Старик

В. Б. Шкловскому

Течет река. Растет трава.

Над ней летит

Обрыв.

На нем одна

Сквозит сосна,

А дальше –

перерыв.

С боков – лишь ветра синева,

Все рядом с ней – подрост.

Совсем одна, давно одна,

Живой в былое мост.

Туда, что было и ушло,

Растаяло, как дым.

…За чаем, в кухне, где тепло,

Со стариком сидим.

Но пахнет белый керосин,

Эпохи дух иной.

На кухне с ним прощался сын

Почти перед войной.

В его глазах стоит вода

И вековой покой.

Те, девяностые года,

До них подать рукой.

Там – у бушменов вновь война,

И Ливингстон пропал,

И эфиопский негус сам

В изгнание попал.

(Поправка: первого нашли,

До Конго он дошел.

Второй, пока депеши шли,

Вернулся на престол.)

Постройка храма. Наконец

И осетров везут.

И продается жеребец,

И дрожки, и хомут.

Быт тек российским сладким сном.

Ох, мелкая печать,

И различается с трудом,

И надо ль различать?

Как долговечен человек –

Как тот газетный лист.

Встречал двадцатый новый век

Веселый гимназист.

К нему принес я пыль газет

И их страниц печаль,

Что ничего того уж нет

И никому не жаль.

Не жалко было и тогда,

И скучно стало им.

…В восьмидесятые года

Со стариком сидим.

– «Бросали бомбы?» – «Да, бросал.

А может – лишь хотел.

Не все ль равно, с чего пошло,

С желаний или дел?..

Статья, иль бомба, или стих,

А результат – один.

Все, все работало на них.

Все шло в котел один.

Все в нем кипели – все как есть…»

«Все?» – «Да. Казалось нам,

Культуру надо делать здесь,

Идти к большевикам.

И повязали всех одним

Теперь – уже навек…»

Со стариком вдвоем сидим,

И истекает век.

В его глазах стоит печаль

И стынет века взвесь.

И тех ему немного жаль,

Кто остается здесь.

20.01.84