Так кто же такой князь?

Среди когорты блистательных советских актёров меня всегда привлекал Евгений Александрович Евстигнеев. Я был убеждён, что он «мальчик из хорошей семьи». Да, слышал, что пил, но кто из наших интеллигентов не пил! По тому как достоверно он играл царей и профессоров, я не сомневался в его происхождении. Каково же было моё удивление, когда совсем недавно я узнал, что Женя Евстигнеев – парень из деревни под Нижним Новгородом, что, перебравшись в город, он работал слесарем на заводе, играл в оркестре на ударных инструментах и жил в своё удовольствие. Совершенно случайно в фойе кинотеатра его услышал директор театрального училища. Вернее, увидел, как вдохновенно играл этот парень и предложил ему учиться на актёра. Впрочем, Евстигнеев, уже став знаменитым актёром, свою артистическую среду не жаловал. В приятелях у него было два человека: директор гастронома и слесарь из ремонтной мастерской! По сути, он остался тем самым слесарем на заводе, игравшим в фойе кинотеатра. Когда же, вычленив деревенское происхождение выдающегося лицедея, я стал размышлять о его даровании, мне открылась суть творимого им на сцене: играл Евстигнеев блистательно, потому что был выдающимся русским скоморохом. Скоморошество досталось ему от рождения, ибо оно присуще русскому национальному характеру. И вот тут выскажу одно соображение, которое ставит всё на свои места в высказываниях и поступках князя. Объяснение у меня одно: 33-й потомок Рюриковичей – скоморох!

Для начала, разберёмся, кто же такой скоморох. Скоморох – персона, чья странность и чужеродность искупаются за счет откровенного социального служения. Он – представитель иного мира почти в той же самой мере, что и юродивый. Поэтому с точки зрения публики, узурпирование им права на нарушение границ и правил общественного поведения вполне естественно. Скоморошество – это антимир перевернутых норм и связей, который выражается речью, одеждой, действиями. Сущность скоморошества заключается в нарушении принятого порядка вещей, в антиповедении. Скоморох берет на себя смелость заявлять о том, что принято считать неприемлемым, тем самым доказывая, что свобода возможна даже в условиях жесткого запрета. Говоря научным языком, в этом заключается катарсис скоморошеского зрелища и квинтэссенция его аттрактивности. Тут же обнаруживается и точка соприкосновения скоморошества с юродством. Ведь не случайно юродивый так часто заимствует скоморошеское поведение. Для своих целей скоморох выбирает тематику, максимально противоречащую нормам благочестия: скабрезные шутки, ненормативную лексику, пародийное воспроизведение сцен половых актов и телесных отправлений, непристойные выходки. Акт нарушения порядка, насмешка над ним, предполагает вступление в противоречие с его устроителями и носителями – лицами, наделенными властью.

Но если в России Рюриковичей, да и после них, вплоть до революции семнадцатого года, скоморохи лицедействовали перед властью, которую составляли князья, бояре, представители правопорядка, служители церкви, то в России современной скоморошествует и юродствует сам национальный лидер. Располневшего политолога на публике он укоряет «в упитанности», европейских партнёров – что они «в штаны наложили», недовольных граждан называет бандерлогами, а их белую ленточку, символ движения «За честные выборы» – сравнивает с контрацептивами. Накануне выборов объявляет о списании с граждан несобираемых налогов на миллиард баксов. Ему бы покаяться, что его налоговики «дали маху», обирая соотечественников, а он представляет это как акт милосердия. Навязывая себя в президенты на третий срок, лидер-скоморох изобретательно глумится над избирателями: то публично демонстрирует, что ему все по плечу, а то исповедуется, жалуется, что работа у него противная, молит: «пожалейте меня!», корчит из себя «раба на галерах».

А теперь поясню, почему провожу такую параллель. Часто наезжая в Россию, князь подмечал, что «власть там всё делает напоказ!» Тем не менее, это не помешало Никите Дмитриевичу дать своеобразную оценку национальному лидеру: «история поставит Президента Путина в один ряд с Петром Великим и Екатериной Второй в его усилиях развернуть гигантскую и неповоротливую Россию лицом к Европе, стать её частью не на словах, а на деле».

Я нахожу, что эта характеристика – не что иное, как род скоморошества самого князя. Совершенно не смущаясь, он рассказывал мне, что в своих публичных выступлениях на заседаниях и встречах в Москве то и дело напоминает затейника. Поглядев же в интернете некоторые его выступления, я убедился, что князь на потеху слушающих и смотрящих, к удовольствию показывающих то «вынимал стул из-под губернатора», а то вдруг принимался со смирением благодарить власть за то или иное благодеяние её по отношению к сообществу русских эмигрантов! И я понял, что естество князя, его натура (хоть и родился вне России, и воспитывался на Западе) близка духу русского национального характера, включающего скоморошество.

Эта моя догадка возникла неслучайно. Ведь на Руси юродство достигло расцвета, которого не знал ни греко-византийский, ни тем более, римско-католический мир. Уверен, князь слишком образован и сведущ, чтобы не помнить: из 36 юродивых, официально причисленных Церковью к лику святых, и множества юродивых, почитаемых в народе, но не признававшихся Церковью, только шестеро были признаны на христианском Востоке еще до крещения Руси. Европейцы, испытывающие призвание к юродству, переселялись в Россию, где пик расцвета юродства пришёлся на XIV–XVII века. В этот период, по выражению В.О.Ключевского, юродивый становится «ходячей мирской совестью, живым образом обличения людских пороков».

На Западе черты, сходные с юродством обнаруживаются лишь в образе св. Франциска Ассизского, называвшего себя «скоморохом Божиим». Ну, а ближайшие родственники князя, бежавшие на Запад из большевистской России, вывозили с собой в своих привычках и поведении элементы «карнавальной культуры», шутовства, скоморошества (к примеру, София привлекла эмигрировавшего деда князя церковным песнопением – его по воспоминаниям князя интересовали в жизни лишь музыка и православие; бабушка тоже чудила, легко «купившись» наугольные копи, которые ей показали мошенники, предварительно зарыв… несколько мешков с углём неподалёку от столицы Болгарии).

Так что с большой долей вероятности можно предположить, что у князя склонность к скоморошеству проявилась не случайно. И именно в то время, когда он ребёнком в 11 лет попал в тюрьму, когда вышел на волю и голодал, когда они с матерью снова могли исчезнуть в одно мгновение – советская власть зорко следила за только что выпущенными из тюрьмы. И надо было извернуться, не попасться, выжить. Приходилось продавать вещи в школе, встречаться с иностранцами и скрывать, скрывать то, что думал. С одной стороны, занимался плаванием и готовил себя к побегу, а с другой – помалкивал в школе на уроках истории партии.

Позже, работая в Советском Союзе, укрощал свою ненависть к Советам вживаясь в это общество, чтобы заключать выгодные кредитные контракты, умножать коллекцию. И тут князю приходилось прибегать к скоморошеству, юродствовать, чтобы покупать и продавать, менять и вывозить, наконец, устраивать выставки. Ради этого князь задумывал поэтапные ходы внедрения, угождал власти, подкупал её, осуществлял акты дарения… Приходилось считаться с таможенными барьерами, давать взятки, договариваться с посольствами… А какие испытания прошёл князь, прежде чем ему удалось поместить свою коллекцию в Санкт-Петербурге! Не следует забывать, что путь этот начинался с преодоления цензуры даже на простое упоминание имени Лобанова-Ростовского! Пришлось идти на некоторую договорённость с ведомством КГБ (о чём я рассказывал в предыдущих главах). Это теперь кажется простым факт: Советы рухнули в одночасье! Да, многие в те времена понимали, что империя изжила себя. Но издыхание монстра заняло не одно десятилетие! А жизнь одна! Она проходит! Вот почему вместо скорого осуждения я пытался понять истоки скоморошества князя.

Со скоморошества также началось наше общение. В Ричмонд-парке, где мы встретились, князь устроил спектакль, сначала заплатив за чай в бумажном стаканчике, а затем сообщив мне, что я зря теряю время – он ведь, не намерен оплачивать мне… потраченные на беседу часы! И потом отговаривал меня от затеи писать эту книгу, неоднократно напоминая, что не планирует финансировать её издание. Так что, повторюсь, мои мысли о скоморошестве возникли не на пустом месте.

И я, и князь по времени рождения относимся к военному поколению, хотя нам не пришлось воевать. Но мы оба помним (князь намного больше, чем я) ту войну. Практичность и здравый смысл свойственен поколению, которое народилось после войны. Тут ещё можно говорить о здравомыслии в характере. А во время революции, войны, и особенно на войне сама история становится в каком-то смысле юродивым. Человеку деваться от нее некуда. В таких условиях, в такие исторические моменты юродство становится абсолютной нормой… Интересный случай произошёл с Николаем Гумилевым: в «Доме искусств» во времена военного коммунизма была вечеринка. Все пришли в свитерах, в лаптях, черт знает в чём. Но он явился… во фраке. Голод дикий, и он голодал, как все… И вот из-за сместившегося контекста норма превратилась в… юродство: поэт во фраке выглядел, как Железный Колпак (юродивый по имени Николка и по прозвищу Железный колпак в трагедии Пушкина «Борис Годунов). Другой пример: Клюев очень любил, уже будучи признанным поэтом, имея гонорары, появляться в крестьянском наряде. Нравилось ему шокировать общество…только и всего!

Я пишу о скоморошестве в характере князя без опасений, зная, что Никита Дмитриевич настроен по отношению к журналистам и литераторам весьма демократично. Не прощает он только невежества. Писать же о себе разрешает всё, что угодно. Потому привожу его беседу с корреспондентом, состоявшуюся в начале 90-х годов:

– А российское гражданство вам не предлагали, как многим в последнее время?

– Предлагали, но я отказался. Буду ждать, пока Россия переменит свое отношение к людям.

– Что вы имеете в виду?

– Россия до сих пор не отменила некоторые законы, которые могут подвести человека под репрессии. Правосудие не защищает деловых людей. Моральные качества российских партнеров – бизнесменов и политиков – оставляют желать лучшего. Я говорю о вымогательстве, о стремлении нажиться на партнере. Этим и объясняется отсутствие иностранных капиталовложений в Россию, несмотря на огромнейший экономический потенциал.

А спустя десять лет после этого интервью князь принимает гражданство. Оно было пожаловано Лобанову-Ростовскому решением президента Российской Федерации за особые заслуги перед Отечеством. Более того, при вручении паспорта гражданина РФ князь признался, что решения о предоставлении гражданства он ждал полтора года и очень счастлив, что ему оперативно выдали паспорт – всего за три дня. В письме же, адресованном Президенту Российской Федерации, князь пишет: «Благодарю Вас за дарованное мне Российское гражданство, которым я очень горжусь и дорожу». Как это объяснить? Изменением демократического лица России невозможно: оно не изменилось, а если изменилось, то только в худшую сторону. Впрочем, Никита Дмитриевич нашёл объяснение: ему стало неловко защищать интересы русских эмигрантов в Российских общественных организациях и слышать упрёки, что сам он не гражданин России. Чистое скоморошество!

О князе Лобанове-Ростовском в Интернете при желании можно найти горы материала. И в пору активной деловой жизни, и сейчас, будучи на пенсии, Никита Дмитриевич охотно даёт интервью. Забавно, что он не противится и легко разрешает публиковать о себе любые скандальные материалы. Скоморошество чистой воды! И оно имеет объяснение. Похоже, забвение для князя хуже всяких домыслов, скандалов и недобросовестных суждений. Потому и вьются «разбойники пера» вокруг него постоянно.

Я из своего опыта общения могу засвидетельствовать: князю можно задавать любые вопросы без всяких опасений обидеть его. Другое дело, как отмечал философ А.Пятигорский, те, кто думает, что можно задавать любые вопросы с целью прояснить нечто, ошибаются: вопрос сам по себе может свидетельствовать, что спрашивающий не успел осознать ситуацию и тогда это реакция непонимания, а вовсе не попытка понять. Так случалось, когда я пробовал получить однозначные ответы в беседах с князем.

Личность князя в высшей степени противоречива. Кто наш герой – русский патриот или русофоб? Кем его считать – завзятым и злобным антисоветчиком или циничным прагматиком? Почему он с такой готовностью говорит о том, что думает о евреях, которые плотно окружали его в годы собирательства, службы и даже в личной жизни? И почему он с такой радостью отнёсся к моим попыткам отыскать в его роду еврейские корни?

Кое-что поясню, прежде всего, в его поведении. Свою скупость он не только не скрывает, а преувеличивает нарочито и при всяком удобном случае. На самом деле и меценатствует, и дарит много. Тонкую романтическую душу скрывает дикими анекдотами и лихой матерщиной. Где всего этого набрался мальчик, имевший и гувернёров, и домашних учителей? В тюрьме, посидев полгода с уголовниками. С той поры научился скрывать свою родословную и козырять ею лишь в нужных случаях. Иначе говоря, скоморошествовать! В рамках скоморошества становится наивным и вопрос: что для князя важнее, выгода или принципы? Выше я рассказывал как он, будучи ростовщиком, давал взаймы Советскому Союзу, иначе говоря, поддерживал режим, ограбивший его семью, выбросивший её за границу, наконец, убивший его отца. Такой вопрос задала ему однажды корреспондентка газеты «Совершенно секретно». Вот ответ князя: «Конечно, в моей душе был конфликт. В Москве с 1962 по 1979 годы я представлял интересы одного из влиятельнейших американских банков. В 1977 году мы предоставили банку СЭВа триста миллионов долларов кредита. Он безупречно обслуживал долг. Но, работая в банке, я не мог не рекомендовать зарабатывать деньги на кредитоспособной стране». Конечно, с принципами в данном случае пришлось отступить – надо было выполнять служебные обязанности и думать об интересах американских банков, на которые работал князь.

В том же интервью пришлось отвечать и на вопрос о сотрудничестве с разными разведками: «Что касается связей с «органами», то коммерческими тайнами я с ними не делился». Возникает вопрос, а некоммерческими? Корреспондент не отстаёт и спрашивает: «При такой работе, связанной с сотрудничеством с разными разведками, трудно представить себе, что вы не имели дело с КГБ. Слухи такие, во всяком случае, ходили. Что вы на это скажете?» – «Естественно, за мою долгую жизнь я встречал сотрудников многих спецслужб. Также естественно, что я, человек, дававший взаймы СССР, представлял интерес для таинственных господ из КГБ»… Не трудно заметить, что в ответе князя нет главного: отрицания, что он удовлетворял этот интерес! Наконец, следующий вопрос корреспондента должен был бы прояснить, на кого работал князь: «А ФБР, наверное, интересовалось людьми, с которыми вы встречались в Москве?». Тут князь пробует легко отшутиться: «Сотрудники ФБР – чрезвычайно занятая публика и на пустяки времени не тратят. Я был гражданином свободной страны, и ни один чиновник не мог заставить меня что-либо делать против моей воли». Когда же прозвучал вопрос о том, почему КГБ регулярно выдавал ему визы, и он даже останавливался в партийной гостинице, князь жёстко ответил, что никогда ничьим агентом не был, хотя вполне понимает причины появления слухов и сплетен. С визами однако не всё было просто: ведь не дали князю визу в 1984 году, когда он должен был присутствовать на первой выставке своей коллекции, организованной американским посольством в Москве. В партийной же гостинице останавливался… за небольшую взятку, которую охотно давал и которую охотно брали.

Все эти факты, связанные с дачей взяток, подкупами, оказанием услуг детям власть имущих, всё это вполне можно объяснить в деятельности князя в Советском Союзе и в России, если отбросить нормальную человеческую логику и принять князя, как скомороха. Тогда всё встаёт на свои места. Начал собирать коллекцию, потому что захотел иметь то, что увидел в Лондоне в 1954 году, впервые попав на выставку художников, работавших с Дягилевым. Иметь, это значит любоваться тем, что висит у тебя на стене всякий раз, когда ты захочешь. Но собранную коллекцию по соображениям безопасности, условиям для хранения можно было разместить только в специальном складе. Этот склад былнайден в Германии, где и хранилась коллекция до момента, когда она была продана России. Значит, иметь, чтобы любоваться – это вне логики. Тогда князь принимается объяснять коллекционирование, как страсть, которой подчиняется вся его жизнь. Потом захотелось подняться над страстью и пришло иное объяснение: Запад должен увидеть лицо другой России, которую он нарисовал себе – с ракетами и тоталитарным режимом. Для убедительности князь предал этот Запад со всеми его демократическими ценностями. Дальше – больше: в патриотическом порыве вдруг объявил, что почувствовал в себе некую генетическую обязанность перед Россией. С точки зрения логики, эта привязанность никак не вяжется с тем, что Россия извела род Лобановых-Ростовских, расстреляла отца, ускорила смерть матери и засадила его самого в тюрьму.

О своём скоморошестве князь, возможно, не догадывается. Но всегда с удовольствием говорит о судьбе, позволившей ему выбраться из того омута, в котором он оказался в начале жизни. И это та часть правды, которая совсем не противоречит скоморошеству. В одном из интервью журналистка спросила князя, часто ли сбываются его мечты.

– Не часто, но сбываются. Например, в январе 1954 года, на выставке театральной живописи Дягилевских сезонов я, в свои лет, решил создать подобное собрание. К счастью, мне удалось. Когда мне было 12 лет, я решил стать геологом, что и совершилось в 1960-м году. Но самое главное, я мечтал выжить, несмотря на репрессии коммунистической диктатуры, расстрел отца, угнетения матери, что привело к ее смерти. Все это породило во мне огромную злобу к советскому строю, которая была, наверное, главным двигателем в стремлении к успеху, как в спорте (я стал юношеским чемпионом Болгарии по плаванию на 100 и 200 метров брасом), так и в образовании (три степени в наипрестижных университетах мира), финансовой независимости после лет работы в ведущих американских банках.

Конечно, у меня (как у биографа князя) возник вопрос: а эта огромная злоба к советскому строю совсем не мешала сговору с ней, сговору, который вольно или невольно укреплял и продолжал жизнь Советов? Или на этот сговор князя толкала генетическая обязанность? Ведь много лет он не только помогал советской власти получать кредиты от Запада, но и привозил в Страну Советов дары, архивы и картины русских художников. Князь утверждает, что дарил не советской власти, а народу. Но ведь он-то лучше всех знает, что эта власть отняла у народа всё. И у княжеского рода тоже. Значит, вопрос в том, что получал князь взамен даров?

Всё, что хотел, но, прежде всего, признание. Его стали пускать на телевидение. Он завязал отношения в высших эшелонах власти. А тут уж выступал исключительно как патриот: мол, вся утерянная красота должна вернуться на родину. Потому и деятельность национального лидера сравнил с ролью в истории Петра Первого. И, в конце концов, был услышан: получил через министра культуры высочайшую резолюцию: «купить коллекцию Лобановых-Ростовских за 16 миллионов долларов». Однако после этого князь опять публично говорил и писал то, что думал: в России всё коррумпировано и власть продажна. Получив миллионы, преспокойно утверждал: деньги для меня не так важны, как выполнение генетической обязанности перед Родиной. Иначе говоря – я свободен и волен вести себя так, как считаю нужным.

И что же в итоге? Можно ли быть спокойным за коллекцию, которая являлась делом его жизни, после того, как она, наконец, оказалась на исторической Родине? Нет, потому что тут же выяснилось, что князь разместил коллекцию в России, которая не собиралась и не собирается выполнять на себя взятые обязательства по её сохранению. Как например летом 2010 года, которое выдалось аномально жарким. Коллекция, хранившаяся в запасниках в Петербурге, попала под эту жару, поскольку помещение осталось без кондиционера, обеспечивавшего необходимую температуру…

Теперь Никита Дмитриевич признаёт: если бы коллекция попала в Библиотеку Конгресса США, она была бы сохраннее. Для этого следовало набраться терпения, рисковать, ожидать решения, которое могло быть принято, а могло и не быть. Похоже, тут сыграла роль не генетическая обязанность, которую он испытывал к России, а трезвый расчёт: библиотека Конгресса – это синица в небе, а Константиновский Фонд – реальность и миллионы долларов. Да и таких славословий в адрес князя по поводу продажи коллекции России, в Америке он вряд ли бы дождался. Так что же, здравый смысл покинул князя? Нет и нет! Никита Дмитриевич сказал мне, что его первая жена, Нина, совладелица коллекции, возражала против продажи коллекции России. И тут же добавил: она права, и не отдаёт 200 предметов коллекции, которые ей принадлежат. Но если с ней хорошо поговорить, она отдаст.

В подтверждение же моим мыслям, когда книга была почти готова, князь любезно прислал мне одно интервью, данное им журналу, в котором уже без всяких оговорок сообщил, что жалеет, продав коллекцию России. Библиотека Конгресса предполагала сфотографировать все собрание, описать и сделать общедоступным в интернете. А вот это замечание вообще ставит крест на идее возвращения культурных ценностей современной России: «К тому же сейчас, я думаю, для русской культуры лучше было бы продать нашу коллекцию в США, где ценности хранят бережно».

И ещё одна сторона коллекционера. Кто он – собиратель или обиратель? И то, и другое, конечно. Собирал всеми доступными средствами. Ходил обирать со стодолларовой купюрой, чтобы ни при каких обстоятельствах не платить больше. Оправдывал себя всем: что вдова содержит кого-то и вовсе не бедствует, что картины хранятся на балконах, в подвалах и портятся и он спасает их. На самом деле понимал истинную цену приобретений и не брал на себя задачу просвещения наследников по части ценности того, что они уступали ему за смехотворные суммы. Князя, между тем, по его утверждениям, считали чудаком, когда он стал собирать то, что валялось под ногами. Те же эскизы Гончаровой, Ларионова. Их можно было купить за два доллара. И он покупал. Его прозорливость оплачена с лихвой. Начав с обирательства, которое сопровождалось и скупостью, и расчётом, и даже мелочностью, он завершил замечательным меценатством. Впрочем, и с меценатством не так всё просто. Нищим, падшим и заблудшим он не помогает. Не стоят они того! А вот дать миллион для кафедры – значит увековечить своё имя! Медная табличка на дверях лаборатории с его именем – это дело! Тщеславен? Да. А что в этом греховного?

Для меня, тем не менее, князь Лобанов-Ростовский, хоть и скоморох, и обиратель, и расчётливый меценат, а всё равно – истинный русский патриот. Да, именно так – по содеянному он патриот! То, что принято называть русским искусством, как он полагает, должно быть рождено на российской почве, в условиях русской национальной и культурной традиции. Кстати говоря, художники, может быть, подсознательно смотрели гораздо дальше политиков, и импортированные идеологии, будь то марксизм или зачаточная «чуждая» демократия Временного правительства, плохо кончились. Художники знали: Россия смотрит только на самоё себя, во внутрь, – и разрабатывали художественные формы, будь то традиционные или авангардные, всегда уходящие корнями в русскую самобытность, народное и кустарное искусство. А по образу мыслей, роду занятий и даже внешне я увидел… еврея. Рюрикович в 33-м колене еврей?

На вопрос, который я поставил в этой главе – кто же такой князь: русский или еврей, однозначного ответа, как будто, нет. По образу мыслей, роду занятий и, даже внешне, еврей: прогуливаясь вместе по Ричмонд-парку, я взглянул в профиль на Никиту Дмитриевича и поразился его иудейскому облику. Известно, что любой русский интеллигент к старости становится похожим на еврея! Но ведь тут речь не только о внешнем сходстве!..

Не знаю, как объяснить мои чувства в связи с этой догадкой. Я же не отношу себя к тем, у которых первый вопрос: вы еврей или нет. Не выделяю евреев среди других наций, чтобы доказать их превосходство и генетически. Большой же процент интеллектуалов среди них пробую объяснить историческими причинами. В данном же случае, пытаясь разобраться в характере князя, ловлю себя на мысли: мне хотелось, чтобы творцом этой неординарной биографии был действительно еврей. Но, тут же меня охватывает почти мстительная гордыня: мол, и в чистокровности Рюриковичей есть сомнения. И там, возможно, наследило неугомонное племя!

Впрочем, оставлю захватывающую тему еврейства князя без разрешения. Уверен, её и без меня с удовольствием подхватят в России, как только моя книга выйдет в свет. Сейчас же попробую прояснить предпочтения князя, так сказать, в культурологическом плане. Уяснить его жизненные кредо помог сам Никита Дмитриевич. Однажды он взялся ответить на вопросы известной анкеты Марселя Пруста. «В 1996 году, читая Марселя Пруста, я вдруг обнаружил занятную анкету. Это были вопросы, на которые он ответил, когда ему было 20 лет. Вопросы были короткими, лаконичными, предполагавшими ответы такого же свойства. Мне показалось, что было бы интересно взглянуть на себя со стороны, задав себе те же вопросы. Я надеюсь, что дух великого француза простит мне эту вольность».

Замечу, князю в момент ответов на эти вопросы было 60. К этому времени он был уже состоявшимся человеком иного, чем Пруст, века, много пережившим, прошедшим эмиграцию, знавшим, что такое сталинский террор. Именно под этим утлом любопытно сравнить ответы того и другого. Итак, главной чертой своего характера князь назвал способность не торопясь и последовательно осуществлять поставленные задачи. В мужчинах он предпочёл надёжность и откровенность в дружбе, в женщинах – доброту и ясный ум, в друзьях ценил преданность и возможность разделить радость. Своим главным недостатком он назвал плохую память, любимым занятием – делать то, что его интересует больше всего в настоящий момент, мечтой о счастье – уравновешенное состояние и здоровая старость, что выглядит понятно и весьма практично, самым большим несчастьем – смерть матери, когда ему был 21 год.

Князь признался, что хотел бы быть Лоренцо Медичи. Великобританию он назвал страной, в которой хотел бы жить. Его любимый цвет – зелёный, а цветок – роза. Любимая птица орёл. Любимые писатели Шекспир и Гоголь, любимые поэты Пушкин, Шелли и Гёте. А вот любимого литературного героя у князя, к его же сожалению, не нашлось. Хотя любимая литературная героиня есть – Татьяна Ларина. Любимым композитором он назвал Моцарта, любимыми художниками Арчимбольдо, Рембрандта, Гольбейна. Героями современности князь считал Черчилля, Де Голля, героиня у него Маргарет Тэтчер. Из имён он предпочитает Татьяну и Дмитрия. Больше всего князь не любит ложь и подлость. Самым отвратительным в истории человечества князь назвал Сталина. В истории войн ближе всего ему победа Кутузова над Наполеоном. Из всех политических реформ ближе всего создание Американской конституции 1776 года.

Из талантов, которыми князь хотел бы обладать, он назвал аналитические способности Сороса. Умереть хотел бы во сне. Состояние своего духа назвал боевым. Из слабостей, к которым он относится терпимо – женская непоследовательность. Его девиз «Через тернии к звёздам!».

Любимые оперы князя «Дон Жуан», «Тоска» и «Борис Годунов». Слушать предпочитает «Реквием» Моцарта. Любимой пьесой князь назвал пьесу О.Уайльда «Как важно быть серьёзным».

Любимые сигареты кубинские «Кохиба робустос», любимое вино «Романе Конти», любимое шампанское «Дом Рюинарт», любимая еда – овощи во всех видах. На вопрос, что вы считаете роскошью, князь ответил: «Роскошь, это когда другие делают за вас то, что вам скучно и неинтересно делать». На вопрос, что такое богатство, князь в 60 лет ответил: «Богатство – это когда у вас больше денег, чем вы в состоянии истратить».

А теперь приведу ответы 20-летнего Пруста. Например: человечество в лице своих лучших представителей остаётся стабильно суеверным. Хотя, в отличие от князя, Пруст не раскрывает свой девиз. Почему? А чтобы он не принёс ему несчастье. Пруст снисходителен лишь к порокам, которые ему понятны. Пруст досадует, что долго пришлось размышлять о себе, чтобы ответить на эти вопросы анкеты. Далее, напомню, князь хочет умереть во сне и думает о лёгкой смерти, а Пруст хочет умереть, став лучше, чем есть и любимым. Если князь уверен в своей воле и харизме, то Пруст досадует, что лишён того и другого и хотел бы обладать силой воли и умением очаровывать. В своих ответах Пруст ироничен, ибо… ценит в военной истории больше всего момент, когда он записался добровольцем. В том же ключе Пруст сетует, что ленив и потому у него недостаточно познаний, чтобы презирать какие-то исторические персонажи. Пруст больше всего ненавидит то дурное, что видит в себе.

Забавны его ответы, касающиеся любимых имён. Пруст утверждает, что в каждый данный момент у него одно любимое имя. Среди любимых писателей Пруст назвал Анатоля Франса и Пьера Лоти (псевдоним Жюльена Вио, французского романиста – Э.Г.), поэтов Бодлера и Альфреда де Виньи, литературного героя Гамлета, литературную героиню Федру, которую, впрочем, зачеркнул и написал Беренику, композиторов Бетховена, Вагнера и Шумана, художников Леонардо да Винчи и Рембрандта, героев в реальной жизни месье Дарлю и месье Бутру, героиню в истории Клеопатру. Пруст называет любимой птицей ласточку. Очень неопределёнными оказались предпочтения Пруста в цвете и цветах. Инфантильны представления Пруста о стране, где ему хотелось бы жить, где его желания сбывались бы, словно по волшебству, и где чувство нежности всегда было бы взаимным. Своей наиболее характерной чертой Пруст назвал жажду быть любимым, а точнее, быть обласканным и избалованным, скорее, чем служить предметом восхищения. Качество, которое 20-летний Пруст более всего ценил в мужчинах – женственное обаяние, в женщине – проявление мужественности, а также искренность в дружбе, а в друзьях – нежность по отношению к нему, при том, что их личности настолько утончённы, что их нежностью стоит дорожить. Главным своим недостатком Пруст считал неумение, неспособность «желать». Любимым занятием назвал – любить. На вопрос «Какова мечта о счастье» Пруст скромно заметил: «Боюсь, что она недостаточно возвышенна, к тому же боюсь разрушить её словами». Самым большим несчастьем Пруст назвал «никогда не знать мою маму и бабушку». А на вопрос, каким бы он хотел быть, ответ достойный: «Самим собой – тем, кем меня хотели бы видеть люди, которыми я восхищаюсь».

Сравнивая ответы, замечу лишь, что никогда не упомянул бы девиз: «Через тернии к звёздам!» Избито, банально для русского уха! Но ведь князь никогда не жил в России. То, что у нас на слуху (анекдоты, пословицы, поговорки), Никите Дмитриевичу кажется свежим, оригинальным. Хотя устный русский язык он освоил и изъясняется абсолютно свободно. Предпочтения же в культуре, литературе, искусстве – дело вкуса. В конце концов, русский народ опережает все народы мира по частоте использования пословиц и поговорок. Этот факт можно трактовать, как образность русской речи, а можно считать признаком несамостоятельности, неразвитости общественных институтов, общественной жизни.

Завершу же главу «Так кто же такой князь?» ещё одним общим замечанием о его скоморошестве. Оно развивалось в определённую эпоху, когда советский строй осуществлял некую утопию. Эта утопия существовала не только в сознании нас, бывших советских людей. От неё до сих пор не может освободиться и поколение Никиты Дмитриевича. В этом я вижу истоки и патриотических иллюзий, которые он испытывает. Утопический мир, который мы застали при утверждении и крушении его, воспроизводил это самое скоморошество сначала как способ выживания, а затем помогал самоутверждению. И тут совсем неважно, что князь родился вне России. Важно, что этот утопический мир изобиловал противоречиями: торжеством мысли и торжеством множества предубеждений, суеверий, предрассудков. Потому князю нравилось не столько жить своей жизнью, сколько играть в неё, насмешничать и непременно рисковать: изначально не имея на хлеб насущный, задумать и создать богатейшую коллекцию; выиграв жесточайшую конкуренцию, получить блестящую должность, а затем, запросив несусветную зарплату, объявить, что полгода будет работать бесплатно, а потом уйдёт, если не оправдает запрошенное; предупредить, что не намерен субсидировать проект моей книги, а потом предложить помощь в её издании; торговаться за чай в бумажном стаканчике и в то же лето потратить миллион на создание кафедры в Оксфорде…

Что это как не род скоморошества, веселья, отваги и радости от жизни!