2. Государственные экзамены, начало трудовых будней в АМП

После зачётов последней плавпрактики к концу мая были продолжены оставшиеся лекции по предметам, вынесенным на государственные экзамены. Далее для всех пяти групп в актовом зале была прочитана последняя лекция «Об этикете командиров флота» — как пользоваться вилкой, ножом, как вести себя на приёмах, и ряд других полезных советов для приличного поведения. В этой связи напомнили со ссылкой на Петра I, что «штурманы — народ племени хамского, водку пьют и сквернословят, но за знание навигацких наук в кают-компанию пущать…».

В июле месяце начались государственные экзамены. Председателем комиссии на судоводительском отделении был назначен профессор высшей мореходки имени С.О. Макарова из Ленинграда г-н Лесков М.М., капитан дальнего плавания, автор учебника «Навигация». Он прилетел в Ростов-на-Дону буквально за сутки перед началом экзаменов по нашей специальности. Наряду с функциями председателя экзаменационной комиссии у него было право отобрать лучших курсантов продолжить без вступительных экзаменов учёбу с 3-го курса в высшей мореходке, именуемой в обиходе «Макаровкой». Такое предложение поступило позже и мне.

После беседы по «навигацким» вопросам на экзамене профессор Лесков М.М. задал мне дополнительный вопрос вне программы — понятие об интегралах. Он экзаменовал, оказывается, тех курсантов, которые были предложены училищем в список для продолжения учебы в «Макаровке».

Но к тому времени, когда уже оставался последний экзамен, по «Мореходной астрономии», в Ростов-на-Дону с моего подтверждения прибыла вся моя небольшая семья — Люся с дочуркой на руках со всеми нашими пожитками: железная кровать, жестяная ванна для купания дочери да пара чемоданов с одеждой и бельём. При необходимости жестяная ванна применялась как спальное место для дочурки. Остановились временно на несколько дней у известного нам ранее Михайловича, проживающего рядом с нашей мореходкой. Его дочь Лариса к тому времени вышла замуж за нашего однокурсника А.К. Протасовского[40] — известного футболиста из училищной команды. С ним мы познакомились достаточно близко в период совместной плавпрактики на т/х «Минусинск».

На мой отказ от продолжения учёбы в «Макаровке» с заверениями, что продолжу учиться заочно, замполит нашей мореходки не злобно проворчал:

— Попоженились, понимаешь, понаплодились… Пойдёте по морям, по океанам, не очень-то будет много времени у вас для заочной учёбы!

К тому времени первый курс ОИИМФ-а был почти полностью закончен с неплохими оценками в студенческой зачётке. В процессе работы на судах, действительно, времени для заочной учёбы у меня оказалось крайне мало, на каждый курс потребовалось практически по два года. Штурманская работа была на первом месте, что в конечном итоге себя оправдало. Став капитаном, опередил всех своих однокурсников на год, хотя при распределении в мореходке заходил на комиссию седьмым в общем списке из 120 выпускников. Впереди оказались старшины, отслужившие в армии, они набрали существенные баллы дополнительно за свои старшинские обязанности в училище.

Первоначально при распределении я остановился на выборе имеемого одного места в порту Хатанга, где молодому специалисту предоставлялась квартира сразу по прибытии. Однако курсант Фролов из нашей группы, неоднократно побывавший в Арктике, был старше многих, пользовался заслуженным авторитетом, смог изменить мою точку зрения:

— Если хочешь заморозить дочурку, поезжай в порт Хатанга… — резюмировал он.

Позже, побывав в Арктике в должности капитана на т/х «Устилуг» в порту Дудинка, убедился в правоте его аргументов. Тогда при распределении в мореходке окончательно остановился на путёвке в Азовское морское пароходство. Жалеть об этом потом не пришлось.

Получив красный диплом и дарственный от училища справочник «Капитан дальнего плавания», мы разместились семьёй со своими пожитками на небольшом пассажирском судне «Василий Коларов», идущем до порта Жданов.

Как известно, на этом направлении в былые царские времена пассажирские перевозки осуществлял колёсный пароход, который причаливал в конечном пункте назначения к берегу в устье реки Кальмиус, откуда пассажиры добирались до центра города на извозчике. Исторические места, где в своё время на притоке Нальчик в начале 13 века произошло первое сражение русских и половецких войск с монголо-татарами («битва на Калке»).

Выехали мы по путёвке ММФ, не дождавшись истечения положенного месяца для отдыха, предоставляемого бывшим курсантам после завершения учёбы. Семейные обязанности и обстоятельства с учётом взаимоотношений с родственниками в Тоннельной продиктовали нам именно такой вариант.

С утренним прибытием в порт Жданов ошвартовались к деревянному пассажирскому причалу[41]. Расположившись с вещами на лавочке у входа в небольшое строение, называемое «морским вокзалом», отправился пешком к административным зданиям пароходства. Люсе, стараясь поднять настроение, при уходе с улыбкой посоветовал:

— Вот вам — заморская страна, город Махно-град, знакомьтесь, осваивайтесь. Прибыли мы сюда весьма надолго..!

Позже, когда уже работал в составе администрации Азовского пароходства, при командировках в Москву для составления графика загрузки нашего флота, приходилось неоднократно слышать от работников ММФ при встречах радостные восклицания: «О! Махновцы приехали…»[42].

А пока, оставив свою семью у «морского вокзала», прибыл в приёмную отдела кадров. Тогда это предприятие носило название «Районное Управление угле-рудовозного флота ЧМП» и перешло в разряд самостоятельного пароходства только в 1964 году, когда я уже работал в должности второго помощника, отвечая за перевозку грузов на т/х «Урицк».

Получив направление в общежитие АМП, мы сдали свои громоздкие вещи в камеру хранения на «морском вокзале» и на несколько дней поселились в общежитии. За период этого временного пребывания (жена с дочерью — в общей женской комнате, а я — в мужской) необходимо было найти в припортовом районе съёмную квартиру. Непростая задача, пришлось ходить по улицам и у всех встречных и по дворам спрашивать возможность поселения. Наконец, на несколько месяцев нас согласилась приютить одинокая домовладелица небольшой глинобитной мазанки на улочке, именуемой Азовский тупик. Условия вне всякой критики — практически спартанские. После этого я смог выйти на работу согласно направлению ММФ. Штурманского места не оказалось, только-только начали поступать суда от ЧМП в состав нашего флота. Впервые образовался самостоятельный отдел для судов загранплавания, который возглавил бывший работник КГБ, всегда хмурый и очень важный, г-н Фуныгин. На него наши выпускники смотрели с большой надеждой. Первоначально в течение 6-ти месяцев, как уже известно, необходимо было молодым специалистам отработать на должностях матросов, получая штурманские оклады. По мере приёмки судов от ЧМП наши выпускники переводились на штурманские должности.

Меня направили на ремонтирующийся п/х «Азовсталь», где капитаном был некий азовский капитан г-н Загнойко. Судно это — рудовоз польской постройки с узкой высокой средней настройкой, где проживал штурманский состав, а вверху находился капитанский мостик. В обиходе моряков эти суда назывались «горбатыми». Обычно на вопрос о месте работы следовал короткий ответ: «горбачусь на горбатом…»

Фронт работ мне был отведён достаточно простой — на подвеске за бортом с помощью кирки оббивать ржавчину и старую краску, далее суриком покрывать очищенную поверхность. За эту работу выдавались ежедневно талоны на питание в заводской столовой. К обеденному перерыву моя семья приходила к столовой, обедали все вместе. Обычно первой питалась по этим талонам дочурка Людмилка, мы с женой — потребляли остаток, благо хлеб был на столах без ограничений.

Если день у меня был занят работой, то жене доставались трудности домашнего быта и заботы о дочери, так как в детском садике места пока не оказалось. К дому нашего пребывания они постоянно добирались пешком. Жарко. Людмилка капризничает, просится на руки. Продукты к ужину в авоське. По Крановой улице идти необходимо было на крутой подъём. Переполненный маленький автобус ГАЗ довоенной модели ходил к посёлку Песчаный только перед началом рабочего дня и в конце его. Поэтому пешеходная аллейка с деревьями шелковиц вдоль портовского забора запомнилась жене навсегда.

На п/х «Азовсталь» я надолго не задержался, пригласили в отдел к г-ну Фуныгину для направления на п/х «Чистяково». Распрощавшись с капитаном Загнойко, выслушал его короткие практические наставления и пожелания для успешного освоения работы на судне загранплавания. Своеобразный, однако, этот человек, среди плавсостава была расхожей морская байка о нём. Он — единственный член партии на судне. Некий машинист пожелал вступить в члены партии, потребовались рекомендации. Он обратился по этому поводу к капитану Загнойко, когда судно уже стало на ремонт. Капитан не задержался с ответом: «Так что же ты хочешь — заполучить рекомендацию „насухую“, хотя бы бутылку поставил…». Машинист сбегал в магазин за бутылкой водки. Капитан опять проворчал: «А где же закуска?». Машинист снова ринулся на берег. Когда бутылку с водкой почти распили и уже началась морская «травля» — воспоминания различных морских забавных историй, моторист робко напомнил ему о выдаче рекомендации. Капитан Загнойко преобразился: «Какая рекомендация? Ведь ты начальство спаиваешь…». А по отзыву многих, этот азовский капитан как судоводитель был безупречным!

Я налегке с небольшим чемоданчиком выехал в порт Рени, где находился под разгрузкой пароход «Чистяково». Судно стояло на якоре в реке Дунай. С обоих бортов были ошвартованы лагом венгерские баржи, на которые плавкраном перегружалась доставленная руда — бокситы. По судну бегал озабоченный второй помощник Жуков, с трудом общавшийся со шкиперами барж на английском языке. В то время в Азовском пароходстве в большинстве своём судоводителями трудились курсовики[43], в их числе был и второй помощник. Позже он неоднократно обращался к нашим выпускникам за помощью при оформлении грузовых документов. Позже приехали на это судно ещё пятеро «седовцев», все были направлены на должности матросов. Последовательно одесский экипаж заменялся азовчанами.

Первых несколько рейсов на Италию судном продолжал управлять дородный, почти в два обхвата, одесский капитан Беликов. Казалось, с трудом размещался на капитанском мостике, свешиваясь, как правило, с биноклем в центральном окне. Грузный, с экипажем почти не общался. Одесские члены экипажа относились к азовчанам с нескрываемым превосходством. В узкостях на руль капитан требовал всегда старшего матроса керчанина Шпринфельда, который нередко спорил с капитаном, выполняя его команды, — по возрасту он был существенно старше капитана. Несмотря на ворчливый характер Шпринфельда капитан ему доверял. Назначил его ответственным за судовые продукты — артельщиком, персонально доставлявшим капитанские представительские в его каюту.

Однажды у капитана на объёмной его «талии» прямо на мостике лопнул ремень, и его брюки упали до колен, снова традиционная команда:

— Шпринфельда — на мостик, сшить два ремня вместе для замены повреждённого…

Ответственные поручения выполнял только Шпринфельд. Так в один из туманных дней, когда наше судно медленно двигалось в тумане, на бак был выставлен вперёд смотрящим наш выпускник г-н Сапон. Такую процедуру моряки обычно называли «шваброй туман разгонять». Прошло около получаса. На мостике все прислушивались к туманным сигналам других судов, и напряжение у всех было на пределе (ведь радар работал весьма неустойчиво — требовалась частая помощь береговых специалистов). Вдруг с бака раздался весьма тревожный голос нашего Салона:

— На мостике, на мостике?

Капитан с явной тревогой почти вылез из центрального окна:

— Что случилось???

Ответ с бака:

— Ничего не вижу…

Снова с облегчением выдохнул свою традиционную команду капитан:

— Снять эту балаболку с бака! Шпринфельда — на бак вперёдсмотрящим.

Несколько раньше наших «седовцев» в Азовское пароходство прибыли по путёвкам ММФ молодые специалисты из Батуми. На пароходе «Чистякове», таким образом, оказался некий штурман Думбадзе, который успел раньше нас занять здесь место 4-го помощника капитана. В его обязанности входило несение одной ходовой вахты с 16 часов до 20 под контролем старшего помощника и обслуживание электрорадионавигационных приборов.

Наибольшую заботу у него вызывал гирокомпас марки «Курс-3». Необходимо было после запуска гирокомпаса строго выдерживать определённый уровень пусковых токов в трёх фазах. Затем постоянно следить за температурой поддерживающей жидкости в пределах 37°-41°, иначе появятся искажения в показаниях курса, а при значительном перегреве — возможно появление сгустков масла в системе апериодического перетекания, обеспечивающего затухающие колебания гиросферы. В то же время необходимо было в процессе рейса постоянно устанавливать на должную цифру корректор, учитывающий широту места и скорость судна. Делалось это вручную непосредственно на верхней крышке стола гирокомпаса. Все эти штурманские «премудрости» не мог не знать г-н Думбадзе, но на практике оказалось несколько иначе.

После окончания погрузки оборудования в порту Неаполь мы, наконец, снялись в обратный рейс. Я был расписан для несения ходовой вахты совместно со старшим помощником господином Кричманом Сергеем Ильичём, ранее работавшим в каботаже капитаном на т/х «Тракторист». Как позже выяснилось, он был курсовиком, поэтому в штурманских приборах своими знаниями не мог похвалиться. Однако порядок на судне и на ходовой вахте поддерживал исправно. Не разрешал нам, будущим помощникам капитана, каких-либо действий сверх полномочий матроса — подходить к навигационной карте, где ведётся реальная прокладка судна, заглядывать в тубус на экран радиолокатора. Однако приборок и работ с покраской в нашем ведении было предостаточно.

Однажды на утренней вахте, протирая шваброй пол в штурманской, невольно без всякого умысла взглянул на путевую карту, по которой велась прокладка курса судна. Наш курс был прочерчен к Мессинскому проливу так, что остров с вулканом Стромболи оставался слева на безопасном расстоянии. Когда приборка мной была закончена, заступил на руль. Авторулевого на данном судне ещё не было. Самодельные устройства, заменяющие рулевых, появились значительно позже, на старых судах — в виде так называемых «гиромартышек».

В процессе наблюдения за горизонтом, когда на руль заступил уже второй вахтенный матрос, в утренней дымке я разглядел справа почти на траверзе знакомое остроконечное очертание вулкана Стромболи.

— Сергей Ильич, согласно прокладке этот вулкан должен быть слева, а он — на значительном расстоянии справа. Почему?

Вулкан Стромболи — «…согласно прокладке этот вулкан должен быть слева, а он — на значительном расстоянии справа…»

Старший помощник серьёзно забеспокоился, включил радиолокатор, вызвал на мостик капитана. Пришлось корректировать наш курс. Пригласили на мостик 4-го помощника: «Что с гирокомпасом?». Ответ штурмана Думбадзе: — «Всё кажется в норме». Перешли на управление судном по магнитному компасу.

Когда г-н Думбадзе заступил на свою вечернюю ходовую вахту, поднялись на мостик старший помощник и капитан. Они приступили к выяснению причин ошибочных показаний гирокомпаса. Вахтенного матроса в моём лице, г-н Думбадзе в этот момент отослал не без умысла протереть палубу в гирокомпасном помещении. Там трубка от водяной помпы охлаждения, выведенная в шпигат, несколько забрызгивала водой палубу. Выполнив эту работу, я склонился над номограммой корректора гирокомпаса, проверяя его установку. Увидел, что корректирующая цифра на нём стоит «15», в то время как для нашей широты и скорости должна быть не более «5».

Вернувшись на ходовой мостик, сообщил, что вся причина ошибочных показаний гирокомпаса именно в корректоре. В присутствии старшего помощника г-н Думбадзе попытался доказать правильность своих рассуждений, водя пальцем по номограмме. Пришлось настоять, что г-н Думбадзе ошибается, поймите, ведь у меня не зря «красный диплом»!

Старший помощник засомневался — кто же из нас прав? Потом всё-таки по указанию капитана установили корректор на цифру «5». После прохода Мессинского пролива проверили по фактическим определениям правильность работы гирокомпаса. Я оказался прав. Дальше переход осуществляли полностью по гирокомпасу, нареканий больше не возникло.

За время моих рейсов на судне загранплавания моей жене удалось разыскать на улице Якорной недалеко от административных зданий пароходства, в частном секторе, отдельную съёмную квартиру у некой добродушной хозяйки по отчеству Герасимовна. Она была весьма обстоятельной, со здравыми суждениями, существенно отличавшимися от прежней домовладелицы глинобитной мазанки, которая непрерывно донимала Люсю своими наставлениями: «Слушай сюда…». Далее один бестолковый совет следовал за другим.

С нашими небольшими пожитками Люся смогла самостоятельно переселиться без особых проблем на съёмную квартиру к Герасимовне. Здесь мы прожили почти целый год. Одно единственное окно из нашей комнаты выходило на небольшой загон, отгороженный рыбацкой сеткой для кур Герасимовны. Маленькая Людмилка, усевшись у окна, подолгу рассматривала жизнь в этом курятнике. Семья у нашей новой хозяйки была трудовой, но грешившей нередко употреблением «зелёного змия». Герасимовна лично из соображений экономии готовила домашние настойки для своего мужа и детям, почтенного возраста сына и дочери. В воскресные дни все собирались у неё за столом. Оказывается, увлечение этим зельем у них появилось в результате прежней работы в угольных шахтах Кемерово в период войны. По несколько дней не выходя из забоев и достаточно обильно принимая спиртное, они выдавали «на гора» уголь сверх всяких норм для воинских эшелонов, идущих на фронт.

Нашу семью их воскресные посиделки не беспокоили, они всегда оставались весьма корректными. На этой же квартире мы начали постепенно приобретать отдельные вещи из мебели — стол, шифоньер, стулья. Вскоре удалось, наконец, получить место в детском садике, и Люся смогла устроиться на работу в поликлинику водников. Хождение почти по пятам за председателем профсоюза госпожой Красюковой увенчались успехом. Жизнь потихоньку налаживалась. На очереди для получения квартиры от пароходства было достаточно много молодых специалистов. Вне очереди получали квартиры прежде всего многодетные семьи. В этой связи наши некоторые выпускники вписывали в состав своих семей своих родителей. У нас с Люсей такой возможности не было. Но, как говорится, мир не без добрых людей. Нашелся и для нас в этом плане приемлемый вариант.

В нашей бывшей училищной роте был курсант Приколотин из города Новочеркасска, который закончил учёбу на год раньше нас. Поэтому в очереди на получение квартиры от пароходства он был значительно впереди нас. Уже при нашей встрече в городе Жданове выяснилось, что у этого молодого специалиста возникли сомнения о целесообразности переезда его жены в Жданов. Очередь же на квартиру уже подходила к исполнению — надлежит либо отказаться от получения квартиры либо перенести очерёдность несколько назад. Он решил остановиться пока на последнем — мы договорились об обмене местами в очерёдности. С этим вопросом обратились к начальнику пароходства г-ну Передерий А.Х. Нам удалось с некоторым затруднением убедить его в приемлемости предлагаемого варианта.

Как позже выяснилось, сомнения у г-на Приколотина возникли не случайно. Оказывается, в городе Новочеркасске ранее произошли большие недоразумения у населения с городскими властями. Не обошлось без применения оружия. Были погибшие. Позже работники КГБ занимались расследованием этих событий, привлекая к ним Приколотина и его родственников. Получение визы в этом случае для работы на загрансудне для него стало явно призрачным. Ведь штурман без визы, как нищий в Париже, — всем вокруг хорошо, а ему плохо. Поэтому они с женой воздержались пока от ускоренного переезда в Жданов.

В итоге, в результате обмена очередностью, через год мы с Люсей смогли получить однокомнатную квартиру в новом доме по проспекту Нахимова. Позже кто-то из наших выпускников «накатал» анонимную жалобу, что г-н Приколотин якобы продал мне свою очередность на квартиру. Пришлось потом в присутствии капитана Землянова объясняться в парткоме АМП: «Никакой сделки не было — после получения квартиры из самых благодарных чувств подарил Приколотину „тарантеллу“-ковёр с итальянского рейса и дополнительно в приморском ресторанчике „Золотая рыбка“ отметили наше переселение за мой счёт приличным ужином в присутствии Людмилки, которая была со мной после садика. Вот и всё! Усадив дочурку на плечи, мы довольные друг другом разошлись…» Секретарь парткома г-н Юневич по этому случаю никаких оргвыводов делать не стал. Капитан Землянов явно замолвил доброе слово за меня в мою защиту.

Для пароходства достаточно быстро строились дома, так называемые «хрущевки». Жизнь вошла в свою колею, мы, наконец, почувствовали себя полноценными людьми — с квартирой!