Глава 3. В степях Моава

Тянущиеся за рекой Арнон земли на самом деле не были исконно эморейскими – эта полоса земли длиной примерно в 90 км была отвоевана аморреями (на еврейском это слово звучит как эмореи) во главе с их царем Сигоном (в еврейском произношении – Сихоном) у все тех же моавитян. Так, здесь, на восточном берегу Иордана возникло новое государство со столицей в большом и хорошо укрепленном городе Есевоне (по-еврейски – Хешбоне). На севере царство Сигона граничило с Васаном (в евр. варианте – Башаном), простиравшемся до Гилъада, от которого Башан разделяла гора Хермон. По Иосифу Флавию, царство Ога включало в себя и Галлад (на еврейском – Гилъад), то есть современные Голанские высоты.

Согласно еврейской легенде, Сигон и Ог были братьями-великанами, родившимися еще до Всемирного потопа от одного из ангелов, принявшего человеческий облик и жившего на земле. Они и еще два великана уцелели во время Потопа, уцепившись за Ноев ковчег. По другой легенде, великаном был только Ог, а Сигон был просто его другом. Если принять первую из этих легенд на веру, то и Сигону, и Огу было в то время по 700-800 лет. Чтобы читатель получил представление об их росте (опять-таки согласно легенде, разумеется), скажем, что длина легендарной железной кровати Ога составляла больше 4 метров. Об этой кровати мельком упоминается в завершающей книге Пятикнижия – «Второзаконии»: «Ибо только Ог, царь Башана, уцелел из всех исполинов. Вот колыбель его, железная колыбель, та, что в Рабат-Бней-Амоне: девять локтей длина ее и четыре локтя ширина ее, по локтю мужескому…» (Второз., 3:11).

Верный установленным им законам ведения войны Моисей направил к Сихону послов с предложением мира и просьбой дать ему беспрепятственно пройти со своей армией через его земли, чтобы выйти на восточный берег Иордана и формировать его:

«И отправил Израиль послов к Сихону, царю эмореев со следующим посланием: «Дай нам пройти через твою страну. Не свернем мы ни к полям, ни к виноградникам и не будем пить из колодцев воды. Мы проследуем Царским путем, пока не пройдем через твои пределы» (Числа, 21:21.

Таким образом, Моисей снова гарантирует (на этот раз уже далеким от евреев по крови эмореям), что его народ пройдет через их страну, не причинив ее жителям никакого материального ущерба. Однако, очевидно, Сихон к тому времени уже был связан некими обязательствами с царями стран, расположенных на Западном берегу Иордана и потому ответил резким отказом на просьбу Моисея. Сразу после этого Сихон направил письмо к Огу и царям Заиорданья с просьбой о помощи и выступил со своей армией в поход против начавших наступление на его страну израильтян. Две армии столкнулись лицом к лицу друг с другом у Яаца – небольшой крепости, расположенной в 10 км от Есевона.

По мнению ряда библеистов, в этом и заключалась стратегическая ошибка Сигона: ему ни в коем случае нельзя было встречаться со значительно превосходящим его в численности противником на открытой местности. Лучшее, что он мог сделать в сложившейся ситуации – это попытаться отсидеться за мощными стенами Есевона-Хешбона. У израильтян, как наверняка помнит читатель, на тот момент не было никакого опыта штурма крепостей, так что у Есевона они бы увязли надолго. А к этому времени к городу подошли армии союзников Сихона и ударили бы по армии Моисея с тыла. Однако Сигон, как уже было сказано, вывел армию в поле и тем самым обрек себя на поражение.

По всей видимости, очень скоро израильтяне смяли первые ряды армии Сигона и обратили ее в бегство. По другой версии, аморреи бросились бежать, даже не вступив в битву – ужаснувшись численности надвигающейся на них армии. Преследование отступавших аморреев продолжалось до Васана, то есть заняло путь в десять километров, и тут начало сказываться то, что привыкшие к долгим странствиям по пустыне евреи оказались куда выносливее аморритян. Нагоняя аморрейских воинов, евреи безжалостно убивали их, не делая обременять себя пленными. В итоге, когда жалкие останки аморрейской армии добежали до Башана, они не успели захлопнуть за собой ворота, и в город ворвались солдаты Моисея. Началась страшная резня, в результате которой – если верить Пятикнижию – все местное население было уничтожено. Сам Сигон погиб во время идущих в городе уличных боев.

Это истребление заиорданских аморреев продолжалось и дальше, вплоть до тех пор, пока армия израильтян не подошла к реке Ябок, отделящей царство Сигона с севера от Васана, а с востока – от родственных израильтянам аммонитян, с которыми Моисей воевать не собирался.

Опустошив аморрейское государство, евреи стали его полновластными хозяевами. По сути дела, у них впервые появилась земля, на которой они могли осесть: «И поселился Израиль в стране эмореев» (Числа, 21:25).

Однако Моисей решил не останавливаться на достигнутом и послал небольшой отряд дальше, на север, дав ему приказ разведать местность и составить ее подробное описание. Но разведчики не ограничились этим поручением, а продолжили громить и вырезать все встречающиеся им на пути аморрейские села, и в итоге захватили все земли вплоть до городка Язера, расположенного в нескольких километрах от столицы аммонитян Раввы (в еврейской традиции Рабат-Амона, что в буквальном переводе оначает Столица Амона).

Устное еврейское предание, разумеется, изображает Сихона и его подданных эмореев как законченных, коварных злодеев, что делает как бы оправданным их полное уничтожение. При этом он сопровождает рассказ об этой войне описанием различных чудес, призванных свидетельствовать о том, что на самом деле этот народ был уничтожен не просто по воле Всевышнего, а самим Всевышним. Иосиф Флавий рисует куда более реалистическую картину этой военной кампании, сопровождая ее весьма любопытными подробностями:

«1. …Моисей отправил к Сихону, царю той страны, посольство с просьбой разрешить еврейскому войску прохождение по его владениям, причем выразил готовность представить какие угодно ручательства в том, что ни страна, ни подданные Сихона не подвергнутся ни малейшему ущербу, и указал, кроме того, еще на всю выгоду такого разрешения, так как евреи намереваются закупить у него все необходимые съестные припасы и готовы платить им за воду, которой намерены пользоваться. Сихон, однако ответил решительным отказом, вооружил войско и весьма усердно приготовился воспрепятствовать евреям перейти Арнон.

2. Видя такое враждебное настроение амореянина, Моисей решил молча не сносить такого презрительного к себе отношения и, желая избавить евреев от бездеятельности и вытекающей отсюда нужды, в силу которой они сперва бунтовались, да и теперь выражали свое неудовольствие, обратился к Господу Богу за разрешением вступить в бой. Когда же Предвечный предсказал ему победу, то Моисей сам воспылал воинственным пылом и стал побуждать своих воинов повоевать теперь вволю, потому что они имеют ныне на то разрешение Господа Бога. Последние не успели получить столь давно желаемое разрешение, как тотчас схватились за оружие и немедленно приступили к делу. Царь же аморрейский, увидев наступление евреев, совершенно растерялся, так что перестал быть похож на себя, да и войско его, незадолго до того казавшееся храбрым, теперь было объято паническим страхом. Поэтому аморреяне даже не решились дождаться открытого боя и нападения со стороны евреев, но обратились тотчас же в бегство, видя в последнем более надежное средство спасения, чем в рукопашном бое. Они рассчитывали на прочные укрепления своих городов, которые, однако не принесли им ни малейшей пользы, когда они пытались скрыться за ними: видя их отступление, евреи тотчас пустились за ними в погоню, вмиг расстроили их боевой порядок и нагнали на низ панику. И в то время, как аморреяне в ужасе бежали в города, не прекращали преследования их и охотно подвергались теперь трудностям, которые раньше подорвали бы их силы; а так как они отлично владели пращами и вообще ловко обращались со всякого рода метательным оружием, да и, кроме того, легкость вооружения облегчала им преследование, то они либо настигали врагов, либо поражали из пращей и метательными копьями тех из неприятелей, которые были слишком далеко, чтобы захватить их в плен. Таким образом произошло массовое избиение врагов; бегущие вдобавок очень страдали от полученных ран; кроме того, их мучила ужасная жажда, гораздо более сильная, чем у евреев (дело происходило в летнее время); и вот, когда большую массу аморреян пригнало к реке желание напиться, евреи окружили их со всех сторон и перебили их дротиками и стрелами из луков. Тут же пал и царь аморрейский Сихон. Евреи же стали снимать с убитых оружие, овладели богатой добычей и захватили огромное количество съестных припасов, так как все поля были еще полны хлеба. Еврейское войско беспрепятственно проходило по всей стране, забирая припасы и овладевая неприятельскими городами, чему ничто не мешало, так как все вооруженные силы врагов были перебиты…»[117].

Флавий уверяет, что решающее сражение израильтян со следующим врагом, царем Васана великаном Огом произошло на реке Ябок или неподалеку от нее. Ог выступил на помощь Сигону, однако подошел к границам его царства, когда все уже было кончено, так как завоевание евреями этой страны заняло всего несколько дней. Согласно Пятикнижию, эта битва произошла гораздо севернее Ябока, у города Едреи. Устное же предание утверждает, что Ог со своей армией укрылся за стенами Эдреи, к которым армия Моисея подошла глубокой ночью.

Утром Моисей обнаружил, что одна из стен города кажется намного выше, чем когда он осматривал ее накануне в ночной темноте. Поначалу Моисей решил, что за ночь защитники Едреи сумели значительно надстроить стену. Ему понадобилось время, чтобы понять, что это на городской стене сидит сам великан Ог, решивший метнуть в евреев огромный камень, по сути дела, целую скалу. Однако тут Бог послал мириады муравьев, которые проделали в этой скале огромную дыру – так, что через эту дыру скала опустилась на плечи Ога, и великан уже не смог поднять ее и так и застыл, словно прирос к земле. Воспользовавшись этим, Моисей подпрыгнул и своим боевым топором ударил по лодыжкам Ога, перерубив их. Кровь ручьем хлынула из раны царя Васана, и вскоре он скончался, после чего начался разгром его, оставшегося без предводителя войска.

Но это, повторим, легенда.

Пятикнижие сообщает о завоевании Башана предельно кратка, однако из этого описания ясно следует, что израильтяне расправились с его населением столь же беспощадно, как и с эмореями:

«И повернули они, и поднялись по дороге в Башан. И выступил Ог, царь Башана, против них, он со всем народом своим на сражение в Эдреи. И сказал Бог, обращаясь к Моше: «Не бойся его, ибо в руку твою передаю Я его, и весь народ его, и страну его. И сделай с ним, как сделал ты с Сихоном, царем эмореев, жившим в Хешбоне». И поразили они его, и сыновей его, и весь народ его, не оставив у него ни одного уцелевшего. И овладели страной его» (Числа, 21: 33-35).

Теперь под властью израильтян оказалась, по сути дела, вся Трансиордания с ее необычайно плодородными землями. Но для Моисея она, безусловно, была прежде всего прекрасным плацдармом для решающего броска к заветной цели.

* * *

Признавая, что в основу рассказа о покорении израильтянами Трансиордании положены некие реальные события, большинство историков все же полагает, что сам этот рассказ был записан значительно позже и, как это обычно бывает, на реальную основу в нем напластовались различные домыслы. К примеру, многие исследователи сходятся во мнении, что легенда о том, что некогда в этой местности жили великаны, сложилась у древних евреев при виде гигантских гробниц-дольменов, в которых хоронили своих умерших жившие в Ханаане задолго до библейских событий народы. Понятно, что никакого другого объяснения, как того, что эти дольмены служили могилами или ложами для людей соответствующего роста, евреи дать не могли. Отголоски этой легенды о великанах мы встречаем не только в рассказе о Сигоне и Оге, но и в истории об отправленных Моисеем из Кадеша разведчиках.

Во всяком случае, именно такую версию на происхождении рассказа об Оге представляет в своей книге Вернер Келлер.

«Исследуя область Иордана в поисках доказательства подлинности библейского текста, – пишет Келлер, – ученые обнаружили сооружения примечательного типа, уже встречавшиеся ранее в других местах. Это были знаменитые мегалитические камерные гробницы, или дольмены, сложенные из высоких овальных камней, перекрытых массивными горизонтальными блоками. Они использовались для захоронения покойников. Тот факт, что эти грандиозные памятники древней культуры встречаются также в Индии, Восточной Азии и даже на островах южных морей объясняли массовыми миграциями населения в доисторический период.

В 1918 г. немецкий ученый Густав Далман обнаружил недалеко от Аммана, современной столицы Иордании, дольмен, вызвавший огромный интерес научной общественности. Дело в том, что эта находка удивительным образом проливала свет на загадочный фрагмент библейского текста. Амман стоит в точности на месте древней Раввы. В Библии о царе-исполине Оге говорится следующее: «Вот одр его железный и теперь в Равве, у сынов аммоновых: длина его девять локтей и ширина четыре локтя, локтей мужеских» (Второз.,3:11). Размеры дольмена, обнаруженного Далманом, приблизительно совпадают с этими мерками. Этот «одр» был сложен из базальта – исключительно твердого серо-черного камня. Вид подобной гробницы с большой вероятностью мог породить библейское описание «железного одра» царя-исполина. Дальнейшие исследования показали, что дольмены встречаются в Палестине часто, особенно в Трансиордании, к северу от реки Джабок (ныне Аджлун;в Библии – Ябок – П.Л.). Более тысячи таких древних памятников были найдены на травянистых нагорьях. Местность к северу от Джабока, по словам Библии, и есть та страна, которой правил васанский царь Ог…

К западу от Иордана дольмены встречаются только в окрестностях Хеврона. Разведчики, которых Моисей послал из Кадеса, «пошли в южную страну и дошли до Хеврона… там видели… исполинов, сынов Енаковых, от исполинского рода» (Числа, 13:23, 34). Вероятно, они видели каменные гробницы, обнаруженные уже в наши дни в Хевроне, близ «Долины Винограда»…»[118].

* * *

Сразу после рассказа о разгроме Башанского царства Библия переходит к повествованию о царе Моава Балаке, пригласившего пророка Валаама проклясть израильтян, раскинувших свой стан на границе его царства.

История о чудесной Валаамовой ослице настолько неправдоподобна и вместе с тем сам рассказ о взаимоотношениях Балака и Валаама настолько психологически ярок и поэтичен, что многие библеисты считают эту часть «Книги Чисел» попросту великолепной вставной новеллой, призванной еще раз подчеркнуть Всемогущество Бога и Его любовь к избранному Им народу Израиля. Даже некоторые глубоко религиозные еврейские философы и комментаторы Священного Писания считали, что эту историю нельзя понимать буквально, а нужно воспринимать ее как некую аллегорию. Заговорившая ослица и ангел, вставший с мечом на пути Валаама, по их мнению, символизируют, соответственно, низменное, животное, и высокое, духовное начала, сосуществовавшие в Валааме, но в определенный момент объединившиеся, чтобы не дать ему пойти против воли Бога.

Ряд других выдающихся еврейских религиозных философов, таких, как Рамбам или Рамхал считают, что говорящая ослица либо приснилась Валааму, либо хотя ослица и в самом деле говорила с ним, но это было мысленное, так сказать, телепатическое общение, то есть Валаам слышал ее голос «внутренним слухом».

И все же классическая точка зрения заключается в том, что весь этот рассказ следует понимать буквально: был визит послов Моава и Мадиама к Валааму; был разговор Валаама с Богом, были и говорящая ослица с ангелом, ибо Бог захотел, чтобы ослица заговорила, а для Него нет ничего невозможного.

Спор о том, какая из этих версий права бессмыслен, так как ни одна из точек зрения в данном случае совершенно недоказуема. Тем не менее, думается, читателю будет любопытно взглянуть на все происходящее глазами Библии и еврейского устного предания, у которых, разумеется, свой угол зрения и своя логика.

Как уже говорилось, Моисей не собирался нападать ни на Моав, ни на отстоявший еще дальше от Ханаана Мадиам, однако сами моавитяне и мадиатяне об этом не знали. Евреи были для них дикими кочевниками, варварами, которые уже жестоко расправились с их соседями, и в любой момент могут вторгнуться в пределы их стран. Любому, кто подъезжал к границе Моава и поднимался на близлежащие холмы, открывался вид на раскинутые всего в нескольких километрах от этой границы шатры израильтян. Этих шатров было так много, что они тянулись до горизонта и, казалось, не поддаются исчислению. Эта бесчисленность потенциального врага повергала моавитян в панический ужас. Они понимали, что естественным путем, с помощью одной лишь военной силы такого противника не одолеть, а значит, нужно сначала ослабить его с помощью колдовства, магии, силы проклятия; лишить этого врага покровительства его богов и самим попытаться завоевать это покровительство. В эти дни царь моавитян Валак (в оригинальном евр. произношении Балак), сам бывший, как утверждает мидраш, могущественным магом и вспомнил о Валааме.

Разумеется, Валак обратился именно к Валааму не случайно. Узнав, что евреи верят в существование Единственного Бога, он вспомнил, что Валаам придерживается… той же веры и даже когда-то вещал от имени этого Бога, а значит, он сможет найти с этим Богом общий язык.

Талмуд говорит, что сведения, которыми обладал Валак, были совершенно достоверными: Валаам и в самом деле был монотеистом. Будучи потомком Лавана Арамеянина, зятя праотца еврейского народа Иакова, Валаам еще в юности приобщился к сохранявшемуся со времен Ноя знанию о том, что в мире существует только один Бог. Таким образом, он оказался в числе тех великих людей, принадлежавших к разным народам, которые задолго до Моисея и независимо от праотцев евреев исповедовали веру в Господа – таких, какими были Мельхиседек, Иов, Иофор и некоторые другие.

Больше того – постигнув идею Единственности Бога, Валаам сумел подняться на такую духовную высоту, что получил право общаться со Всевышним, то есть достиг пророческого уровня.

Однако если уже упоминавшиеся здесь Мельхиседек, Иов и Иофор, также обладавшие глубокими эзотерическими знаниями, до конца жизни были абсолютными праведниками и сохраняли нравственную чистоту, то Валаам решил использовать эти свои знания для личного обогащения. С этого момента он утратил дар пророчества, и превратился в обычного колдуна, способного манипулировать с некими потусторонними, иноматериальными силами. Впрочем, нет – не в обычного, а в великого колдуна, и в этом качестве он и служил в свое время у египетского фараона. В этом же качестве он был призван Сигоном проклясть Моав, и моавитяне верили, что именно проклятие Валаама в итоге помогло Сигону овладеть принадлежавшим им до этого Есевоном и его окрестностями.

Поэтому, повторим, нет ничего удивительного в том, что на собранном Валаком экстренном совете старейшин и князей Моава и Мадиама было решено подержать предложение последнего и купить магические услуги Валаама для победы над евреями – так же, как некогда Сигон купил его услуги для победы над моавитянами. И сразу по окончании этого совещания представительная моавитяно-мадиамская делегация выехала к Валааму:

«А Балак, сын Ципора, в то время был царем Моава. И отправил он послов к Валааму, сыну Беора, в Птор, который у реки, в стране сынов народа его, чтобы позвать его, сказав: «Вот народы вышел из Египта, и вот покрыл он лик земли и расположился напротив меня. А теперь, прошу, пойди и прокляни мне народ этот, ибо он сильнее меня! Может быть, смогу я разбить его и изгоню его из страны. Ведь я знаю, кого ты благословишь – тот благословен, а кого проклянешь – тот проклят». И пошли старейшины Моава и старейшины Мидьяна с приспособлениями для колдовства в руках их, и пришли к Валааму и передали ему слова Балака. И сказал он им: «Переночуйте здесь эту ночь, и дам я вам ответ, как говорить будет мне Бог»…»(Числа, 22:4-8).

Ночью Валаам впервые за много лет пытается выйти на связь с Богом и к своему удивлению получает ответ: Всевышний категорически запрещает ему идти в Моав и проклинать «народ этот». Однако утром Валаам не говорит посланцам Валака прямо, что Бог запретил ему проклинать евреев, а заявляет им, что «не хочет Бог позволить мне идти с вами».

Когда послы передают этот ответ Валлама Валаку, тот понимает его однозначно: колдун отказал ему исключительно потому, что обещанной ему платы оказалось недостаточно. А значит, надо пообещать ему еще большую награду. И Валак отправляет к Валааму вторую делегацию с обещанием оказать ему «великие почести» и сделать «все, что скажешь», в обмен на проклятие израильтян.

И тут природная жадность Валаама начинает в его душе бороться со страхом перед Богом. С одной стороны, он пытается объяснить посланцам царя моавитян, что со Всевышним не шутят, что, вопреки принятым у язычников представления, человек не может действовать против Его воли, так как любая подобная попытка обречена. С другой стороны, внутренний голос начинает убеждать его, что Бог на самом деле не так уж всесилен, всеведущ и неколебим, каким Он сам любит представляться; что действительно умный человек вполне может «переиграть» Его.

И подчиняясь этому голосу, Валаам просит послов Балака остаться еще на одну ночь, чтобы он снова мог вопросить Бога и попытаться переубедить его.

И Всевышний, видя упрямство Валаама, говорит ему: «Ладно, если ты так хочешь пойти с этими людьми, то иди с ними, но знай, что делать ты будешь только то, что Я тебе скажу!».

Так рано утром Валлаам отправляется в путь на своей любимой ослице – любимой во многих смыслах этого слова, ибо ездя на ней днем, он скотоложествовал с ней по ночам, так что это животное было ему по-настоящему близко. Однако, восседая на ослице, Билам не переставал размышлять о том, каким образом он может перехитрить Бога, но так как Богу известны все тайные помыслы человека, то увидев, о чем думает Валаам, Он разгневался и послал ангела остановить его.

Дальше, наверное, лучше всего будет просто процитировать Библию:

«И воспылал гнев Всесильного за то, что он пошел, и стал ангел Бога на дороге в помеху ему, а он ехал на ослице своей и два отрока его с ним. И увидела ослица ангела Бога, стоящего на дороге с обнаженным мечом в руке его, и свернула ослица с дороги и пошла по полю, и ударил Валаам ослицу, чтобы вернуть ее на дорогу. И стал ангел Бога на тропинке между виноградниками – забор с одной стороны и забор – с другой. И увидела ослица ангела Бога, и прижалась к стене, и прижала ногу Валаама к стене, и он снова ударил ее. А ангел Бога прошел дальше и стал на тесном месте, где не было пути, чтобы свернуть вправо или влево. И увидела ослица ангела Бога и легла она под Валаамом, и воспылал гнев Валаама и он ударил ослицу палкой. И отверз Бог уста ослицы, и сказала она Валааму: «Что сделала я тебе, что ты бил меня три раза?». И сказал Валаам ослице: «Ведь издевалась ты надо мной. Будь в руке моей меч, тотчас убил бы я тебя!» И сказала ослица Валааму: «Но ведь я же ослица твоя, на которой ты ездил издавна до сего дня! Разве было у меня обыкновение так поступать с тобою?». И сказал он: «Нет». И открыл Бог глаза Валаама, и увидел он ангела, стоящего на дороге с обнаженным мечом в руке его, и преклонился он, и пал ниц. И сказал ему ангел Бога: «За что бил ты ослицу твою уже три раза? Ведь это я вышел помехою, ибо крута была дорога передо мною. И увидела меня ослица. И свернул от меня три раза; если бы не свернула бы она от тебя, тоя бы тотчас бы убил тебя, а ее оставил в живых». И сказал Валаам ангелу Бога: «Согрешил я, ибо не знал я, что ты стоишь передо мной на дороге. Теперь же, если тебе это неугодно, то я возвращусь обратно. И сказал ангел Бога Валааму: «Иди с этими людьми, но только то, что я говорить будут тебе, то говори!»…» (Числа, 22:22-35).

Описание дальнейших действий Валаама напоминает обычные языческие ритуалы, принятые у вавилонян, ассирийцев, греков и других народов древности: стремясь задобрить богов и добиться их благосклонности, жрецы сначала приносят им обильные жертвы, а затем пытаются войти в транс и в этом состоянии возвестить «волю богов».

Валаам проделывает то же самое, но, несмотря на все его усилия, вместо проклятий с его уст срываются благословления. В пророческом трансе он предсказывает еврейскому народу вечное существование, победу над всеми его врагами, спокойное и благополучное существование на обещанной Богом земле.

Эти благословения Валаама самым внимательным образом анализируются многими выдающимися религиозными авторами; одно из них («Как прекрасны шатры твои Иаков, жилища твои, Израиль…») религиозные евреи произносят каждое утро сразу после входа в синагогу.

Однако разбор благословений и пророчеств Валаама имеет весьма косвенное отношение к теме этой книги, и потому мы от него уклонимся. Скажем только, что Валак и Валаам несколько раз меняли место, с которого Валаам обозревал еврейский стан и на котором приносил жертвы на семи жертвенниках в надежде, что перемена места каким-то образом поменяет на настроение Бога.

Наконец, после третьей неудачной попытки Валаама проклясть евреев, Валак приходит в ярость. Он не желает слушать объяснений пророка, что в момент, когда царь ждет от него проклятий, Бог овладевает всем его существом и заставляет произносить то, что Он считает нужным.

В языческое сознание Валака такое просто не вмещается – он отказывается понимать, что в мире существует только одна Сила, управляющая не только природой, но и человеком и способная при желании полностью подчинить его своей воле. Ему непонятен Бог, которого нельзя подкупить; как непонятно и то, почему, если не удалось подкупить одного бога, нельзя подкупить другого?! В ярости он советует Валааму как можно скорее уносить ноги из своей страны, пока он не убил его:

«И разгневался Балак на Валаама, и всплеснул он руками своими и сказал Балак Валааму: «Проклясть врагов моих призвал я тебя, а ты вот благословил три раза. А теперь беги к себе! Думал я оказать тебе почести, но вот Бог лишил тебя почестей»…» (Числа, 24:10-11).

Валаам действительно сделал вид, что отправился к себе домой, однако на самом деле остался в соседнем Мидьяне. Здесь он собрал местных князей и объявил им, что у него возник совершенно замечательный план, с помощью которого можно сделать евреев ненавистными Богу, после чего Он сам проклянет Свой народ и отвернется от него.

В тот же день посланник из Мидьяна прибыл к Валаку, чтобы передать ему письмо с планом Валаама.

* * *

Проснувшись однажды утром, евреи обнаружили, что напротив их стана в Шитиме, в месте, где их шатры ближе всего подходили к границам Моава, соседи-моавитяне раскинули огромный рынок. Здесь продавались невиданные прежде этим поколением израильтян легкие льняные ткани, пиво и крепкие вина, изготовленные из напоенного солнцем местного винограда; различные плоды и пряности; оружие и украшения – словом все, чем славился Моав среди народов, живших по обе стороны Иордана. И, разумеется, евреи просто не могли удержаться от соблазна посетить этот рынок, на котором вскоре развернулась бойкая торговля.

Стоявшие у входа в превращенные в торговые лавки шатры молодые, соблазнительно одетые моавитянки и мадиатянки зазывали внутрь покупателей, предлагали им различные товары, делали огромные скидки, угощали вином… Нередко прямо там, в шатре, рассматривание товаров и дегустация вин заканчивалось любовным соитием.

Кроме того, моавитяне оказались необычайно гостеприимными. Вдобавок ко всему, они были, напомним, семитами, родственным евреям народом, говорившим на необычайно близком к ивриту языку, так что языкового барьера между продавцами и покупателями на этом рынке почти или вообще не существовало.

Прошло несколько дней – и многие евреи стали часто ездить из Шитима в Моав в гости к тамошним жителям, устраивающих роскошные пиры в честь новых соседей. Сам царь Валак устроил пир в честь вождей еврейских племен, и некоторые из них, в том числе и Шлумиэль бен Цуришадай по прозвищу Зимри откликнулись на это приглашение. На этом пиру Зимри заметил дочь Валака, красавицу Хазву (в евр. произнощении – Козби), и девушка приглянулась ему. Заметив это, Валак подошел к Зимри и сказал, что с удовольствием даст свое согласие на брак дочери с еврейским вождем, так как это положит начало подлинному братанию между и без того родственными народами.

Пиры продолжались изо дня в день, и заканчивались, как правило, дикими сексуальными оргиями, а также поклонением Ваал-Фегору (Бааль-Пеору) – одному из богов Моава. Говоря словами Талмуда, в Моаве евреи блудили, «как черви», то есть попросту удовлетворяли обуявшую их животную похоть с любой моавитянкой, которая подворачивалась им под руку.

Что касается Ваал-Фегора, то он, опять-таки согласно устной еврейской традиции, был богом, всячески поощрявшим плотские удовольствия, и одним из видов служения Фегору было публичное оправление перед его идолом естественных надобностей. Многие евреи не видели в том, что они оправляют малую и большую нужду неподалеку от идола никакого идолопоклонства, хотя более гнусный обряд поистине трудно было и придумать.

В этом и заключался, утверждают все те же еврейские источники, план Валаама: он решил разложить израильтян морально, побудить их преступить заповеди своей религии – и таким образом лишить их покровительства Бога.

И гнев Бога не замедлил последовать: в еврейском стане разразилась новая эпидемия, сильные взрослые мужчины вдруг начали умирать один за другим по совершенно непонятной причине.

Впрочем, наверное, на все это можно посмотреть и по-другому – не исключено, что никакого изначально злодейского, тонкого умысла в действиях моавитян и мидьянитян не было. И рынок, который они раскинули близ Шитима, была самым обычным рынком, из тех, которые на Ближнем Востоке испокон веков раскидывали в начале осени – самом благодатном времени года в этом регионе. В сущности, каждый такой рынок напоминал огромный палаточный город, часть шатров которого составляли торговые лавки, а часть – публичные дома и харчевни. Были здесь и палатки всевозможных прорицателей и колдунов, гадавших на будущее, снимавших или насылавших порчу и т. д.

Буйный вихрь этой ярмарки увлек многих евреев. Они и в самом деле охотно пользовались услугами моавитянок и профессиональных проституток из Мадиама; вступали в деловые и личные контакты с моавитянами; охотно отзывались на приглашение прийти в гости и т. д. Не исключено, что в результате сексуальных контактов с моавитянками многие еврейские мужчины заражались каким-то неизвестным им до этого венерическим заболеванием. Не умея, в отличие от моавитян, вовремя заметить его симптомы, не зная методов его лечения, заразившиеся мужчины умирали…

Словом, это была обычная встреча двух родственных и живущих по соседству народов, которых затем было немало в человеческой истории. Скажем больше: именно такие контакты между соседними древними племенами, возникновение между ними родственных, экономических, культурных и других связей в итоге и закладывали основу для возникновения большинства современных наций. Однако Моисей, безусловно, смотрел на все происходившее совершенно иначе.

Он прекрасно понимал, насколько еще шатки в сознании народа заложенные им представления о Боге как Творце и Владыке Вселенной, Единственном, кто направляет человеческую историю, устанавливает абсолютные законы, по которым должно жить человеческое общество и т. д. Контакт с моавитянами, знакомство евреев с их разнузданными культами, могли привести к крушению дела всей его жизни, которая (и он, видимо, это чувствовал) подходила к концу. Именно осознав всю опасность исходящей от моавитян угрозы, Моисей впервые за многие годы повелел объявить общий сбор в стане.

Выступив на этом сборе с пламенной речью против тех, кто блудодействует с моавитянками и мидьянитянками, а также поклонялся идолам Моава, обвинив их в предательстве Бога. Моисей объяснил – и, видимо, небезосновательно – начавшийся в стане мор именно этим грехом. В заключение своей речи пророк потребовал, чтобы каждое колено выявило в свой среде таких грешников и предало бы их смертной казни через повешенье или побитие камнями.

Однако этот призыв Моисея к массовой расправе с развратниками и отступниками не встретил особой поддержки в народе. Особенно бурно свое недовольство призывами Моисея выражали люди колена Симона, шатры которых располагались в Шитиме и которое особенно близко сошлось с иноплеменниками. Они заявили, что не видят в любви к женщинам из другого народа никакого греха, а потому не только не казнят тех, кто спал с женщинами Моава и Мадиама, но и, если другие колена потребуют их выдачи для казни, будут защищать своих братьев с оружием в руках.

Чтобы продемонстрировать, что он и его люди не собираются подчиняться указу Моисея и не видят ничего плохого в контактах с моавитянами и мидьянитянами даже в родстве с ними вождь колена Симона Зимри привел в стан дочь Валака Хазву и объявил ее своей женой.

– Моисей утверждает, что нам запрещены браки с женщинами из других народов. Но разве он сам не женат на мидьянитянке, разве его жена не является сына мидьянского жреца Иофора?! Моя невеста Хазва – дочь царя Валака, по рождению такого же мадианитянин, как и Иофор. Так в чем разница между моей невестой и женой Моисея?! Какое он вообще имеет указывать, с кем нам спать?! – вопросил Зимри прежде, чем ввести Хазву в брачный шатер, и эти его слова были встречены громкими возгласами одобрения.

Моисею, говорят комментаторы, конечно, было что возразить на это обвинение Зимри. Его Сепфора не была язычницей, кроме того, она выразила желание стать частью еврейского народа, да и вступил он с ней в брак еще до Синайского откровения, когда подобные браки не были запрещены евреям Богом. Однако он понимал, что в глазах толпы довод Зимри обладает убийственной правотой и народ вряд ли захочет слушать его оправдания. А потому он лишь низко склонил голову и молчал. И его молчание невольно повергло старейшин в панику, ибо они тоже понимали всю опасность происходящего, а в такие минуты нет ничего опаснее, чем растерянность и бездействие лидера.

И тут Финеес (в евреском прочтении – Пинхас), внук Аарона, неожиданно, на глазах у толпы, схватил копье и даже не вошел, а ворвался внутрь брачного шатра Зимри. Увидев, что тот совокупляется с Хазвой, лежа на ней сверху, Финеес вонзил копье в анус Зимри с такой силой, что, пройдя через его тело, оно вонзилось в чрево Козби и вошло глубоко во внутренности мадианитянки. Зимри и Хазва еще корчились в последней агонии, когда Финеес выволок их нанизанными на его копье из шатра на всеобщее обозрение.

Жестокость этого убийства потрясла евреев.

Колено Симона было в ярости – по их мнению, Финеес сын Елеазара-коэна, свершил самый настоящий самосуд, на который не имел никакого права. Единственным мотивом, которым руководствовался Финеес, убив Зимри и Хазву в момент любовного соития, считали они, было желание вступиться за честь Моисея, приходившегося ему родным дядей. В то, что ярость Финееса объяснялась исключительно религиозным рвением, жаждой наказать человека, посмевшего публично нарушить заповеди Всевышнего, люди колена Симона не верили. Не верили тем более, что меньше всего на роль такого ревнителя подходил Финеес, родившийся от брака его отца Елеазара… с мадианитянкой. И хотя мать Финееса, как и ее соплеменница Сепфора, приняла еврейство, Финеес по этой причине был лишен права быть коэном – ведь согласно переданному Богом через Моисея закону, правом на принадлежность к священническому сословию обладал лишь сын коэна, рожденный только от еврейки по крови, которая к тому же, выходя за него замуж, всенепременно должна быть девственницей или, на худой конец, вдовой. Сын коэна от разведенной женщины или от женщины, принявшей еврейство, уже коэном не являлся и служить в Храме не мог.

Однако поступок Финееса как уже бывало в прошлом, вывел из состояния апатии и растерянности левитов и возглавляемый Иисусом Навином отряд личной охраны Моисея. Сам Моисей объявил, что Бог только что говорил с ним и сообщил ему, что, несмотря на всю его внешнюю отвратительность, поступок Финееса угоден Богу, который уже готов был истребить евреев. Но из-за того, что среди них есть такие люди, как Финеес, Он прощает народ. Пинхас же в награду за свой самоотверженный поступок получает право служить в Храме, то есть быть коэном и особую защиту от Бога.

Все рассказанное выше представляет собой пересказ устного народного предания. В самой Библии о них говорится довольно кратко:

«И поселился Израиль в Шитиме, и начал народ распутничать с дочерьми Моава. И звали они народ приносить жертвы божествам их, и ел народ, и кланялся божествам их. И прилепился Израиль к Бааль-Пеору и разгневался Бог на Израиль. И сказал Бог, обращаясь к Моше: «Созови всех глав народа и повесь тех, кто поклонялся Бааль-Пеору, сделай это во имя Бога под солнцем, и отвратится гнев Бога от Израиля». И сказал Моше судьям Израиля: «Убейте каждый людей своих, прилепившихся к Бааль-Пеору!». И вот один человек из сынов Израиля пришел и подвел к братьям своим мидьянитянку на глазах Моше и на глазах у всего общества сынов Израиля. А они плакали у входа в Шатер Откровения. И увидел это Пинхас, сын Эльазара, сына Ааарона-коэна, и встал он из среды общества, и взял копье в руку свою, и пошел за израильтянином в шатер, и пронзил их обоих, израильтянина и женщину ту, в чрево ее, и прекратился мор среди сынов Израиля. И было умерших от мора двадцать четыре тысячи. и говорил Бог, обращаясь к Моше, так: «Пинхас, сын Элазара, сына Аарона-коэна, отвратил гнев Мой от сынов Израиля, возревновав за меня среди них, и не истребил Я сынов Израиля в ревности моей. И поэтому скажи: вот Я заключаю с ним Мой союз мира. И будет он ему и потомству ему союзом вечного священнослужения за то, что возревновал он за Всесильного Своего и искупил вину сынов Израиля. А имя убитого израильтянина, который убит был вместе с мидьянитянкой – Зимри, сын Салу, вождь отчетго дома Шимона. А имя убитой мидьянитянки – Козби, дочь Цура, главы племен отчих домов в Мидьяне». (Числа, 25:1-14)

На дворе в это время стояла поздняя осень 2488 года от сотворения мира, то есть 1272 г. до н. э.

Дни Моисея были уже сочтены…