2. Заманчивая поездка в Сибирь

Родители, вероятно в большинстве своём, оказываются правы. Без надлежащего контроля с их стороны в 6-м классе учёба моя протекала, как говорится, «ни шатко, ни валко» — без особых успехов. Но и без отставаний, без завалов по любому из изучаемых предметов. Отличной учёбы, однако, нет, но в этом винить кого-то со стороны не приходилось — сам виноват, родители, отец и новая мать, оба трудились, выкладываясь весь световой день на работе. Им было не до нас. Материальное положение нашей семьи, как и многих других вокруг, в послевоенный период ещё оставалось далеко от желаемого. Надо полагать, что этим объясняется и последующий недостаточно корректный поступок новой матери, уже как настоящей мачехи.

За период учебного года интересы у будущего штурмана не изменились — мечталось о море. Наряду с художественными книгами морского содержания к этому увлечению добавилось знакомство и многократное перелистывание морских учебников, доставшихся мне от сверстницы Жанны Лукаш из параллельного класса, у которой отец был изначально торговым моряком, а в последнее время работал в морском торговом порту Новороссийска. После его похорон на кладбище нашего посёлка, ко мне в руки попали «Справочник капитана дальнего плавания», «Коммерческая эксплуатация морских судов» и ряд других замечательных книг. С большим удовольствием удалось перекупить у поселкового гитариста Юрия Шаповалова двухтомный «Морской словарь» под редакцией контр-адмирала К.И. Самойлова.

Образовалась собственная домашняя библиотечка морской тематики, с которой потом с удовольствием знакомились друзья-одноклассники.

После долгого молчания изредка стали приходить письма от родной матери, которая проживала, оказывается, в городе Бийске Алтайского края со своим избранником. В один из летних дней на основании этих писем, когда отец был на несколько дней в командировке, моя мать-мачеха вдруг спросила: «Не хотел бы ты, Иосиф, поехать к родной матери? Поживешь с ней, сколько пожелаешь, возможно, понравится…» Самостоятельная поездка в далекий сибирский город Бийск — заманчивое путешествие. Конечно, согласился. В результате на следующий день я уже был в пути. На руках сквозной железнодорожный билет от Тоннельной до Бийска, небольшая сумма денег, которые были к приезду в Москву истрачены по дороге на мороженное и другие сладости, узелок с продуктами и аварийная четвертинка солёного сала. Впереди необъятные просторы нашей страны, любуйся, сколько хочешь. Только предстоит преодолеть в пути две незначительные трудности. Это пересадки с перекомпостированием билета с одних поездов на другие в городах Москва и Новосибирск. Но разве молодого романтика таковое может испугать? Конечно нет! Под стук железнодорожных колёс легко мечтать и приятно спать на третьей полке согласно купленному билету, а за окном вагона — перелески, поля, деревушки, всё проносится мимо, как в долгожданном кино.

После посёлка Верхнебаканский Москва с её уцелевшими высокими зданиями, с широкими бесконечными улицами, с толпой пешеходов, куда-то бегущих по тротуарам, показалась мне просто громадным муравейником, в котором легко затеряться, заблудиться. В памяти всплыла неприятная детская история в городе Новороссийске, когда мы с матерью однажды приехали на рынок для продажи фруктов из дедушкиного сада. Остановились у наших знакомых, муж-инвалид с женой, которые в период беспрерывных боёв в Новороссийске ожидали как беженцы освобождения города от немцев в нашем доме, в станице Натухаевской.

Устав от долгого бездеятельного сидения на рынке, отпросился у матери самостоятельно вернуться в дом наших знакомых, проживающих вблизи рынка. Как потом ни старался, но этого дома так найти и не смог — как будто всё перевернулось, словно в калейдоскопе. Неоднократно возвращался к рынку и начинал с самого начала новый заход в поисках «исчезнувшего» дома — безуспешно. Пришлось окончательно вернуться к матери на рынок.

Этот случай послужил хорошим уроком на будущее: необходимо, оказывается, ходить с открытыми глазами и хорошо запоминать обстановку вокруг — пригодится. Боясь повторения подобного в Москве перебрался с Курского на Казанский вокзал, откуда отходили поезда на Новосибирск, старался с этого вокзала не отлучаться. Кругом масса народу, к кассам на компостирование длиннющая очередь. Из рассказов ожидающих пассажиров стало известно — проблема осложняется тем, что на компостирование попадает почему-то весьма ограниченное количество билетов. Пришлось обратиться к дежурному по вокзалу, который установил мальца-путешественника, едущего к матери, вторым номером в очередь к окошку кассы на компостирование. Как потом выяснилось, это окошко открылось только ночью, когда второй номер из этой очереди сладко спал на лавке в зале ожидания. Проспал момент регистрации билетов, теперь придётся сутки ожидать следующего поезда, идущего на дальнее плечо, или воспользоваться дополнительным, на более короткую дистанцию (500 км) поездом, именуемым в обиходе среди пассажиров «500-й весёлый». Не желая идти на эксперименты принял решение ожидать очередной поезд, который следует через сутки, но именно до Новосибирска.

В связи с появлением свободного времени в течение суток, до очередной регистрации билетов, можно было без опасений рискнуть на самостоятельную экскурсию по городу. Первоначально воспользовался знакомством с поездом Московского метро — на одной линии от одного конца до другого, чтобы не потерять остановку «Казанский вокзал». А затем, как говорят: «Язык до Киева доведет», решил у прохожих проконсультироваться о проезде на Красную площадь. С большим удовольствием любовался потом строениями Кремля, часовыми у мавзолея Ленина, памятными захоронениями у кремлевской стены с ее историческими зубцами («что ни зубец, то стрелец»), собором Василия Блаженного, памятником Минину и Пожарскому, лобным местом, где казнили, оказывается, Емельяна Пугачева и рядом других достопримечательностей. При этом небольшое разочарование вызвала гранитная брусчатка, покрывающая Красную площадь. Из рисунков в школьных учебниках сложилось впечатление, что эта площадь блестит, как зеркало, надо полагать — покрыта мраморными плитами. Не догадывался тогда, что для прохождения на парадах военной колёсной и гусеничной техники гранитная брусчатка — наиболее безопасное покрытие.

Очередную регистрацию билетов на Новосибирск не пропустил. Уезжал из Москвы с некоторой грустью и запасом незабываемых впечатлений, будет, что рассказать потом друзьям-одноклассникам.

Застучали по рельсам колёса, замелькали в окнах вагона полустанки, мосты и пригорки. После посадочной сутолоки угомонились пассажиры, разместившись по своим местам. Развернув нехитрые запасы продуктов, приступили к чаепитию. Начались знакомства, выяснение попутчиков до своих станций назначения. Дорога дальняя, от Москвы до Новосибирска почти неделя в пути. Состав пассажиров весьма разнообразный, в основном преобладал рабочий люд, легко сходившийся в беседах друг с другом.

Выделялась из этого окружения только одна московская пассажирка, дородная женщина в ярком платье, ехавшая, вероятно, на отдых куда-то в деревню со своим пухлощёким сынком моего возраста. Обращаясь к нему, она постоянно приговаривала: «Вовочка, а ты бы не хотел…» и далее следовал её запрос — помыть руки, попить чаю и т. д. Достав из сумки большой батон белого хлеба[4], она отрезала от него почти половину, разрезала её вдоль и густо намазала сливочным маслом обе эти половинки — всё для Вовочки. Запах свежего хлеба, доносившийся на третью полку к полуголодному мальцу-пассажиру, естественно, раздражал ноздри. А Вовочка, часто поглядывая с чувством нескрываемого превосходства на третью полку, медленно стал жевать, хвастливо держа перед собой этот благодатный кусок батона. В душе у меня тогда возник против них непроизвольный протест, оставшийся, к счастью, невысказанным: «А чего это вы влезли в наш поезд? Ехали бы себе на „500-ом весёлом“, а не толкались бы в поезде дальнего следования…»

После военного лихолетья люди, пережившие ужасы войны, в большинстве своём стали более приветливыми друг к другу, относились, как правило, по принципу — все люди братья. Нельзя забыть, например, как в первые годы после оккупации перемещались между селениями группы ходоков, в основном женщины и подростки. Все двигались исключительно пешком по причине отсутствия транспорта. Некоторые шли с целью обмена своих вещей на продукты, другие — в поисках родственников или временной работы в виде вскапывания огородов и т. п. Будущему штурману довелось неоднократно проделывать самостоятельно пеший путь от одного дедушки из станицы Натухаевской, к другому в аул Суворово-Черкесский, а через некоторое время идти обратно. За период таких переходов ноги уставали, разумеется, чрезмерно. По примеру взрослых приходилось иногда проситься на ночлег в промежуточном из селений — в этой связи запомнились, например, колхоз им. Кагановича, бывшее здание мельницы в г. Анапа. Принимая подобных ходоков переночевать, люди безвозмездно оказывали им всегда посильную помощь — какой-то ужин и незадачливую постель, как правило, на полу.

В вагоне дальнего следования, где вскоре образовались группы пассажиров-попутчиков, воцарилась аналогичная дружеская атмосфера, появился общий стол питания с чаепитием — выкладывали все, каждый свои запасы продуктов по варианту «чем богат, тому и рад». А такого богатея, как горе-путешественник, едущего полуголодным, также приглашали к общему столу. Отказываться не приходилось, хотя его аварийный запас, четвертинка солёного сала, оказался при этом никем не востребованным. К концу пути, уже на подъезде к городу Бийску, такой «аварийный» запас, хранившийся всё время без холодильника, принял крайне неприглядный вид — пришлось его выбросить. Впереди наконец-то пункт назначения и долгожданная встреча с родной матерью.

Местный поезд из Новосибирска, значительно упрощённый по сравнению с поездом дальнего следования, аналогичному «500-му весёлому», доставил нас за двое суток к центральному вокзалу города Бийска. Прибыли в первой половине дня. Тепло распрощавшись со своими оставшимися попутчиками, разделившими истинно по-братски совместное наше проживание на всём пути следования, отправился налегке, с небольшим дорожным чемоданчиком, отыскивать по адресу на конверте заветный район Мочище, где проживает, оказывается, моя мать. После продолжительного переезда этот последний участок пути, конечно, уже не обременял. Ноги, несколько отвыкшие от нормального движения, шагали легко. Настроение приподнятое, праздничное.

Почему-то невольно вспомнился совместный с матерью переход из Суворово-Черкесска в Натухаевскую на второй день после прохода передовой линии фронта. Шли напрямую через Чембурку. Уже недалеко от станицы, в районе виноградников, с двух сторон окаймлявших достаточно продолжительный участок дороги, встретили фанерный трафарет на палке «Мины». На обочине в качестве примера лежало несколько плоских, круглых металлических коробок с удобными ручками для транспортировки — немецкие противотанковые мины, без запалов. Обезврежены нашими сапёрами. Как же пройти нам этот участок? Мы знали, что от давления ноги солдата или обычного пешехода такие мины не срабатывают. А если среди них окажется противопехотная мина — для поражения, например, выбравшегося из танка экипажа? Мать решилась преодолеть опасный участок, осторожно подбирая места для каждого очередного шага, и приказала мне следовать на шаг позади, ступая строго «нога в ногу», на те места, куда ступала её нога. Такая осторожность, конечно, не была напрасной, хотя в случае взрыва любой из мин, безусловно, пострадали бы или погибли мы оба.

Моё появление у дома матери было настолько неожиданным, без какого-либо упреждающего извещения, что можно, казалось, повторно писать картину маслом Репина И.Е. «Не ждали. 1884–1888». Встретила она меня очень радостно — отмыла после такой продолжительной дороги, сытно накормила и уложила на чистой постели спать на свежем воздухе — под тремя берёзами, растущими во дворе. Проспал непрерывно сладким сном, без колесного стука и гомона пассажиров, почти сутки.

Со своим избранником Фёдором, они проживали в юго-западной части города, на окраине, в полуземлянке — ступеньки вниз, окна на уровне земли. Ничего примечательного. Мать была домохозяйкой, а Фёдор — кузнецом, трудился на заводе по выпуску сельскохозяйственных машин. Большую часть своего времени я проводил потом на новеньком велосипеде Фёдора (пока он был на работе), знакомясь с этим удивительным сибирским городом, где столько различных заводов, оставшихся со времени великого переселения в первый год войны. Казалось, если окружить этот город крепостной стеной, то он сможет значительное время себя обеспечивать самостоятельно всем необходимым — хлебный и пивной заводы, мясокомбинат, машиностроительный и вагоноремонтный заводы, целый ряд других промышленных предприятий, своя тепловая электростанция. Этот город оказался большим тружеником.

В процессе знакомства с его достопримечательностями обнаружил в одном из книжных киосков интересную коллекцию почтовых марок (позже мать выделила деньги на её приобретение). Жизнь протекала спокойно. Нередко простаивал на мосту через реку Бию, наблюдая, как ребята постарше ныряли в её ужасно холодную воду. Однажды крайне не повезло — переднее колесо велосипеда попало на переезде в железнодорожную колею и застряло. При остановке движения колесо повернулось на бок из-за недостаточного роста велосипедиста, и образовалась сильная «восьмёрка». Теперь явно такое повреждение обнаружит Фёдор, который нередко в выходные дни на велосипеде выезжал в близлежащую деревню к своим родственникам. Но это, как позже стало известно, совсем мелочное событие по сравнению с теми жизненными потрясениями, которые вскоре всем троим нам придётся перенести.

Управляясь по дому, мать содержала приличное количество кур: «цыпа-цыпа-цыпа» — и куриное семейство немедленно собиралось на кормёжку. Для пропитания двух собак и нескольких кошек она готовила отварную картошку, пользуясь летней печкой во дворе. Эту печку топили кедровыми шишками, для сбора которых отправлялись в ближащий лес, буквально сразу за городом. Удивительный этот сибирский лес, далеко не такой как у нас, в предгорьях Кавказа, — стройный, чистый, без кустарников внизу, только высокие стволы как корабельные мачты. Много земляники, встречается на полянах малина. Собранные в мешки кедровые шишки укладывали в небольшой возок, именуемый «повозкой», и отправлялись домой. Заготовка такого местного топлива показалась мне просто хорошим отдыхом в чудесном лесу.

В один из дней в начале июля, когда после очередной экскурсии я уже находился дома, вдруг раздался где-то недалеко сильный взрыв, а следом за ним — непрерывный гудок, похожий на паровозный. Явно что-то случилось необычное. Вылетев из дома, помчались бегом, ориентируясь на непрерывный гудок.

Как выяснилось вскоре, взрыв произошёл на тепловой электростанции города (ТЭС), где взорвался один из трёх котлов. Взрывом разрушило здание котельной и машинного зала. Части взорванного котла и ударная волна прошли почему-то направленно только в южную сторону, через дорогу на склады мясокомбината, которые немедленно воспламенились. Непрерывный гудок издавал, оказывается, поврежденный второй котёл, стравливая давление пара. Третий котёл остался целым.

В числе первых сбежавшихся любопытных из близлежащих жилых домов, находился и я, наблюдая, как санитарные машины увозили пострадавших. Паровозы, подходившие по железнодорожному пути, пролегавшему между ТЭС и складами мясокомбината, непрерывно доставляли в своих тендерах воду для пожарных команд. Река Бия протекала внизу рядом, но под большим обрывом, над которым возвышается здание станции. Крыша складов мясокомбината прогорела, и было видно, как на длинных жердях горят подвешенные колбасы и окорока. Невероятная картина.

Прибывшие милиция и военные организовали оцепление места аварии, т. к. из города подъезжали и подходили всё новые и новые толпы людей. Некоторые старались выяснить судьбу своих близких родственников, работавших на ТЭС. Как стало потом известно погибло 22 человека — результат того, что взрыв произошёл в пересменку, когда одна смена ещё не ушла, а на вахту уже заступила очередная.

Буквально рядом возле группы любопытных на проезжей части улицы находилась искорёженная часть котла. Никто ничего подозрительного не заметил, а позже при уборке этого металла обнаружили под ним погибшего мальчишку, который при взрыве проходил по улице, возвращаясь с удочками от реки Бия. Страшная находка.

Не обошлось и без удивительного факта: один из сотрудников машинного зала, находившийся при взрыве в углу помещения, после взрыва и рассеивания пыли обнаружил, что стоит на метровом кусочке необвалившегося под ним пола, когда вся остальная площадь рухнула вниз. Он остался живым, у него оказалась иная, более везучая судьба.

Поспешившая следом за мной мать не смогла пробиться за оцепление, но ей удалось военных упросить разыскать и вывести сына из небольшой группы зевак, присоединившихся к уцелевшим работникам ТЭС непосредственно у самого разрушенного здания. Мать опасалась диверсионного акта, повторного взрыва. Война научила её перестраховываться: лучше «от греха подальше» и увела излишне любознательного сына домой.

Незаметно к концу катилось сибирское лето. Уже нашлись новые неплохие знакомые среди соседских мальчишек, с которыми нередко ходили купаться на ближайшее озеро. Здесь вода прилично прогревалась солнцем, не так, как на реке Бия. Вскоре наступил август, и надо было принять решение — оставаться ли с матерью или вернуться в Тоннельную, к отцу. Позже узнал, что после моего поспешного отъезда из посёлка отец, возвратившись из командировки, сильно возмущался самоуправством мачехи, спровадившей меня в дальнюю дорогу без его разрешения. Он был прав.

Взвесив множество факторов и особенно неприятную разлуку со своими одноклассниками, решил возвращаться в свою прежнюю школу в Тоннельной. Мать не стала возражать, билет на обратную дорогу вскоре был куплен. Её разговоры с Фёдором по поводу повреждённого велосипеда, а также по дополнительным затратам на мою одежду и обувь перед началом учебного года, проходили без моего присутствия. Они, вероятно, старались ничем не показать мне наличие между ними разлада. Однако перед самым моим отъездом домой мать вдруг заявила, что она едет вместе со мной в Тоннельную, а Фёдор остаётся здесь в Бийске.

Без тягостного прощания и слез мы покидали этот город. Фёдор нас не провожал — он, как всегда, трудился на заводе. Впереди у нас пересадка в Новосибирске на поезд дальнего следования до Москвы. В кассовом зале по-прежнему были огромные очереди. Все куда-то едут, спешат. После продолжительного ожидания удалось, наконец, зарегистрировать оба наших билета. Затем разместились в зале ожидания до прибытия нашего московского поезда. Отдохнув некоторое время, мать разговорилась с соседствующими пассажирами — стала почему-то расспрашивать о промышленном Кузбассе, об условиях жизни, о возможности устроиться на работу на угольных шахтах. У неё явно созревали какие-то потайные мысли. Возвращаться в Тоннельную, где находится мой отец с новой семьёй, ей, вероятно, не особенно хотелось: встречаться с бывшими соседями, и «перемалывать» причины разрыва с мужем, да и к тому же чужие языки, как говорил А.С. Грибоедов, «страшнее пистолета». Но оставаться с Фёдором тоже не лучший вариант, в этом она смогла убедиться как сейчас, так и потом, значительно позже. Где же оно, женское счастье, куда податься за ним теперь — на Кавказ или в Кузбасс?

В результате она сообщила, что дальше я поеду один, а она отправится в угольный Кузбасс для поиска работы. Отделила мои вещи — дорожный чемоданчик и новые покупки для школы в отдельном узле. Оба железнодорожных билета она передала мне. Расстались без каких-либо эмоций и я послушно ушёл на посадку к московскому поезду. Забравшись в нужный вагон своего поезда, уселся одиноко у окна и стал наблюдать за перронной беготнёй пассажиров. Почему-то стало крайне грустно и обидно за всю свою несложившуюся жизнь — отец там, а мать здесь. В пору делать наколку на плече, как у некоторых послевоенных ребят: «Нет в жизни счастья». Буквально за несколько минут до отправления московского поезда вдруг увидел в окне бегущую к моему вагону мать, а за ней — носильщика с двумя её чемоданами. В последние минуты она всё-таки решилась вернуться в родные края. Дальнейшую поездку мы продолжили совместно. Настроение у меня выравнялось, словно солнышко вырвалось из-под грозовых туч. Много ли надо человеку для счастья в 14 лет? Да — немного, но прежде всего — семейного благополучия.

На обратном пути запомнился один необычный пожилой пассажир, возвращавшийся к прежнему месту проживания. Из личных вещей у него была библиотека, большая часть которой следовала за ним в багажном отделении поезда, а небольшая часть — в ручной клади. При беседе с ним поделился и я о наличии у меня дома также небольшой библиотечки морского содержания. В знак уважения к моему литературному увлечению он подарил мне небольшую книжечку Ярослава Гашека «Необычные приключения бравого солдата Швейка». Прочитал её с таким небывалым удовольствием, что хотелось тут же поделиться прочитанным с каждым последующим собеседником. Вот это книга! Вероятно, каждому возрасту до сердца доходит своя литература. Это прекрасно понимал мой попутчик — литературовед, надо полагать, он был бы далеко неординарным школьным учителем. Позже уже в нашей средней школе № 14 в моём сердце занял почётное место наш любимый наставник, преподаватель литературы Пётр Васильевич Кореньков.