Желтая опасность
Речь идет не о желтоликом воинстве мукденского маршала Чжанзолина и не о символической картине, когда-то приписывавшейся германскому кайзеру:
«Народы Европы, оберегайте ваши священные блага!»
Это, всего на всего, воспоминание о человеке, носившем оригинальную кличку Желтой Опасности, по причинам ничего общего ни с картиной Вильгельма, ни с народами Срединной империи не имеющим…
Генерал-адъютант генерал от кавалерии Павел Карлович Ренненкампф был, в свое время, личностью широко популярной.
Одни возводили его чуть ли не на ступень национального героя. Другие рассматривали, как одну из самых мрачных фигур рухнувшего самодержавия. На мой взгляд и то и другое ошибочно…
Кто знает Ковно, тот знает, конечно, знаменитое Пожайское поле, с его песчаными, напоминавшими закаспийские степи бурханами, с чахлым сосняком и кустарником, с тихим Неманом, катившим внизу величавые, воспетые Мицкевичем, воды.
На крутом берегу сверкал золочеными маковками старинный Пожайский монастырь, хранивший мощи святых угодников и легенду о литовском боярине Паце и его красавице-дочке Нарее. По преданию отец и дочь похоронены в общей могиле, под папертью монастырского храма, в наказание за кровосмесительство.
Уже не преданием, а минувшею былью веет от могильной плиты в монастырской ограде, с покоящимся композитором Львовым, творцом старого русского гимна. Он погребен там в 1870 году.
Пожайское поле — кавалерийское поле, на котором, в весеннее время, алели малиновые фуражки новороссийских драгун, серебряной трелью заливались рыжие лошади и тучи песку подымались под копытами эскадронов. Парады и летние сборы дивизии вносили еще большее оживление. Голубели, как васильки, доломаны елисаветградских гусар. Как белые одуванчики, пестрели лацкана на уланках смоленцев.
В этой именно обстановке пришлось познакомиться с Павлом Карловичем Ренненкампфом и несколько лет подряд наблюдать его очень близко. Сопровождать в постоянных разъездах, ночевать в одной избе, а в минуты вынужденного досуга, резаться с ним в его излюбленный винт, с двенадцатью картами в прикупе…
В жизни этого человека, в его блестящей карьере и совершенно бесславном закате, есть много незаурядного.
Кто бы подумал, например, что крупная служебная неприятность положит начало его быстрому выдвижению из сонма многочисленных сверстников по Генеральному штабу?
Между тем, это так.
Девятисотые годы застают никому неизвестного полковника Ренненкампфа в должности командира Ахтырского драгунского полка. Инцидент на балу в гарнизонном собрании — демонстративная неподача руки начальнику штаба дивизии, полковнику Рихтеру, кладет начало дальнейшему.
Начальник штаба — мелкий, мстительный человек. Казалось бы, после такого афронта, в соответствии с офицерским понятием о чести, должен последовать вызов на поединок. Происходит, по доносу полковника, внезапная поверка денежного ящика, в котором, вместо полковых сумм, комиссия находит ряд командирских расписок.
В двадцать четыре часа Ренненкампф вынужден сдать полк. Это потребовал командующий войсками, генерал Драгомиров, по настойчивым доводам своего начальника штаба, Владимира Сухомлинова, личного недруга Ренненкампфа.
Ренненкампф едет в столицу. Объяснения его малоудовлетворительны. Положение спасает война, тот китайский поход 1900 года, который так кстати подвернулся под руку.
Ренненкампф уезжает в Маньчжурию…
Кто следил за этой военной страницей, тот помнит кавалерийский рейд бесшабашного головореза с горстью забайкальских казаков, бравшего, с налета, один за другим китайские города и захватившего даже маньчжурскую столицу — Мукден. Уверенный в своей силе и превосходстве, не желая ни с кем делить боевые китайские лавры, он даже уничтожает за собою мосты, препятствуя, высланному на поддержку с пехотной бригадой генералу Орлову догнать кавалерийский отряд.
У всех на устах имя смелого партизана. Его лаконические донесения, в стиле Суворова и Скобелева, производят сенсацию. Царь шлет ему благодарственные телеграммы. Чин генерала и два белых креста украшают шею и грудь.
Ренненкампф стал героем.
Русско-японская война снова вызывает его на боевой фронт. В первой же стычке он ранен, потом получает армейский корпус, с которым стойко отражает атаки японцев во время мукденских боев.
А когда начались тыловые волнения и железнодорожная забастовка, энергичному генералу поручили заняться ликвидацией беспорядков. Разгром «читинской республики» и другие расправы сделали его имя одиозным в глазах прогрессивного русского общества и, в особенности, той его, наиболее радикальной части, которая в борьбе с самодержавным режимом не сочла для себя недостойным приветствовать особою телеграммой микадо, по случаю цусимской победы.
Революционные партии присвоили ему кличку — Кровавого Царского Палача…
В военных кругах, Павел Карлович Ренненкампф был известен под кличкой Желтой Опасности.
Желтой — по причине носимых им желтых лампас и мундира забайкальского казачьего войска, как заслуженного боевого отличия. Опасностью — вследствие крутого и отчасти взбалмошного нрава.
Ренненкампф, нужно отдать справедливость, высоко поднял боевую подготовку вверенного ему 3-го армейского корпуса.
Он начал с чистки командного состава, разогнав многих старших начальников, поощряя продвижение талантливой молодежи, устраивая постоянно маневры, мобилизации, кавалерийские состязания, пробеги, боевую стрельбу, не взирая на время года, на состояние погоды. Горячий, тревожный, беспокойный был человек. Генералы его ненавидели и боялись. Молодежь и солдаты любили за «лихость», за смелость, за простоту обращения.
Его железное здоровье было несокрушимо. От плотной коренастой фигуры, от краснощекого лица с мясистым носом и пышными рыжими усами с подусниками, близко напоминавшем облик пресловутого Тараса Бульбы, веяло богатырскою мощью. В виде контраста, обладал резким, высоким голосом и лаял труднопонятной скороговоркой.
Ренненкампф имел массу врагов.
Либеральные круги его не переносили, считая надежным стражем режима. Сверстники завидовали успехам и легким китайским лаврам. Высшее начальство не любило за самостоятельность, резкость, строптивость, широкую популярность в войсках.
С именем Желтой Опасности связывалось множество невероятных слухов. Передавали про коллекцию золотых божков, вывезенных им из Китая, в виде военной добычи. Про миллионные контрибуции, про крайнюю неразборчивость в средствах, про близость к лицам с подмоченной репутацией. Последнее не лишено основания. Ренненкампф, действительно, не слишком разбирался в людях и часто окружал себя ловкими авантюристами. Он ценил темперамент, энергию, боевые заслуги. На человеческие слабости смотрел снисходительно.
Не прощали ему и четвертого по счету брака. Наконец, в период Великой войны, пришпиливали к нему даже ярлык изменника.
Все это, конечно, за самым небольшим исключением, вздор…
Воспоминания снова переносятся к Пожайскому полю, на котором произошло первое знакомство с Желтой Опасностью.
Вспоминается, как на вопрос грозного командира, сколько дней потребуется для перехода драгунского полка из Ковно в Вильно, ответил поспешно и необдуманно:
— Один переход, ваше превосходительство!
Желтая Опасность недоверчиво взглянул на меня, развернул карту, отмерил ногтем сто десять верст:
— Что же, по-вашему, они летают?
Оставалось только упорно стоять на своем…
Как бы то ни было, на долю новороссийцев, через два года, выпало это нелегкое испытание. Это произошло в тот самый год, когда царь находился в Констанце, в гостях у румынского короля. Пребывание царя с семьею в Констанце связывалось не столько с политикой, сколько с предполагавшейся, как утверждали, помолвкой одной из старших дочерей императора с наследным румынским принцем Каролем.
Царь был назначен шефом одного из рошиорских полков, который, будучи вызван для представления в Констанцу, едва доплелся, покрыв пятьдесят верст.
Через несколько дней, Ренненкампф, бывший уже командующим Виленским военным округом, вызвал к себе новороссийских драгун и послал царю и шефу полка — великой княгине Елене Владимировне, телеграмму:
— Новороссийские драгуны, сделав сто десять верст, представились мне в полном порядке.
Вскоре, он был пожалован званием генерал-адъютанта…
Высокое назначение Ренненкампфа было естественным. Слишком популярно было его имя в войсках. На фоне старших начальников, он представлялся бесспорно крупной фигурой, с блестящей боевой репутацией.
В последнюю войну он ее не оправдал…
Вспоминается его приезд в икскюльский лагерь, под Ригой, произведенный им двадцативерстный пробег с Иркутским гусарским полком по егерским кручам, горячее полковое ученье, во время которого упал с коня и умер от солнечного удара полковой адъютант. Наконец, обед в офицерском собрании и полученная неожиданно телеграмма, извещавшая о Сараевском убийстве.
На вопрос о шансах войны, командующий на минуту задумался и пролаял обычной скороговоркой:
— Все может быть!.. Порохом пахнет!
В мрачном настроении, откланялся и уехал.
Через месяц разразилась война…
Ренненкампф командует 1-й армией. По настойчивому требованию союзников и Ставки Верховного главнокомандующего, едва закончив мобилизацию, бросается в Восточную Пруссию. Два корпуса из стратегического резерва Вильгельм вынужден направить вместо запада на восток. Ценою разгрома русской армии, достигнута победа французов на Марне.
Тактическая ошибка Ренненкампфа в период Лодзинской операции, закончила его боевую карьеру…
Лишенный командования и генерал-адъютантского звания, находясь под следствием, опальный генерал живет в Петрограде.
Я встретился с ним в первый день революции, на митинге в офицерском собрании.
Я снова увидел столь хорошо мне знакомую желтую забайкальскую форму, плотную, коренастую фигуру, усы с подусниками, обрюзгшее, хмурое, недовольное лицо Желтой Опасности:
— Поздравляю! — пролаял знакомый голос, в котором звучала горечь, смешанная, с неприкрытой иронией.
Я видел его в последний раз.
Через год его убили большевики…
И перефразируя историческое двустишие, можно сказать:
Всю жизнь провел в тревоге,
Расстрелян в Таганроге…