Огонь и меч

А кто с мечом к нам войдет — от меча и погибнет.

Александр Невский

Положение фашистских захватчиков в Крыму ухудшается с каждым днем. На Перекопе, в Сиваше, под Керчью ведутся кровопролитные бои. Для предотвращения прорыва советских войск туда брошены огромные силы 17-й немецкой армии. А в это время вражеский тыл объят пламенем партизанской войны.

Решив окончательно покончить с партизанами в Крыму, генерал Енекке бросил против них эскадрильи боевых самолетов, отряды танков и отборных головорезов. Чтобы лишить партизан народной поддержки и изолировать их от населения, генерал приказал эвакуировать жителей прилесной зоны, а села сжечь и сравнять с землей. Опоясав лес полосой выжженой земли, гитлеровское командование думало лишить партизан продовольствия и людских пополнений, уморить их голодом. Так началась первая фаза операции Енекке под названием «Огонь и меч», где «огонь» означал «мертвую зону», а «меч» — удар по партизанам.

Над партизанским лесом закружились десятки вражеских бомбардировщиков. А в села прилесной зоны вошли вражеские танки. Под их прикрытием шли автоколонны факельщиков.

Наша разведка докладывала: в Новоалександровку вошло шесть танков, в Барабановку, Тернаир и Новоивановку — по три. Ворвались каратели в Нейзац, Фриденталь и другие села. Из репродукторов понеслись слова ультиматумов. Запылали в огне дома и сараи. В домах живьем сжигались люди…

Несмотря на неравенство сил, отсутствие противозенитных средств и противотанковых ружей, партизаны решили дать бой фашистам.

Отряд Семена Мозгова направился в Новоалександровку, отряд Саковича — в Новоивановку и Тернаир.

…Танковый отряд фашистов стоит за южной околицей Барабановки. По дворам и улицам мечутся жители села — старики, женщины, дети. К грузовикам и танкам проворно шагают солдаты. Они нагрузились узлами награбленного добра, визжащими поросятами, связками кричащих кур. С западной стороны село уже горит. А дула пушек и пулеметов нацелены в южную сторону — факельщики опасаются, как бы из лесу не ударили партизаны.

Командир бригады Федоренко и комиссар Степанов озадачены: как обеспечить внезапность удара днем, почти на открытой местности? Другое дело ночью. Но к ночи население угонят…

План операции созрел быстро.

18-й отряд во главе с Алексеем Вадневым и Николаем Клемпарским затаился в перелесках, восточнее Барабановки, а 2-й отряд под руководством Николая Сороки и словаки Иозефа Белко на грузовиках приготовились к обходному маневру с запада. Рядом с командным пунктом комбрига в старом окопчике лежит бронебойщик Коношенко.

— Танки на твоей совести, — строго говорит ему Федоренко: — Если не скуешь их — погибнет весь отряд Ваднева. Понимаешь?!

— Понимаю, Федор Иванович!

В десять тридцать Федоренко скомандовал:

— По танкам огонь!

Прогремел выстрел, и почти одновременно с ним восточная опушка леса ожила — оттуда появились партизаны. Они что есть силы бегут к селу. Надо опередить карателей, успеть добежать до крайних дворов, залечь за каменные заборы. Сделать это нужно раньше, чем начнут действовать танки, — так приказал Федоренко.

Партизаны бегут к селу, немцы — к танкам. Но пока они бегут, пока вскакивают в танки, партизанская лавина уже движется к селу. Партизаны открыли огонь и огласили округу мощным «ура!»

И все-таки танки опередили. Вот они развернулись в сторону бегущих партизан. И едва по команде Ваднева отряд прижался к земле, танкисты открыли огонь.

Партизанская атака захлебнулась. Отряд в опасности. Теперь он под перекрестным огнем.

— По танкам! Огонь по танкам! — в отчаянии кричит Федоренко.

Коношенко стреляет раз, другой… Но танки движутся. Снова старательно целится бронебойщик. Выстрел — и танк, шедший первым, остановился.

— Есть! Есть один. Молодец, Коношенко! — кричит Федоренко.

Из люка выскочили танкисты, но тут же, сраженные пулями, упали.

Все дальнейшее совершается с молниеносной быстротой. Вот вышел из строя и экипаж другого танка. Третий танк повернул в село.

Ваднев вновь поднимает партизан в атаку. В это время Федоренко дал сигнал — две красные ракеты. Из-за склона вырвались партизаны Сороки и Белко. Разделенные на две группы, они наносили удары одновременно по врагам, засевшим в Петровке и Барабановке.

Каратели, привлеченные атакой вадневцев, теперь пытаются развернуть часть сил в западную сторону. Но партизаны уже в селе. Оккупанты бегут, позабыв о машинах.

Теперь у танков партизаны. Моторы продолжают работать. Кто-то из вадневцев ныряет в люк, но вскоре вылезает — система управления незнакома. И тут вспоминают о словаках. Иозеф Белко и Ян Фус скрываются в люках танков. Проходят минуты, и сцепленные трофейные танки, облепленные партизанами, направляются в лес.

Спасенные от угона в Германию жители вяжут узлы, собираются уходить в лес. Хозяйничанье карателей в селах было таким кратковременным, что фашисты не успели даже снять красные флаги, вывешенные на высоких деревьях еще в тот день, когда шумели предоктябрьские митинги.

В лесу Федоренко остановил партизан. Вскочив на башню танка, он показывает на восток.

— Глядите, что делают!

За Балановской долиной, на западном склоне холма виднеется большое село Нейзац. В его центре на шпиле кирки, остро вонзающемся в небо, реет большой красный флаг. Над киркой кружит немецкий «штукас». Он делает заходы и строчит по шпилю из пулемета.

Разворот, заход, очередь. Еще разворот, еще очередь…

— Флаг, гадина, хочет срезать, — догадывается кто-то.

А флаг по-прежнему гордо реет в голубом безоблачном небе.

Из Барабановки с группой партизан и жителей подходит комиссар 18-го отряда Николай Клемпарский. Он рассказывает историю флага: 6 ноября 1943 года, в день восстановления Советской власти в Нейзаце, красный флаг из тайника достала учительница Зоя Григорьевна Пушкарева. Водрузил его на шпиль кирки пятнадцатилетний Митя Стешин. А чтобы немцы побоялись лезть на кирку, он опутал ее беспорядочным сплетением проводов, на дверях и стенах написал: «Заминировано!» Потому-то фашисты и решили срезать флаг пулеметным огнем с самолета.

Колонна двинулась дальше, но в это время раздается команда:

— Воздух!

Наполняя все вокруг завывающим ревом, проносятся три звена бомбардировщиков. Еде-то над Баксаном они сбрасывают бомбы. Затем самолеты делают разворот в сторону Яман-Ташского леса и поливают его пулеметным огнем…

К вечеру поступили донесения от отрядов и бригад. Из Новоалександровки каратели тоже выбиты. Там действовал 24-й отряд. Бой длился до позднего вечера. Помогли партизаны Сороки и Белко. В сумерках они проникли прямо в боевые порядки противника и стали расстреливать карателей в упор. У немцев поднялась паника. Они вступили в огневые схватки со своими же частями. Кончилось тем, что партизаны Григория Харченко из 2-го отряда вместе со словаками, преследуя факельщиков, ворвались в поселок живкомбината и там разгромили штаб полка.

Тяжелый бой вел отряд Саковича в Новоивановке. За Нейзац и Фриденталь сражался 21-й отряд.

Партизанские атаки становились все активнее.

Одиннадцатого ноября на ускутской дороге группа партизан уничтожила немецкую заставу. 14 ноября партизанский отряд напал на тыловые подразделения немецкого артдивизиона в Султан-Сарае[82]. Народные мстители убили двадцать три солдата и захватили обоз с обмундированием и продовольствием. На другой день партизаны близ села Чистенькая уничтожили немецкий грузовик с десятью автоматчиками. Двадцать второго ноября отряды партизан разбили гарнизон в селе Ангара, а спустя пятидневку был нанесен массированный удар по гарнизонам, расположенным в шумхайской группе сел[83], что на Алуштинской автомагистрали. В течение ноября партизаны совершили сорок восемь нападений на колонны и гарнизоны противника, уничтожили более тысячи солдат и офицеров, четыре эшелона, два склада, двадцать грузовиков, шестьдесят повозок, взяли богатые трофеи…

Поздней ночью 25 ноября к нам с Большой земли прилетела группа советских офицеров. Едва вошли они в штабную землянку, как она мгновенно преобразилась: привычный ее колорит, с людьми в партизанских брезентовых робах, с сугубо гражданским лексиконом и с походкой вразвалку уступил место армейской выправке и форме, чеканному воинскому языку.

— Разрешите обратиться! — докладывает подполковник. — Товарищ начальник Центральной оперативной группы, по приказу Командующего Отдельной Приморской армии группа советских офицеров прибыла в ваше распоряжение для прохождения службы в партизанском строю. Докладывает гвардии подполковник Савченко.

Отрапортовав, офицер вручил Ямпольскому засургученный пакет.

Восторженно приветствуем посланцев родной армии, знакомимся. Но возникший было гомон тут же гаснет.

— Очень кстати, — говорит Ямпольский, вскрыв пакет и пригласив всех сесть. — Сразу и доложим подпольному обкому.

Он придвигает к себе светильник — сплюснутую вверху артиллерийскую гильзу и читает:

«Крымский штаб партизанского движения. Приказ номер шестьдесят четыре от двадцать четвертого ноября тысяча девятьсот сорок третьего года. Учитывая рост партизанских формирований и в целях координации руководства боевой и оперативной деятельностью партизанских соединений в Крыму, создать при Крымском штабе партизанского движения Центральную оперативную группу, сокращенно ЦОГ, подчинив ей все партизанские бригады и отряды Крыма».

— Это, Петр Романович, что-то вроде прежнего Центрального штаба? — бросает реплику Колодяжный.

— Не думаю, товарищи, — прерывая чтение, отвечает Ямпольский. — Тогда не было Крымского штаба партизанского движения, а теперь, как известно, он есть. Центральная группа, видимо, — оперативный рабочий орган. Дальше в приказе как раз определены ее функции. Слушайте: «На Центральную оперативную группу возложить:

а) руководство боевой деятельностью партизан на месте; б) организацию боевой разведки; в) партийно-политическую работу; г) формирование новых партизанских соединений».

Ямпольский поясняет, что приказ возлагает на ЦОГ подбор и назначение командно-политического состава отрядов, учет личного состава, вооружения и трофейного имущества, и продолжает чтение:

— «Параграф второй. Начальником Центральной оперативной группы назначить Ямпольского, начальником штаба ЦОГ — гвардии подполковника товарища Савченко». Вас, стало быть? — обращается он к подполковнику. — Прошу, товарищи, любить и жаловать: наш энша. Как величать вас?

— Василий Евдокимович.

— Очень приятно. А заместителем начальник штаба по войсковой разведке назначается наш майор Осовский.

Ямпольский зачитывает строки приказа, и гости поочередно представляются: гвардии подполковник Аристов Александр Александрович, среднего роста, строгий, с интеллигентным лицом — первый помощник начальника штаба; майор Шестаков Николай Петрович, круглолицый, коренастый крепыш — второй помощник.

— «Параграф третий, — продолжает Ямпольский. — Начальником политотдела Центральной оперативной группы назначить товарища Лугового…»[84].

Ознакомление с приказом, первая встреча с новыми соратниками затянулась: всех интересуют, те фронтовые новости, которые не вмещаются ни в сводки Совинформбюро, ни в засургученные пакеты. Гости охотно делятся этими вестями, и мы, отодвинув лесные заботы, на какое-то время переносимся то в штаб Приморской, то на горячие участки фронта. А посланцев Большой земли интересуют дела леса, и мы охотно рассказываем.

В распоряжение подпольного центра и политотдела Крымский обком прислал несколько десятков опытных партийных и комсомольских работников. Прилетели Ювеналий Сытников, Наум Руманов, Василий Лапкин — секретари райкомов партии; Петр Капралов и Иван Родь — тоже партийные работники. Позднее прибыли также Иван Захаров, представитель ЦК ВЛКСМ, и Николай Овдиенко, секретарь Крымского обкома комсомола, Чернусь, Иващенко, Андреева, Должикова, многие другие комсомольские работники.

К концу ноября было завершено вооружение партизан. Крылатые друзья-летчики сумели привезти нам даже пушки и «катюши».

Наш подпольный центр подсчитал и силы подпольщиков. В Крыму действует двести пятьдесят организаций и отдельных групп численностью свыше пяти с половиной тысяч человек во главе с подпольным обкомом, горкомом и райкомами партии.

Партизан и подпольщиков — более восемнадцати тысяч человек. Кроме того, в лесу находятся тысячи гражданского населения. А как сосчитать патриотов, которые живут в городах и селах и активно помогают партизанам и подпольщикам — кто в разведке, кто в распространении листовок, кто в работе среди солдат армии врага! Таких помощников у нас тоже десятки тысяч. Для полуострова, не насчитывавшего в дни оккупации и полумиллиона населения, такая численность антифашистов свидетельствует о высоком патриотическом подъеме. Все, что заранее, еще с осени сорок первого года, было сделано партией и народом по развертыванию партизанской войны, все, что пройдено за два трудных года партизанами и подпольщиками, все, что выстрадано и оплачено высокой ценой крови и жизней, — все это теперь выливалось во всенародное антифашистское восстание.

Не погасили оккупанты пожар партизанской войны своей операцией «Огонь и меч». Наоборот, еще больше раздули его. И он продолжает полыхать, этот пожар народной ярости и мести!