Из прошлого

В середине 70-х годов специальная следственно-оперативная группа по раскрытию особо тяжких преступлений выехала в один из южных городов Украины, где была убита и ограблена престарелая гражданка X. Помимо меня в группу входили занявший должность начальника отдела управления уголовного розыска области Малышев и ранее упоминавшийся Юра Катютин.

Довольно быстро комплекс следственно-оперативных мероприятий позволил заподозрить в убийстве офицера местного отдела внутренних дел, но по негласно действующему указанию ни задержать, ни арестовать его до увольнения мы не могли. О происшедшем сообщили руководству УВД и прокуратуры области. Посланники из центра нагрянули незамедлительно. Оперативное совещание проходило бурно. Попытки убедить нас в ошибочности выдвигаемой версии успеха не имели. Особое раздражение руководства вызвало упрямство Малышева и Катютина. А один из очень уважаемых мною людей и непосредственный мой начальник отвел меня в соседний кабинет и сказал: «Парень ты молодой, все у тебя еще впереди. Не артачься. Дело в конечном счете не в преступнике. Одним больше, одним меньше. Пойми, Володя, это политика…» И он многозначительно показал пальцем вверх.

Все протестовало против сделанного предложения, и мы поступили по-своему. Увы, дело кончилось полным провалом. Подозреваемого предупредили и о доказательствах, которыми мы располагали, и о всем ходе подготовленной по его изобличению операции.

Он уехал в другой город, купил дом, автомашину и лет через десять передал мне через одного нашего работника пламенный привет. Малышева и Катютина тогда же за «увлечение ошибочной версией» от расследования отстранили. Банда, которой руководил этот работник милиции, совершившая еще ряд убийств, осталась неразоблаченной.

Малышев, Малышев! Умница, беззаветно преданный службе уголовного розыска и посвятивший ей всю жизнь, он был обойден после этого не только в продвижении по службе, но и в поощрениях. Пробовал жить и работать в другом городе – не получилось. Уехал в Афганистан. К счастью, вернулся оттуда живым, доработал до пенсии и перешел на службу в органы прокуратуры.

Ну а Катютин? В юности прекрасный музыкант-профессионал, он оставил это увлечение и пошел в уголовный розыск. Смелость и решительность, тонкий аналитический ум снискали уважение всех, кто знал его и работал с ним. Его успехов старались не замечать, и он болезненно это переживал. Ему дали возможность доработать до пенсии.

В конце 60-х, в так и не вышедшем на экраны двухсерийном документальном фильме «Страницы жизни», посвященном Щелокову, один из лучших дикторов страны зачитывал страницы рабочего плана министра: 13 января – заседание политбюро, 17 января – заседание Совета министров, 18 января – заседание секретариата ЦК КПСС… И так по нескольку раз. Все мы должны были проникнуться особой ролью видного государственного деятеля, имя которого (как, впрочем, и имя Юрия Михайловича Чурбанова) упоминалось в Большой советской энциклопедии.

Итак, успех. Он был. Но еще более он нужен в профессиональной деятельности. Результаты в отдаленной перспективе не устраивали, и поэтому огромное значение имела реклама. Созданному при МВД СССР пресс-центру выделялись значительные суммы. На советских читателей и зрителей обрушился поток заказной литературы, кино-и телефильмов о подвигах работников милиции (и нужно сказать объективно, зачастую действительных, а не мнимых). Писателей, художников, актеров и кинорежиссеров награждали солидными ведомственными премиями.

Кто платит, тот и заказывает музыку…

Из письма Арама Хачатуряна Щелокову: «Дорогой Николай Анисимович! Этот марш я написал, вдохновленный Вами и по Вашей инициативе. Ваше внимание и любовь к искусству, музыке – явление необычайное, достойное восхищения. Мы, музыканты, очень Вам благодарны. Позвольте преподнести Вам в дар рукопись моего марша…»

Ну что же, бодрящий марш работников милиции был действительно нужен, но не сокращалось, а росло число умышленных убийств, изнасилований, грабежей, разбоев. Подлинным бичом для всей страны становились квартирные кражи, возрождалась профессиональная преступность. Это были жестокие реалии нашей жизни, которые никак не вписывались в надуманную, да к тому же подкрепленную партийными решениями, теорию о сокращении преступности при социализме, вплоть до полного ее искоренения. Тогда и заявил министр о том, что основная деятельность милиции будет заключаться в предупреждении преступных проявлений. Дело нужное и важное, возложенное на все наше общество и его государственные институты, решили подменить вновь созданными в системе МВД крупными подразделениями по профилактике правонарушений.

Продолжали греметь литавры в честь потрясающих успехов советской милиции, особенно службы профилактики. Складывалось впечатление, что это основное ее подразделение, а между тем продолжали хиреть уголовный розыск, служба БХСС. Оказывается, за одну и ту же зарплату можно было работать по-разному. Но какое это имело значение для успеха, который был так нужен? Да никакого!

В уже упомянутом документальном фильме есть кадры, наводящие на невеселые размышления. Одной холодной снежной зимой Николай Анисимович руководил войсковыми учениями вверенной ему дивизии имени Ф. Э. Дзержинского. На плацу стояли боевые машины пехоты, солдаты лихо шли в атаку, утопая в снегу и стреляя на ходу из автоматов. С кем они собирались воевать? – вот в чем вопрос. В сегодняшних условиях при создании мощнейших группировок внутренних войск те потуги министра выглядят детской игрой.

В очерке «Кома», опубликованном журналом «Огонек» в начале 1989 года, отдельные высокопоставленные сослуживцы Щелокова характеризуют его как умного, талантливого и способного руководителя органов внутренних дел. Что же, глупым его действительно не назовешь.

Из интервью министра корреспонденту Гостелерадио СССР в период работы XXVI съезда КПСС:

«Вопрос. Мне говорят, что в последние годы изменился облик советского милиционера. Он стал грамотней, культурней. А каким бы вы хотели видеть рядового милиционера, работника органов внутренних дел?

Щелоков. Прежде всего это должен быть культурный, идейно воспитанный человек, потому что милиция в любой капиталистической стране – она подготовлена технически, но, что бы они ни делали, как ни оснащались, как бы ни работали, никогда американская или нью-йоркская полиция не справится с преступностью. Это не их вина, это их беда. Для того чтобы решить эти проблемы, нужно решить одну задачу, а эта задача заключается в совершении пролетарской революции. Только в социалистической стране может быть обеспечен настоящий правопорядок для людей».

Вот так, ни много ни мало! Только сейчас начинаешь понимать, какой непоправимый ущерб авторитету и престижу страны наносили такие безответственные заявления новоиспеченного доктора экономических наук (и особенно тогда, когда они соседствовали с известными всему миру фактами присвоения в пользу свою и своей семьи автомобилей иностранных марок и других ценностей). Сегодняшние потрясения закладывались тогда.

Между тем автотранспорта в милиции хронически не хватало. В Донецкой области, например, преследуя бандитов, ограбивших сберкассу, работники уголовного розыска отчаянно размахивали руками, когда у их старенького газика на ходу отвалился карданный вал. Лимит на бензин заставлял использовать не по назначению автомобили промышленных предприятий, а иногда – частных лиц. Примитивная криминалистическая техника не обеспечивала качественного ее применения. И при всем при этом министр иронизировал над технической оснащенностью американской полиции.

Правда, он посетил проводившуюся в Москве выставку ведущих фирм Запада, специализирующихся на изготовлении криминалистической техники, но и только. Восторг практиков их руководитель не очень-то разделял. Мы оказались одной из немногих стран мира, которая бюджетные ассигнования тратила в основном на увеличение численности состава органов правопорядка, естественно, в ущерб качеству. Выбитые у правительства вакансии нужно было срочно заполнять, и широким потоком полились в милицию «случайные» люди. Интересная параллель с днем сегодняшним.

Между тем реальная жизнь шла своим чередом. Проблемы в экономике и социальной сфере не могли не отразиться на росте преступных проявлений. Но никому не нужна была в те годы правда. За рост преступности наказывали сурово. В два счета можно было поплатиться и должностью, и карьерой, а потому и стали скрывать все, что можно было укрыть. В выборе средств не стеснялись, и поэтому ни одна страна в мире не знала такого высокого процента раскрываемости, который был в те годы в СССР.

Большое количество черепно-мозговых травм списывалось на «падение с высоты собственного роста» либо по «альтернативной формуле» – «данное повреждение образовалось от удара тупым твердым предметом или при ударе о такой предмет». Первое, естественно, игнорировалось, второе брали за основу.

Доходило до того, что при выезде для осмотра трупа, обнаруженного в пруду городского парка со связанными веревкой руками и ногами, с грузилом-камнем, заместитель начальника управления уголовного розыска области Бондаренко битый час убеждал меня, что потерпевшая, решившая сыграть с нами злую шутку, сама себя связала, привязала на шею камень и прыгнула в воду.

Укрывали все, что можно было укрыть, и для достижения этой цели никакими средствами не брезговали, вплоть до шантажа потерпевших компрометирующими материалами.

Уже работая в Москве, я приехал как-то к себе на родину и в троллейбусе встретил одноклассницу. В разговоре поделилась она своей бедой: в плавательном бассейне украли у нее и дочери ценные вещи стоимостью около четырехсот рублей, а милиция кражей заниматься не желает. Договорились, что напишет она жалобу прокурору города, а он возьмет ее под свой контроль. Встретились через год. «Эх, тоже мне, друг детства! – услышал я возмущенный голос одноклассницы. – Лучше бы я тебя ни о чем не просила!» И далее последовал рассказ о том, как работники милиции занялись не кражей, а мужем заявительницы, оказавшимся, к несчастью, директором овощного магазина. Только после нового заявления, что никакой кражи якобы не было, эту семью оставили в покое. Не считая возможным жить в стране с таким правопорядком и по другим причинам, одноклассница эмигрировала в США.

Приказы генерального прокурора СССР требовали самых жестких мер по отношению к должностным лицам, укрывающим преступления от учета. Но после очередного выявления такого рода злоупотреблений (и как следствие – роста неблагополучных показателей по региону) стали практикой вызовы в обком, в отделы административных органов. Там чересчур ретивому прокурору напоминали, где он состоит на партийном учете, и отечески наставляли: он и начальник милиции «ходят» в одной упряжке и ссориться из-за такой мелочи, как сокрытие преступлений, право, глупо. С прокурора спрашивали за рост преступности, а отнюдь не за состояние надзора за деятельностью органов внутренних дел. Насколько принципиальным он оставался после этого, было делом совести каждого конкретного чиновника.

Укрытия, набирая темп, развращали личный состав работников милиции: ширились их злоупотребления, расцвело рукоприкладство, превышение власти… Наказание за это подрывало бы всю создаваемую систему лакировки действительности. Допустить этого Николай Анисимович Щелоков не мог.

Неофициально, с соблюдением строгой секретности, начался сбор компрометирующих материалов на работников органов прокуратуры, занимающихся расследованием дел о злоупотреблениях работников милиции.

«Ссориться с нами нельзя, – поучал меня, молодого прокурора следственного отдела прокуратуры области, начальник одного из райотделов милиции. – Вот был у нас один мальчишка, который только что назывался следователем. Прибежал к нему один ханыга. Избили, кричит, в комнате милиции! Разве это представители власти? Он со мной не посоветовался и – двух моих в КПЗ[34]. Пришлось ему фотографии показать и кое-какие записи его общения с подругами в служебном кабинете. Сразу стал как шелковый. Так-то!»

Укрывались преступления, совершенные гражданами, росло количество жалоб и заявлений об этом. В ход шли шантаж, угрозы, рукоприкладство, злоупотребления по службе. Вседозволенность и безнаказанность закономерно привели к многочисленным фактам сокрытия преступлений, в том числе и тяжких, совершаемых работниками милиции.