Глава третья АТОМНЫЙ ФЛОТ

При проектировании первой АЭС остро встал вопрос о ее экономической целесообразности. Курчатову удалось отстоять необходимость ее строительства. Он подчеркивал, что атомная электроэнергия не может быть дешевой и поэтому АЭС в обозримом будущем не смогут заменить обычные электростанции. Поэтому электростанции на атомной энергии могут применяться главным образом в отдаленных районах, куда затруднена доставка топлива. В записке в Совет министров СССР 27 января 1950 года Курчатов предлагал «приступить к изучению способов преодоления имеющихся технических трудностей, в первую очередь по улучшению технологического процесса… чтобы иметь возможность получать пар для турбин при нормальных параметрах»^[741]. Весной 1955 года он при участии А. П. Завенягина и Е. П. Славского разработал рекомендации по дальнейшему развитию энергетического реакторостроения, использованные при составлении шестого пятилетнего плана.

20 февраля 1956 года Курчатов выступил на XX съезде КПСС — это было первое появление строго засекреченного руководителя атомного проекта на публике. Он представил делегатам широкую программу развития атомной энергетики, выходившую далеко за рамки обсуждаемого на съезде очередного пятилетнего плана. Ученый назвал работы по атомной энергетике «одним из важнейших разделов советской науки», а строительство и освоение новых АЭС — «всенародным делом»^[742]. Говоря о мощности АЭС, которую страна должна получить в ближайшее пятилетие (2–2,5 млн кВт), Курчатов поставил при этом конкретные задачи ряду министерств и ведомств, указав фамилии ответственных исполнителей, обосновал в связи с этими задачами необходимость организационной перестройки в министерствах, подготовки новых специалистов. Его речь по стилю и содержанию — это речь не только ученого-атомщика, но и масштабно мыслящего государственного деятеля, видящего проблемы развития атомной энергетики не только в своей стране, но и в мировом масштабе на далекую перспективу. Ее развитие он замышлял в тесном международном научно-техническом сотрудничестве, подчеркнув, что в деле строительства новых типов атомных реакторов СССР уже сотрудничает с учеными и инженерами стран социалистического лагеря, готов сотрудничать… и «с учеными Америки, научные и технические достижения которых мы высоко ценим»^[743]. Но чтобы это произошло, «нужно только одно — чтобы правительство США приняло предложение Советского Союза о запрещении применения атомного и водородного оружия»^[744].

Мысль Курчатова опередила намеченные планы. В директивах XX съезда КПСС записано: «Развернуть работы по созданию атомных силовых установок для транспортных целей. Построить ледокол с атомным двигателем»^[745]. Курчатов подчеркивал: «Нужно шире открыть дорогу атомной энергии для транспортных целей», развернуть «работы по атомным силовым установкам не только для ледокола, но и для других кораблей, для авиации и сухопутного транспорта»^[746]. Под «другими кораблями» он подразумевал строящуюся АПЛ и проектируемые надводные боевые суда ВМФ. Голос Курчатова был услышан: проходивший в 1959 году XXI съезд КПСС поставил задачу более широкого применения атомной энергии для энергетических и транспортных целей. Предусматривалось в том числе и строительство ряда экспериментальных ядерных установок небольшой мощности^[747].

Сложности в создании оборудования для первых атомных станций снижали темпы строительства АЭС. Курчатов неоднократно обращался в ЦК КПСС, обкомы партии, к руководителям министерств и ведомств, предлагая конкретные меры по оказанию помощи Ижорскому, Кировскому и другим заводам. Приглашал руководителей промышленности, секретарей обкомов КПСС к себе в институт, разъяснял им поставленные задачи. Когда в 1959 году строительство Нововоронежской АЭС было приостановлено, Курчатов убедительно обосновал в правительстве важность продолжения работ, необходимых для накопления опыта в деле создания и эксплуатации первых АЭС^[748].

С 1952 года в ЛИПАН по инициативе Курчатова создается комплексная экспериментальная база для испытаний опытных твэлов, конструкционных материалов и теплоносителей для АЭС. К концу 1950-х годов вступила в эксплуатацию серия исследовательских реакторов, мощных ускорительных установок для изучения атомного ядра — синхроциклотронов и синхрофазотронов, которые размещались в Ленинграде, Новосибирске, подмосковных Протвине и Дубне^[749].

Со второй половины 1940-х годов в вузах и техникумах страны начали готовить специалистов для атомной промышленности. В ряде вузов Москвы (МГУ, Механическом, Энергетическом, Физико-техническом институтах, МВТУ и т. д.) открылись кафедры и факультеты для обучения специалистов-атомщиков. Ведущая роль в создании атомных научно-исследовательских и учебных центров, где была организована подготовка кадров для атомной промышленности и энергетики, принадлежала Курчатову и его институту. Игорь Васильевич лично способствовал подготовке этих кадров. Так, научная база отечественных и западных физиков довоенного периода, положенная в фундамент советского атомного проекта, изучалась на соответствующих кафедрах этих учебных заведений, а не только в период стажировки будущих специалистов на установках в ЛИПАН. По рекомендации Курчатова значительная часть тиража переведенного на русский язык «Отчета Смита» была уже в 1946 году передана в вузы, что при абсолютной засекреченности соответствующих отечественных источников сыграло безусловную положительную роль.

Развернувшиеся под руководством Курчатова в Обнинске работы по реакторам заложили основу как для строительства первой в мире АЭС, так и для создания морских атомных судов. 9 сентября 1952 года Совет министров СССР принял постановление о проектировании и строительстве первой советской атомной подводной лодки^[750]. Правительство обязывало Первое главное управление при Совете министров СССР (Ванникова, Завенягина, Курчатова) и Министерство судостроительной промышленности (Малышева, Носенко, Чиликина) организовать научно-исследовательские и проектные работы по созданию АПЛ (объект № 627) и закончить сооружение этого объекта в 1955 году. Подводная лодка должна была иметь скорость в погруженном состоянии 20–25 узлов, длительность пребывания под водой 30–60 суток, глубину погружения 200–300 метров. На ПГУ (Ванников, Завенягин, Курчатов) возлагались общее руководство научно-исследовательскими работами и проектированием объекта № 627, а также проведение испытаний опытных атомных установок для него, разработка ядерно-физических вопросов, изготовление твэлов и регенерация обогащенного урана.

Научным руководителем работ по объекту № 627 в целом назначался член-корреспондент АН СССР А. П. Александров, главным конструктором ядерной энергетической установки — профессор Н. А. Доллежаль. В целях выполнения проектных, опытных и научно-исследовательских работ по энергосиловой установке для АПЛ создавался специальный научно-исследовательский институт (НИИ-8) во главе с Доллежалем. К осуществлению работ по АПЛ привлекались ряд министерств (судостроительной промышленности, машиностроения и приборостроения, тяжелого машиностроения), многие НИИ и промышленные предприятия. На ЛИПАН возлагалось проведение ответственных работ по силовой атомной установке.

Это постановление стало следствием огромной подготовительной работы, проводимой в рамках атомного проекта на протяжении десяти лет. В непосредственной подготовке этого основополагающего документа участвовали виднейшие ученые, специалисты и руководители отраслей промышленности. Назначение А. П. Александрова научным руководителем проекта было далеко не случайным. Его, как и Курчатова, связывало с ВМФ многолетнее плодотворное сотрудничество. Александров считал работу для флота главным делом своей жизни и не раз говорил об этом^[751]. В этом следует искать корни их инициативных предложений по созданию отечественного атомного флота. Назначение Александрова было закономерным еще и потому, что он к этому времени уже на протяжении семи лет по рекомендации Курчатова участвовал в работах атомного проекта.

На ответственную должность научного руководителя проекта первой советской АПЛ Александров, неоднократно подчеркивая этот факт, был также рекомендован Курчатовым. Он вспоминал, как, посетив его в кремлевской больнице, Курчатов сказал: «Анатолиус! Помните, вы хотели разрабатывать подводную лодку с атомным двигателем? Выздоравливайте скорее, беритесь за дело»^[752]. Александров приводит также слова Курчатова, сказанные уже в официальной обстановке, при решении вопроса о научном руководстве проектом создания новых двигателей для атомного флота: «Вот тогда Курчатов и сказал, что надо меня назначить научным руководителем этого дела, потому что я знаю массу таких бессмысленных вещей, которые никто не знает и которые в этом случае могут оказаться очень полезными»^[753]. Предложение, сделанное в присущей Курчатову шутливой форме, было принято.

В ряде публикаций о деятельности и роли Курчатова и Александрова в создании атомного флота допускаются серьезные неточности. Имя Курчатова порой просто замалчивается^[754], а иногда ставится в один ряд с исполнителями, работавшими под его руководством^[755]. В создании атомного флота участвовали многие ученые, ставшие впоследствии широко известными в данной сфере, но все они прошли становление под непосредственным руководством академика Курчатова. Этот факт особо подчеркнул Е. П. Славский. Говоря о неоценимом вкладе многих выдающихся ученых в создание ядерного щита страны, он отметил: «И все же — основа основ, главней всех был Игорь Васильевич Курчатов, что бы сейчас ни говорили. Повторяю, все великие наши сегодня ученые тогда были перед ним мальчиками. Эрудиция широчайшая! Именно под его руководством была создана оборонная мощь нашей страны… эта мощь обеспечит нам мирную жизнь в настоящем и будущем»^[756].

Примечательно, что мысль об особой роли Курчатова в создании первой советской АПЛ высказывалась даже в выступлениях на вечере памяти А. П. Александрова, когда принято говорить только о юбиляре. Являясь в период создания АПЛ рядовыми сотрудниками, участники работ по АПЛ тем не менее подчеркивали огромное влияние Курчатова на весь ход работ, так как воочию видели его личную роль в решении конкретных проблем, его тесное взаимодействие с Александровым. Характер взаимоотношений двух выдающихся ученых и определенной субординации при этом просматривается и в правительственных документах. Так, в постановлении Совмина СССР от 5 мая 1951 года^[757] в разделе «Работы по кристаллизаторам» (атомным реакторам) по шести пунктам плана Курчатов представлен научным руководителем, а Александров одним из его заместителей.

Сквозь призму деятельности Курчатова просматривается объективная картина многих событий, дел и свершений участников создания атомного флота, в частности, роль такой неординарной личности, как Адмирал Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецов. В отечественной литературе до сих пор его отношение к созданию атомного флота оценивается с разных, порой диаметрально противоположных позиций. Одни авторы (адмиралы флота И. М. Капитанец, В. Н. Чернавин, В. И. Куроедов; адмиралы П. Г. Котов и Г. Г. Костев, вице-адмирал Н. В. Усенко)^[758] считают прославленного флотоводца зачинателем отечественного атомно-ракетного флота, который стоял у истоков его создания, глубоко знал эту проблему и всеми возможными силами проводил ее в жизнь. Другие^[759] пишут, что идея создания АЛЛ не была понята руководством ВМФ, главком Кузнецов заявил якобы, что его такая лодка не интересует, а с разработчиками общался лишь в процессе двух-трех заседаний^[760]. Документы свидетельствуют об обратном: Кузнецов задолго до испытания первой советской атомной бомбы высказал идею использования ядерной энергии на флоте^[761].

Именно Кузнецов 30 сентября 1946 года в письме Сталину, подчеркивая, что для флота исследования в области ядерной энергии имеют особое значение, предлагал создать при главкоме ВМС специальный Совет по вопросам противоатомной защиты военно-морских баз и кораблей и применению в ВМФ внутриядерной энергии для движения^[762]. В 1946 году дважды, 14 и 23 октября, на созванном им совещании конструкторов главком ВМС отмечал важность и необходимость использования энергии атома для создания на флоте принципиально новых кораблей. «Эпоха парового флота… на наших глазах начинает сменяться новой эпохой, — говорил он. — Надо учитывать, что наука и техника развиваются с такой быстротой… что упущение нескольких лет может оказаться действительно „смерти подобным“. Основные вопросы новой техники, влияющие на состав Военно-Морских Сил, а стало быть, на новое кораблестроение — это атом, ракета, новая энергетика… Уже сейчас вы могли бы начать и серьезно заниматься перспективным проектированием… Учтите, что вопросы проектирования кораблей тесно связаны с вопросами оружия, так как не оружие для корабля, а корабль для оружия. Поэтому компоновка новых кораблей может идти только на основе последовательного анализа возможностей, предоставляемых новым оружием. Отсюда необходима ваша тесная связь с представителями вооружения и соответствующими институтами»^[763]. Он рассказал конструкторам о первых практических шагах Наркомата ВМФ в этом направлении.

Справедливости ради необходимо признать, что Н. Г. Кузнецов не только «стоял у истоков» атомного флота, но и всячески отстаивал необходимость его создания. В разработанном под его руководством десятилетнем плане военного кораблестроения на 1955–1965 годы уже было предусмотрено строительство атомных подводных лодок^[764]. Проект первой АПЛ (позднее получившей название «Ленинский комсомол») в 1954 году утвердили главнокомандующий ВМС Кузнецов и министр судостроения Малышев^[765]. Главком ВМС выдержал не один бой за принятие необходимых верных решений на начальном этапе ее создания^[766], вызвав своей непримиримой позицией неприязнь Н. С. Хрущева^[767]. Отправив Кузнецова в отставку, власть тем не менее руководствовалась идеями его программы военного кораблестроения.

В период нахождения Кузнецова в опале (1948–1951) правительство СССР поддержало идею о создании ядерных энергетических установок (ЯЭУ) для ВМФ. Работы начались в ПГУ (преобразованном в 1953 году в Министерство среднего машиностроения) в режиме чрезвычайной секретности. При этом моряки, находившиеся по вопросам кораблестроения в постоянных спорах с судостроителями, оказались, по выражению Кузнецова, «подчинены судостроителям»^[768]. Но и в это время руководство ВМС проявляло понимание и продолжило вслед за Кузнецовым продвигать его инициативу создания подводного атомного флота. Красноречивым свидетельством этому является письмо нового военно-морского министра адмирала И. С. Юмашева в адрес Л. П. Берии о разработке ЯЭУ для подводных лодок и создании для них атомных торпед^[769].

Одним из первых шагов Н. Г. Кузнецова после назначения вновь военно-морским министром в 1951 году стало совершенствование деятельности созданного в 1949 году по его инициативе отдела № 6, который занимался координацией разработки атомного оружия для флота и методов противоатомной защиты. Кузнецов с энтузиазмом воспринял принятое правительством решение о создании атомных подводных лодок. Напутствуя в 1952 году нового командующего Беломорской флотилией контр-адмирала Н. Д. Сергеева, он подчеркнул, что главной его задачей является подготовка базы для строительства атомных подводных лодок в Молотовске (ныне Северодвинск)^[770].

Адмирал Кузнецов принял активное участие в реализации упомянутого постановления Совета министров о строительстве атомной подводной лодки. В тесном сотрудничестве с Курчатовым он, в частности, осуществлял контроль за ходом экспериментальных работ на стендах и по твэлам для создаваемого атомного бортового реактора, за подготовкой в Обнинске экипажей будущей АПЛ. Один из сотрудников ЛИПАН Н. И. Жуков рассказывал: «Несколько раз посещали нашу лабораторию Игорь Васильевич и Николай Герасимович. И я, работая в Курчатовском институте с 1946 года, часто вспоминаю этих двух богатырей и как эти два красивых человека, академик и адмирал пожимали мне руку». О принятых Кузнецовым мерах по улучшению социального положения обучавшихся в Обнинске морских специалистов для первой атомной субмарины вспоминал капитан 1-го ранга В. А. Полищук^[771].

Первые практические шаги по объединению усилий специалистов ВМФ и ученых-атомщиков были сделаны задолго до начала строительства первой АПЛ. 22 июня 1946 года Совет министров СССР принял инициированное академиками Курчатовым и Семеновым распоряжение № 7877-рс «Об организации научно-исследовательской экспедиции для наблюдения за испытаниями атомных бомб США»^[772]. Председателем совместной экспедиции АН СССР и ВМФ был с согласия Н. Г. Кузнецова назначен командующий Тихоокеанским флотом И. С. Юмашев, а в ее состав включены специалисты Научно-технического комитета ВМФ^[773]. Результаты работы этой научно-исследовательской организации затем плодотворно использовали в ходе сооружения атомных реакторов, на их основе формулировали основные принципы дальнего обнаружения ядерных взрывов, а также сокрытия следов пребывания своих атомных судов^[774]. Впоследствии Курчатов предложил организовать серию подобных совместных экспедиций, первая из которых была осуществлена в 1958 году на научно-исследовательском судне (НИС) «Витязь». Всего же было совершено 65 таких экспедиций в дальневосточных морях, Тихом и Индийском океанах^[775].

Постановление Совета министров СССР от 9 сентября 1952 года о создании АПЛ открыло новую эпоху в военном кораблестроении. В течение первого года специалисты ВМФ в разработке проекта № 627 действительно не участвовали, финансирование шло через атомную промышленность, что осложняло работы. Кроме того, деятельность ученых развернулась при полном отсутствии разведывательной информации. Как вспоминал один из разработчиков системы радиационной (биологической) защиты лодки С. Г. Цыпин: «Информацию черпали из иностранной литературы, в основном американской. Но и она была очень скудной. Не было вычислительных машин, все считали на логарифмической линейке, арифмометрах. На бумаге проводили расчеты, чуть ли не в уме складывали и, как ни удивительно, получали очень точные результаты»^[776]. По воспоминаниям другого участника создания атомного флота Ю. Орлова, Александров и Курчатов не могли удовлетвориться только расчетами. Их усилиями «была создана наземная установка, на которой проверялись предварительные расчеты — стенд-прототип энергетической установки АПЛ»^[777].

Не имея возможности проводить экспериментальные исследования в реальных условиях с использованием подводных лодок и специалистов ВМФ, Курчатов и Александров пошли по пути создания крупномасштабных экспериментальных стендов, предназначенных для отработки оборудования в условиях максимально приближенных к натурным. Их доводы правительство посчитало убедительными и увеличило вне плана смету расходов в IV квартале 1952 года по статье «опытные установки и стенды» для объекта № 627^[778]. Их усилиями за короткое время был создан сплоченный коллектив, преимущественно из молодых специалистов, способных работать быстро, критически оценивать свои результаты и вносить в них необходимые коррективы. К весне 1953 года было выполнено тактико-техническое задание (ТТЗ) по опытной АПЛ, которое за подписями Курчатова, Ванникова, Завенягина, Малышева и Носенко поступило на утверждение Совета министров СССР. 18 апреля 1953 года Совмин утвердил ТТЗ, приняв соответствующее постановление^[779]. Первому главному управлению предписывалось разработать эскизные проекты и в III квартале 1953 года приступить к строительству в Лаборатории «В» (Обнинск) двух опытных отсеков лодки, в каждом из них следовало установить по два реактора и по одной паровой турбине. В ЛИПАН надлежало ввести в действие во II квартале 1953 года реактор малой мощности для проверки расчета реактора объекта № 627.

На совещании у Курчатова и Александрова было принято решение построить в Москве специальный реактор для испытания защиты с условным названием «Газовый завод». Реактор имел специальную нишу, в которую можно было погружать материалы защиты для масштабного их исследования массой до 20 тонн^[780]. Исследования проводили сотрудники сектора № 11 В. И. Мостового (при ЛИПАН), в них также участвовали специалисты Лаборатории «В». Эти эксперименты заложили новое направление, которое потом стало развиваться и получило название «физика защиты». Исследования помогли создать биологическую защиту ядерных энергетических установок (реакторов АЭС, подводных лодок, ледоколов, исследовательских реакторов)^[781].

Согласно утвержденному Совмином ТТЗ торпедное вооружение объекта № 627 должно было состоять из одного носового торпедного аппарата для торпеды диаметром 1500 миллиметров и двух носовых торпедных аппаратов для торпед 533 миллиметра. Боекомплект предусматривался из трех торпед — по одной на каждый аппарат. Разработка цилиндрических отсеков для указанных торпед, а также ядерных зарядов для них включалась в план работ КБ-11 на 1953 год^[782], где главным конструктором являлся Ю. Б. Харитон, а морскую тематику курировал заместитель начальника этого КБ контр-адмирал В. И. Алферов.

Настоятельные требования Н. Г. Кузнецова привели к тому, что постановлением Совмина СССР № 1987–814сс от 28 июля 1953 года^[783] ВМФ был включен в работы по объекту № 627. Документ предписывал:

«9. Обязать Министерство обороны СССР (т. Кузнецова):

а) выделить подводную лодку с командой и подготовить ее для длительных испытаний на обитаемость по техническим заданиям Министерства здравоохранения…;

б) провести во втором полугодии 1953 г… <…> длительные испытания на обитаемость по программе, утвержденной совместно с Министерством среднего машиностроения»^[784].

Задачу оснащения подводной лодки главком ВМС возложил на 6-й отдел ВМФ, по заказу которого разрабатывалась дозиметрическая аппаратура. По этим вопросам развернулось взаимодействие с курчатовской ЛИПАН^[785].

В предложенном варианте атомная подводная лодка могла использоваться лишь как средство доставки ядерного оружия к цели. Подойдя незаметно на близкое расстояние к объекту противника, она, нанеся по нему ядерный удар, должна была вернуться на базу. Шанс такого возвращения был ничтожен.

Адмирал флота Кузнецов выступил против принятия такого проекта. На заседании правительства под председательством Н. С. Хрущева его утверждение было отложено. Главнокомандующему ВМС поручалось рассмотреть проект и дать по нему заключение. Кузнецов создал экспертную комиссию во главе с опытным подводником адмиралом А. Е. Орлом. Результатом совместной работы (ВМФ и ученых) комиссии стало новое постановление, принятое 21 декабря 1953 года^[786] и пересмотревшее ранее принятые решения. Были утверждены согласованные с ВМФ новые тактико-технические данные объекта № 627, представленные Малышевым, Ванниковым, Курчатовым и Александровым, согласно которым увеличивались водоизмещение (2950 тонн), скорость в подводном положении (24–25 узлов), предельная глубина погружения (до 300 метров) и количество личного состава (75 человек) создаваемой АПЛ, подчеркивалась необходимость увязки проектирования торпедного вооружения с проектом. Ответственным за создание этой первой АПЛ от Министерства обороны был назначен адмирал Кузнецов, в то время занимавший пост главнокомандующего ВМС^[787].

К июлю 1954 года оперативно-тактическое назначение подводной лодки согласно требованиям ВМФ было изменено, а в ранее разработанные рабочие чертежи внесены кардинальные изменения. Теперь ее предназначение потребовало значительных изменений и в ее конструкции. Существенно менялась носовая часть проекта лодки. Огромная торпеда, против которой выступил Кузнецов, заменялась восемью торпедными аппаратами с запасом 20 торпед общепринятого калибра 533 миллиметра. «В результате… важные замечания Военно-Морского Флота были приняты», — вспоминал академик А. П. Александров^[788]. В Обнинске, где под руководством Курчатова к этому времени вошла в промышленную эксплуатацию первая в мире АЭС, на сооруженных стендах ВМ и ВТ проходили обучение два экипажа будущей атомной субмарины.

Заказ на сооружение первой АПЛ был размешен в 1954 году на Северодвинском машиностроительном комбинате (заводе № 402). К ее созданию привлекались коллективы многих отраслей народного хозяйства: 20 конструкторских бюро, 35 НИИ и 80 заводов^[789]. Решением правительства работы на всех предприятиях по объекту № 627 объявлялись как первоочередные и наиболее важные. Это позволило уже 24 сентября 1955 года заложить корпус лодки на стапеле, а еще через год установить на ней реакторы и в августе 1957 года спустить АПЛ на воду. К этому времени Курчатов и Кузнецов уже не могли оказывать прямое влияние на ход работ по АПЛ: научный руководитель атомного проекта в 1956 и 1957 годах перенес два инсульта, а главком ВМС был в феврале 1956 года отправлен в отставку.

В первом же выходе в море летом 1958 года на АПЛ К-3 (так стали называть объект № 627) обнаружились многочисленные серьезные неисправности. Благодаря находившемуся на борту научному руководителю А. П. Александрову моряки преодолели наиболее серьезные проблемы и привели АПЛ на завод для ремонта. К декабрю 1958 года, когда истекал срок сдачи лодки в эксплуатацию, выявленные недостатки удалось устранить не полностью. Госкомиссия, возглавляемая заместителем главкома вице-адмиралом В. Н. Ивановым, не решилась просить правительство о переносе срока сдачи АПЛ. В комиссии выявились два предложения: «1) принять объект в опытную эксплуатацию и устранить замечания; 2) устранить замечания, а затем приступить к опытной эксплуатации»^[790]. 17 января 1959 года председатель ВПК Д. Ф. Устинов утвердил «Акт приемки» в первой редакции: лодка передавалась флоту в опытную эксплуатацию с нахождением ее в 1959 году на заводе до устранения всех выявленных недостатков. Затем советская первая АПЛ К-3 («Ленинский комсомол»), в создание которой бесценный вклад внес и академик Курчатов, 30 лет несла боевую службу на Северном флоте. В 1962 году она впервые в истории совершила плавание подо льдом на Северный полюс.

Создание атомного подводного флота в СССР сыграло огромную роль в достижении стратегического паритета в мире, а также в становлении и развитии атомного надводного флота. В ходе развернувшихся работ были получены многие технические новшества и достижения, имевшие большую ценность как для решения оборонных задач, так и для народного хозяйства. Этот аспект наглядно просматривается в правительственных решениях. Так, еще на этапе проектных работ, за пять лет до завершения строительства первой АПЛ, Совмин СССР в постановлении № 2979–1282сс от 21 декабря 1953 года^[791] обязал «Министерство транспортного и тяжелого машиностроения (тт. Носенко и Редькина) и Министерство обороны СССР (т. Кузнецова) рассмотреть вопрос об использовании при создании других объектов технических достижений и новшеств, полученных при создании объекта № 627». О том, что это были не пожелания и рекомендации, а жесткие требования, свидетельствует заключительная часть этого пункта: «О результатах в двухмесячный срок доложить в Совет Министров СССР». Пункт 9 цитируемого постановления также давал ряд поручений Министерству обороны совместно с Министерством среднего машиностроения и другими ведомствами по участию в строительстве объекта № 627.

Под руководством Курчатова проходили также зарождение и становление отечественного атомного ледокольного флота. Он явился одним из инициаторов принятия первого решения правительства по вопросу (постановление Совета министров СССР № 2840–1203сс от 20 ноября 1953 года «О проектировании и постройке мощного ледокола»)^[792], научным руководителем и исполнителем наиболее ответственных направлений проекта первого атомного ледокола. Указанным постановлением признавалось необходимым построить мощный атомный ледокол для Севморпути (проект № 92), с окончанием его строительства и испытанием в 1957 году. На курчатовскую лабораторию возлагались разработка научных ядерно-физических вопросов и руководство проектированием атомной энергосиловой установки. Курчатов назначался научным руководителем работ по ядерно-физическим вопросам проекта № 92, Александров — научным руководителем работ по созданию ледокола^[793]. В отличие от атомной лодки сроки, отведенные на создание ледокола, были выдержаны. От начала проектирования до завершения его строительства прошло всего четыре года. 5 декабря 1957 года атомный ледокол «Ленин» был спущен на воду^[794], став могучим флагманом советского ледокольного флота.

Огромен вклад курчатовцев научных школ академиков И. В. Курчатова и А. П. Александрова в дело создания отечественного подводного и ледокольного флотов. В ряду первопроходцев, память о которых не должна быть предана забвению, имена Г. А. Гладкого, Б. А. Буйницкого, Н. А. Лазукова, Б. П. Папковского, Г. Е. Романцова, Н. С. Хлопкина, И. Е. Челнокова и еще многих других ученых, двум из которых: Хлопкину и Гладкову было присвоено звание Героя Социалистического Труда.