Глава восьмая Героин

В начале января 1992 года, когда я с Розмари и нашей полуторагодовалой дочкой Кэти ненадолго уехал в отпуск на острова Карибского бассейна, Силва позвонил мне и сказал, что Nevermind вышел на первое место в чарте альбомов Billboard. Еще более потрясающим для меня стал совсем уж сюрреалистичный факт: он сместил с первого места альбом Майкла Джексона Dangerous. Nirvana пригласили поучаствовать в программе Saturday Night Live 11 января – еще одно замечательное событие для панк-группы. (The Clash выступали на шоу в 1982 году, но ни одна американская панк-группа, на которые ориентировалась Nirvana, такого шанса не получила.) К сожалению, эйфория, которую я почувствовал благодаря этим успехам, оказалась преходящей.

Мы с семьей прилетели в Нью-Йорк незадолго до эфира SNL, и меня поприветствовали две присланные по факсу статьи, в которых явно намекалось, что Курт и Кортни принимают героин. Статья Джерри Маккалли для Bay Area Music (BAM) основывалась на интервью, которое Курт дал ему несколькими неделями ранее, когда «Нирвана» выступила в лос-анджелесском «Мемориал Спортс Арена» на концерте, где хедлайнерами были Red Hot Chili Peppers. (Шоу открывали Pearl Jam, которых через несколько месяцев ждал коммерческий прорыв.)

Перед выходом Nevermind мы договорились, чтобы Nirvana выступила специальными гостями на полудюжине подобных шоу. В то время гонорар в 10 000 долларов за ночь имел немалое значение для группы, и в нормальных условиях это был один из главных способов развития карьеры любого исполнителя – играть перед аудиторией более успешных коллег. Поскольку Nirvana пережила настолько взрывной рост популярности, мы пожалели об этом решении, но обязательства выполнять пришлось.

Я был на этом концерте в Лос-Анджелесе, но со мной была Кэти, так что я ушел вскоре после выступления, лишь недолго поговорив с группой по окончании шоу. Мне не показалось, что Курт был под кайфом – он просто выглядел немного усталым, как обычно после концерта. Уходя, я столкнулся с Бобом Мерлисом, главой отдела рекламы Warner Bros. Records, который был за кулисами со своим тринадцатилетним сыном Беном, фанатичным поклонником панка.

Бен, которому сейчас уже под сорок, отлично помнит знакомство со своим кумиром рядом с гримеркой Nirvana.

– У Курта были крашеные фиолетовые волосы, одет он был в черно-белое платье, как у Алисы в Стране чудес. В какой-то момент я сказал: «Ты должен возродить панк». Он посмотрел прямо на меня своими холодными голубыми глазами и сказал: «Нет. Это ты должен возродить панк». Он ушел, а потом вернулся с черной футболкой Nirvana с длинными рукавами. Он сказал: «Хочу, чтобы у тебя была такая футболка. Она не продается. Такие есть только у группы и техников». Я был в восторге! Мне тринадцать лет, и певец самой крутой группы в мире подарил мне футболку, которую нельзя купить.

Судя по всему, Курт принял наркотики уже после этого. Тогда он мне этого не рассказал, но Терстон видел Курта за кулисами позже тем же вечером, и увиденное его обеспокоило.

– Мне казалось, что тогда вообще все за кулисами удолбались. Эдди Ван Хален вернулся, а Кортни орала на какую-то девчонку, отстригшую локон волос Курта, что та – ведьма. Я подумал: «Боже, вот такого я еще не видывал».

Маккалли, репортер BAM, пришел вскоре после этого, и то, как он описал Курта, стало серьезным сигналом тревоги для всех, кто был связан с Nirvana. «Он иногда засыпает. Мне он сказал, что спал всего час, но зрачки с игольное ушко, ввалившиеся щеки и покрытая болячками, землистого цвета кожа намекают на что-то более серьезное, чем усталость». Другая вырезка была из журнала Hits, и в ней присутствовала строчка «Курт слэмится с мистером Браунстоуном» – это жаргонное название героина.

Эйфорию сменил страх. Среди нас вдруг оказался смертельно опасный зверь. Мы знали, что с этим нужно как можно скорее что-то делать, но для начала надо было пережить следующие несколько дней.

За кулисами SNL Ким и Терстон сидели в комнате, отведенной для гостей исполнителей. Терстон вспоминает:

– Кортни очень хотела говорить, говорить, говорить, говорить, а вот Курт с нами не общался. Я немного расстроился. Ну, я такой: «Где Курт? Почему он не вышел с нами потусить?» Потом Курт просунул голову в дверь и тревожно сказал Кортни: «Ты мне нужна». Она подскочила, и я подумал: «Я знаю, что это за кодовые слова. Они собираются ширяться». Настроение окончательно испортилось.

Тем не менее Курт демонстрировал поразительную стойкость. Он мог совершенно выпасть из реальности, а в следующую минуту уже быть полностью сосредоточенным. Вскоре Джанет провела Ким и Терстона в раздевалку Nirvana вместе с Эми Финнерти с MTV. Терстон сказал Курту: «Ты должен поблагодарить Эми», и Курт спросил, о чем он вообще. Тот объяснил, что девушка поставила на кон свою редакторскую работу, чтобы продвинуть в эфир Smells Like Teen Spirit. Курт, словно его не интересовало вообще больше ничего в мире, попросил всех, кроме Финнерти, выйти на минутку, чтобы поговорить с ней лично. Он даже не представлял, что его молодая подруга реально влияет на составление программ MTV.

– Он в шутку сказал, что думал, что я там отвечаю только за развешивание бумажек на доске объявлений, а потом поблагодарил меня. Он был таким милым.

На той неделе ведущим SNL был Роб Морроу. Джанет была «охрененно возбуждена» из-за того, что Nirvana пригласили на SNL, и говорит, что группа тоже очень волновалась, но передо мной они изображали спокойствие. После репетиции состоялась жаркая дискуссия на тему, какие именно футболки надевать. Они по-прежнему хотели воспользоваться своей новообретенной популярностью, чтобы раскручивать намного менее известные группы. Курт надел сделанную вручную футболку Flipper, у Криста была L7, а у Дейва – The Melvins.

Пока я бродил по большому комплексу комнат, которые NBC выделила для съемок Satudray Night Live, одна из постоянных участниц программы, Виктория Джексон, спросила, работаю ли я с группой, а потом объяснила, что дружит со Странным Элом Янковичем, и тот хотел бы поговорить с Куртом по поводу пародии на Smells Like Teen Spirit. (Поскольку Странный Эл менял тексты песен, для создания пародии требовалось согласие автора оригинала.) Курт сказал мне, что не против. Джексон позвонила Странному Элу, и я позвал к телефону Курта. Тот послушал, кивнул и сказал: «Звучит отлично, Эл».

Через несколько месяцев мы получили предварительные записи клипа Smells Like Nirvana, и, когда Курт со мной после этого пару дней не разговаривал, я даже забеспокоился, не злится ли он на меня за эту посредническую роль. Я поначалу считал, что встать в ряд суперзвезд, которых высмеивал Странный Эл, будет большой честью, но беспокоился, как Курт отреагирует, увидев карикатуру на себя по MTV, к тому же меня немного нервировала комичная завязка, в которой смеялись над фанатами Nirvana. Наконец я сам спросил Курта, что он думает о клипе, и, к моему облегчению, он ответил: «Да я ржал как не знаю кто», – и добавил, что это знак подлинного признания. Впрочем, через несколько месяцев, когда альбом Странного Эла вышел в сопровождении рекламного снимка, где он голый плывет под водой в погоне за пончиком на крючке, Курт сказал журналисту Flipside, что, по его мнению, Странный Эл воспользовался Nirvana, чтобы разрекламировать себя куда больше, чем он рассчитывал. Впрочем, что характерно для Курта, мне он за это никогда ничего не предъявлял.

Группа, хорошо сыгранная после нескольких месяцев гастролей, отлично исполнила Smells Like Teen Spirit и Territorial Pissings на SNL. Образ Курта на том выступлении, с длинными волосами, выкрашенными в красный, одетого в синий кардиган поверх футболки Flipper и рваные джинсы, стал одним из самых культовых в его карьере. Во время титров группа сделала еще одно социальное заявление. Курт и Крист поцеловались в губы и потом с радостью рассказывали всем, что это был жест презрения в адрес абердинских гомофобов, которых приходилось терпеть в подростковом возрасте.

Моя радость от успешного выступления долго не продлилась. Мама Курта, Венди, специально прилетела на съемки и была очень взволнованна – она еще никогда не встречалась с яркими огнями шоу-бизнеса. Курт, похоже, после съемок был под кайфом, потому что с трудом держал глаза открытыми и никак не мог дождаться, когда же их с Кортни отпустят в гостиницу. У меня отпали последние сомнения в том, насколько серьезны его проблемы с героином.

– Ты не хочешь пойти на вечеринку, Курт? – жалобно спросила его мама. (На вечеринках SNL после съемок всегда собиралось очень много звезд.) Курт мрачно ответил:

– Нет, просто уходи, мам. На следующий день я позвонил менеджеру Aerosmith Тиму Коллинзу и попросил совета. Коллинз сам был трезвенником и сумел успешно провести двух музыкантов через программу «Двенадцать шагов», после чего способствовал потрясающему возрождению карьеры Aerosmith. Он дал мне контакты врача по имени Боб Тимминс, который помог нескольким музыкантам избавиться от зависимости, и мы запланировали устроить интервенцию в Лос-Анджелесе, когда Курт и Кортни вернутся.

Через два дня после SNL группа пришла на студию MTV в Нью-Йорке, чтобы записать живые версии нескольких песен. За четыре месяца, прошедших после премьеры клипа Smells Like Teen Spirit, Nirvana превратилась в одну из главнейших звезд канала. MTV очень настойчиво просили группу приехать в студию, чтобы дать им больше видеоконтента, и Курт не хотел им отказывать.

Сразу после исполнения девяти песен с Nevermind один из монтажеров MTV показал Курту несколько разных ракурсов. Курт явно снова был под кайфом, и я в ужасе стал считать дни до возвращения на Западное побережье. Курт сидел на диване перед телевизионным монитором, в буквальном смысле засыпая, но в нужные моменты он поднимал голову и давал четкие указания, когда показать барабанщика, когда – крупным планом его пение, когда – долгий кадр и так далее, и монтажер согласился со всеми его предложениями. Меня очень пугало и удручало состояние Курта, но в то же время поражало, насколько точные и умные решения он принимал и как замечательно выступил. Джанет вспоминает то же самое: «Он был так замкнут».

Мне в этом смысле повезло в жизни: когда в юности я несколько раз пробовал колоться героином, мне не понравился эффект. Если бы он понравился, то я бы точно стал наркоманом, потому что на том этапе жизни считал употребление наркотиков своеобразным заявлением обществу. Самый лучший, опьяняющий кайф, который прогонял прочь все проблемы, давал мне кристаллический метамфетамин, но после того, как я провел пять дней в подростковой воспитательной колонии графства Аламеда незадолго до восемнадцатилетия, то стал, как говорят, убежденным трезвенником. Я больше никогда не хотел попасть в такое положение и после этого еще много лет не употреблял никаких наркотиков и даже не пил.

В начале восьмидесятых знаменитый голливудский клуб «Whisky a Go Go» называл напитки в честь различных рок-н-ролльных персон; был у них в меню и «Дэнни Голдберг»: «Минеральная вода и лайм – идеальный бизнес-образ для трезвенников». Я сам, впрочем, никогда не считал свою трезвенность добродетелью. Это просто везение, что химия моего мозга не сделала меня наркоманом или алкоголиком.

За годы мне довелось немало общаться с людьми, многие из которых – артисты, кому не так повезло, как мне. Они шли по нисходящей спирали саморазрушения – одни употребляли героин, другие – кокаин, третьи – спивались, еще кто-то пользовался различными сочетаниями. Многие из них, в том числе и мои близкие друзья, смогли преобразить жизнь с помощью программы «Двенадцать шагов», которую проходили в «Анонимных алкоголиках» или «Анонимных наркоманах». К сожалению, несмотря на многочисленные попытки многих друзей и сотрудников направить его на этот путь, Курт так и не согласился, что он ему подходит.

Когда я пишу эти строки, в новостях появляется множество заголовков о новом «опиоидном кризисе», но в мире искусства, особенно музыки, героиновый кризис существовал столько, сколько помнит любой из тех, кто еще жив. Существует несколько теорий, объясняющих, почему столь многие артисты употребляют наркотики. Один из факторов заключается в том, что профессиональная жизнь исполнителя по большей части проходит поздно вечером в клубах и концертных залах, где нет никакого «босса» – начальника в общепринятом смысле слова. Музыканту на гастролях приходится терпеть долгие, скучные переезды и спать когда придется, а еще по эмоциям сильно бьют перепады между эйфорией от хорошего концерта и ненавистью к себе от плохого, между восхищением аплодирующей толпы и одиноким гостиничным номером. Есть еще и другая теория: чувствительность, которая способствует творческим способностям, каким-то образом связана с теми аспектами мозга, которые вызывают стремление принимать обезболивающее в больших количествах.

Впрочем, какими бы ни были причины, история совершенно недвусмысленна. Билли Холидэй, Чет Бейкер, Хэнк Уильямс, Джон Колтрейн, Чарли Паркер, Джими Хендрикс, Дженис Джоплин, Грегг Оллмен, Джерри Гарсия, Эрик Клэптон и Кит Ричардс – вот лишь очень малая часть списка великих музыкантов, которые принимали героин. В песне Velvet Underground, которая так и называлась – Heroin, Лу Рид попытался описать поведение наркомана, ищущего дозу: «Я принял… серьезное решение – аннулировать свою жизнь…» Нил Янг, размышляя о смерти друга в The Needle and the Damage Done, сетовал: «Любой наркоман похож на заходящее солнце».

Кто-то говорит, что все дело в погоде и коротком световом дне, не знаю, правда это или нет, но в Сиэтле проблемы с героином были почему-то особенно тяжелыми. В марте 1990 года, когда карьера Nirvana начала расцветать после выхода Bleach, Эндрю Вуд, вокалист местной группы Mother Love Bone, в которой также играли будущие музыканты Pearl Jam Стоун Госсард и Джефф Амент, умер от передозировки.

У Курта был еще один повод, или, если угодно, отговорка, – хронические мучительные боли в желудке, которые врачи не могли ни унять, ни диагностировать. С первых же дней нашей работы с Nirvana Курт периодически жаловался на них. Джанет вспоминает:

– Мы просили многих врачей осмотреть его, но никто не смог поставить диагноз. Это точно была не язва.

Очень соблазнительно было списать все на психосоматику, но для Курта боль была вполне реальной, а героин на время от нее избавлял.

Крист вспоминал, что приступы у Курта бывали еще задолго до того, как группа стала известной; он считает, что с этим как-то связана его диета, в основном состоявшая из «комфортной еды» вроде дешевых бурритос и макарон с сыром.

– Однажды у него ужасно болел желудок. Его тошнило, но желудок был пустой, так что выходил один воздух. Я был с ним, потому что не хотел оставлять его одного. А потом ему стало лучше, и мы пошли есть в «Севен-Элевен» – далеко не лучшее место для еды. Он заказал рожок мороженого. Я ему: «На хрена ты ешь это мороженое? Неудивительно, что ты болен».

Крист даже сейчас негодующе качает головой, вспоминая ту историю.

– Я разозлился на него, а он разозлился на меня за то, что я ему это сказал.

Ассистент Силвы Питер Раух рассказал похожую историю. В середине 1991 года он отвез Курта в госпиталь «Сидарс-Синай», чтобы сделать интубацию трахеи и посмотреть, что же вызывает эту боль. Процедура была инвазивной и выполнялась под общей анестезией, то есть Курту в тот день нельзя было есть. После этого, на выезде из госпиталя, Курт попросил Рауха остановиться у ближайшего IHOP.

– Я глазам не поверил, увидев, сколько сиропа он выливает на свои блинчики.

И Курт, и Кортни ранее принимали героин, но на уровень увлеченности этим наркотиком очень сильно повлиял успех Nevermind. После того как артист получает хотя бы малую долю такой славы и коммерческого успеха, он чувствует себя более свободно, зная, что всегда сможет достать наличные деньги. В результате на «орбите» вокруг звезд постоянно вращаются дилеры, стараясь попасть к ним в доверие. Я видел немало таких доходяг, крутившихся вокруг Led Zeppelin, когда работал с ними в середине семидесятых, и от одного их вида меня тошнило. Я давно считаю, что один из самых худших аспектов действия героина – омертвляющий эффект, который он оказывает на душевное состояние. Призрак смерти всегда где-то поблизости.

Через несколько дней после съемок на MTV, когда Курт и Кортни вернулись в Лос-Анджелес, мы устроили интервенцию в медицинский центр «Сидарс-Синай». Кортни только что узнала, что беременна, и поводом для визита в госпиталь стала консультация акушера. Внутри их встретил я, Розмари, Джанет, Силва, Герш и Эрик, а также Боб Тимминс и доктор Майкл Горовиц, специализировавшийся на химической зависимости. У Тимминса были длинные волосы, и он носил куртку с обрезанными рукавами, демонстрируя несколько татуировок. Мы болтали в ожидании приезда Курта и Кортни, и специалист тут же назвал несколько имен знаменитых рок-музыкантов, которым «помог»; эта неосторожность вызвала у меня нехорошее предчувствие.

Когда приехали Курт и Кортни, мы все стали упрашивать их отказаться от наркотиков. Разговор быстро перешел к теме беременности Кортни, и Горовиц сказал, что, если она хочет всерьез избавиться от наркотической зависимости, рожать ей не надо.

– Вы хотите сказать, что я должна сделать аборт? – недоверчиво спросила Кортни.

Прежде чем Горовиц успел ответить, Тимминс отвел Герша и меня в сторону, подошел к лифту и паническим тоном сказал:

– Я никогда не имел дела с подобной ситуацией – муж и беременная жена. Пожалуй, пойду я отсюда.

Приехал лифт, Тимминс вошел в него, и двери закрылись. Вот вам и «специалист». Позже у Тимминса хватило наглости отправить нам счет на 600 долларов за «оказанные профессиональные услуги». Мы игнорировали его последующие требования оплатить этот «долг», но через полтора года, в октябре 1993-го, все-таки заплатили, чтобы избежать драмы в прессе.

Мы с Гершем шокированно переглянулись и пошли назад к группе, где Кортни все еще орала на Горовица, пытаясь понять: это его личное мнение как врача, или оно основано на каких-то медицинских фактах?

– Покажите мне хоть одну медицинскую книгу, где говорится, что я не смогу родить здорового ребенка! – кричала она. Я отчаянно надеялся, что Курт и Кортни серьезно отнесутся к отказу от наркотиков, и при этом очень гордился, что она не сразу поверила на слово «эксперту», который, в конце концов, специализировался на вредных привычках, а не на акушерстве.

Розмари посоветовала Кортни проконсультироваться с доктором Полом Крейном, который принимал у нее роды в этом самом госпитале. Крейн не только был отличным врачом: у него оказался очень заботливый характер, и Курт с Кортни сразу доверились ему. Крейн сказал, что раз беременность еще на таком раннем сроке, то если Кортни немедленно перестанет принимать героин и заменит его строго контролируемыми инъекциями метадона или бупренорфина, то ребенка можно будет сразу отлучить от груди после рождения, и с ним все будет в порядке. Крейн согласился на этих условиях (включавших в себя регулярные анализы на наркотики в кабинете) вести ее беременность. После этого Курт и Кортни легли на реабилитацию.

Тимминс от работы отказался, так что я позвонил Бадди Арнольду, с которым был шапочно знаком и именем которого готовы были клясться многие мои друзья, прошедшие программу «Двенадцать шагов». Арнольду, который и выглядел, и говорил, как один из моих еврейских дядюшек, было тогда шестьдесят шесть лет. Лет в двадцать пять, играя на саксофоне в джазовом оркестре Гленна Миллера, по его словам, он «принял сознательное решение стать наркоманом» и сидел на наркотиках десятилетиями. Прежде чем Бадди стал трезвенником в восьмидесятых, у него было тридцать четыре ареста, связанных с наркотиками.

Через несколько лет трезвости Бадди решил посвятить оставшуюся жизнь помощи другим музыкантам. Колоритное прошлое помогало ему добиться доверия у артистов. В 1991 году он открыл Musicians’ Assistance Program (MAP), и эта небольшая инфраструктура позволила Бадди помогать уже большему числу людей. Несмотря на то что он был на несколько поколений старше Курта, Бадди заметно отличался от «обычных» авторитетных фигур. Он никогда не хвастался знакомствами, имел милый характер и не был претенциозным, что очень понравилось Курту.

В статье 1999 года в Los Angeles Times Бадди изложил свою версию истории:

«Один менеджер из музыкальной индустрии позвонил ему в 1992 году и сказал, что срочно нужно организовать чистку Курту Кобейну. Арнольд не знал ни Кобейна, ни его музыки, но договорился о госпитализации на следующий же день в ныне не действующую больницу на углу Баррингтонстрит и Олимпик-стрит в западной части Лос-Анджелеса. Он познакомился с Кобейном и описал его в дневнике как «тихого, вежливого, физически измученного молодого человека», который оказался куда наивнее, чем Арнольд ожидал от знаменитого рок-кумира. Кобейн спросил Арнольда, как он перестал принимать наркотики и каково это – «не принимать больше ничего, никогда». Затем он признался, что они со своей женой Кортни Лав ждут первенца. «Отец не должен быть наркоманом, верно?» – спросил он у Арнольда тоном ребенка.

Курта очень радовали рассказы Арнольда о легендах джаза и его старомодный еврейский юмор. Однажды Курт сказал мне: «Знаешь, ты очень хамиш» (на идише это означает «уютный»), а потом расхохотался и объяснил, что это Бадди его подговорил так сказать.

После того как Курт пожаловался на боль в желудке, Арнольд посоветовал ему врача по имени Роберт Фремонт, у которого был большой опыт работы с людьми, пытающимися отказаться от сильнодействующих наркотиков. Фремонт был здоровенным широкогрудым мужиком с короткими седыми волосами, которому было вроде лет под шестьдесят. Курту он тоже сразу понравился. «Он очень участливый человек», – с энтузиазмом рассказывал мне Курт после первой встречи с Фремонтом. Уже то, что я слышал в его голосе оптимизм, а не отчаяние, очень многое для меня значило. Доктор прописал Курту курс уколов, и в следующие несколько месяцев тот вообще не упоминал о боли в желудке.

Фремонт не относился к артистам вроде Курта и Кортни с такой же сентиментальностью, как Бадди, и однажды очень раздраженно пожаловался мне: «Они мешуге (в пер. с идиша «сумасшедший»). Слава богу, что они не евреи». Мне поначалу казалось, что Фремонт делал Курту инъекции витамина B₁₂, но Фремонт настаивал, что уколы – просто «плацебо», и Курт чувствовал себя лучше потому, что думал, что ему колют лекарство. Сейчас я понимаю, что врач, скорее всего, мне врал. Чарльз Кросс, автор тщательно проработанной биографии Кобейна Heavier Than Heaven, писал, что это были уколы бупренорфина.

Остаток года, пока Фремонт его лечил, Курт почти все время выглядел счастливым и уравновешенным. В начале 1993 года Фремонт умер якобы от сердечного приступа, хотя были слухи и о передозировке. Кортни сказала мне, что Курт плакал, когда узнал эту новость.

После смерти доктора Фремонта Курт начал экспериментировать с различными антидепрессантами, которые ему прописывали другие врачи. Однажды я рассказал ему, что, когда вижу слова на уличных вывесках, начинаю компульсивно подсчитывать количество букв, а если на вывеске больше одного слова, то переумножаю получившиеся числа. Курт сказал, что у него тоже были похожие навязчивые желания, а потом начал расписывать мне достоинства клоназепама, противотревожного препарата, которым лечился. Я его ни разу не пробовал, да и не увидел никаких свидетельств того, что клоназепам или какие-то другие лекарства помогали Курту лучше, чем курс лечения от доктора Фремонта.

Едва закончив реабилитацию, Курт стал в интервью преуменьшать степень своего знакомства с наркотиками. Он признавал, что ему доводилось принимать героин, но говорил, что полностью завязал и что употребление наркотиков – это глупо. Конечно, ложь об употреблении – это характерная черта многих наркоманов.

Марк Кейтс размышляет: «Мне кажется, Курту очень не нравилось, что молодежь может подумать, что ширяться героином – это круто, раз так делает Курт». Раух тоже вспоминает разговор с ним по дороге в госпиталь на гастроскопию. Курт читал свежий NME и увидел там интервью Криста, в котором басист высказался за легализацию марихуаны.

– Курт повернулся ко мне и сказал, что считает, что Кристу нельзя так говорить в прессе, потому что эти журналы читают дети.

Рауха позабавило это кажущееся противоречие, но подобное четкое разделение всегда было характерно для Курта. Неважно, что? происходило в его жизни: какая-то часть его разума всегда думала, какой именно образ себя он хочет спроецировать в мир.