Бросок в стратосферу

В 1933 году в Советском Союзе проводились привлекшие к себе внимание всего мира исследования стратосферы. И Физтех также не остался в стороне от них.

В наши дни, когда на орбиту земного шара выводятся большие научные станции-лаборатории, способные оставаться там неделями и месяцами, а космические корабли уходят к другим планетам и в глубь Галактики, задача подняться в воздух на полтора-два десятка километров кажется совсем простой. Такой высоты достигают обычные самолеты. Но в те времена ракетная техника существовала лишь в мечтах и замыслах ученых, которые ставили свои первые эксперименты.

Для авиации подобная высота тоже была еще недоступной. Попытки подняться за пределы тропосферы, проникнуть в высокие слои воздушной оболочки Земли совершались лишь на аппаратах легче воздуха, то есть на воздушных шарах. Но и эти попытки не всегда заканчивались успешно, за них исследователи не раз платили своими жизнями.

В 1927 году американский аэронавт капитан Грей дважды поднимался на воздушном шаре объемом в две с лишним тысячи кубометров, наполненном водородом. Аэронавт находился в открытой корзине-гондоле, где помещались различные приборы, баллоны с кислородом, радиоприемник. Полет был очень трудным для Грея. Он достиг высоты 12 944 метра, лишь выкинув из гондолы большую часть имевшихся там грузов — освободившиеся стальные баллоны, аккумулятор, приемник, электрогрелки и т. д. То, что сохранилось при подъеме, пришлось выбрасывать во время спуска, так как аппарат шел к земле слишком быстро, в нем оставалось уж очень мало газа. Но и отсутствие груза не помогло. Под конец Грей был вынужден покинуть гондолу и спуститься на парашюте.

Во время второго полета Грей пытался хоть немного превысить достигнутую им высоту, хотел подняться на 13 100 метров, но это не удалось. И во второй раз он смог подняться не выше чем на 13 километров. Когда воздушный шар спустился на землю, из гондолы никто не вылез. Грея нашли в ней мертвым. Стараясь как можно больше облегчить свой аппарат, он взял минимальный запас кислорода, однако спуск на этот раз шел значительно медленнее, чем во время первого полета. Кислорода не хватило, и аэронавт умер от удушья.

Через год в стратосферу пошел испанский воздухоплаватель Бенито Молас на воздушном шаре примерно такого же объема, как у Грея. Он лишь едва оторвался от нижнего слоя атмосферы, который мы зовем тропосферой, и достиг высоты 11 километров, то есть меньшей, чем американец. Исход был такой же трагический. И на этот раз в гондоле нашли мертвого пилота. Причина гибели та же — удушье.

Затем подъем в стратосферу пытался совершить брюссельский профессор Пиккар. Он построил в 1931 году воздушный шар значительно большего объема — 14 000 кубических метров — с герметической алюминиевой гондолой. Над гондолой имелся еще специальный парашют, который должен был обеспечить безопасное приземление, если бы воздушный шар разорвался на высоте. При первой попытке взлететь Пиккару, однако, самому пришлось применить разрывное устройство, чтобы выпустить газ из шара. Взлет прошел неудачно, ветер стал прижимать аппарат к земле, гондола и часть приборов были повреждены, так что попытку подняться пришлось прекратить.

Второй полет Пиккара в 1932 году был более успешным, хотя его обстоятельства тоже складывались драматически. На старте гондола получила повреждение, и воздух стал из нее выходить. А шар все набирал высоту… Кое-как Пиккар сумел замазать трещину в стенке вазелином и воском. Часть приборов была разбита. Веревка, предназначенная для выпуска излишнего газа, запуталась, и клапан не открывался. Были и другие повреждения. Неуправляемый шар целый день носило в небе.

Совершить спуск Пиккару удалось с большим трудом и риском. Шар приземлился в горах на глетчере Отцаль высотой в 2500 метров. Собственно, не приземлился, а оказался на льду, и снять его оттуда стоило больших усилий. Значительную часть намеченных исследований смелый ученый провести не смог. Все же он достиг высоты, на которой до него никто не бывал, — 16 километров.

Зачем человек стремился в стратосферу? Новые, неизведанные области всегда манят его, — так уж человек устроен. Он по своей природе искатель и совершает свои открытия порой раньше, чем станет ясным их возможное применение. Но интерес к стратосфере вызывался вполне определенными и ясными причинами.

Прежде всего в стратосферу, то есть в верхнюю часть воздушного океана, начинающуюся в 10–12 километрах от поверхности земли, человека гнала борьба на высокие скорости полета. В нижних слоях атмосферы достичь их мешает сопротивление воздуха. Оно растет в геометрической прогрессии. При увеличении скорости, скажем, втрое сопротивление возрастает в девять раз. При сверхзвуковых скоростях дело обстоит еще сложнее. А стратосфера заманчива именно тем, что там воздух очень разрежен, следовательно, и сопротивление во много раз меньше. Значит, чем выше, тем лететь можно быстрее. Человек еще не побывал в стратосфере, но уже во время первой мировой войны в ней летали мощные артиллерийские снаряды. Именно благодаря малому сопротивлению в верхних слоях воздушного океана они и достигали огромной для своего времени дальности — свыше 100 километров. Чтобы освоить стратосферу для полетов, надо было узнать ее поближе, изучить ее особенности, воздействие на человека, на летательные аппараты и т. д.

Стратосфера очень интересовала и физиков, особенно ионизация разреженного воздуха, интенсивность космических лучей, которая, естественно, возрастает с высотой. Чем тоньше слой воздуха, который этим посланцам космоса приходится преодолевать, тем их больше. А внимание к космическим лучам особенно возросло, когда наука занялась изучением атомного ядра. Даже сейчас мы еще очень далеки от того, чтобы в лабораторных условиях получать частицы с энергией, подобной той, какую они обретают в космосе. Тогда об этом и мечтать было трудно. Первые ускорители только создавались.

Политика индустриализации, проводившаяся Коммунистической партией, преображала нашу страну и вызывала мощный расцвет науки. То, что было недостижимым еще несколько лет назад, становилось возможным и реальным. И вот на рубеже второй пятилетки советские ученые и аэронавты задумали наступление на стратосферу.

В 1933 году в Советском Союзе сооружались два стратостата: один — «СССР» — в Москве, а другой — «С-ОАХ-1» — в Ленинграде. По объему они были почти равны. Оболочка московского стратостата вмещала 24 340 кубометров газа, а ленинградского — 24 920. До того столь большие аппараты в стратосферу еще не поднимались. Экипаж каждого стратостата состоял из трех человек. В Москве к полету готовились три опытных воздухоплавателя, в Ленинграде решили направить в стратосферу и ученого — представителя Физико-технического института.

Командиром стратостата «С-ОАХ-1» ленинградского Осоавиахима стал П. Ф. Федосеенко — выдающийся специалист по воздухоплаванию. Павлу Федоровичу было в то время 35 лет. В 1918 году рабочий-модельщик Федосеенко вступил добровольцем в молодую Красную Армию. Он отважно воевал против Петлюры, Деникина и Врангеля, был награжден орденом Красного Знамени, именным оружием и часами.

В 1919 году Федосеенко стал аэронавтом. После гражданской войны он настойчиво учился, а незадолго до полета на стратостате окончил Военно-воздушную академию имени Жуковского.

Федосеенко служил в воздухоплавательных частях, почти каждый год участвовал в сложных полетах на аэростатах и установил несколько всесоюзных рекордов по высоте и продолжительности полета. В общем, это был закаленный, знающий командир-большевик, больше чем кто-либо подходивший для руководства столь трудным полетом в неизведанные области воздушного океана.

Вторым членом экипажа являлся тридцатйчетырехлетний инженер Андрей Богданович Васенко. Как и Федосеенко, он был широко образованным человеком, крупным специалистом в области воздухоплавания. Он окончил Ленинградский институт инженеров путей сообщения по воздушному факультету. Еще студентом Андрей Богданович начал работать в Институте аэрологии, где потом в течение ряда лет заведовал научноисследовательским сектором. А. Б. Васенко преподавал аэрологию в вузе и вел большую исследовательскую работу, проектируя и испытывая аэростаты. Он давно и упорно интересовался исследованием верхних слоев атмосферы. Васенко принадлежал и проект стратостата, на котором ему предстояло лететь.

Самым молодым членом экипажа был физтеховец Илья Усыскин. Ему исполнилось всего 23 года. В 1931 году он окончил физико-механический факультет Политехнического института и пришел на работу в Физтех.

Он только начинал путь ученого, но уже ярко проявил себя в научной и общественной жизни. Необычайно щедро одаренный от природы, Усыскин успел за немногие годы сделать столько, сколько иной человек не успевает за долгую жизнь. У него были уже серьезные научные труды. В частности, он опубликовал совместно с В. Е. Лошкаревым интересную работу по дифракции быстрых электронов.

Илья Усыскин знал языки, по-немецки говорил и читал свободно, хорошо рисовал, увлекался поэзией и шахматами, настойчиво изучал философию и руководил студенческими кружками по диамату. В то время Физтех разросся в «комбинат институтов», «пространством бесконечный, растущий бурно, быстротечно», как говорилось в шутливой оде, посвященной его пятнадцатилетию. Илья Усыскин был секретарем комсомольского коллектива этого комбината. На все его хватало. Все знали и любили этого необычайно упорного и в то же время обаятельного и жизнерадостного парня.

Возможность участвовать в полете на стратостате увлекла Усыскина, он с радостью согласился на это. А мне предстояло готовиться вместе с ним. Руководители института предложили мне позаботиться о научном снаряжении аэростата.

Научные задачи перед экспедицией стояли разнообразные, но главной ученый совет института считал изучение космических лучей. В полете на большую высоту предстояло применить новую методику исследования. Мы должны были придумать и сконструировать компактную и легкую установку, чтобы она заняла как можно меньше места в гондоле и в то же время позволяла произвести наибольшее количество опытов за несколько часов полета.

После тщательного обсуждения решили, что самым подходящим прибором будет камера Вильсона, но камеру надо было сделать совершенно необычную. Одно дело — использовать ее в земных условиях. Тут ни размеры, ни вес не имеют особого значения. Научное оборудование обычно громоздкое, и это никого не смущает, а нам нужно бороться за каждый килограмм веса, если не за каждый грамм, за каждый кубический сантиметр. Да еще добиться, чтоб камера служила надежно в условиях трудного полета, при быстром движении и болтанке.

Мы сделали несколько вариантов камеры. Проверяли в лабораторных условиях. Ученый совет рассмотрел их и отобрал лучший. Миниатюрная камера была спроектирована так, что аппаратура срабатывала от одного поворота ручки. Внутри камеры создавалось, разрежение, включались освещение и фотографическое устройство, фиксировавшее космические лучи. Затем установка возвращалась в исходное положение.

Все это просто сказать, но до того, как камера была: создана, мы пережили немало мучительных дней и бессонных ночей.

Подготовка к полету стала делом чести многих ленинградцев. Заводы и фабрики не ждали заказов, а спешили предложить свои услуги.

Оболочку стратостата изготовляли на заводе «Промтехника» комбината «Красный треугольник». Площадь поверхности этой оболочки была весьма немалая — 4125 квадратных метров. Она состояла из 25 больших полотнищ, имевших форму трапеции. Верхняя частьстратостата делалась из дублированной прорезиненной материи. К ней и крепились 100 лап, через которые пропускались канаты, удерживавшие стратостат у земли. Ниже лап, располагавшихся на высоте 5,3 метра, ткань баллона была однослойной.

Стратостат имел сложную систему для подвески гондолы, которая крепилась к кольцу двухметрового диаметра, сплетенному из льняных и хлопчатобумажных веревок. А само кольцо подвешивалось к оболочке воздушного шара на стропах.

В оболочке сделали пять отростков — «аппендиксов». Один — большой — служил для выпуска излишнего газа при подъеме, два малых, расположенных по бокам большого, помогали заполнять аэростат водородом, а остальные предназначались для пропуска клапанной веревки и «вожжей». На всякий случай сделали и два разрывных приспособления.

Гондолу изготовили на Металлическом заводе. Она представляла собой шар диаметром 2,4 метра. Каркас сварили из стальных трубок, а к нему приварили оболочку из немагнитной стали. Гондола была герметичная, а чтобы стратонавты могли вести визуальное наблюдение, в ней сделали пять окон — четыре по бокам и одно внизу. Стекла для этих окон отлили на ГОМЗе, а стереоскопическое устройство для камеры Вильсона разработали и отъюстировали в одном из институтов.

Пока стратостат изготовлялся, Усыскин напряженно работал над созданием камеры Вильсона, изучал проблему космической радиации и совершил несколько тренировочных полетов с командиром экипажа на воздушном шаре. Как-то они отправились в воздух на короткое время и исчезли. Воздушные потоки подхватили небольшой шар и стремительно понесли его на север. Управлять полетом аэронавты почти не могли, они оказались во власти стихии. Занесло их в тундру на Кольском полуострове, и они двое суток добирались до места, откуда можно было подать весть о себе. А Ленинград был охвачен беспокойством за их судьбу. Все вздохнули с облегчением, когда воздухоплаватели нашлись.

Наконец стратостат был сделан, все устройства и приборы тщательно испытаны, можно собираться в полет. Но запускать аппарат решили не в Ленинграде. Наш город слишком близок к водным пространствам: с одной стороны, Финский залив и Балтика, с другой — Ладожское озеро. Да еще государственные границы, проходившие совсем рядом… Мало ли куда могло занести стратостат. Погрузили все имущество в вагоны и поехали в Москву, чтобы стартовать там.

Московский стратостат был к этому времени тоже готов, и ему предстояло лететь первым. Приехав в Москву, мы устроились в Физическом институте и, пользуясь оказавшимся в нашем распоряжении временем, продолжали наладку и проверку своей аппаратуры. Все время в голову приходили новые идеи, и мы старались быстрее их реализовать.

Часто ездили на Центральный аэродром, смотрели, как готовят к полету свой стратостат москвичи. Познакомились с московским экипажем. Возглавлял его Георгий Алексеевич Прокофьев, молодой человек лет тридцати, опытный воздухоплаватель. Боевым командиром был и второй член экипажа — Эрнст Карлович Бирнбаум. Много лет он прослужил в военно-воздушных частях, летал на воздушных шарах, преподавал воздухоплавание. Вместе с ними в состав экипажа входил и Константин Дмитриевич Годунов, казавшийся мне пожилым человеком — ему шел пятый десяток. Как и его товарищи, Годунов отдал воздухоплаванию много лет, вел научную работу в этой области.

В сентябре 1933 года оба стратостата были готовы к полету. Ждали погоды, а она все капризничала — то дождь, то туман, то низкая облачность. А если выдавался ясный денек, то дул сильный ветер, и это тоже не годилось. Стратостат, баллон которого имел очень большую поверхность и возвышался на 75 метров от земли, сильно парусил. Ветер неизбежно помешал бы его нормальному взлету. Приходилось ждать… Лететь должен был еще не наш стратостат, а московский, но и мы, горя нетерпением, на чем свет кляли погоду…

Наконец 23 сентября прогноз был как будто подходящий: небольшая высокая облачность, слабый ветер переменных направлений. Ночью оболочку стратостата «СССР» заполнили водородом, и, освещенная прожекторами, она встала над полем Центрального аэродрома столицы как крутой холм. Перед рассветом со стороны Ленинградского шоссе поползли серые космы тумана. Разойдется или нет? Работы, однако, продолжались. К 10 часам утра все приготовления были завершены, туман рассеялся. Как будто все в порядке. Масса людей, собравшихся на аэродроме, чтобы проводить стратостат в его опасный путь, с нетерпением ждала старта. Но в этот день полет так и не состоялся.

Вдруг заметили, что большой отросток, предназначенный для выпуска газа на высоте, во время наполнения оболочки опутала веревка, шедшая к его клапану. Высота отростка над землей была 25–30 метров. Вызвали пожарную команду, но и она не смогла помочь. Лестница у пожарников оказалась недостаточно длинной. Привезли самую большую раздвижную лестницу, имевшуюся в Москве, но и с нее до отростка нельзя было дотянуться…

Командование совещалось — что делать? Из стартовой команды тем временем вышел боец и попросил, чтобы ему разрешили влезть на стратостат по веревке, свисавшей от злополучного клапана. В команде бойца знали как отличного гимнаста, но все же разрешение на такой эксперимент дали не сразу, — уж очень он казался рискованным. Но боец легко добрался до края гондолы, ухватился за свисавшую сверху веревку и быстро полез по ней. Все выше и выше поднимался он по тонкой раскачивающейся нитке, какой издалека казалась веревка. На середине пути он сделал остановку, посмотрел вниз… У тех, кто стоял на земле, перехватило дыхание. А боец, немного отдохнув, полез дальше.

Он добрался до злополучного «аппендикса», развязал зубами и одной рукой узел. Казалось бы, все сделано, можно лететь. Но тут выяснилось, что клапан для выпуска газа поврежден.

Выход оставался один — выпустить из оболочки газ и чинить клапан. Полет пришлось отложить. А наш стратостат был тут же. Его командир Федосеенко попросил разрешения лететь. И, может быть, все сложилось бы иначе, будь такое разрешение дано. Однако установленную очередность менять не стали.

Стратостат «СССР» смог взлететь только через неделю. Рано утром в воскресенье 30 сентября мы были снова на аэродроме. Погода стояла великолепная, один из тех ясных солнечных деньков, какие дарит порой московская осень. Народу на этот раз собралось еще больше. На аэродром приехали и члены правительства, и дипломаты, и командование Красной Армии.

Водород для заполнения оболочки летательного аппарата доставили в огромных матерчатых баллонах из Кунцева. Бойцы вели их, удерживая за веревки. Пузатые баллоны двигались над дорогой, над полем как стадо огромных слонов. По когда оболочка стратостата приняла газ и поднялась над землей, эти «слоны» уже перестали казаться столь громадными. Рядом со стратостатом они выглядели довольно невзрачно. Позднее таких «слонов» я видел только в блокадном Ленинграде. В них доставляли водород для аэростатов заграждения, висевших над городом.

Но вот закончены последние работы. Командир старта подает команду, чтобы все отошли от гондолы. В ней остаются трое — Прокофьев, Бирнбаум, Годунов. Получено разрешение на старт.

Отдать гондолу!

На огромном поле становится необычайно тихо, вено слышен голос командира старта:

— В полете!

И сверху доносится голос Прокофьева:

— Есть в полете!

Стратостат поднимается все быстрее и на глазах уменьшается в размерах. Через четыре минуты он уже достигает трехкилометровой высоты. А на поле еще стоят, подняв головы к небу, тысячи людей и от края до края перекатывается громкое «ура».

Мы долго провожали взглядами стратостат. Вот уже гондолу совсем нельзя различить, но с ней установили надежную радиосвязь.

Старт был дан в 8 часов 40 минут. В 9.19 в очередной радиограмме с борта стратостата поступило сообщение: «Давление 70 миллиметров, высота по альтиметру 17 тысяч метров». Это означало, что мировой рекорд высоты побит. А подъем продолжался со скоростью трех метров в секунду.

Через некоторое время стратостат замедлил подъем, затем уравновесился, но когда экипаж освободился от балласта, Он снова пошел вверх. Никогда до того люди не смотрели на землю с подобной высоты. Ее вид был необычайно прекрасным. И как потом Юрий Гагарин, первым взглянувший на родную планету из космоса, так и первые наши стратонавты не могли оторвать от нее глаз.

Командир экипажа записал в журнале:

«Нас захватывают открывающиеся перед нами пейзажи. Они совсем не похожи на пейзажи, которые мы видели раньше».

В 12 часов 50 минут командир стратостата сообщил, что его высота 19 тысяч метров. Достигнут потолок, и начинается снижение.

В 17 часов стратостат благополучно приземлился возле Коломны, на берегу Москвы-рёки.

Весь полет проходил в благоприятных условиях и оказался весьма удачным. Он принес немало нового и для науки, хотя, конечно, не мог ответить на все вопросы, волновавшие ученых. Особенно интересными были данные о космических лучах. Выяснилось, например, что ионизация воздуха, вызываемая ими, с высотой быстро возрастает. Количество пар ионов на высоте 17 километров было в 200 раз большим, чем на поверхности земли.

После успешного полета первого стратостата мы еще некоторое время оставались в Москве. Я с Ильей Усыскиным работал в лаборатории Физического института. Экспериментировали, совершенствуя методы измерения на своей установке. Однако полет нашего стратостата откладывался. Погода испортилась, прогнозы оказались неутешительные, да и посылать второй аппарат сразу вслед за первым не имело смысла. Надо было глубоко изучить полученные результаты и внести определенные коррективы в дальнейшую программу исследований.

Мы вернулись в Ленинград и несколько месяцев продолжали там свою работу. В конце января, когда мы уже и не надеялись, вдруг пришло разрешение совершить полет. Начались спешные сборы. Илья Усыскин сердечно попрощался с товарищами, откровенно радуясь предстоящему полету, к которому так стремился. Разве могли мы тогда подумать, что видим Ильюшу в последний раз?

Стратостат «С-ОАХ-1» отправился в полет утром 30 января 1934 года. Перед этим ночью проверили все приборы, готовность экипажа. Все было в порядке.

— Как обстоит дело с балластом? — поинтересовался начальник Военно-Воздушных Сил Я. И. Алкснис.

— Взят, — доложил командир стратостата Федосеенко. — Если при снижении его окажется мало, будем выбрасывать те детали оборудования, которые станут уже ненужными. Не хватит их, сами выбросимся на парашютах. Приборы сохраним.

— В каком порядке будете прыгать в случае необходимости?

— Первым Усыскин, вторым Васенко, последним — я…

Во втором часу ночи экипаж пошел отдохнуть, а работы продолжались. Оболочка наполнялась газом и, стремясь ввысь, сперва походила на огромный гриб, а потом приняла форму груши. Бойцы, поднимавшиеся на юрких шарах-прыгунах, ощупывали швы. Все шло нормально. В 8 часов утра на поле появился экипаж. Федосеенко проверил все сам и доложил, что стратостат к подъему готов.

В 9 часов 07 минут стартовая команда отпустила поясные тросы и отдала гондолу. Ничем больше не удерживаемый, стратостат пошел ввысь. Через две минуты он скрылся в облаках.

В 9 часов 16 минут была принята первая радиограмма:

«Говорит „Сириус". Тысяча шестьсот метров. Температура минус три. Перехожу на прием».

«Сириус» — это был позывной стратостата. Подъем шел успешно. Уже в 10 часов 14 минут была достигнута высота 19 тысяч метров и превзойдено мировое достижение первого стратостата. А подъем продолжался. В 11 часов 42 минуты «Сириус» доложил, что находится на высоте 20 600 метров. В 11 часов 49 минут «Сириус» передал новое сообщение. Из него мы узнали, что слышимость прекрасная, производятся непрерывные наблюдения космических лучей. И здесь же стратонавты предупредили нас:

«Временно прекращаем прием и передачу, чтобы включить патроны для поглощения углекислоты».

И больше радиограмм от «Сириуса» не поступало.

Земля вызывала его, но тщетно. Лишь около 15 часов приемная станция недалеко от Москвы уловила какие-то сигналы, но столь неясные, что ни расшифровать сообщение, ни определить местонахождение стратостата по ним не удалось. А через час с небольшим произошла катастрофа. Гондола стратостата упала вблизи деревни Потиж-Острог Мордовской автономной республики. Все стратонавты погибли.

Как только пришло сообщение о гибели экспедиции, на место выехала специальная комиссия во главе с командиром стратостата «СССР» Прокофьевым. Изучив все материалы — записи участников экспедиции и сохранившиеся показания приборов, она установила, что после передачи последней радиограммы стратостат «С-ОАХ-1» продолжал подниматься и в 12 часов 33 минуты достиг предельной высоты 22 тысячи метров. На этой высоте он задержался до 12 часов 45 минут, после чего пошел на снижение. Записи в бортовом журнале велись регулярно до 16 часов 07 минут. Еще была пометка, сделанная в 16.10, но тут запись оборвалась…

Все записи показывали, что настроение у экипажа было бодрое, уверенное, он работал слаженно и успешно. По отметкам разбитого барографа установили, что прибор перестал действовать в 16 часов 23 минуты, очевидно, от удара. В этот момент гондола упала на землю.

Комиссия признала, что катастрофа произошла из-за того, что скорость снижения стратостата, начиная с высоты 12 тысяч метров, быстро и неудержимо возрастала. Экипажу не удалось ее уменьшить. Во время стремительного снижения стропы, по-видимому, начали рваться, было нарушено равновесие всей системы, и гондола, отделившись от оболочки, упала. Команда погибла при ударе о землю.

Так трагически закончился полет стратостата «С-ОАХ-1». Не только мы, друзья стратонавтов, люди, имевшие непосредственное отношение к подготовке полета, вся страна была потрясена гибелью героев стратосферы. Они вписали яркую страницу в историю борьбы человека с природой, добыли новые данные о столь важной для человечества области, но заплатили за это дорогой ценой — своей жизнью.

Постановлением Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР товарищи П. В. Федосеенко, А. Б. Васенко и И. Д. Усыскин были посмертно награждены орденом Ленина. Проходивший в те дни XVII съезд партии почтил память героев. По предложению президиума съезда урны с прахом отважных покорителей стратосферы были замурованы в Кремлевской стене.