Глава шестнадцатая Вопрос доверия

Мастерс и Джонсон вместе с крохотной группой сотрудников переместились через улицу, в здание с белыми колоннами по адресу Форест-Парк-бульвар, дом 4910. Своей секс-клинике они дали невыразительное название Фонд исследований репродуктивной биологии (Reproductive Biology Research Foundation). Мастерс позаботился, чтобы в его новый некоммерческий фонд входили только те попечители, которые были персонально преданы ему и благодарны за его услуги в качестве врача. После ухода из Вашингтонского университета, окруженного слухами и обвинениями, ему нужны были люди, которым он мог доверять.

Торри Фостер, несмотря на недостаток опыта, стал новым адвокатом фонда. Он знал Мастерсов еще с тех пор, когда был мальчишкой и жил по соседству с ними в Лейдью. Жена Торри наблюдалась у Мастерса, своего первого гинеколога. Учитывая долгую историю знакомства, Мастерс никогда не сомневался в верности Фостера.

Этан Шепли-младший, сын бывшего ректора Вашингтонского университета, стал председателем фонда. Как и его отец, он твердо верил в важность исследований Мастерса и Джонсон и в создание среды, свободной от интеллектуального притеснения. Другие члены совета попечителей привнесли в фонд свой интеллектуальный авторитет и научную квалификацию, например доктор Рэй Вэггонер, психиатр из Мичиганского университета, и Эмили Мадд, известный семейный терапевт. Но большинство попечителей, например комиссар полиции Сэм Прист или страховой инспектор Джон Бродхед, в основном оказывали любезность Мастерсу, или их жены были его пациентками.

На встречах совета попечители фонда подчинялись мнению Мастерса. Если Джонсон и подавала голос, то лишь для того, чтобы пояснить сказанное им или напомнить ему о том, что он забыл упомянуть. Попечители были посвящены только в те подробности, которые были необходимы.

Если не считать скрытности и дерзости намерений, фонд окружала прогрессивная аура, будто он выполнял такую же благородную миссию, как принятая Америкой в середине 1960-х годов программа освоения космоса. Но Мастерс многое утаивал от своих соратников, включая факт, что прежде он использовал в своих исследованиях проституток. Юношеский безыскусный энтузиазм, с которым Фостер поддерживал давнего друга семьи Билла Мастерса, не давал ему разглядеть более тонкие подводные течения, например сложные отношения Билла с Джини.

Однажды Либби стала расспрашивать Торри, не рискует ли Билл и своей медицинской карьерой, и (подспудно, не решаясь высказать это вслух) их браком.

Торри, сама честность, уверил Либби, что ее страхи беспочвенны.

– То, что делает Билл, законно и очень важно, – объяснял Фостер. – Я уверен, что вам не о чем беспокоиться.

Каждое утро на рассвете Билл Мастерс совершал пробежку мимо усыпанных росой лужаек и пустых улочек Лейдью, потом принимал душ и весь оставшийся день проводил на работе. Его серо-голубые стальные глаза и суровость его повадки буквально излучали самодисциплину, которую он развивал и высоко ценил еще с тех времен, когда выходил на футбольное поле в Гамильтон-колледже. После своего неофициального изгнания из медицинской школы Мастерс трудился с удвоенными усилиями, движимый желанием доказать, что не собирается стать проигравшим в самой большой азартной игре своей жизни. «Он сделал бы что угодно, чтобы достичь своей цели, – объясняла Джонсон. – Он не мог не быть победителем».

Когда престижные журналы отказались публиковать результаты по исследованиям секса, Мастерс продолжал бороться за признание. Он нашел маленькое периодическое издание – «Западный журнал хирургии, акушерства и гинекологии» (Western Journal of Surgery, Obstetrics and Gynecology), которое было готово допустить его на свои страницы. Пренебрежение со стороны маститых коллег приводило его в ярость. Мастерс на чем свет стоит клял их близорукое отрицание его научных открытий, которые, как он чувствовал, вполне могли бы потянуть на Нобелевскую премию в медицине.

«Западный журнал» не был известен за пределами Портленда, города в штате Орегон, где находилась его штаб-квартира, но его издатель, доктор Роберт Резерфорд, стал героем в глазах Мастерса после «любезного предложения» опубликовать его исследование.

Точно так же Мастерс не соглашался признавать отказы на ежегодных встречах американских акушеров и гинекологов. На съезде в Чикаго в начале 1960-х годов ему было сказано, что он не сможет представить свои открытия руководителям этой организации. Тогда Мастерс арендовал небольшой номер в отеле, где проходил съезд, чтобы провести там импровизированную презентацию.

Сандра Шерман, которая присутствовала на том же съезде вместе с мужем, вспоминала: «От них шарахались, словно они были больны какой-то ужасной болезнью. И я подумала: «Господи ты Боже мой, да что с ними, с этими людьми?» Ведь секс – очень важная часть жизни, и как замечательно, что Мастерс и Джонсон могут говорить о нем и помогать людям».

Одержимый духом мести Мастерс хотел доказать, что его хулители ошибаются насчет профессионализма Вирджинии Джонсон. В их новоиспеченном фонде, свободном от университетского управления, он назначил ее научным сотрудником и постоянно увеличивал ее зарплату. Словно гордый импресарио Мастерс подавал Вирджинию Джонсон как равную себе во всех их научных работах, показывая, что она была источником многих оригинальных идей.

Поначалу ему верили немногие. Только горстка друзей понимала, какая динамика существовала между этими двумя исследователями, как идеи одного развивал и оформлял другой. Однако на профессиональных заседаниях Джонсон чувствовала себя неуверенно, как будто любой бесцеремонный вопрос мог разоблачить ее как мошенницу. Она напоминала Мастерсу, что у нее нет необходимого образования для столь щекотливой тематики. Он в ответ давал Джини частные уроки по анатомии человека, физиологии и медицинской терминологии. К 1965 году они привыкли репетировать каждое появление на публике, отрабатывая предложения и фразы, которыми она дополняла комментарии Билла.

В свою очередь Джонсон была катализатором их амбициозной программы. Она постоянно подбадривала Билла Мастерса. «Пигмалионовский» взлет обычной секретарши до уровня партнера по медицинским исследованиям был в первую очередь мотивирован самой Джонсон, сильной женщиной, полной решимости двигать их проект к успеху.

Стремление Вирджинии Джонсон к равенству отражалось в их личных взаимоотношениях с Мастерсом. Никто не знал, что секс с ним был навязан ей как часть рабочих обязанностей, и Джонсон не показывала, что это ее задевает. Она сумела превратить сексуальное доминирование Билла в свое преимущество. Старые друзья замечали, что он больше не вел себя как профессор-одиночка и стал чаще считаться с ней как с партнером. Некоторые пришли к выводу, что перемены исходят из спальни, а Джонсон – их инициатор.

По мере того как личное и профессиональное в их отношениях переплеталось, в их повседневной жизни возникали новые сложности. Однажды поздно вечером Либби позвонила мужу в номер отеля, и трубку сняла Джонсон. Друзья и соседи, сталкиваясь с реальностью тайных отношений Билла и Джини, старались избегать этой темы, особенно в присутствии Либби.

Мать Торри Фостера, соседка Мастерсов, была возмущена поведением Билла по отношению к жене, которую она по-прежнему звала Бетти. Когда заканчивались школьные занятия, Билл уговаривал Бетти и детей уехать на каникулы, а Джини поселялась в их доме на все лето.

Однажды Бетти призналась Доди Бродхед, что ее муж остается дома не один, пока они отдыхают на Верхнем полуострове озера Мичиган. «Она сказала: «Разве не здорово, что, когда я в Мичигане, Джини заботится о доме?» – вспоминала Доди. – Была ли эта наивность напускной – кто знает! Либби походила на тех старомодных леди, которые смотрят в другую сторону, высоко держа голову».

Но Либби Мастерс все чаще сталкивалась со свидетельствами неверности мужа. В Кантри-Дей-Скул, престижной частной школе, где учились юный Хауи Мастерс и сын Вирджинии Скотт, Джонсон однажды пришла на родительское собрание в шубке из викуньи – очень дорогого меха.

– О, какая прекрасная шуба! – восхитилась одна родительница.

– Да, мне ее подарил Билл Мастерс! – величественно ответила Джонсон.

Стоявшая рядом Либби едва не сгорела со стыда.

Либби и раньше было одиноко в ее загородном доме, но теперь это чувство усугубилось подозрением, что муж изменяет ей.

Впервые в жизни Джонсон стала зарабатывать достаточно денег, чтобы обеспечить комфортный образ жизни себе и детям. Она обрела уважение благодаря революционному исследованию, отчет о котором Мастерс подписал также и ее именем. Его домогательства стали постоянными отношениями, которыми она научилась наслаждаться. Они занимались сексом не только дома у Джонсон; фонд арендовал небольшую квартирку для временного проживания гостей, в которой они оставались вечерами, когда она пустовала.

Отношения с Джонсон значили для Билла куда больше, чем обычная интрижка. Рассчитывая, что исследования секса приведут его к славе, Мастерс видел в ней незаменимый компонент своего успеха. Он все больше зависел от Джини. Во многих отношениях лидером была она – ее подход к изучению человеческой сексуальности был более структурированным, чем он мог себе представить.

Либби Мастерс смирилась с этой ситуацией. Примерные жены, полагала она, игнорируют предательство мужей и сосредоточиваются на детях. Либби надеялась, что ее сердечная боль когда-нибудь утихнет. Вероятно, Билл действительно был любовью всей ее жизни.