколькими днями раньше.

Всему нашему батальону (это более двухсот человек) отвели место в спортивном зале. Уложив в угол свои вещи, некоторые, устроившись поудобней, легли спать. Остальные бродили по территории без дела или сушили портянки на солнышке. Офицеры где-то бесконечно совещались, и личный состав был предоставлен сам себе, а точнее, на усмотрение сержантов и старослужащих.

Тут Еремеев решил, что кое для кого пришло самое время покачаться:

— Май семьдесят девять! Строиться! — мы, майские черпаки, выстроились в линию перед зам. комвзводом.

— Бегом!.. Марш!

Началось физо, которое длилось часа два. Мы и пробежались, и походили гуськом, и поотжимались, а Еремеев, постоянно погоняя нас, цедил сквозь зубы:

— Сыны! Когда за духов возьметесь? Давно уже их пора на место ставить. Отобьются от рук — вам же на шею сядут… Работаем! Рас-с! Два!..

Мы сразу просекли что к чему: никак всплыли у Еремы старые обиды на припугнувшего его в «теплом» лесу молодого Джемакулова — вот и гоняет он нас — черпаков — чтобы злее были и начали шерстить духов, которые сейчас отдыхали. Да ведь мы тоже не дураки: понимали — раз уж Еремеев отступил, значит и нам, тем более, пыркаться не стоит.

Долгожданный обед положил конец зарядке.

Почти сразу после обеда объявили построение по тревоге. Командир полка подполковник Батюков, приняв рапорта от командиров батальонов, суровым взором обвел строй:

— Гвардейцы-десантники!.. Одна из дружественных стран обратилась к нашему правительству с просьбой оказать ей военную помощь, — с трудом скрывая волнение, он продолжал металлическим голосом. — На нас лежит большая ответственность — выполнить важное задание партии и правительства! Вечером наш полк пересекает государственную границу… Родина доверила нам оказать помощь, и мы это доверие должны оправдать!

Строй слушал командира как загипнотизированный.

— С этой минуты объявляется военное положение! Всем необходимо соблюдать бдительность! Никуда без разрешения командира не отлучаться! Никуда не ходить по одному!..

Когда он закончил, прозвучали команды:

— Вольно! Разойдись!

Не успели мы разойтись, как ротный объявил построение отдельно для нашей роты. Вид у него был самый решительный:

— Через несколько часов вылетаем за границу. Как только самолет остановится, вам дается пять минут на разгрузку. Если в это время будет обстрел, то несколько человек прикрывают, а остальные разгружают как можно быстрей.

Далее. Все слышали, что объявили военное положение? Так вот — это значит, что за отказ от выполнения приказа расстрел на месте, без всякого суда и следствия! Все постоянно должны быть в полной боевой готовности — с оружием не расставаться ни на секунду и никому его не передавать! Никто не покидает расположение роты ни при каких условиях! Если куда посылают — обязательно сначала надо доложить командиру взвода, а тот, в свою очередь, немедленно докладывает мне! Я всегда должен знать, кто где находится! Еще раз напоминаю — по одному никуда не отлучаться! Даже если кого приспичило отойти по нужде — обязательно прихвати с собой товарища! Один сидит — другой прикрывает огнем! Все ясно?

От такого инструктажа повеяло военной романтикой. В моих представлениях вырисовывался увлекательный и полный приключений переплет, о котором можно будет на гражданке заливать бесконечные истории.

— Вот повезло-то — за границей побываю! — обрадовался я. — А еще, глядишь, и пострелять доведется! Только бы ничего не сорвалось!

Строй распустили и личному составу дали отдохнуть. Большинство солдат легли спать на полу в спортзале, другие же, не находя себе места, терялись в догадках:

— Никак в Иран нас бросят! Его же американцы с моря обложили!

— А может в Афганистан — он тоже рядом. Кто его знает!

— Какой там Афганистан! Да кому он нужен?! Там же спокойно. Вот увидишь — в Иран! Больше некуда!

Я уснуть не мог и возбужденный слонялся по городку. Мне не терпелось скорей поделиться этим важным секретом со всем миром. И я тут же набросал короткое письмо брату:

Я нахожусь в Чирчике, это возле Ташкента. Только что объявили военное положение. Через несколько часов вылетаем за границу. Следи за событиями в Иране или Афганистане. Я буду там, где будут стрелять.

25 декабря 1979 г.

Запечатав письмо, я отправился к ограде городка и, увидев проходившую мимо женщину, которая шла с работы из части, попросил ее опустить письмо в почтовый ящик, понимая, что все письма, опущенные в ящик воинской части, наверняка никуда не дойдут.

Вечером на машинах нас отвезли обратно на аэродром.

Последние часы перед отлетом. Вдоль рядов самолетов ехали машины и около каждого самолета сгружали несколько ящиков с боеприпасами. Офицер, сопровождающий груз, громко распорядился:

— Всем! Быстро вскрывайте ящики и цинки! Набирайте все, что только сможете унести!

Пока сгружали ящики и вскрывали цинки с патронами, двое из наших пытались выведать у офицера, куда летим.

— Сами скоро узнаете. А пока это тайна. Не имею я права говорить, — словно оправдываясь, отвечал он. Но по всему было видно, что ему и самому страсть как хотелось напоследок нам это сказать. Немного поколебавшись, он все же решился и, понизив голос, негромко произнес:

— В Афганистан, мужики, в Афганистан!

— А могут отменить? — наседали мы.

— Нет. Решение уже принято. Есть приказ. Через несколько часов вы будете там, — и он показал рукой направление.

— Вы тоже летите с нами?

— Нет, я остаюсь здесь, на аэродроме. Вот вас отправим и сразу других надо встречать.

Мы доверху набили десантные рюкзаки патронами и гранатами, насовали в карманы «лимонки», обвешались ручными гранатометами «мухами» и разбежались по самолетам. Нервное напряжение росло. У трапа курили глубокими затяжками.

Надвигалась ночь. Самолеты все прогревали двигатели. От их шума не было слышно собеседников. Приходилось кричать чуть ли не в ухо, чтобы хоть как-то объясняться. Видим, летчик машет рукой:

— Давай, быстрей по местам!.. Улетаем!

Мы заскочили вовнутрь. Но самолеты еще долго гудели и не двигались.

Стало совсем темно. Напоследок, мы еще раз выскочили и выкурили по последней сигарете — в самолете курить запрещалось.

И вот тронулись первые самолеты. Наш самолет закачался и поехал в общем строю к началу взлетной полосы. В иллюминатор было видно, как самолет за самолетом, мигая разноцветными сигнальными огнями, взмывает в ночное небо.

Ушел первый десяток. Последовал интервал минут пятнадцать. Затем полетели самолеты второго десятка. Снова интервал. И вот пошли на стартовую линию самолеты нашего десятка. Мой самолет был вторым.

— Значит, — рассчитал я, — мы летим на двадцать втором самолете.

Выехав на взлетную полосу, двигатели за какие-то секунды набрали предельные обороты, и самолет мощно потянуло вперед. Глухо заколотили шасси о бетонное покрытие, в иллюминаторе пронеслась бесконечная череда готовящихся к отлету самолетов, и вот — подъем. Самолет отрывается от бетонки и, набрав высоту, делает крен, пристраиваясь вслед за направляющим.

В звездном небе цепочка самолетов тянулась на юг, туда, за горные хребты Гиндукуша, где еще не было ни одного нашего солдата, в неведомый нам Афганистан.

Все. Оставалось только ждать будущего. От тревожного ожидания, как будут разворачиваться набегающие события, у меня слегка лихорадило тело. Все были сосредоточены и заняты последними приготовлениями: набивали патронами магазины автоматов, ввинчивали запалы в гранаты. Закончив снаряжаться, многие, примостившись поудобнее, заснули. Прикорнул и я. Короткий сон прервал вошедший пилот:

— Вставайте! Быстро! Проверьте оружие! Идем на снижение… Всем быть готовыми к бою! Передали — возможен обстрел при посадке!.. Как только остановимся, — не терять ни секунды — сразу выгоняйте технику и выносите груз! А мы тут же улетаем!

Самолет делал крен за креном, задирая то одно крыло кверху, то другое. Пол временами уходил из-под ног и снова становился твердым. Но вот самолет наклонился вперед и резко пошел на снижение.

Неизвестность будоражила. Мысли о том, что нас ждет через несколько минут, беспорядочно теснились в голове, не давая возможности спокойно соображать. Нервы напряжены. Однако не было ни страха, ни сомнений: ведь предстоящее дело правое, мы намного сильнее и нам нечего бояться. Никто из нас даже не догадывался, что это — начало войны.