Физики шутят

Если кто-либо представляет себе ученых-физиков как скучных людей, способных говорить лишь на языке формул о сложных и недоступных для обычного понимания материях и чурающихся всяких развлечений, то он ошибается. Мне лично кажется, что физики — самые веселые люди. Во всяком случае, острое слово, шутка, ирония у них в большом почете. Конечно, с возрастом все становятся солиднее, не интересуются развлечениями, привлекавшими их в юности, но любовь к шутке живет в физиках и тогда, когда новые знакомые не могут уже определить, был ли этот ученый блондином, брюнетом или рыжим. Ну, а молодости любовь к шутке и веселью тем более свойственна. Физтех же был, как уже говорилось, очень молод в ту пору.

Когда разговор носил неофициальный характер, наши молодые ученые редко называли друг друга по имени-отчеству, а больше пользовались уменьшительными именами, а то и шутливыми прозвищами. Никто на них не обижался. Л. Н. Неменова называли Бубой, Е. В. Кувшинского — Королем, С. Н. Журкова — Херувимом, П. Г. Степанова — Ежиком, И. В. Курчатова — Генералом, а его брата Б. В. Курчатова, тоже видного физика, — Борухом. Абрама Федоровича Иоффе мы называли между собой Папой. В этом не было и тени фамильярности или неуважения. Напротив, «Папа», «Папаша» произносились с самыми добрыми чувствами, с истинной любовью.

Мне посчастливилось несколько раз присутствовать на чествованиях Николая Николаевича Семенова — одного из самых крупных современных ученых, патриарха химической физики. Отмечались разные даты — пятьдесят, семьдесят, семьдесят пять лет… С каждым разом к старым прибавлялись новые титулы и звания — академик, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной и Нобелевской премий… Всечествования проходили сердечно, в обстановке доброжелательности и искренности.

Помню теплую речь А. Ф. Иоффе на пятидесятилетии Николая Николаевича. Он хорошо говорил о заслугах юбиляра перед наукой.

— Желаю вам, дорогой Николай Николаевич, чтоб никакие акулы больше вас не щипали, — сказал Иоффе в заключение.

Эти слова были покрыты горячими аплодисментами и дружным смехом. Уж собравшиеся-то знали, на кого намекает Абрам Федорович! У Семенова были и завистники, и недоброжелатели, оспаривавшие правильность его работ, ставших теперь классическими. Самым яростным противником был человек, носивший фамилию, созвучную слову «акула».

Это торжество происходило в Москве, куда после войны переехал Н. Н. Семенов вместе с руководимым им Институтом химической физики Академии наук СССР. Гостей на чествовании Николая Николаевича собралось много, но одного друга юбиляру все же не хватало. Отсутствовал Петр Леонидович Капица, с которым Н. Н. Семенова связывают долгие десятилетия совместной работы. Академики Капица и Семенов принадлежат к числу первых учеников Абрама Федоровича Иоффе.

В то время, в 1946 году, у П. Л. Капицы были серьезные неприятности. Неизвестно, за какие и чьи грехи он был освобожден от работы в им самим созданном Институте физических проблем. Потом все было исправлено и встало на свое место, но тогда П. Л. Капица в институте не работал, жил за городом на даче и на людные собрания не выезжал. А для Семенова праздник без Капицы был неполным. И вот среди ночи он вместе со своей женой отправился на дачу к Капице и разбудил все семейство. Праздник продолжался уже там. В этом я убедился, приехав к Капице утром.

«Да, Николай Николаевич все тот же», — подумалось мне. На память пришел случай еще из довоенной поры. Тогда мы тоже праздновали какое-то событие в жизни Семенова. Сидели у него дома, и вдруг Николай Николаевич вспомнил о другом академике, жившем в соседней квартире. Николай Николаевич приглашал его, но тот почему-то не пришел. Несмотря на позднее время, Семенов отправился к нему и, не слушая отговорок, схватил маститого академика в охапку и притащил к праздничному столу. Все это выглядело так непосредственно и мило, что доставило присутствовавшим и соседу-академику много удовольствия.

Семидесятилетие Николая Николаевича отмечалось в апреле 1966 года. Приветствий оказалось столько, что всех их физически невозможно было прочесть. Мне запомнился «адрес», сочиненный учениками Николая Николаевича от имени Московской автоинспекции. Дело в том, что в семидесятилетием возрасте Семенов стал овладевать искусством вождения автомобиля. В таком городе, как Москва, научиться этому непросто, и в первое время случались кое-какие нарушения порядка. Однажды Николай Николаевич неправильно поставил машину на Ленинском проспекте, чем, естественно, затруднил движение. Инцидент закончился неприятным разговором с инспектором ГАИ. Вот такие факты и связанные с ними побасенки послужили материалом для преподнесенного ему «адреса», в котором, между прочим, говорилось:

«Мы хотим заверить вас, гражданин академик, что благожелательность наших инспекторов в беседах с вами по случаю мелких нарушений правил уличного движения всецело обусловлена… нашей определенной личной симпатией».

Заключался «адрес» следующими словами:

«Выражая вам свои приветствия, мы должны, однако, заявить, гражданин академик: Давайте не будем прикидываться, что Вам семьдесят лет, просто даже смешно, кто этому поверит… Вы водите машину все увереннее и в ближайшее время станете, несомненно, одним из лучших водителей-любителей среди вице-президентов…»

«Адрес» повеселил гостей и самого юбиляра. Мы с ним во время торжества вспомнили далекую молодость, наши самодеятельные вечера в Физтехе. На одном из них Николай Николаевич, видный уже ученый, вместе с младшим научным сотрудником, совсем юным тогда, а ныне тоже известным физиком, автором замечательных работ в области сверхпроводимости, членом-корреспондентом Академии наук А. И. Шальниковым, показывал теневые картины и пел под аккомпанемент самодеятельного шумового оркестра сочиненную ими песенку на мотив модных тогда «Кирпичиков»:

Был я мальчиком,

Подметальщиком,

А потом, проработавши год…

Картины и песня имели огромный успех. Смеялись мы до упаду и дружно подпевали. Куплеты были довольно меткими, задевали многих присутствовавших, но и они веселились вместе с нами. Всех слов песенки нам с Николаем Николаевичем вспомнить не удалось, — все-таки прошло четыре десятилетия…

В те далекие времена я подружился еще с одним крупным ученым-физиком — Яковом Ильичом Френкелем. К сожалению, Яков Ильич рано ушел от нас, более двух десятилетий назад, но вклад, внесенный им в теоретическую физику, прочно вошел в сокровищницу мировой науки. Френкель создал первоначальный вариант квантовой теории движения электронов в металле и основы современной теории ферромагнетизма. Он разработал теорию поглощения света в диэлектриках и первым сформулировал аналогию между жидкостью и твердым телом. Френкель создал также первую количественную теорию деления ядер урана. Ему же принадлежат фундаментальные труды по атмосферному электричеству, астрофизике, биофизике и в ряде других областей. Он теоретически доказал существование экситонов.

Когда мы познакомились с Яковом Ильичом, ему уже было порядком за тридцать лет — возраст весьма солидный по понятиям, существовавшим в «молодом» Физтехе. А главное, Френкель уже был видным профессором, кроме работы в институте читал лекции к вузах, имел, конечно, широкий круг знакомых. Френкель также часто заходил в мою мастерскую, рассказывал о своих замыслах, идеях, возникавших в его голове.

Яков Ильич обладал никогда не изменявшим ему чувством юмора. Мог быстро растормошить одуревших от долгой напряженной работы «научников», мог в дружеской компании весело «держать стол».

^{Физик-теоретик, член-корреспондент Академии наук СССР Я. И. Френкель. (40-е гг.)}

Запомнился мне такой случай. В институте в ту пору почти не было вспомогательного персонала. Нехватку его мы испытываем и сейчас — людей на такую работу трудно найти. Тогда же не позволяли нанимать людей ограниченные штаты. И вдруг Физтеху дали целую пожарную команду. В ней подобрались все дюжие, здоровенные парни. Научные сотрудники обрадовались. Вот и помощники для тяжелой физической работы! Но не тут-то было. Если требовалось перетащить из лаборатории в лабораторию тяжелый насос или другую громоздкую установку, — а это требовалось постоянно, — пожарники категорически отказывались помогать: мол, не их дело. Они спокойно стояли на своих постах или «забивали козла» в ожидании очередного дежурства, а с «научников», превратившихся в грузчиков, сходило семь потов. Ведь среди научных сотрудников было немало людей, которым работа такелажников была не под силу.

И вот приходим мы однажды в институт, а у входа стоит Френкель в пожарной каске. Все недоумевают:

— В чем дело, Яков Ильич?

— Сегодня я не физик, а пожарник, — невозмутимо отвечает он. — Так что, если вам понадобится перетаскивать аккумуляторы или насосы, можете на меня не рассчитывать. Не потащу, не мое дело!

Особенно весело проходили в институте вечера. Они затягивались обычно допоздна, и тут проявлялись те таланты, которые не находили применения в научной работе: один пел, другой танцевал, читал стихи, все больше сатирического содержания. Держали себя все непринужденно, и если случалось, что кто-либо переступал принятые границы, его быстро утихомиривали.

Как-то в майские дни на большом институтском вечере забуянил механик из лаборатории И. В. Курчатова. Был он хорошим работником и человеком огромной физической силы. Обычно держал себя мирно, но тут выпил лишнее. Игорь Васильевич пытался его угомонить. Тот на минуту затихал под сердитым взглядом своего начальника, а потом снова принимался за свое. Два вызванных милиционера не смогли одолеть механика, он раскидал их, словно котят. Всем было неловко, тем более что на вечере, как обычно, присутствовал Абрам Федорович Иоффе и дело происходило у него на глазах.

Вот тогда и вспомнили о смотрителе институтских зданий А. М. Степанове.

Андрей Матвеевич Степанов, тихий и добрый человек, постоянно, с утра до ночи, сновал по институту со связкой ключей, страшно занятый и чем-то вечно обеспокоенный. Хозяйство его было действительно большим и нелегким, а выглядел смотритель довольно тщедушным человеком. Правда, иногда в свободную минуту рассказывал о своих занятиях спортом, но эти рассказы были коротки и не свидетельствовали о больших успехах нашего смотрителя.

— Пришел я, значит, в кружок, где занимались боксом, — говорил он, — и прошу руководителя: «Возьмите в свою компанию». А он мне только и ответил: «Держись», да как ахнет по физиономии! У меня аж искры из глаз посыпались. Ну, тут я, значит, заскучал…

Как шли занятия дальше, Степанов не рассказывал, то ли считал это неинтересным, то ли не позволяли вечные его дела по хозяйству.

Степанов вывел буяна из зала, а в коридоре тот опять зашумел. Тут «тщедушный» Андрей Матвеевич одним быстрым движением скрутил гиганту руки, и как тот ни сопротивлялся, но вырваться не мог. Потом Степанов закатал его в ковер и, взвалив на плечи, вынес спеленатого механика в укромное местечко.

С тех пор угроза «закатать в ковер» по методу Степанова не раз успокаивала иного гуляку, «позволившего себе лишнего», когда он мешал работе или общему веселому времяпрепровождению.