8. Два противоречивых свидетельства

Можно было ожидать, что в минуту полного отчаяния Дональд Кроухерст в силу своего характера напишет в журнале еще один цветистый абзац из разряда морских баек. Но такого абзаца в журнале нет. На самом деле мы подходим к самому длинному и искреннему эссе, где яхтсмен с беспощадной логикой анализирует свое безнадежное положение. Отсутствие жизнеутверждающего пассажа, однако, компенсируется первой магнитофонной записью, сделанной моряком на борту при помощи оборудования, предоставленного компанией «ВВС». В это непростое время Кроухерст решил записать пленку № 1, и момент был выбран далеко не случайно. С этого дня он решил использовать для выступлений на публику магнитофонные записи – как средство поддержать силу духа и создать оптимистичный настрой.

Эта глава большей частью состоит из двух противоречивых заявлений Кроухерста. Они оба информативны и хорошо отображают его положение. Первая запись (расшифровка с пленки), сделанная от лица Кроухерста-героя, показывает яхтсмена на пике фальшивого оптимизма – таким он хотел бы выглядеть в глазах публики. Вторая, взятая из судового журнала, раскрывает его фактическое состояние. Любой, кто склонен недооценивать способности Дональда Кроухерста, должен принять во внимание, насколько более сильное впечатление производит второй текст.

Запись, надиктованная Дональдом Кроухерстом на магнитофон:

«Эта небольшая яхта называется «Teignmouth Electron». Я нахожусь в море вот уже 14 дней и направляюсь к мысу Горн на рандеву с бурлящими волнами ревущих широт. Причина, толкнувшая меня отправиться в плавание, если только кому-то интересно о ней узнать, проста: никто еще не предпринимал путешествия подобного рода… Может быть, у меня и нет шансов завоевать «Золотой глобус», но остается возможность получить приз, и это объясняет, почему вот уже полмесяца я рассекаю просторы Северной Атлантики на своей маленькой яхте и записываю на магнитофон эти репортажи. Но довольно о причинах.

Каково это – бороздить просторы океана на яхте? Ну, если вам хоть что-то известно о маленьких лодках, вы можете представить, на что это похоже. Если же вы вообще ни разу не катались на яхте, скорее всего вам не удастся понять меня. Думаю, при слове «яхта» у большинства возникают ассоциации с теплыми солнечными днями в проливе Те-Солент и красивыми девушками в бикини, разгуливающими по палубе какой-нибудь большой шхуны, в то время как суровые ребята в строгих морских бушлатах стоят у штурвала с решительными лицами, сжимая зубами трубку, и тут же какая-нибудь птица парит над голубыми водами. Ну, возможно, для кого-то дело и обстоит таким образом, но, к сожалению, не для меня. Условия на маленьких яхтах настолько поражают воображение, что просто диву даешься, для чего люди вообще выходят в море на таких крошечных лодках. Здесь все постоянно мокрое. В прямом смысле мокрое, не влажное. Сырость повсюду. Капли воды конденсируются на потолке и затекают в ухо, когда вы пытаетесь заснуть. Каждое отверстие – источник потенциальной течи, а этот оглушающий шум, как вы, наверное, слышали, не утихает ни на секунду. Вам редко когда выпадает возможность хорошенько помыться. Купание, кроме как в море, исключено, а пищей служит то, что вы сумели добыть и приготовить. Надо признаться, что условия в одиночной гонке отличаются от тех, в которых вы оказываетесь, отправляясь в круиз с семьей или командой, когда все не так серьезно и экстремально.

Конечно, в гонке моряков-одиночек есть свои прелести. Независимо от того, какой степени сумасшествия вы достигли, вам трудно поссориться с командой, так как все они – отличные ребята, от капитана до юнги. На деле же это значит, что, пока юнга ведет судно, капитану приходится стирать носки. Однако пока вы сохраняете чувство меры, подобное неудобство не имеет особого значения. Все дело в том, что во время одиночного плавания человек подвергается довольно сильному стрессу, и в таких обстоятельствах все слабые стороны его характера проходят проверку на прочность, какой редко когда подвергаешься, находясь в других условиях. Если человек ленив, то, будучи предоставленным самому себе, он будет ленивее в два раза. Если он падает духом, плавание собьет с него всю спесь за считанные часы. А если его легко напугать, то ему лучше вообще оставаться дома – я был бы не против прямо сейчас посидеть у теплого камина.

Ну а сейчас об этой гонке, а конкретнее, о моем участии в ней. Для справки: я отправился в плавание 31 октября, в четверг, в последний день старта, в соответствии с правилами регаты, и все началось с крутого пике. Никогда прежде я не отправлялся в море до такой степени не подготовленным. Я вышел, даже не попробовав поставить паруса, которые намеревался использовать, а в таком путешествии, как это, подобное поведение граничит с глупостью. Тем не менее по условиям гонки участники должны были отплыть не позже 31-го числа, и именно в этот день я и отправился в путь. Я сказал себе, что, если мне действительно не удастся решить все проблемы в первые несколько недель, по крайней мере я всегда смогу повернуть назад и вернуться домой. Это было бы непростым решением, но, полагаю, я принял бы его, если бы возникла необходимость. У меня до сих пор множество проблем с яхтой, но думаю… их можно устранить. А я обладаю достаточным опытом хождения по морю и в штили, и в шторма и собираюсь действительно хорошо подготовить яхту для испытания, которое ждет ее в великом Южном океане и в ревущих широтах, как и непосредственно в районе мыса Горн.

Я немного обеспокоен подходом к мысу Горн. Время идет, и я задержался уже на неделю из-за встречных ветров, а ожидаемые погодные условия, которые должны наблюдаться здесь, если верить маршрутным картам Адмиралтейства, так до сих пор и не наступили. Я все же твердо намереваюсь пройти к западу от Мадейры, потому как чувствую, что для яхты с такими навигационными характеристиками, как у моего тримарана, это единственный безопасный курс. И я буду придерживаться этого критерия на протяжении всего путешествия. Я буду вести свою яхту, как если бы она была клипером, и буду выбирать традиционные маршруты чайных клиперов. Даже если мне придется плыть на месяц дольше, именно так я и поступлю. Сейчас, конечно, есть огромный соблазн срезать путь, пройти к востоку от Мадейры, поближе к побережью Африки, но я удержусь от искушения.

Чего я не понимаю, так это откуда взялись ветра, дующие с юго-западного квадранта день за днем, каких не должно было быть. Это демотивирует больше всего. А ветра сильные – большей частью 7, 8 и 9 баллов, кроме тех моментов, когда они ослабевают настолько, что становятся совершенно негодными для навигации. Впрочем, есть одна особенность, приятно удивившая меня: мой тримаран отлично ходит под парусами. Яхта феноменально остойчива и, похоже, может продолжать идти в таких условиях, в каких (я уверен) традиционная лодка той же длины по ватерлинии не смогла бы двигаться настолько же хорошо».

Учитывая проблемы Кроухерста с ветровым автопилотом Хаслера и парусами в целом, просто удивительно, что он хвалит свой тримаран в таких вычурных выражениях. Для сравнения приведем отрывок из судового журнала, где яхтсмен оценивает свое настоящее положение. Запись, сделанная при свете карманного фонарика, занимает девять страниц, исписанных мелким почерком, и поражает своей логичностью.

«Пятница, 15 ноября: …Мучаюсь от растущего осознания необходимости принять в скором времени решение относительно того, могу ли я продолжать путешествие вопреки текущему положению дел. Черт, какое ужасное решение – бросить все прямо сейчас, – в самом деле ужасное! Но если я все же продолжу плавание, это значит:

1. Я нарушу слово, данное Клэр. Я обещал ей идти вперед только при условии, если сам буду доволен всем и уверен в том, что дело обстоит так, как должно для безопасного завершения проекта. До тех пор пока мне не удастся починить электросистему яхты, я не могу с чистой душой признаться, что данное условие соблюдается. Более того, я ставлю Клэр в ужасное положение: у нее не будет никаких новостей обо мне на протяжении 7–9 месяцев, так как радиоприемник не работает.

2. Что касается яхты, не смог я бы вести ее при скорости свыше 4 узлов в 40-х широтах. Рулевой Хаслера швыряет меня в дикие брочинги, и это может привести к печальным последствиям при по-настоящему большом волнении, на бакштаге. Мне останется надеяться только на два передних паруса, поставленных по бортам, а они в буквальном смысле не опробованы в деле. В любом случае я не вижу реального способа быстро и гарантированно безопасно пройти через 40-е широты без работающего авторулевого и функционирующего поплавка безопасности. В особенности нужно помнить о том, что я вышел поздно – 31 октября. Это имеет особую важность, так как означает, что я прибуду к мысу Горн гораздо позже ожидаемого срока: через 6 или 7 месяцев (в апреле/мае). С яхтой в ее текущем состоянии мои шансы на выживание, я думаю, будут не больше чем 50 на 50, что нельзя считать приемлемым.

«Яхта в ее текущем состоянии…» Что это значит? Я перечислю все неполадки.

1. Нет электричества:

(а) нет радиосвязи;

(б) нет рабочего поплавка безопасности;

(в) нет сигналов точного времени, а мой хронометр бесполезен;

(г) нет света (несущественно, как я полагаю).

(Без пунктов «a» и «г» можно обойтись. «Б» мешает двинуться к мысу Горн в апреле – мае, а то и вовсе исключает вхождение в область 40-х широт. Я мог бы сконструировать систему ручного управления поплавком и надеюсь, этим еще не поздно заняться. Для ее активации можно было бы предусмотреть выключатель как на палубе, так и в каюте. Было бы неплохо знать, сколько времени на это потребуется. «В» – честно говоря, не очень серьезная поломка. Я мог бы попробовать приспособить навикатор к частотам 10 и 15 мГц, на которых радиостанция «WWV» передает сигналы времени. Но я не могу пользоваться паяльником, хотя у меня есть паяльная лампа.)

2. Протекающие люки:

(а) Через люк в переднем отделении левого поплавка налилось около 120 галлонов воды за 5 дней, хоть я думаю, что устранил эту проблему.

(б) Через люк в рубке налилось 75 галлонов за ночь. Я не вижу другого способа, кроме как завернуть его наглухо, отрезав всю электрику. Если сделать это, будет невозможно устранить в отсеке течи, что создаст еще более опасную ситуацию. (Предположим, что проблему с люками можно решить. Можно завернуть люк в рубке болтами с прокладкой Sylglas, предварительно спилив края. Но в таком случае через них нельзя будет вычерпывать воду.)

3. Неправильно скроенные паруса: грот и бизань имеют столь полную форму, что при любых условиях, кроме положения круто к ветру, начинают тереться о ванты.

4. Расположение вант и предотвращение трения неудовлетворительны. (Это доставляет много неудобств и делает невозможным плавание на большой скорости. Но терпимо и само по себе неопасно.)

5. Невозможно откачивать воду из поплавков через носовые и кормовые люки, из форлюка или кормового люка центрального корпуса без поднятия крышек, что потенциально представляет большую опасность, как и вычерпывание.

6. Нельзя откачивать воду из салона яхты, ее приходится вычерпывать. Невозможность откачки воды обусловлена тем, что шланга, который я просил купить, нет на борту, а имеющаяся на яхте помпа абсурдна до смехотворности. (Чрезвычайно важно. Если бы был шланг, возможно, я бы смог откачивать воду. Я не вижу выхода. Было бы сплошным безумием отправляться к 40-м широтам с тем оборудованием для откачки воды, которое имеется на данный момент в наличии.)

7. Конструкция люка в пайоле кокпита неправильная, в чем я больше чем убежден. Я буду счастлив только тогда, когда весь пол кокпита станет единым монолитом. Я могу устроить это, даже если придется проделать лаз в салоне или в кормовой переборке. (Упомянул об этом в п. 2 выше.)

8. Таранная переборка протекает. Доказательство – бурая вода на полу салона. Вода явно того же цвета, что и в машинном отделении. Я не вижу способа, как найти течь, будучи в море.

(Вызывает опасения, но терпимо – есть некоторый риск, если поврежден форштевень.)

9. Поплавок безопасности на топе мачты и механизмы управления шкотами не функционируют. Это моя ошибка. Крепления для поплавка плохо продуманы – тоже моя ошибка. (Уже упоминал об этом в п 1. Впрочем, привязь на топе мачты можно соорудить из подручных материалов.)

10. Нужно улучшить условия хранения припасов. Не представляю, как избежать плесени. В особенности меня беспокоят рис и мука. (Комментариев не нужно. Утрата этих продуктов, конечно же, не остановит меня, но причинит неудобства.)

11. Устройство Хаслера требует постоянного контроля. Винты нужно проверять каждые несколько часов, а они все продолжают выпадать.

Эта проблема гораздо серьезнее остальных. Я пробовал накладывать лак и клей «Bostic». Не помогло ни то ни другое. Я мог бы просверлить в головке каждого винта отверстие диаметром 4ВА (3,60 мм) и вложить туда маленькие запорные винты. Конструкция продержится день-два при условии, что я не сломаю головку винтов из-за рывков судна, так что этот вариант довольно реалистичный. Да все равно авторулевой – не очень надежный механизм для серьезного волнения, даже если бы он и работал как надо. Для этой цели нужно было бы использовать сдвоенные передние паруса. Самые маленькие из имеющихся в наличии – рабочие кливера, а двойных штормовых стакселей у меня нет. Это означает, что, когда подует действительно сильный ветер, у меня не останется альтернативы, кроме как выбросить плавучий якорь[11]. Система не опробована, и у меня сомнения относительно (а) прочности швартовых уток, (б) возможности крепления троса вокруг авторулевого Хаслера без повреждения его. Без испытаний точно не обойтись, но я могу провести их в море прямо сейчас».

Такой ясный, трезвый взгляд и смелость, позволяющая принять ситуацию, какой она была в действительности, сделали бы честь любому моряку. Впервые в жизни Дональд Кроухерст не пожалел ни себя, ни яхту и не попытался избежать стоящего перед ним испытания, переключаясь на новую тему. Если и было какое-то искажение фактов, оно заключалось в явном нежелании моряка признать, что в таких неполадках, как протекающий люк в полу кокпита, был виноват и он сам. В анализе Кроухерста также впервые упомянуто об отсутствии шланга «Heli?ex» для откачки воды, который, как он думал, имелся на борту в соответствии с его распоряжениями.

Проанализировав все проблемы и прикинув возможные способы их решения, Кроухерст продолжил:

«Все это выглядит как подбор отговорок для того, чтобы выйти из гонки. Но отказаться от борьбы и бросить все сейчас – нет, мне этого вовсе не хочется. Если я сдамся, то разочарую многих людей. В первую очередь Стэнли Беста, потом всех людей, работавших в проекте, Родни Холворта, парней из Тинмута, которые помогали мне готовиться к отплытию, и мою семью. Некоторые, конечно, будут смеяться надо мной, но это не важно. Я окажусь не в менее выгодной позиции, если начну все сначала в августе следующего года, потому что сейчас мой единственный шанс выиграть – надеяться, что все остальные сойдут с дистанции. Тогда у меня будет шанс выжить 50 на 50 – многие даже уменьшили бы это соотношение. Если удастся убедить Стэнли поддерживать проект до того времени, тогда уж точно я предприму удачную попытку побить рекорд, если меня не опередит кто-нибудь другой, или завоевать «Золотой глобус», который будет до сих пор ничьим, а может быть, даже смогу рассчитывать на денежную премию, если ее не присудят тому, кому удастся заплыть дальше всех».

Кроухерст уже начинает искать успокоение в одной из своих любимых навязчивых идей и, как обычно, обращается к логике. Он задумывается об участии в более масштабном проекте чуть позже – то есть кругосветном путешествии в следующем году, – чтобы тем самым сгладить нынешнюю неудачу. Изучив возможности, он приходит к выводу, что все варианты неприемлемы для него. К тому же остается нерешенной финансовая проблема, которая даже посреди просторов Северной Атлантики становилась все более острой.

«Но что, если мистер Бест откажется поддерживать меня в подготовке к кругосветному плаванию и прекратит финансирование «Electron Utilisation Ltd»? Тогда все будет совсем плохо, так как он может воспользоваться своим правом и потребовать от «E.U.» выкупить яхту. Если я достигну берегов Австралии, повлияет ли это принципиально на его решение в финансовом отношении? Все будет зависеть от того, насколько обоснованным покажется ему мое решение выйти из гонки, а без радио я не могу строить никаких предположений. Остаются лишь умозаключения, которые вывожу я сам. Если они логически правильные, будут иметь определенное влияние. Итак, что мне делать? Направиться в Австралию для того, чтобы, как говорится, «сделать приличный вид», и при этом потерять год? Будет ли это потерей времени? Все сводится к вопросу: покажется ли безостановочное кругосветное путешествие в следующем году настолько же интересным общественности, как путешествие с остановкой в этом году? Не думаю, что смогу завершить плавание в этом году, не беспокоясь о своей безопасности. Это означает следующее: какое решение, вероятнее всего, принесет больше выгоды или повлечет меньше потерь? Что бы сделал я на месте Стэнли Беста? Полагаю, что все зависит от того, какую сумму издержек я смогу покрыть. Если 80 % или больше, я бы соблазнился на предложение. У Electron Utilisation нет таких денег. Но идет ли речь только о деньгах или же о чем-то большем? Не вклинился ли в финансовые дела вопрос личного вызова? Я думаю, что вклинился, и гораздо сильнее, чем можно предположить. Невозможно проанализировать, потеряет ли он интерес к предприятию полностью. Мне придется положиться на логику, а если присутствует личный интерес, это будет большим плюсом. Но я в самом деле полагаю, что такой интерес есть. Я почти уверен в этом. Так что логика – жизненно важная вещь и в конечном счете имеет влияние.

Какие варианты возможны? Либо я выхожу из игры и больше не пытаюсь обойти вокруг земного шара, либо продолжаю путь. Если я продолжу плавание, у меня равные шансы утонуть или успешно завершить его. Я могу выиграть либо 5000 фунтов, либо «Золотой глобус», если остальные участники сойдут с дистанции. С другой стороны, все эти перспективы очень сомнительны. Предположим, что все выбыли, стал бы в таком случае шанс 50 на 50 приемлемым? Равновесие находится между наградой, которую я получу в случае выигрыша, и страданиями, если игра не удастся. Клэр бы сочла, что риск неприемлем, а моя первоочередная обязанность – держать данное ей обещание. Хоть я и считаю финансовые перспективы очень соблазнительными, в целом путешествие нужно рассматривать как авантюру, неприемлемую для женатого человека, обремененного довольно большой семьей. Страдания, которые выпадут на долю Клэр, будут невыносимыми. Может быть, она даже не справится с ними».

Как и в Тинмуте, в океане Кроухерст также был неспособен признать, что сдался под влиянием эмоций. Он попытался переложить ответственность за собственную капитуляцию на жену.

«Значимость этого аргумента основывается на оценке моих шансов завершить путешествие, а она 50 на 50. Насколько она точна? Откровенно говоря, я не знаю. Может быть, очень точна, а может, и нет. Но после всего, что я прочитал, мне кажется, я не преувеличиваю риск. Марсель Бардио переворачивался дважды в районе мыса Горн… На килевой яхте можно удачно пройти через такие перипетии. На тримаране скорее всего нет никаких шансов. Нет, чтобы было хоть что-то, ради чего стоило бы рискнуть. Судно должно быть остойчивым или самоспрямляющимся. К тому же у меня проблемы с откачкой воды. Нет, это просто неосуществимо».

Теперь Кроухерст спорил с собой – с характерной полемичностью, направленной на убеждение себя самого. Он подталкивал себя к неизбежному выводу: необходимо оставить попытку обойти вокруг света. Впоследствии его давнишняя склонность не признавать препятствий, встающих у него на пути, вновь подтверждается. Но все эти надежды не обладают большой силой убеждения. Настоящий аргумент и вывод из него остались нерушимыми.

Затем Кроухерст начал прорабатывать доступные ему возможности и варианты честного выхода из игры. Даже в случае неудачи он надеялся использовать ее как рекламную акцию, маркетинговый ход.

«Итак, нужно найти какой-нибудь путь к спасению. Но какой самый эффективный?

1) Отправиться в Австралию.

2) Сохранить лицо и отправиться в Кейптаун.

Это дальше, чем удалось дойти Риджуэю, и до этой же точки смогли добраться Кинг и Блайт, поэтому никакого позора тут нет. Но какая потеря драгоценного времени! В ЮАР нет рынка сбыта навикаторов и тримаранов, поэтому Австралия, с точки зрения логики, наиболее привлекательный пункт назначения. Континент обладает некой аурой и котируется как определенного рода достижение, но, по крайней мере двое уже добирались до его берегов без остановки, да и некоторые из участников гонки «Sunday Times» смогут, наверное, повторить их достижение. С моей точки зрения, Нокс-Джонстон, Тетли (если он вообще сможет зайти так далеко) и Фужерон – наиболее вероятные кандидаты на выбывание. Муатесье, может, еще и продержится, и если ему удастся, наверное, дойдет до финиша. Но существует большая вероятность, что никому так и не удастся завершить путешествие, и Австралия станет пунктом сбора неудачных участников гонки. Хорошей рекламы для фирмы и яхты в результате такого исхода не будет, но я бы смог получить полезный опыт и, возможно, продать тримаран и несколько навикаторов…»

Здесь Кроухерст, похоже, перестал писать и некоторое время размышлял. Был ли хоть какой-то смысл идти до Австралии? Когда он возобновил запись, в руке у него был уже новый, отточенный карандаш и, очевидно, решение было принято не в пользу Австралии. Кроухерст закончил предложение еще одним «но»:

«…но это едва ли оправдывает такие большие временные и финансовые затраты.

Время и деньги. Если принимать во внимание только время, остается лишь повернуть назад и перестать двигаться в южном направлении. Но в таком случае что будет с деньгами? По сути дела, яхта очень дорогой ресурс гонки, но регату нельзя выиграть, то есть, я имею в виду, ее нельзя выиграть, если только все остальные не сойдут с дистанции, а мне не улыбнется большая удача и я, несмотря ни на что, пройду намеченный маршрут. Оценка здравая: без удачи мне не выиграть гонки. Тем не менее после моей капитуляции немедленно последует всплеск разочарования со стороны всех вовлеченных лиц, включая меня. И это разочарование, похоже, будет довольно острым, но особенно сильно мой отказ ударит по мистеру Бесту. Повернуть назад, вернуться в Британию и пристать в каком-нибудь порту со словами: «Привет, народ!» – это никуда не годится, потому что:

а) Клэр 14 дней будет напрасно беспокоиться.

б) Это ограничивает выбор дальнейших действий до некоторой степени – большой степени.

Так что, похоже, я должен пристать в каком-то определенном порту, где:

1) я смогу связаться с мистером Бестом;

2) откуда я смогу отправиться в Америку, Австралию, Южную Африку или вернуться в Британию;

3) будут выполнены все необходимые работы по починке судна, если я все же решусь продолжить плавание.

Деньги. Этот вопрос вызывает наибольшее беспокойство. Расходы возрастут, а шансы получить доход, похоже, сократятся. Если мне удастся заручиться поддержкой мистера Беста для осуществления второй попытки в следующем году, большинство проблем исчезнет. Или по крайней мере так можно будет решить самые серьезные из них».

В этом отрывке Кроухерст, похоже, снова уходит в свою фантазию под названием «давайте попробуем еще раз»: новая цель, новый вызов. Любая из альтернатив, возникающих при отказе от гонки, кажется ему неприемлемой, невыносимой. Тут яхтсмен еще раз делает перерыв в записях, а к тому времени, когда берется за карандаш, решение принято.

«Я продолжу плавание на юг и попытаюсь починить генератор, чтобы можно было поговорить с мистером Бестом до того, как я выберу какой-либо конкретный курс или выйду из гонки. Возможно, я просто откладываю принятие решения? Нет. Гораздо лучше, если он будет в курсе того, что я выбываю из проекта, до моего фактического выхода, да и мне будет полезно узнать, что он думает на этот счет. Если Бест больше не захочет поддерживать проект кругосветного плавания (отличный от регаты «Sunday Times»), то все на самом деле закончится плохо, но в этом случае я по крайней мере буду знать его позицию. В конечном счете при самом неудачном раскладе дело закончится так: «Electron Utilisation» признают банкротом, дом в Вудландсе придется продать, 10 лет работы – псу под хвост, а у меня останутся дети, Клэр и…

А можешь ты ошибок сотни сделать,

Поставить все на карту: злато, медь.

Все потерять и вновь начать сначала,

И никогда о той потере не скорбеть?

Неудача? Только если проект нельзя будет попытаться реализовать снова в следующем году. Четыре с половиной месяца после начала строительства – уже достижение само по себе, хотя, впрочем, и недостаточно весомое. Затея вполне себе стоящая, вот только ее исполнение не соответствует строгим требованиям, предъявляемым к такому трудному путешествию.

Оторванная от реальности оценка вероятности успеха или неудачи ничего не стоит. Что бы подумали члены нацистской партии, если бы им сказали о возможности поражения Гитлера в 1941 году? Что думали фарисеи о сыне плотника, когда тот висел на кресте, умирая, между двумя ворами? Успех сокрыт в наслаждении от завершения чего-то величайшего, я так думаю, в большей степени. Честно попытаться увидеть лучший путь и затем следовать ему.

Однако философствование тут неуместно. Философствовать нужно прекратить. У меня ведь столько дел! К тому же это напрасный расход батареек».