Музей в Филях

В интернете можно найти огромное количество информации о деятельности Лобанова. Но моя задача не столько собрать воедино «малые зёрна в величайшую мозаику русского искусства», как говорил князь о своем сборнике «Эпоха. Судьба. Коллекция»», сколько составить максимально цельную биографию самого Никиты Дмитриевича, заново пересмотреть отдельные события его жизни, прокомментировать или отсеять домыслы, сплетни, и, не добавив своих, позволить себе лишь догадки. Изначально мне были непонятны действия князя с дарениями. И я высказал ему это во время нашей очередной прогулки в Ричмонд-парке:

– Вы так бесстрашно оставляете этой безумной России, берущей с вас, благодетеля, ещё и таможенные налоги за ввоз, свои сокровища! Зачем? Ведь разворуют, сожгут, пропьют! И кому нужен этот музей в Филях? Я в детстве жил на Шелепихе, расположенной у Москвы-реки. На нашей стороне была Москва, а на противоположном берегу те самые Фили, где в церкви Кутузов решал: спалить Москву, уступив её Наполеону, или отстаивать! В то время Фили был пригородом Москвы и к тому же считался хулиганским районом. В Филях, как я слышал, и сейчас какая-то «Горбушка» существует, где можно купить-продать всё, что душе угодно. Самый криминальный рынок! И вот в этом районе, в Филёвском парке, вы Никита Дмитриевич, бесстрашно устраиваете свой музей. Я, если буду в Москве, обязательно поеду под охраной и посмотрю музей! Но сейчас объясните мне, пожалуйста, ваш шаг. Ведь это нерационально! Вы же не наивный романтик! И не бессребреник! Все ваши сокровища даже в Болгарии надёжнее оставить! Не так ли?..

Общеизвестный факт: в 2001 году на территории Парка культуры и отдыха «Фили» был открыт Дом-музей князей Лобановых-Ростовских. Задача музея – показать историю Российского государства через жизнь и деятельность княжеского рода Лобановых-Ростовских. Впрочем, как и в случае с коллекцией, князь объясняет этот шаг отсутствием наследников:

– Повторю снова: у меня, к большому сожалению, нет детей. Поэтому обычный и несложный вопрос о завещании кому-либо важной части моего существования, истории моей жизни беспокоит меня много лет. Музей в «Филях» – моё завещание! Мне грустно бывает на аукционах, распродающих мебель, семейные портреты и всякую прочую утварь больших европейских или английских поместий или просто домов. Эти вещи попадают в равнодушные руки антикваров, декораторов интерьеров, просто любителей старины или курьёзов. И в них, в этих вещах, с продажей умирает прошлое и уходит душа, если можно так сказать. Они просто становятся предметами купли-продажи. Здесь же, в музее, верю – всё завезённое мною не попадёт на аукционы и не пропадёт.

Эти действия и суждения Никиты Дмитриевича мне, убежавшему из Советской Империи, кажутся странными. Да, я сочувствую бездетному князю хотя бы потому, что я отец двоих детей. А с другой стороны, надеюсь, ему известно, что дети очень часто совсем ненадёжное хранилище завещанных им духовных и материальных ценностей! Я подумал именно об этом ранним октябрьским утром, когда шёл вдоль канала от Кингс-Кросс к Камден Таун. Редкий солнечный день вытянул на берег типичных английских рыбаков, которые просидят тут весь день с удочками и спиннингами. И поймают разве что кошке на ужин, а, скорее всего, уйдут к вечеру без улова! Но для английских рыбаков это совсем не промысел, а удовольствие, которого они не лишают себя. Выглядит эта публика, как правило, весьма странно. На канал, в основном, выходят люди бессемейные или бегущие от жен и детей. В любом случае, трудно не заметить, что они заброшенные и одинокие.

В то утро я вновь размышлял о сетованиях князя, которые он, ближе к старости, всё чаще высказывает в интервью, в своих воспоминаниях. Впрочем, меня озадачила вот эта вариация темы бездетности: «Я чувствую генетическую обязанность по отношению к России». Я с глубокой симпатией отношусь к чувствам князя и верю, что он патриот. Но, обращаясь к себе, к своему опыту отцовства, в иные времена очень горькому опыту, я ищу параллели. И не нахожу в них созвучия тем патриотическим мыслям, которые высказывает князь. Как я уже отмечал, мне нечего оставить своим детям. Но я бы очень сожалел, если бы у меня не было детей. Я огорчился бы несопоставимо глубже, чем отсутствием сокровищ. И с генетической привязанностью у меня сложнее: я её чувствую по отношению к детям, а не к стране, которая принесла князю горя, кстати, даже больше, чем мне. Я уехал в эмиграцию, когда сыну было два года, а мне пятьдесят. У меня была надежда, что я вызволю его из Советского Союза. Этим я оправдывал свой поступок, суть которого, как не крути, заключается в том, что я оставил сына и эмигрировал! Нет, я его никогда не бросал. Я звонил в Москву каждую неделю. И, к счастью, дождался того времени, когда он смог приезжать ко мне, учил его играть в теннис и планировал жизнь исключительно из расчёта, что сын не будет жить в России.

Марина, моя экс-супруга, так много сделавшая для моей эмиграции, вывезла, по существу, меня из Москвы в Лондон. Наверное просто потому, что отчаянно влюбилась. Моя дочь родилась в Лондоне. Затем любовь кончилась, а жить без любви с отцом ребёнка Марина не могла. И мы оба помним, как наша дочь в три года плакала: «Мама, не выгоняй папу! Я хочу папу!». Я сожалею о многом в период нашего расставания, но не могу не испытывать постоянного чувства благодарности к Марине, которая вытолкнула меня в эмиграцию, изменившую мою жизнь.

Моя дочь плохо говорит по-русски. Но мы общаемся. Наше биологическое родство со временем переросло в душевное. У неё прекрасный отчим. Она зовёт его «дэди». А меня, когда мы встречаемся, папа! Мы дурачимся, разговариваем на нашем особом русском языке и понимаем друг друга. Моя дочь признаётся, что говорит по-русски только со мной. Мы смотрим фотоальбомы тех лет, и каждый из нас вспоминает своё! Я, больше с горечью, думаю, как мне нелегко было по выходным дням забирать её и всё свободное время после трудовой недели посвящать ей. С шести утра я слышал: «Папа, вставай! Идём играть в теннис! Идём гулять! Я хочу в парк!». Я и сейчас ненавижу детские площадки. Она, наверняка, помнит всё иначе! Мы со смехом вспоминаем, как однажды я отшлёпал её, когда она вздумала поддразнить меня! На мой строгий запрет выходить на проезжую часть, делала это назло мне и ждала моей реакции! Правда, тогда было не до смеха!

Сын мой только на подходе к тому, когда отец из абстрактного гена превращается в друга. Но и с ним мы прошли пик трудностей в наших отношениях. Сейчас они всё более доверительные и близкие. У меня с сыном глубокая духовная и интеллектуальная связь, которой я очень дорожу.

Эти параллели я провожу, чтобы полностью и окончательно согласиться с князем: горько, когда физиологическое отцовство не состоялось, но совсем не потому, что некому оставить наследство – материальное или духовное. Без детей моя жизнь была бы неполноценной. Хотя, конечно, для людей творческих, созидательных, берегущих время, а значит, эгоистов и эгоцентристов, цена отцовства часто оказывается слишком высокой. Так что продолжаю настаивать: вопрос о наследстве в отцовстве последнее, о чём стоит сожалеть.

Генетическая же привязанность князя к России, как я могу предположить, возможно, не проявление патриотизма, а то плацебо, которое заменяет несостоявшееся отцовство. Нет, я совсем не исключаю привязанность к исторической родине. Это очень сильное, щемящее чувство. Мне это близко, хотя я был в Израиле лишь однажды! Необъяснимым образом, сопротивляясь проявлениям ортодоксальности, но помня своё советское прошлое, связанное с антисемитизмом, я чувствую там свои генетические корни. Князь ездит в Россию регулярно, потому, что его чувства питает к счастью не исчезнувший род Рюриковичей. Но как реализуется эта его генетическая привязанность?

Дом в Филях – веха для князя! Это и мемориальный музей, и музей-квартира. Задача музея – показать историю Российского государства через жизнь и деятельность рода князей Лобановых-Ростовских. Музей символизирует возвращение этого рода после долгих лет эмиграции в Россию, в Москву Князя назначили внештатным хранителем дома-музея. Там он работает, принимает гостей и проживает во время его визитов в столицу.

Музей размещается во вновь построенном доме из камня, облицованного брёвнами с обеих сторон, что придаёт музею вид деревенской усадьбы. На первом этаже три экспозиционных зала. Зелёный зал, в котором развешаны семейные портреты. Под ними в витринах выставлены книги и реликвии, подаренные основателем музея. На стенах висят гравюры с видами Москвы и Петербурга, старинные карты империи. В центральном, Красном зале экспонированы 40 гравюр-портретов Романовых с их генеалогической таблицей, и полководцев, служивших во славу Российской империи. Синий зал посвящен князю и его ближайшим родственникам. На начальном этапе Никита Дмитриевич передал музею 90 обрамлённых старинных гравюр и дюжину портретов, написанных маслом. На верхних этажах размещены 50 театральных работ и произведений художников 1920-х годов, которые отражают вкусы и предпочтения коллекционера Лобанова! Надо отметить, что Никита Дмитриевич уже переправил сюда из Лондона 140 экспонатов. Он продолжает пополнять фонд музея семейными реликвиями. Так что Москва никак не проиграла, выстроив за свой счёт помещения в парке и предоставив их под усадьбу 33-му отпрыску рода Рюриковичей.

Но вот итоги усилий Никиты Дмитриевича по оборудованию этого дома-музея, наполнению его экспозициями меня настораживали недаром. Взглянем на эту акцию властей Москвы объективно. Музей состоялся исключительно потому, что князь сумел найти ключ к мэру Лужкову и московскому правительству. Вот и всё. Иначе говоря, он в очередной раз попробовал доказать, что в коррумпированной России можно договариваться с властями. Это не укрылось от внимания журналистов. Один из корреспондентов уже после открытия музея даже укорил князя: мол, вам на российских политиков грех жаловаться, к примеру, вам презентовали только что отстроенный дом в Филевском парке рядом со спортивным залом, которым пользуется президент. Князь ничуть не смутился и объяснил всё на пальцах:

– Предоставили в пожизненное пользование, чтобы я показал в экспозиции историю российского государства через жизнь и деятельность князей Лобановых-Ростовских.

– А дворцы и другое имущество вашей семьи вам не хотят вернуть?

– В России нет закона о реституции. Россия никому ничего не вернула и не собирается возвращать. Мне предлагали верхний этаж нашего дома в Москве, но не в порядке реституции, а на условиях пожизненного пользования. Понятное дело, от такого предложения я отказался.

Похожая ситуация сложилась и в Петербурге. Лобановский дом, то есть тот самый дом со львами, воспетый Пушкиным в «Медном всаднике», где, «как живые, стояли львы сторожевые», ныне перестраивается под отель «Four Seasons – Pulse». В один из своих приездов князь попытался попасть туда, когда увидел, что он находится в строительных лесах. В газетах он прочитал, что дом теряет первоначальный облик. Власти же уверяют, что следят за происходящим на стройке. Никита Дмитриевич настроен скептически. И объясняет свою позицию просто:

– Объективно Петербург является мировым архитектурным достоянием, и не случайно этот дом строился Монферраном вме сте с Исаакиевским собором. Так что любое вмешательство в архитектуру говорит не в пользу Петербурга. Я уверен, что такие дворцы нужно передавать в частный обиход, как это делает Франция, и очень удачно, поскольку государство не способно их поддерживать. Что делает Франция? Она сдает дворцы в аренду и обязывает делать ремонт. Легко было бы повторить то же самое и в России, но, видимо, это трудно сделать в государстве, где юридическая власть подчинена гангстерам, которых почему-то называют бизнесменами, и где коррупция съела все сверху донизу. Поэтому даже если и будет хороший закон по поводу памятников, гангстеры дадут взятку и сделают что хотят. Страшно и жалко, что творение Монферрана будет изменено.

– Вы не хотели ваш дом выкупить?

– Мне это предлагали лет шесть назад – хозяин его сидел в тюрьме и просил 3 миллиона 200 тысяч долларов. Но ежегодное содержание обошлось бы мне еще в миллион. Тогда этот дом казался коммерчески бесперспективным – потолки там высотой всего 3,25 метра, это слишком низко, чтобы сделать второй этаж, и количество комнат недостаточно для гостиницы. Кто же думал, что в Москве у Большого театра появятся отели, где номер будет стоить 16 тысяч долларов в сутки и любые расходы окупятся? В тот момент я отказался.

– Да, факт в истории зафиксирован: в Москве существует Дом-музей Лобановых-Ростовских на территории Парка культуры и отдыха «Фили». Но, оказывается, он… не функционирует, потому что и по сегодняшний день весь этот объект не закончен. Более того, Дом-музей построен по постановлению правительства Москвы в 2001 году. А спустя семь лет, начиная с 2008 года, кое-кто в правительстве Москвы приглядывается к этому лакомому куску земли в Филёвском парке. Дельцы хотят его «приватизировать», а Музей оттуда убрать. Они уже предложили Лобанову переехать в Царицыно затем, чтобы что-то иное построить в Филёвском парке в «Городе мастеров». И получать с нового строительства откаты.

– Меня как будто спасал прежний мэр Лужков, – с горечью замечает Никита Дмитриевич в нашей беседе. – Но теперь его «ушли» и, я думаю, меня оттуда выживут. А судиться в России мне невозможно, потому что независимого правосудия там не су ществует. Поэтому я не смотрю на свое проживание в Филёвском парке с оптимизмом. Жду со дня на день!

Спрашивать, обидно ли – просто сыпать соль на рану! Но об этом чувстве Никита Дмитриевич сам сказал в одну из последних наших встреч:

– Увы, боюсь, что мне скоро придется эвакуировать музей. В парке Фили новое руководство. Всё меняется. Похоже, там собираются сносить «Город мастеров», в одном из домиков которого мы и находимся. А жаль! Тут был хороший культурный центр, по соседству были кружки для детей, они занимались гончарным ремеслом, резьбой по дереву Непонятно, почему эти здания не используются! Сюда вложено столько денег. Есть открытый театр, конференц-центр, гостиница с рестораном. Новому мэру Собянину я вручил лично письмо на эту тему, когда прочитал газетную статью с сообщением, что «Город мастеров» будет снесен. Но так и не получил никакого ответа.

Впрочем, время уже внесло поправку. Когда книга была готова к печати, князь получил-таки ответ. И совсем не за подписью мэра Собянина! Вот конец его: «В настоящее время ведутся судебные процессы между парком и ООО «ИНТЭС». Учитывая изложенное, полагаем целесообразным, уважаемый Никита Дмитриевич, рекомендовать Вам вывезти экспонаты и личное имущество из помещения Дома-музея». Этот «приговор» подписала Елена Борисовна Струшкова из Отдела культуры правительства Москвы аккуратно под новый год 27 декабря 2011 года. Иначе назвать это письмо (отправленное в качестве новогоднего поздравления, что ли?) язык не поворачивается. Особенно, если вспомнить, что это здание в Филёвском парке князю предоставили «в пожизненное пользование»!

Насколько мне известно, Никита Дмитриевич в добром здравии: 6 января 2012 года он отметил своё 77-летие! Я встретился с ним в этот день вечером в «Пушкинском Доме» и готов доказать в самом строгом суде Елене Борисовне – жив, жив потомок Рюриковича в 33-м поколении! Хотя и признаётся, что за свой счет в России ничего серьезного теперь не предпринимает. «Здесь нужно быть очень крупным жуликом, чтобы чувствовать себя, как дома» – с горечью говорит он. С горечью ещё и потому, что ему надо срочно найти крышу для сокровищ, которые он поторопился переправить на историческую Родину. И снова у меня вопрос: надо ли реализовывать генетическую обязанность, которую он ощущает к такой стране, как Россия в таких формах? Ответ напрашивается сам собой.