Глава тринадцатая In Utero

Курт стал думать о следующем после Nevermind альбоме практически сразу после его выхода. Он, по выражению Криста, был «планировщиком», и над некоторыми песнями, которые попали на In Utero, Курт работал не один год. Dumb, Pennyroyal Tea и All Apologies исполнялись на концертах Nirvana еще на британских гастролях в конце 1991 года. Однако для альбома нужно было больше материала. В январе 1993 года в Рио-де-Жанейро, когда у группы был выходной, Монтгомери записал новые демоверсии, в числе которых была Heart-Shaped Box. Hole тоже воспользовались студийным временем, чтобы записать демоверсии песен, попавших на альбом Live Through This.

Вернувшись в Штаты, Курт и Кортни съехали с квартиры в Голливуде и купили дом в Сиэтле, где им было уютнее. Впрочем, они часто приезжали в Лос-Анджелес, обычно останавливаясь в отеле «Четыре сезона». Пару раз Курт приглашал Каза поболтать с ним, пока Кортни занималась зарядкой в их номере.

– Курт спускался вниз, и мы заказывали поесть или попить, – вспоминает Каз. – Мы сидели в баре, а он ставил мне демоверсии песен, которые в результате попали на In Utero, они были просто потрясающими.

Курт считал Каза настоящим ценителем рок-композиций, и его радовала такая эмоциональная поддержка, а еще ему нравилось общаться с другим отцом. Сыну Каза тогда было семь лет.

– Я советовал ему проводить как можно больше времени с Фрэнсис до того, как она пойдет в школу. До школы они все «папа, папа». А потом их интересуют только друзья.

Курт всегда старался не звучать слишком претенциозно, поэтому в интервью с Азеррадом преуменьшал значение текстов с In Utero: «Они то саркастические, то заботливые. Такие вот песни получаются. Все они – о вещах, которые выводят меня из себя, о конфликте между добром и злом. Некоторые люди делают зло другим без причины, и я хочу их за это избить. Но я могу лишь орать в микрофон».

Хотя песни были написаны в разное время, Курт соединил их общей концепцией о связи между рождением, болезнью, смертью и перерождением. На альбом попала Rape Me, а на многие другие песни с In Utero повлияла твердая уверенность Курта, что немалая часть негатива, нацеленного на Кортни, вызвана женоненавистничеством. Pennyroyal Tea написана от лица женщины, которая хочет сделать аборт. Монтгомери вспоминает: «Некоторые люди обвиняли Кортни в том, что в ее творчестве заметно влияние Курта, но мне кажется, что влияние в обратном направлении намного заметнее».

С тематической точки зрения это верно, но к сочинению песен Курт относился очень серьезно и считал это главным элементом своей артистической личности. Кортни выступила с сольным концертом в «Кафе-Ларго» через несколько месяцев после рождения Фрэнсис, в том числе отлично исполнив в акустике Pennyroyal Tea. На следующий день Курт позвонил мне в необычном для себя волнении.

Кортни спросила, можно ли ей записать эту песню для следующего альбома Hole, и он хотел убедиться, что я не поддержу ее идею.

– Это для альбома Nirvana. Я ни за что не отдам эту песню!

Композиция Frances Farmer Will Have Her Revenge on Seattle была вдохновлена биографическим романом Уильяма Арнольда о Фармер, киноактрисе, которую в сороковых годах на пять лет отправили в сумасшедший дом в штате Вашингтон, где над ней издевались. Фильм «Фрэнсис» с Джессикой Лэнг в главной роли был основан на этой книге. Курт пересказывал печальную историю жизни главной героини в большинстве интервью, которые давал после выхода In Utero.

Несколько песен были написаны уже после рождения Фрэнсис Бин Кобейн. Энн Пауэрс указывает, что очень немногие авторы песен ранее писали «о страхе быть родителем. Джон Леннон сделал это в своем последнем альбоме, но Курт затронул те эмоции, до которых не добрался Леннон. Heart-Shaped Box – это песня о границах того, что мужчина может понять о женщине, альбом в целом – очень откровенное рассуждение о том, каково это – стать отцом, видеть, как твоя любимая вынашивает и рожает ребенка, а его обложка изображает меняющееся тело». Еще у Heart-Shaped Box одна из самых запоминающихся мелодий, написанных Куртом.

Scentless Apprentice – это одна из немногих песен, авторами которой по-прежнему значатся все трое музыкантов Nirvana, потому что она появилась во время джем-сейшена Курта, Криста и Дейва. Текст вдохновлен «Парфюмером», историческим романом ужасов Патрика Зюскинда, который Курт перечитывал много раз.

Перед записью In Utero Курт решил еще раз удостовериться в своем финансовом положении. Когда артист становится успешным, возникает немало проблем с планированием «цикла», связанного с новым альбомом, потому что расписания многих фестивалей и больших залов составляются заранее. Курт обожал играть по клубам, когда Nirvana ездила в микроавтобусе, но вот рок-звездная версия гастролей нравилась ему куда меньше. Какова бы ни была причина – чувство изоляции в больших залах, желание больше бывать дома с Фрэнсис, проблемы с наркотиками или стремление больше сочинять и рисовать, – Курт хотел в следующем году гастролировать меньше, но при этом иметь гарантии, что никогда больше не будет сидеть без денег. Судебные тяжбы и другие расходы, последовавшие после статьи в Vanity Fair, нанесли чувствительный удар по финансам, и, несмотря даже на чек в полтора миллиона долларов, полученный от лейбла в конце прошлого года, Курт в 1993 году очень беспокоился о деньгах.

Вскоре после возвращения из Латинской Америки Курт спросил меня, сколько у него останется денег «после налогов и комиссий», как он периодически повторял. Ему нужен был сценарий самого худшего развития событий. Как будут выглядеть его счета, если следующий альбом Nirvana выйдет не очень успешным, а на гастролях он проведет всего пару месяцев, не играя на стадионах и фестивалях? Все будет нормально?

Я заверил его, что, даже если он вообще не даст ни одного концерта, все будет нормально, но потом он уговорил меня провести более конкретные подсчеты на бумаге, чтобы они с Кортни смогли по-настоящему их усвоить. 19 февраля 1993 года я написал служебную записку под названием «Прогнозы по доходам Nirvana на следующий год».

Он попросил меня быть консервативным, так что по моим подсчетам после налогов и комиссий вышло 2 190 000 долларов. Лишь около 500 000, менее четверти всей суммы, должны были принести гастроли, если придерживаться рекомендаций Курта (сорок концертов за год, без арен и стадионов). Настойчивое желание Курта получать львиную долю авторских отчислений наконец принесло свои плоды. Если у них с Кортни не возникнет никаких неожиданных расходов, он сможет делать что захочет и все равно жить с комфортом.

В теории это должно было снизить давление, но Курт и без этого находил кучу способов свести себя с ума, так что период спокойствия после служебной записки долго не продлился.

Как и большинство людей, работавших с ним, я видел, что иногда он был дружелюбным и легким в общении, а иногда окружал себя плотным непреодолимым силовым полем, отталкивая меня. В следующие несколько месяцев, как и в прошедшие два года, Курт перемежал моменты депрессии и великолепной творческой работы. Хотя некоторые рок-критики продолжали утверждать, что Nirvana выдохлась, та часть Курта, которая изначально вдохновила столь многих фанатов, по-прежнему функционировала на высшем уровне. Как говорил Крист, когда речь заходила о творчестве, Курт никогда не ленился.

Единственный раз, когда он пожаловался мне на Geffen Records, случился, когда их международный отдел тянул время, переводя какое-то европейское видео на американский стандарт, чтобы Курт смог его посмотреть и сделать какие-то пометки для длинного домашнего видео. Несколько раз, приходя к Курту домой, я видел, как он с усердием над ним работает. Он сделал монтаж с группой, разбивающей инструменты. Он нашел момент из телеинтервью, где Криста спросили, провоцирует ли Nirvana свою аудиторию, и басист ответил: «Нет, это они нас провоцируют». А когда Курта спросили о влиянии Nirvana, он ответил: «Если мы и повлияли на какие-то группы, то, надеюсь, в первую очередь они взяли от нас искренность, с которой мы играем».

Он нашел клип, где Герш говорит: «Это не просто успешный альбом, это какой-то феномен», и другой, где я во время дебатов с одним республиканцем на CNN сказал: «Развлечения помогают людям чувствовать себя не такими одинокими, и это хорошо». Не могу представить, что хоть одного фаната Nirvana по-настоящему интересовали эти моменты. Курт просто хотел, чтобы все мы ощутили себя причастными к истории взлета Nirvana в его изложении. После смерти Курта Крист и Дейв завершили фильм вместе с режиссером Кевином Керслейком. Он вышел под названием Nirvana: Live! Tonight! Sold Out!! и, насколько могу судить, соответствует первоначальным замыслам Курта.

Еще он разработал дизайн леворукой гитары, в которой соединялись элементы двух моделей Fender, Jaguar и Mustang. Он отправил в компанию макет, сделанный из совмещенных полароидных фотографий обеих моделей, и на его основе Fender выпустил модель Jag-Stang. В последнем европейском турне Nirvana Курт на нескольких концертах сыграл на прототипе этой гитары.

Майкл Азеррад работал над Come as You Are, книге о Nirvana, о которой мы говорили, и Курт дал ему несколько интервью – пожалуй, едва ли не самых подробных за всю карьеру. Ближе к сроку сдачи Курт составил список из пятидесяти альбомов, вдохновивших Nirvana, но Азеррад рассказал мне: «Кортни убедила его, что это уже лишнее. Выглядит как позерство».

Впрочем, в основном Курт был сосредоточен на новом альбоме Nirvana. Он хотел сделать на нем другое звучание, чтобы обозначить возвращение, хотя бы символическое, к панковским корням группы. Поскольку огромный успех Nevermind сделал саунд альбома «мейнстримовым», снова обращаться к Бутчу Вигу или Энди Уоллесу не планировалось.

Курту давно нравился Стив Альбини, признававший только инди-лейблы пурист, который отругал Sonic Youth, когда те подписали контракт с DGC. Альбини играл в группе Big Black, которую Курт любил слушать, когда был подростком. Он никогда не называл себя «продюсером», предпочитая термин «рекордист». Он отказывался от авторских отчислений за альбомы, над которыми работал, но получил гонорар 100 000 долларов за работу над In Utero.

Я отнесся к выбору Альбини цинично, считая это просто пиар-ходом, но Джанет настаивает, что Курту нравились многие альбомы, записанные им. Кортни подтверждает: «Курт просто обожал альбом Пи Джей Харви Rid of Me, который как раз недавно записал Альбини».

В интервью Филу Сатклиффу из журнала Q Курт объяснил, что ему понравилось, как Альбини передал звучание Nirvana. «Я всегда хотел записать альбом с очень интимной атмосферой, который звучит так, словно ты стоишь рядом с группой в их репетиционной комнате. Мы использовали кучу микрофонов. Я думал, что если поместить возле малого барабана три или четыре микрофона, можно будет получить его настоящий звук. Я предлагал это Бутчу Вигу и Джеку Эндино, но они отказывались так делать». Он считал, что Альбини воплотил эту идею на альбомах Pixies Surfer Rosa и Breeders Pod, которые Курту очень нравились.

In Utero был записан на студии Pachyderm в Кэннон-Фолз, штат Миннесота, неподалеку от Миннеаполиса; в феврале там очень холодно. Крист вспоминает:

– Альбини очень своенравный, у него свои взгляды. Мы приехали в миннесотскую глушь, студия располагалась в доме, который построен в стиле, ну, не знаю, «Фрэнк Ллойд Райт встретился с Майком Брейди[4]».

Несмотря на сельскую обстановку, в студии, по словам Криста, стоял «такой же пульт, на каком AC/DC записали Back in Black. Большая такая, аккуратная штука».

Когда они были готовы к записи, на стенах, полу и потолке закрепили не менее трех десятков микрофонов, чтобы «поймать» то самое звучание, которое хотел Курт. Крист рассказывает:

– Альбини вообще не представлял, кто мы и как работаем. Мы постоянно репетировали. Многие группы приводят девчонок, бухают и еще что-нибудь такое. А мы только играли. В общем, Альбини стоит возле студийного магнитофона, сложив руки, типа: «Хорошо, давайте». А мы такие: «Ну хорошо, включай запись». Мы сыграли песню Serve the Servants, переглянулись и сказали: «Ага, хорошо, Стив, оставляй. Играем следующую песню». Мы все песни отщелкали с первого-второго дубля. По-моему, мы его впечатлили.

Вокал Курта записывался отдельно, но за один день, сеанс записи длился примерно шесть часов. Всего на работу ушло около десяти дней. По настоянию Альбини в студии не было никого ни с лейбла, ни из Gold Mountain. Альбини рассказал Джиллиан Гаар, журналистке, которая писала о Nirvana с самого начала их карьеры: «Я не хочу завязывать отношений ни с кем из этих людей, всех этих администраторов, работников лейблов. По большей части они все мрази. Не хочу иметь с ними ничего общего».

Терстон вспоминает, что после того, как Альбини свел альбом, Крист и Дейв позвали меня на студию. Они сыграли несколько песен с In Utero, и мы даже немного поджемовали втроем, ожидая, когда придет Курт. Он так и не пришел. Потом они поставили мне пару композиций. Некоторые из них даже на альбом не попали, например, Moist Vagina. Помню, я сказал им: «Это должна быть ваша первая песня, потому что она сумасшедшая. Если вы, ребята, собираетесь начинать реально безумно, то начинайте безумно. Это очень крутая песня». Курт ее на альбом не взял, но выпустил на обратной стороне сингла All Apologies. (Позже Sonic Youth записали кавер-версию этой песни для обратной стороны своего сингла Sunday, вышедшего в 1998 году.)

Курт показал кассеты с миксами мне, Джанет, Силве, Гершу и еще нескольким людям. Несмотря на энтузиазм, с которым Терстон относился к более жесткой стороне Nirvana, Курт по-прежнему думал о массовом зрителе и сказал, что первым синглом будет Heart-Shaped Box. Монтгомери говорит, что группа решила выпустить это еще тогда, когда впервые записала ее демоверсию, несколько месяцев тому назад.

Мне песни сразу понравились, но очень раздражало, что было плохо слышно голос Курта – важнейшую составляющую образа Nirvana. Пока я раздумывал, как ему это передать, позвонила Кортни и сказала, что Курт беспокоится, что альбом никому не понравился. Я поделился своими мыслями, и она ответила: «Скажите Курту!» Она спросила, ставил ли я новый альбом Кэти; я засмеялся и признался, что в машине дочь сказала мне: «Не хочу слушать новую Nirvana, хочу старую Nirvana!» Кортни снова повторила: «Скажите Курту!»

Я не собирался передавать ему мнение трехлетней девочки, но позвонил и заверил Курта, что песни великолепны, но вот сведение какое-то странное, и мне не понравилось, что плохо слышно его голос. Герш, похоже, сказал Курту примерно то же самое. Курт сказал мне, что Альбини сводил очень торопливо, делая по одной песне в час. (Обычно в то время, особенно если у группы не было проблем с бюджетом, в среднем сводили по одной-две песни в день.) Азеррад саркастически замечает: «Похоже, Курту очень нравились идеи малобюджетной философии, но не воплощение их на практике».

Кортни, которая знала, что для Курта то, как отнесется к альбому панк-сообщество, не менее важно, чем иметь радиохиты, попросила поговорить с ним еще и Терстона. Гитарист Sonic Youth подбодрил его: «У всех здесь свои интересы. Ребята, вы сейчас очень круты. Записали отличную пластинку. Просто оставайтесь сильными».

– Это был наш последний разговор, – печально вспоминает Терстон.

Примерно в то же время мне позвонил Дэвид Геффен и сказал, что Nirvana в прошлом году стала самой успешной группой лейбла, после чего добавил: «Как-то даже неловко говорить, что я до сих пор не встречался с Куртом лично». Курт беспокоился, что его ждет какое-то давление со стороны лейбла, но мне показалось, словно у Дэвида был друг, который хотел узнать, каков Курт на самом деле.

Я был уверен, что Дэвид Геффен ни за что не станет лично критиковать новый альбом. В 1983 году, когда Нил Янг после Trans, коммерчески неуспешного электронного альбома, записал рокабилли-пластинку, Геффен подал на Янга в суд за то, что он записывает альбомы, «нерепрезентативные» для стиля, который принес ему успех. После неприятных статей в прессе и напоминания, что контракт Янга дает ему творческий контроль, иск был отозван. Дэвид извинился, и Янг записал еще два альбома для Geffen Records.

Прошло десять лет. Дэвид был миллиардером и одним из самых уважаемых людей в индустрии развлечений. Ему меньше всего хотелось вступать в публичный спор с известным артистом, чтобы напомнить людям об одной из своих редких ошибок.

Я отвез Курта в дом Дэвида на пляже в Малибу, где мы пообедали и провели вместе очень приятный час; за это время Дэвид очаровал Курта откровенными рассказами о собственных взлетах и падениях за годы карьеры. О новом альбоме Nirvana не прозвучало ни слова. Когда мы уходили, Курт спросил Дэвида, слышал ли он, что кое-кто на лейбле считает, что альбом нужно изменить, и Дэвид категорично ответил:

– Не обращай внимания ни на что из того, что говорят остальные, просто записывай альбом, каким ты хочешь его видеть.

Несмотря на мои предыдущие заверения, что Курту не о чем беспокоиться, он испытал явное облегчение и во время поездки обратно в Голливуд весело сказал мне: «Он оказался совсем не таким, как я ожидал».

Вскоре после этого Курт решил пересвести Heart-Shaped Box и All Apologies, которые собирался выпустить вторым синглом. Я спросил, почему он не хочет пересвести весь альбом, и он ответил, что многие проблемы с уровнем голоса можно решить во время мастеринга. Я понял, что Курт пытается найти компромисс: не хочет полностью сжигать мосты с Альбини, но в то же время хочет, чтобы у него были хиты.

Пока Курт размышлял, Альбини дал интервью Грегу Коту из Chicago Tribune, которое вышло под заголовком «Рекорд-лейбл не слишком доволен новым материалом Nirvana». В статье от его имени говорилось, что «Геффен и менеджеры группы ненавидят альбом», а еще он заявил, что источник с лейбла сказал ему, что такой альбом «нельзя выпускать». Я не был рядом, когда Герш разговаривал с Куртом, а Герш после смерти Курта принял решение практически не говорить о Nirvana публично, но я не могу себе представить, чтобы он сказал что-нибудь вроде «нельзя выпускать» или тем более что «ненавидит» альбом. И уж конечно, ни Силва, ни Джанет, ни я не говорили Курту даже близко ничего подобного и не считали так. Силва, который редко общался с прессой, дал дипломатичную, но колкую цитату: «Если группа говорит, что альбом готов, значит, он готов. Но на данный момент у нас нет альбома Nirvana для релиза».

Несмотря на выходку Альбини, ситуация на самом деле не была сложной. Курт имел полный контроль над альбомом – не только в юридическом, но и в эмоциональном смысле. Право голоса было только у него, и он пришел к рациональному выводу. Джону Сэведжу он сказал так: «Стив очень хороший инженер звукозаписи, но, с моей точки зрения, сводит он ужасно. На всех записанных Альбини альбомах, которые я слышал, голос был слишком тихим». Песни были отличными. Записали их так, как хотел Курт. Сведение разочаровало всех, кому нравилось слышать, как Курт поет. Проблему решить было просто.

Мне в то время казалось, что Альбини просто цинично выдумал историю, демонизирующую Geffen, чтобы выставить себя пуристом, сражающимся с филистимлянами из шоу-бизнеса. Однако Джанет сказала, что Курт, скорее всего, сам сказал Альбини, что на него давит лейбл, «потому что не хотел подставлять себя под удар. Если он мог свалить это на Кортни, на лейбл или на нас, он бы так и поступил». Кортни подтверждает: «Курт очень не любил конфронтаций».

Очевидным кандидатом для работы по пересведению был Скотт Литт, продюсер последних четырех альбомов REM, которые стали для них самыми успешными. Хотя эти пластинки вывели его в элиту звукозаписывающего бизнеса, Литт, которому тогда было под сорок, до этого целое десятилетие работал звукоинженером и звукорежиссером для самых разных исполнителей, а еще он был мягким и говорил тихо, без всякого рокерского самомнения. Когда Герш и Курт обсуждали кандидатов в продюсеры Nevermind, Литт был в их списке, но он тогда готовился к свадьбе и взял самоотвод – и жалеет об этом решении до сих пор. Когда я позвонил ему и спросил, не хочет ли он пересвести пару песен с In Utero, он с большим удовольствием согласился.

Ремиксы были сделаны на студии Bad Animals в Сиэтле, которой владели Энн и Нэнси Уилсон из Heart. Литт вспоминает, что когда Курт, Крист и Дейв впервые с ним встретились, «они все трое считали, что сведение было слишком поспешным, и им очень не понравилось, что Альбини отказался что-либо переделывать». Послушав песни, Литт сразу понял, что «это просто динамит. Отличные записи».

Хотя Литт слышал истории о наркотиках, тогда Курт показался ему нормальным. Он уж точно был сосредоточен. «Курт так хорошо ориентировался в студии. Он был перфекционистом и точно знал, чего хотел. У него не было проблем с принятием решений». Курт дал Литту несколько часов на работу по пересведению All Apologies, и, когда Курт вернулся в студию, ему очень понравилось услышанное, и он даже предложил записать бэк-вокал в куплете. «Он спел один дубль, бум-бум-бум, и готово», – вспоминает Литт, изумляясь даже четверть века спустя.

Курт был в эйфории, когда потом позвонил мне. Он не только был доволен новым сведением – ему еще пришелся по душе сам процесс. «Скотт такой классный парень! Неудивительно, что REM нравится с ним работать!» На следующий день Литт пересвел Heart-Shaped Box, и Курт получил свои два сингла.

Пиар-маневры с целью сохранить уважение панк-сообщества и при этом выпустить альбом, который полностью соответствовал бы желаниям Курта, сильно усложнились после того, как Джефф Джайлз написал, воспользовавшись версией Альбини, статью об альбоме в Newsweek, куда более известном на национальном уровне изданий, чем Chicago Tribune. Обычно невозмутимый Эдди Розенблатт был разъярен предположением, что его компания отказывает в поддержке одной из своих групп. Момент вышел еще чувствительнее, потому что Герш как раз решил покинуть Geffen и стать президентом Capitol Records, так что Розенблатт хотел дать четко понять всему музыкальному бизнесу, что лейбл по-прежнему безоговорочно поддерживает творческие стремления Nirvana.

Курт оскорбился: как вообще кто-то мог подумать, что он станет работать над вещами, которые не сможет полностью контролировать? Это песни Nirvana, а не Альбини. Что не менее важно, он не хотел воевать со своим лейблом как раз перед выпуском альбома. Группа выкупила рекламную страницу в Billboard, где еще раз повторила, что новый альбом контролирует она и только она. Кроме того, по настоянию Курта мы с Джанет помогли ему составить письмо в Newsweek, которое вышло в номере за 17 мая.

Редактору:

Джефф Джайлз написал статью о нашей группе Nirvana, которая не основана на наших взглядах или информации, полученной от наших представителей. Он собрал цитаты «из неназванных источников и от инсайдеров музыкальной индустрии»… Он обширно цитирует Альбини, но при этом ни разу не обратился к компании, занимающейся нашим менеджментом, чтобы поговорить с нами. Заявив, что Альбини не собирается говорить о «ссоре с Nirvana», Джайлз цитирует его пространные речи о Geffen Records (нашем лейбле) в том же самом абзаце. Насколько сбалансированным можно назвать репортаж, когда сами «виновники ссоры» не могут ответить?

Самый большой вред в статье нанесен тем, что Джайлз высмеял наши отношения с лейблом, основываясь на совершенно ошибочной информации. Geffen Records полностью поддерживали нас в нашей работе над этим альбомом.

Надеемся, что в будущем информация, предоставленная нами, будет восприниматься буквально, а слухи – так, как должны приниматься слухи.

Курт Кобейн, Дейв Грол, Крист Новоселич

Несмотря на это, некоторые журналисты – ценители панк-культуры со всего мира – повторили выдуманную Альбини историю, что лейбл и менеджмент якобы не дали группе исполнить свои истинные замыслы. Миф оказался живучим, и некоторые рок-критики повторяли его, даже когда альбом переиздали двадцать лет спустя.

В интервью, которое Курт дал журналу Q, он решил, что раз уж ситуация стала публичной, стоит рискнуть и высказать о панк-рекордисте все, что он думает. «На самом деле Стив Альбини – большой параноик, а я еще никогда не работал с таким количеством людей, которых уважаю. У меня было много сотрудников, которые делают свою работу, и на этом этапе я не могу забывать, что это моя работа. Именно так я зарабатываю себе на жизнь. Все работники DGC поддерживают нас и всегда с нами искренни. Мы можем опровергнуть миф о том, что они не хотят выпускать альбом, опубликовав копии наших контрактов с DGC, потому что, согласно им, у нас стопроцентная творческая свобода и контроль».

Вспоминая то напряженное время, Литт до сих пор впечатляется, на каком же высоком уровне функционировал Курт, несмотря на то сколько давления ему пришлось вынести.

– По-моему, в рок-н-ролле никогда не было ничего, подобного Nirvana, за исключением, может быть, The Beatles. REM были классной, успешной группой, они мне очень нравятся, но та суматоха, которая началась, когда Nirvana появилась на сцене и потом, во время ожидания их следующего альбома, а еще вокруг Курта и Кортни, лихорадочность фанатов – это совершенно другой уровень. Как с таким жить? В The Beatles ребят хотя бы было четверо.

Был период, сразу после записи, когда Курт хотел назвать альбом I Hate Myself and I Want to Die. Я был не единственным, кто надеялся, что Курт передумает. Крист сказал Курту, что подобное название будет использовано против группы, если хоть один поклонник Nirvana покончит с собой. В 1990 году на британскую группу Judas Priest подали в суд родители мальчика, который застрелился. В иске говорилось, что он так поступил из-за «подсознательных посланий» в их музыке. Курт переименовал альбом в In Utero, по строчке из стихотворения, которое Кортни написала во время беременности.

После утверждения названия альбома Курт занялся дизайном обложки. В целом его больше вдохновляло абстрактное или импрессионистское искусство, но он хотел, чтобы эта обложка отражала его интерес к рождению и смерти. Фишер сделал дизайн передней стороны, основываясь на идеях Курта, который настоял, чтобы у фигуры – прозрачного анатомического манекена – были крылья. На задней обложке разместили коллаж из картин Курта, включая несколько изображений зародышей. Особенно внимательно Курт проследил за тем, чтобы на вкладыше с фотографиями был его снимок в футболке Flipper.

Когда вышел Nevermind, мы опасались, что не всем понравится, что на обложке виден пенис младенца, но, несмотря на несколько жалоб покупателей, ни одна торговая сеть не отказалась продавать его. Однако оформление In Utero немедленно вызвало сопротивление Walmart, гигантской сети розничных магазинов, которые в то время были крупнейшими точками реализации популярных альбомов. Они сообщили отделу продаж Geffen, что с такой обложкой альбом продавать не будут, и спросили меня, не предложит ли группа какую-нибудь альтернативу.

Мне позиция Walmart казалась абсурдной. На обложке не было ничего жестокого, эротического или богохульного. В любом учебнике медицины есть похожие изображения частей тела. Nirvana хвалили критики по всему миру, она выиграла крупнейшие музыкальные награды. Я предполагал, что сопротивление имеет политические корни и связано с движением против абортов, для которого зародыши являются предметом поклонения.

Лопаясь от негодования по поводу свободы слова и выбора, я рассказал Курту о проблеме и с гордостью сообщил, что буду более чем рад послать лейбл ко всем чертям. В конце концов, недавний альбом NWA не продавался в Walmart, что не помешало ему стать одним из самых популярных альбомов года. К моему удивлению, Курт со мной не согласился. Он, объяснил, что, когда рос, Walmart был единственным местом, где он мог достать пластинки, так что он хочет, чтобы ребята, такие же, как он, могли купить новый альбом Nirvana. В общем, я должен был узнать у Geffen, что нужно изменить на обложке, чтобы In Utero все-таки попал в магазины.

В общем, для поставок в Walmart (а также Kmart, еще одну крупную торговую сеть, которая отказалась продавать альбом с оригинальной обложкой) Geffen с одобрения группы упростил заднюю часть вкладки и убрал зародышей. Еще одним «пунктиком» для массовых ритейлеров стало название Rape Me на обложке. Курт в шутку предложил переименовать песню в Sexually Assault Me (сексуальное насилие), но, чтобы не переделывать всю графику, нужно было заменить одно четырехбуквенное слово другим, так что он придумал бессмысленное название Waif Me.

Позже я узнал, что «творческий контроль» Nirvana не распространялся на те регионы мира, где контракты игнорируют. В статье 2018 года для Discogs Бен Блэкуэлл рассказал, что купил изданную в Саудовской Аравии кассету In Utero, на обложке которой «полностью закрасили мускулатуру женского тела, словно изобразив чадру, которую носят некоторые мусульманки… лицо, руки, ступни и крылья остались открытыми, но вот все, что между ними, закрасили черным». Еще Блэкуэлл нашел кассету Nevermind из той же страны, на которой местный лейбл нарисовал поверх детского пениса пеленку. Подозреваю, Курта бы скорее позабавили, чем расстроили такие релизы, и он бы обрадовался, что даже в Саудовской Аравии подростки слушают его музыку.

Тогда я об этом ничего не знал, но примерно в начале весны Курт снова начал принимать героин. Я мотался между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, так что говорил с ним в основном по телефону. Мои воспоминания об этом периоде довольно смутные, но некоторые события были очень хорошо задокументированы. 2 мая 1993 года Кортни вызвала в Сиэтле парамедиков из-за передозировки у Курта. К тому времени, как они добрались до больницы, она уже дала ему лекарства и стабилизировала его состояние, так что госпитализации не потребовалось. Через месяц, 4 июня, супруги устроили настолько громкую ссору, что сосед вызвал полицию, и из-за того, что в Сиэтле в то время действовала норма, что при жалобе на домашнее насилие кто-то должен быть обязательно задержан, Курта отвезли в полицейский участок. Обвинения были тут же сняты; ни Курт, ни Кортни не придавали происшествию особого значения. В следующие несколько недель Кортни сказала, что снова ходит на собрания «Анонимных наркоманов», но Курт по-прежнему резко отрицательно относился к идее какой-либо групповой терапии.

Впрочем, ему удавалось достаточно хорошо контролировать свою пагубную привычку, и ее замечали лишь немногие. Гастроли In Utero принимали хорошо, особенно выступление в «Роузленд-Балруме» в Нью-Йорке, хотя позже появились сообщения, что до концерта он был под кайфом. Несмотря на внутреннюю борьбу, Курт по-прежнему стремился развивать группу. В этом цикле к Nirvana присоединился гитарист Пэт Смир, а на некоторых концертах с ними выступала еще и виолончелистка Лори Голдстон. На концерте в «Роузленд» Курт провел эксперимент, устроив в середине выступления двадцатиминутный акустический сет, и его достаточно хорошо приняли – в каком-то смысле это стало предвестником шоу Unplugged, состоявшегося через несколько месяцев. Джим Мерлис, публицист Geffen, который примерно в то время начал работать с группой, вспоминает:

– После концерта он был в хорошем настроении и много говорил о выставленной на продажу гитаре, на которой якобы играл сам Лед Белли.

Учитывая общий уровень напряженности всего, что происходило в жизни Курта, не стоило удивляться, что вокруг клипа на песню Heart-Shaped Box тоже развернулась драма с судебным иском, но я до сих пор поражаюсь, какой же стресс тогда пришлось вынести Курту.

В прошлом десятилетии, когда MTV стал главным способом достижения популярности для многих музыкантов, взаимоотношения артистов, лейблов и режиссеров клипов постоянно менялись. Некоторым режиссерам, например Бобу Джиральди, который снял Beat It Майкла Джексона, и Дэвиду Финчеру, снявшему Express Yourself Мадонны, удалось благодаря известности, полученной на MTV, сделать карьеру в полнометражном кино, и к ним относились как к полноценным авторам. А вот для других режиссеров работа была не такой приятной, больше похожей на съемку рекламного ролика, чем фильма, только клиентами выступали музыканты с их собственными творческими идеями, которые рассматривали клипы как самовыражение и дополнительный инструмент для продажи дисков.

Все, кто работал с Nirvana в начале девяностых, оказались освещены отблесками ее славы, и окружающие воспринимали нас так, словно мы вдруг стали умнее и привлекательнее, чем на самом деле. Кевин Керслейк, снявший три клипа на песни с Nevermind и на Sliver, не был исключением.

Я считаю, что, как и в предыдущих клипах, образы и идеи для Heart-Shaped Box принадлежат Курту, но меня не было, когда они с Керслейком обсуждали клип, и, что очевидно, я совершенно необъективен. Робин Слоан поехала в Сиэтл, чтобы обсудить с Куртом маркетинговые планы. Она вспоминает: «У Курта уже была подробная раскадровка. Он очень красиво нарисовал поле с маками». Вскоре после этого Курт и Кортни спросили меня и Розмари, сможет ли Кэти, которой тогда было три года, сыграть роль девочки-блондинки в одежде ку-клукс-клана. (Мы отказали.)

Керслейк запросил, по выражению Слоан, «возмутительный» бюджет – почти 500 000 долларов. Я напомнил Курту, что половина бюджета клипа будет вычтена из отчислений, которые полагаются группе. Курт решил, что им просто пытаются воспользоваться, и отказался от услуг Керслейка, вместо этого попросив Слоан обратиться к Антону Корбайну, голландскому фотографу. Он снимал Nirvana и делал клипы для Echo and the Bunnymen, которые нравились Курту. Корбайн снял клип Heart-Shaped Box, уложившись в почти вдвое меньший бюджет по сравнению с тем, что был запрошен Керслейком.

Слоан предложила сделать в клипе стилизацию под фильмы пятидесятых годов, выполненные в «Техниколоре», и Курту очень понравилась эта идея. Настоящий «Техниколор» сделать было невозможно, но Корбайну удалось найти лабораторию, которая делала практически такие же яркие, роскошные цвета. Режиссер вспоминает: «Курт Кобейн был очень приятным человеком. Он сделал рисунки для всего клипа, да еще и такие подробные. Я еще никогда не видел настолько подробных раскадровок». Heart-Shaped Box много недель оставался самым ротируемым клипом на MTV и получил две награды на следующей Video Music Awards.

Керслейк, судя по всему, оформил авторские права на видеоряд, так что подал на группу в суд. Курт был просто убит этим иском – он считал его совершенно несправедливым и оскорбляющим его как артиста. Дело в конце концов было закрыто после смерти Курта, об условиях соглашения не сообщалось.

Несмотря на все отвлекающие факторы, In Utero уже был готов к выходу, и внимание снова переместилось к музыке. Антон Брукс размышлял:

– Я считаю, что этот альбом лучше, чем Nevermind. На нем более сильные тексты. Оформление потрясающее. Он вывел группу на следующий уровень стратосферы. Слушаешь Pennyroyal Tea, и у тебя дыхание перехватывает.

Литт вспоминает:

– Помню, я услышал Heart-Shaped Box по радио KROQ, когда был с племянницей на чьем-то дне рождения, и люди просто с ума посходили. Они ждали новой песни Nirvana и дождались, и она была такой хорошей.

Возможно, в качестве жеста доброй воли к Дейву после изменения структуры авторских отчислений, Курт выбрал Marigold, песню, которую сочинил и спел Дейв, на обратную сторону сингла Heart-Shaped Box. Песня Heart-Shaped Box достигла именно того коммерческого успеха, который задумывал Курт: в США она вышла на четвертое место в чартах синглов, а в Великобритании – на пятое.

Джим Мерлис присоединился к рекламному отделу Geffen Records вскоре после разразившейся драмы с Альбини. Курту он сразу понравился, отчасти потому, что ранее Мерлис играл в инди-группе, которая летом 1990 года добралась до Сиэтла. Они оба спали на полу у друга Курта Чарльза Питерсона, легендарного местного фотографа, подробно задокументировавшего рок-культуру Сиэтла. Курт попросил, чтобы Мерлис сопровождал его на пресс-конференции для европейских журналистов, и все прошло настолько хорошо, что Мерлис стал отвечать за общение с американской прессой после выхода In Utero.

Курт был дружелюбен и открыт с Мерлисом, но к тому времени Курт и Кортни куда настороженнее относились к журналистам, чем до Хиршберг. Джанет настояла, чтобы Мерлис «присылал Курту и Кортни по факсу копии нескольких статей каждого журналиста, который хотел с ними пообщаться – даже Джона Парелеса из New York Times, который работал там уже десять лет и никогда не публиковал никаких слухов». Еще Курт хотел, чтобы Мерлис присутствовал на всех его интервью и записывал их на диктофон в качестве меры предосторожности против ложных цитат.

Даже в этот «осажденный» период Курт общался с прессой с прежней утонченностью. Когда Парелес прилетел в Сиэтл, публициста весьма впечатлило, что «интервью брали в Спейс-Нидле, самом туристическом месте из возможных». Потом Курт и Дейв вместе с Парелесом и Мерлисом катались на американских горках.

Курт долго раздумывал, говорить ли с Дэвидом Фриком, музыкальным редактором Rolling Stone, но потом сам позвонил журналисту и дал ему заманчивое обещание: «Я расскажу вам такое, что еще никому не рассказывал». Интервью устроили в Чикаго, где Nirvana дала два концерта на гастролях в поддержку In Utero.

– Первый концерт стал лучшим из всех их выступлений, что я видел, – рассказывает Мерлис, – потом был выходной, а второй концерт вышел одним из худших.

Именно на тот день было запланировано интервью с Фриком, и Мерлис беспокоился, что после плохого концерта Курт захочет его отложить. Однако когда публицист прошел за сцену, Курт был в отличном настроении и держал на руках Фрэнсис. «Все эти рассказы о том, что он тогда постоянно находился в депрессии, не всегда были верны. Он играл с дочкой и улыбался».

Когда Мерлис спросил его, собирается ли он давать интервью Rolling Stone, Курт посмотрел на него как на сумасшедшего и спросил: «Где Дэвид Фрик? Приведи его. С чего мне отказываться?» Интервью провели в гостиничном номере Мерлиса, и, согласно новой политике, он принес свой диктофон. Курт притворно изумленным тоном сказал публицисту: «Джим, это же Дэвид Фрик! Нам не нужно это записывать». Мерлис одобрительно посмеивается, вспоминая произошедшее.

– Это была постановочная сцена. Фрик об этом знал, но ему тоже понравилось. Они разговаривали шесть часов. Я даже заснул.

Мерлис восхищается: «Курт сам рисовал свой портрет в прессе». Но Курт по-прежнему оставался невероятно чувствительным.

– Почти все рецензии на In Utero были фантастическими. Я отправлял Курту и Кортни по факсу все вырезки, которые нам присылали, но одна рецензия, из Boston Herald, оказалась негативной. Одна из ста.

Джанет позвонила и пожаловалась Мерлису: «Ты что, отправил им негативный отзыв? Они только о нем и говорят!»

Курт дал интервью своему любимому французскому журналисту Юри Ленкетту, который приехал в Сиэтл вместе с победителем конкурса от журнала Best, призом для которого служила встреча с группой. Интервью брали в сиэтлском ресторане, где Курт съел чизбургер, «истекавший жиром и окруженный картошкой фри». Журналист спросил Курта, не вредно ли это для желудка, и Курт ответил, что живот его больше не беспокоит.

Альбом In Utero вышел 21 сентября 1993 года, через два года после Nevermind. В США в первую неделю было продано 180 000 копий, и он вышел на первое место в чарте продаж Billboard – и это еще без Walmart и Kmart. (Поскольку на изготовление обложек требовалось время, «отцензурированная» версия альбома попала в крупные сетевые магазины лишь через пару месяцев.) In Utero не добился такого же огромного успеха, как Nevermind, но все же разошелся тиражом более чем в пять миллионов в США и таким же тиражом по всему миру. В 2011 году газета The Guardian устроила на своем сайте опрос, в котором просила фанатов выбрать любимый альбом Nirvana, и In Utero занял первое место, набрав 43 процента голосов. Это и мой любимый альбом группы.

По продажам In Utero в следующем месяце совершенно затмил альбом Pearl Jam Vs., который за свою первую неделю разошелся тиражом в девятьсот тысяч. Через два года после того, как Nevermind изменил мир рок-н-ролла, главный журнал истеблишмента, Time, с большим опозданием решил выпустить историю с обложки о «новой» волне популярного рок-н-ролла с влиянием панка. Курт не хотел давать интервью, и я смутно припоминаю, что тоже советовал ему этого не делать. Меньше всего мне хотелось, чтобы он чувствовал, словно его силой запихнули во что-то мейнстримовое, что ему совершенно не нравится, да и с практической точки зрения статья на обложке Time далеко не всегда шла во благо рок-музыкантам.

Однако позже я узнал, что Курт все же сомневался, не зря ли дал отказ. Кортни прослышала, что Эдди Веддер сначала согласился дать интервью, а потом, когда Time уже пустил в производство обложку с Pearl Jam, отказался – вот уж действительно, и рыбку съел, и косточкой не подавился. На обложке была концертная фотография Веддера с подписью: «Вся ярость[5]: разгневанные молодые рокеры вроде Pearl Jam дают голос страстям и страхам поколения». Через двадцать пять лет Кортни со вздохом рассказала мне:

– Курт был взбешен. Он целый день говорил только об этом, называя Эдди позером. Келли Кертис (менеджер Pearl Jam) разыграла эту партию лучше, чем мы.

Книга Майкла Азеррада Come as You Are вышла на той же неделе, что и In Utero. Я считал ее замечательным документом, рассказывавшим о происхождении группы и альбома Nevermind, и, что еще важнее, Кортни и Курт были ею довольны. Журналист жил в Нью-Йорке, и, когда Курт приехал в город, чтобы дать интервью MTV в поддержку нового альбома, Азеррад, знавший, что Курт любит живопись, предложил ему сходить в Музей современного искусства. Курт взял с собой Эми Финнерти и настоял, что за билеты будет платить он.

– По-моему, он там раньше не бывал, – вспоминает Азеррад. – Тогда как раз шла большая выставка Роберта Римана, который рисовал крупные белые холсты. Курту они не нравились.

Однако его глаза зажглись, когда они поднялись на этажи с классическими работами.

– Особенно ему понравилось рассматривать вблизи картины Ван Гога, – с теплотой рассказывал Азеррад. – Если я не добьюсь в жизни больше ничего, я, по крайней мере, помог Курту Кобейну увидеть «Звездную ночь».

В ту поездку в Нью-Йорк Курту наконец удалось исполнить Rape Me на телевидении – он настоял, чтобы эту песню ему разрешили сыграть вместе с Heart-Shaped Box на последнем выступлении группы на Saturday Night Live, в первые выходные после выхода альбома.

Одним из инструментов продвижения артиста служил «электронный пресс-кит» с интервью и другими видеокадрами, которые можно было рассылать по телеканалам всего мира вместо индивидуальных интервью. Nirvana записала такой пресс-кит с комиком Бобкэтом Голдтуэйтом в школе «Фэрфакс-Хай» в Голливуде. Курт познакомился с Голдтуэйтом еще во время работы над Bleach на университетской радиостанции в Анн-Арборе.

– Он сказал, что он мой поклонник, – позже вспоминал Голдтуэйт. – Это примерно то же самое, что Джими Хендрикс сказал бы, что ему нравится Бадди Хэккетт.

Они сняли шуточное видео, в котором Голдтуэйт притворяется, что помогает Кристу, Курт и Дейву при родах.

Перед началом гастролей In Utero был уволен звукоинженер Крейг Монтгомери. О решении сообщил тур-менеджер Алекс Маклауд, а причину Монтгомери так никто и не объяснил. Я не могу вспомнить, в чем было дело, Кортни тоже не смогла; о Монтгомери она сказала лишь: «Он был достойным человеком». Некоторые люди из окружения группы рассказали Монтгомери, что Курт был очень недоволен звуком на Saturday Night Live. Это совершенно нелогично, учитывая, что звуком в эфире так или иначе рулят люди с NBC, но в рок-н-ролле решения не всегда объясняются логикой.

Монтгомери нашел работу у Джулианы Хэтфилд, а потом Кортни позвала его работать с Hole, готовясь к изданию Live Through This. Когда он приехал к ней в гости в Сиэтл, чтобы обсудить планы, она позвонила Курту, который был в Нью-Йорке на интервью, и позвала Монтгомери к телефону. Разговор вышел коротким, но дружелюбным; то был последний раз, когда Монтгомери общался с Куртом.

Курт попросил Голдтуэйта выступить на разогреве у Nirvana на нескольких концертах в американской части тура и каждый вечер стоял за сценой и хохотал над выступлениями Голдтуэйта. Первый концерт прошел в Чикаго, и комик пошутил об отце Майкла Джордана, которого недавно застрелили. Зрители освистали его, но Курту шутка показалась очень смешной. Однажды Голдтуэйт предложил снять клип на All Apologies на тему убийства Джона Кеннеди, в котором Курт сыграет роль Ли Харви Освальда, но даже Курт понимал, что такая идея не взлетит.

В октябре 1993 года Hole записала в Атланте альбом Live Through This, свой первый релиз для DGC. Курт пропустил первые дни записи, потому что был занят рекламой альбома In Utero, но успел приехать и провести несколько дней с Hole до завершения записи. В качестве продюсера Курт порекомендовал Скотта Литта; тот свел альбом на студии Ocean Way Recording в Лос-Анджелесе. Литт вспоминает: – Курт и Кортни хорошо ладили. Им всегда было весело. Я никогда не видел, чтобы они спорили, но все же чувствовалось, как давит на них окружающий мир, – от этого было никуда не деться. Я не мог понять, как ему вообще удается оставаться в трезвом уме.

В это же время Курт попросил Скотта пересвести Pennyroyal Tea на случай, если нужно будет выпустить к альбому еще и третий сингл.

Лейбл надеялся на дополнительный промоушен – например, радиоинтервью или живые эфиры от Nirvana, – и работой над всем этим занялся Марк Кейтс. Он знал, что Курт переживает сильный стресс, так что попробовал обратиться к другим музыкантам, но наткнулся на стену.

– Дейв говорил: «Я просто барабанщик», а Крист говорил: «Спроси Курта».

В тот момент Курт хотел отстраниться от прессы и настоял на том, чтобы некоторое время не давать никаких интервью и не участвовать ни в каких шоу на радио. Я его понимал. Любой способ хоть немного снизить давление казался хорошей идеей.

Кейтса также попросили попробовать добиться от группы еще одного клипа, чтобы у MTV было что поставить в ротацию после того, как цикл жизни Heart-Shaped Box закончится. Он вспоминает:

– Курт тогда был неразговорчивым и напряженным. Мне не очень нравилась мысль, что сейчас придется идти к нему и уговаривать сделать что-то, чего ему не хочется. Он знал, зачем я пришел. Я знал, что он мне скажет. Он знал, что я знал, но понимал, что я должен соблюсти формальности. Все прошло очень мирно.

Но ответ, как и ожидал Кейтс, был отрицательным. Курт знал, что следующим синглом будет All Apologies, но просто не мог представить, что? можно снять после такого сложного клипа, как Heart-Shaped Box. Позже Курт раздумывал над идеями для клипов на Rape Me и Pennyroyal Tea, но больше Nirvana не выпустила ни одного видео.

На последнем этапе американского тура, последовавшего за выходом In Utero, Курт попросил выступить на разогреве Meat Puppets. Группа собралась в Финиксе, штат Аризона, издала свои первые альбомы на лейбле SST, и Курт еще в юности видел их выступление на разогреве у Black Flag. Барабанщик Meat Puppets Деррик Бостром вспоминает:

– Дейв Грол подарил мне розу в качестве жеста «добро пожаловать на гастроли». Кортни и Фрэнсис ездили вместе с группой, и единственный признак стресса, который я заметил, – еда была очень пресной из-за проблем Курта с желудком. Концерты Nirvana всегда были возбуждающими – не просто потому, что они были большими, мы играли на разогреве и у других крутых групп, а потому, что была в них какая-то магия, чувство, что группа идет на риск.

Первым на этом этапе гастролей стал концерт на Хеллоуин 1993 года в Акронском университете; все шесть тысяч билетов в зале были проданы. Курт вышел на сцену в фиолетовом костюме динозавра Барни – детский сериал тогда был на пике популярности. У него в руках была бутылка виски Jack Daniel’s, и периодически он лил напиток в гигантскую пасть динозавра. Пэт Смир оделся Слэшем из Guns N’ Roses и, следуя давней рок-пародийной традиции Nirvana, «Слэш» и «Барни» в какой-то момент устроили гитарную дуэль. Дейв оделся мумией, а Крист нанес на лицо белый грим и написал на лбу PC («политически корректный») – это была отсылка к недавнему скандалу с блэкфейсом у актера Теда Денсона, тогда встречавшегося с Вупи Голдберг.

Бостром вспоминает:

– Все было радостно и весело. Костюмы, шутки, общение с аудиторией. Оглядываясь назад, я удивляюсь, как настолько крутой группе удавалось устраивать такие большие концерты, при этом сохраняя атмосферу маленького любительского клуба и хорошо проводя время.

В прошедший год Курт помогал музыкантам, которыми восхищался, не только приглашая их на разогрев к Nirvana, но и другими способами – несмотря на погруженность в работу над In Utero.