За рейдом рейд

За годом — год,

За вехой — веха,

За полосою — полоса.

Не легок путь,

Но ветер века —

Он в наши дует паруса.

А. Твардовский

В партизанском лесу день ото дня прибавляются заботы. В Донбассе наши взяли Изюмовку и Амвросиевку. Фронт придвинулся еще ближе к Крыму. Все туже затягивается новый узел борьбы за полуостров. Теперь партизанский участок фронта стал еще более важным. Подрыв четырех-пяти вражеских эшелонов в месяц нас уже не может удовлетворить. Более сложные задания получает и партизанская разведка. Людей в отрядах явно не достает. Требуется усилить приток нового пополнения. Надо расширять политическую работу в городах и селах и во вражеских войсках. В этой обстановке до зарезу нужны связи с подпольем. Без взаимодействия с подпольщиками ни одной из задач успешно не решить.

С августа 1943 года Григорий Гузий и Евгения Островская стали представителями областного партийного центра в симферопольском подполье. Мы уточнили задания, продумали все детали маршрута, явки и другие вопросы конспирации. А часом позже проводили Гришу и Женю в первый рейд.

— Глядите в оба, товарищи, — жмем им руки.

— Все будет в порядке, — заверяет Григорий.

— Не подведем, — добавляет Женя. Сопровождает их немалый «эскорт»: начальник штаба бригады Николай Котельников, трое разведчиков во главе с Григорием Костюком, политрук Николай Клемпарский, хорошо знающий Зуйский район, и словак Войтех Якобчик. Этот — в чехословацкой армейской форме, с документами; если потребуется, будет действовать в дневное время.

Старые маршруты, которыми ходили Иван Бабичев и Валентин Сбойчаков, «Дядя Яша» и Иван Лексин, теперь непригодны: их знает провокатор Кольцов. Поэтому Женя Островская предложила новый маршрут, и мы его одобрили.

Из предосторожности в лагере пущен слух, что Гузий и Островская пошли вновь в Ички. Они пройдут нашу заставу, что стоит на Бурминском хребте, и только после этого круто повернут на запад. В двух километрах западнее Зуи, в том месте, где к дороге с юга подступают воронки каменного карьера, а с севера — густые заросли дубняка, партизаны пересекут шоссе Симферополь — Феодосия. Тут «эскортная» команда Котельникова — Костюка повернет обратно в лес.

Политрук Клемпарский направится под Зую. Словак Войтех зашагает по шоссе в Симферополь. А Гришу и Женю рассвет застанет где-нибудь в степях или в дубняке под селом Калму-Кара[37]. Следующей ночью они переберутся в Киркскую долину. Здесь в Бештереке[38], Кернауче[39], Кирках и других селах учительницу Островскую знают все. Известна она и среди активно действующих советских патриотов. С самыми надежными из них Женя должна встретиться, порадовать хорошими вестями с Родины, сообщить о связях с партизанским лесом и попросить собрать для нее зерна, муки и овощей — это для маскировки при входе в Симферополь.

Вторую дневку они должны были коротать в пустынных степях, раскинувшихся к западу от долины. Там запланировали и ночевку, во время которой киркские помощники принесут продукты. А утром третьего дня Гриша и Женя, нагруженные узлами, кошелками и авоськами, в которых вместе с продуктами будут лежать листовки, мины и взрывчатка, появятся на дороге Бешарань — Симферополь. В роли горожан, ходивших в степные села менять вещи на хлеб, они затеряются среди настоящих «мешочников» и крестьян и вместе с ними войдут в Симферополь. Это надежная маскировка, если, конечно, застава не получит приказ строже проверять каждого направляющегося в город.

Сложная работа предстоит им в тылу врага. Чтобы успешно вести ее, Гриша и Женя должны обладать многими достоинствами.

Мы решили, что все нужные качества у Григория есть. Но достаточно ли гармонично сочетаются они? Ведь излишняя храбрость может подавить осторожность, а недостаточная сообразительность затормозит принятие решения, которое в критическую минуту должно рождаться вмиг. Ответить на эти вопросы может только жизнь. В боевых схватках Гришу видели. В роль же организатора подполья он только входит.

Ну, а Женя Островская? Подходящая ли она напарница в столь сложном деле? Не растеряется ли в решительный момент?

…По плану симферопольского рейда первым лицом, с которым Жене предстояло встретиться, была учительница Киркской школы Лукерья Семеновна Скорик, ближайшая Женина подруга. Человеком она была надежным. Жила обособленно, в здании школы. Поскольку учительница была связана со многими семьями, частые ее посещения разных людей не должны были вызвать подозрений.

В густых зарослях терновника, отделяющих школьный двор от речки, Гриша и Женя остановились. В темноте здание школы невозможно было разглядеть. Но Женя твердо знала: школа рядом. И если пробраться двором, миновать парадный вход, войти в дом с восточной стороны и постучать в первую дверь направо, то попадешь в квартиру Скорик. В течение двадцати месяцев Женя жила здесь, бывала в квартире подруги, ходила с Лушей к речке. Пройдет и теперь от речки в квартиру хоть с завязанными глазами.

Партизаны опустили наземь тяжелые вещевые мешки. Стали вслушиваться. В селе тихо. Даже собаки не выдают себя лаем. Тихо и у школы.

— Иди! — мягко шепнул Гриша.

Женя скрылась в плотной тьме. Нащупала знакомую тропку и зашагала по ней. Вот и силуэт приземистого здания. А тут парадное. Вдруг:

— Хенде хох!

— Ой!

Перед партизанкой из тьмы вынырнул немец. Он оказался так близко, что тупое рыло автомата ткнулось ей в грудь.

Девушка испугалась. Ее руки невольно потянулись вверх. Учащенно застучало сердце.

Но в следующий миг она уже справилась с нервным шоком.

— Я к учительнице! К фрау учительнице! У меня умирает ребенок! Кляйн киндер умирает. Капут киндер. Мне нужно лекарство. Я к подруге, учительнице, понимаешь? Лекарство!

Голос ее дрожал. Руки показывали в сторону двери, где жила учительница. Язык повторял вмиг родившуюся версию. И это подействовало. Немец отвел автомат в сторону.

Подбежав к двери, Женя торопливо постучала. Но дверь не открывалась, никто не отзывался.

«Неужели ее нет? — забилась тревожная мысль. — А может, немцев боится и не отзывается!»

— Луша! Лушенька, открой!

Голос Жени был настолько хриплым и чужим, что она сама не узнавала его. А за спиной услышала немецкую речь. К часовому, видимо, кто-то подошел и ругает: зачем пропустил. Долетали слова: «киндер», «капут», «фрау», «лерерин».

Девичий кулачок забарабанил сильнее.

— Лушенька! Умирает ребенок!

Наконец, дверь открылась. Скорик рывком втянула Женю в комнату и захлопнула дверь. Сперва Луша стояла молча, потом, подавив страх, обняла подружку, и Женя почувствовала: плечи Луши вздрагивают.

— Луша, родная, здравствуй!

— Женя! Ты сумасшедшая. Тут немецкий штаб. Охрана. А ты… ночью…

— Лушенька, все обойдется. Часовому сказала: умирает ребенок. Дай мне каких-нибудь лекарств. И я уйду. Днем же я не могла прийти.

— Днем нельзя — схватят. К твоим родителям приезжали из Зуи, Симферополя. Стариков трясут: куда дочь ушла из села! Объяснение, что ты в Симферополе поступила на курсы немецкого языка, не помогает.

Женя стала торопиться. Условилась с подружкой о встречах с подпольщиками и о продуктах, которые надо вынести к колодцу, что за общественным садом. Решили также, что Луша предупредит Гришу, если ее, Женю, задержат при выходе.

— А не задержат, — сказала Луша, — то утром прибеги еще ко мне, только пораньше, чтобы тебя никто не увидел. Опять будто за лекарством. Я тебя спрячу на чердаке в сене.

Приоткрыли дверь. Прислушались: во дворе тихо. Женя вышла. Двое часовых, торчавших у входа, не тронули. Миновав немцев, девушка почувствовала, что страх не покидает ее. Теперь он, казалось, тряс сильнее, чем в тот первый миг, когда перед нею внезапно возник немец. Хотелось побежать. Но, сдержав себя, Женя быстро вышла на улицу. Обходным путем добралась к месту, где оставила Григория и свой вещевой мешок. Но там было пусто.

— Гриша! Гриша!

Гриша не откликался. Женя осталась одна. Такой одинокой она не чувствовала себя никогда. Утром проскользнула опять к Луше, и та спрятала ее на чердаке. Партизанка лежала, накрытая колючим сеном, и думала то о загадочном исчезновении Гриши, то о Луше, которой в случае проверки ночного визита придется найти и показать больного ребенка и его мать.

Вечером тревога усилилась — беспокоило странное поведение Луши. Как обещала, она пришла перед вечером на чердак, принесла еду и рассказала новости. В ее сообщении не было ничего плохого. О ночном визите немцы справок не наводили. Может быть, боясь наказания, солдаты скрыли от офицеров происшествие. Патриоты очень рады приходу Гриши и Жени. На явку придут. Продукты доставят.

Луша очень оживлена. Воя светится радостью. А выглядит плохо. Худющая, бледная. Дети у нее — кожа да кости. Тяжело, видно, живется. Подумав так, Женя достала из-за пазухи большую пачку немецких денег. Отсчитала триста марок.

— Это тебе, Луша. Детишкам на молочишко.

Луша испугалась.

— Что ты? Не надо! Не надо!..

Она собрала посуду и поспешно ушла, пообещав прийти позднее, проводить гостью в дорогу. И не вернулась. Больше того: ее и детей не оказалось и в квартире. Женя выскользнула из школы. Ночью у колодца никого из друзей с продуктами она не дождалась.

«Все схвачены», — с ужасом подумала Женя. Ждала до часу ночи. Не пришли. Она поднялась на взгорье, прошла к запасному пункту связи и там у скирды встретила Гришу. От радости чуть не расплакалась.

Оказалось, что когда Женя пробиралась из терновника к Луше, Григорий тайком сопровождал ее. Он слышал, как Женя столкнулась с солдатом, чуть не кинулся на помощь, но, к счастью, дождался мирной развязки и пошел обратно. Его окликнули. Это заставило Григория немедленно уйти на запасной пункт связи.

Что касается исчезновения Луши и неявки других друзей на свидание, то эта загадка была разгадана значительно позднее. Виной оказались немецкие марки. Увидев крупную сумму денег в новеньких купюрах, неискушенная в партизанской разведке Луша заподозрила неладное. Она решила, что подруга стала предательницей, и, спустившись с чердака, тут же ушла с детьми в один из тайников. Остальных своих предупредила: к колодцу не ходить.

Грише и Жене пришлось делать лишнюю дневку. Следующей ночью они проникли в сад бывшего колхоза и там нагрузились яблоками, которые заменили им муку.

В пути партизанам повезло. На бешаранской дороге их догнала повозка, высоко нагруженная соломой. Ехали два румынских солдата.

— Мамка! Яблоко дай! — попросили они.

— А подвезете? — спросила Женя, показывая рукой на себя, Гришу и на верх груженой повозки. Румыны поняли и вмиг втащили пешеходов с яблоками на солому. Так на румынской повозке партизаны вместе с опасным грузом въехали в город.

Вернулись с задания Гриша и Женя не одни. С ними пришел представитель комсомольской организации Симферополя Володя Цюрупа.

Верный своей матросской привычке, Григорий рапортовал: задание выполнено, связь с организациями и группами подпольщиков восстановлена, листовки и мины в пригородных базах не залежались — все пущено в дело.

Несмотря на тяжелое положение, которое сложилось из-за предательства Кольцова, советские патриоты в Симферополе усилили борьбу. Мины разобрали у Гриши нарасхват. Газеты и листовки распространили по городу в несколько дней. Симферопольские комсомольцы наладили выпуск листовок на месте, в городе.

— А вот почитайте признания фашистов, — подает Гриша пачку газет «Голос Крыма». Некоторые места в газетных столбцах обведены карандашом. Читаю сперва в одном номере: «Опять слухи, опять общественная тревога. Обыватель совершенно распоясался…» Затем в другом: «Некоторые безумцы называют даже число, когда придут большевики… Факт остается фактом: немалая часть населения бредит среди бела дня…» В третьем: «Пессимисты ни во что не верят, но делают… пророчества. По их мнению, большевизм победит… Посмотрите, говорят пессимисты, на линию фронта — Орел, Харьков и Таганрог в руках большевиков, теперь уже недалеко и до Симферополя…»

Да, красноречивые признания! Неспокойно в логове врага. Приятно сознавать, что тяжкий ратный труд людей партизанского леса и подполья, их кровь и жертвы не напрасны.

Вечерний радиосеанс только начался, и мы успеваем порадовать обком партии симферопольскими новостями. Через несколько минут Николай Григорьян вручает нам ответную радиограмму:

«Луговому, Егорову. Очень рад установлению связи с Симферополем. Донесите, с кем связались. Устанавливайте связь с остальными. Смотрите в оба, не рискуйте связью и хорошо проверяйте приходящих. Имею данные, что немецкой разведке удается засылать агентуру в наши отряды. Булатов»[40]