«Багратион»

В апреле 1944 года линия советско-германского фронта выглядела так. На юге соединения Красной Армии вышли на границу Румынии и уже нацеливали свой удары на Бухарест. Их соседи справа отбросили гитлеровцев от Днепра и подступили к предгорьям Карпат, разрезав немецкий Восточный фронт на две части. На севере, полностью освободив Ленинград от блокады, наши войска вышли к Чудскому озеру, Пскову и Новоржеву. Таким образом, между этими флангами, продвинувшимися далеко на запад, оставался огромный выступ в сторону Москвы. Его называли «Белорусский балкон». Передняя часть этой дуги проходила по линии городов Витебск — Рогачев — Жлобин и находилась не так уж далеко от Москвы.

Гитлеровские части в этом выступе (это была группа армий «Центр», в которую входило более шестидесяти дивизий) преграждали советским войскам путь на запад. И, кроме того, фашистское командование, располагая там хорошо развитой сетью железных и шоссейных дорог, могло быстро маневрировать и бить во фланги наших войск, наступающих южнее и севернее этого выступа. С него же авиация противника наносила бомбовые удары по советским группировкам на севере и на юге. Не исключена еще была и возможность налетов на Москву.

В то же время немецкие войска в этом выступе и сами, благодаря такому положению, находились под угрозой наших фланговых ударов с юга и с севера и, следовательно, под угрозой окружения. Но, для того чтобы осуществить окружение такого масштаба, нужны были огромные силы. Советским войскам для этого надо было разгромить в Прибалтике группу армий «Север», на Украине группу армий «Северная Украина», и только после этого можно было охватить с двух сторон группу армий «Центр».

Еще в конце апреля 1944 года Сталин в присутствии генерала Антонова посоветовался с Жуковым о плане на летнюю кампанию.

Георгий Константинович сказал:

— Особое внимание следует обратить на группировку противника в Белоруссии, с разгромом которой рухнет устойчивость обороны противника на всем его западном стратегическом направлении. Сталин согласился и добавил:

— Надо начинать с юга, с 1-го Украинского фронта, чтобы еще глубже охватить Белорусскую группировку и оттянуть туда резервы противника с центрального направления.

Антонов заметил:

— Лучше начать с севера, затем продолжить на юге, в таком случае противник не сможет осуществлять маневрирование между соседними фронтами. А после этого провести операцию против группы армий «Центр», чтобы освободить Белоруссию.

— Я посоветуюсь еще с Василевским, — сказал Сталин. — Позвоните командующим фронтами, пусть они доложат соображения о действиях фронтов в ближайшее время. А вы, товарищ Жуков, займитесь с Антоновым наметкой плана на летний период. Когда будете готовы, обсудим еще раз.

Через три дня Сталин снова вызвал Жукова и Антонова. План, подготовленный ими, был рассмотрен более детально. Как непосредственную подготовку к операции в Белоруссии решили провести наступление на Карельском перешейке.

И опять Жуков работает в Генеральном штабе вместе с Антоновым.

28 апреля маршалу пришлось вылететь на 1-й Украинский фронт, налаживая здесь дело, Жуков постоянно думал о грандиозной операции в Белоруссии. Как только положение на юге поправилось, маршал позвонил Сталину:

— Я предлагаю передать командование 1-м Украинским фронтом Коневу, чтобы я мог вернуться в Ставку и вплотную заняться подготовкой операции по освобождению Белоруссии.

Сталин ответил:

— Согласен. Возвращайтесь. Но и здесь будете постоянно наблюдать за действиями 1-го Украинского фронта. Потому что после Белорусской будем проводить операцию на 1-м Украинском.

В Москве Жуков встретился с Василевским, и они вместе, опираясь на опыт совместной работы, занялись разработкой Белорусской операции.

Работа происходила в обстановке строгой секретности в ходе боев, которые не прекращались и даже, наоборот, велись с еще большей активностью, чтобы противник не заметил изменений, происходивших в нашем тылу.

Вот что говорит по этому поводу С. М. Штеменко:

«В полном объеме эти планы знали лишь пять человек: заместитель Верховного Главнокомандующего, начальник Генштаба и его первый заместитель, начальник Оперативного управления и один из его заместителей. Всякая переписка на сей счет, а равно и переговоры по телефону или телеграфу категорически запрещались, и за этим осуществлялся строжайший контроль. Оперативные соображения фронтов разрабатывались тоже двумя-тремя лицами, писались обычно от руки и докладывались, как правило, лично командующими».

«Во второй половине апреля, — пишет Штеменко, — в Генеральном штабе свели воедино все соображения по поводу летней кампании. Она представлялась в виде системы крупнейших в истории войн операций на огромном пространстве от Прибалтики до Карпат. К активным действиям надлежало привлечь почти одновременно не менее 5—6 фронтов».

Белоруссии, было дано — по предложению Сталина — название «Багратион». Согласно этому плану намечалось глубокими ударами четырех фронтов разгромить основные силы группы армий «Центр», освободить Белоруссию и создать предпосылки для последующего наступления в западных областях Украины, в Прибалтике, в Восточной Пруссии и в Польше. Замысел этот предстояло осуществить таким образом: одновременными прорывами обороны противника на шести участках расчленить его войска и уничтожить их по частям. При этом мощные группировки 3-го и 1-го Белорусских фронтов, стремительно наступая на флангах, должны сойтись в районе Минска, окружить и ликвидировать войска противника, отброшенные сюда нашими фронтальными ударами.

Так выглядел в общих чертах замысел операции «Багратион».

20 мая Сталин, Жуков, Василевский и Антонов рассмотрели окончательно подготовленный план летней кампании. После этого совещания Сталин приказал вызвать командующих фронтами, которым предстояло осуществлять операцию «Багратион», — Баграмяна, Рокоссовского, Черняховского. Черняховский приболел, поэтому приехал позднее, 25 мая.

На этом заседании произошел случай, о котором много говорили и писали различные военачальники.

При обсуждении плана действий командующего фронтом Рокоссовского маршал предложил нанести два главных удара на правом фланге. Сталину то ли не понравилось это предложение, то ли он хотел подчеркнуть свою власть над маршалами, но он вдруг приказал:

— Товарищ Рокоссовский, выйдите в соседнюю комнату и хорошенько подумайте над своим предложением.

Присутствующие были смущены, но не подавали вида, продолжали обсуждать план.

После возвращения в кабинет Сталина Рокоссовский доложил:

— Мы все тщательно просчитали еще в штабе фронта, и я считаю необходимым наносить два главных удара.

Сталин спокойно сказал:

— Идите и еще раз хорошенько подумайте. Рокоссовский вышел, недоумевая, почему так поступает Верховный.

Возвратясь, он упорно повторил свое ранее принятое решение.

— Настойчивость командующего фронтом, — сказал Сталин, — доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надежная гарантия успеха.

Напряжение, создавшееся на совещании, было снято. Сталин еще раз показал свою рассудительность... и власть.

О том, что Сталин провел эту «воспитательную игру» умышленно, подтверждает Жуков в своих воспоминаниях:

«Существующая в военных кругах версия о «двух главных ударах» на Белорусском направлении силами 1-го Белорусского фронта, на которых якобы настаивал К. К. Рокоссовский перед Верховным, лишена основания. Оба эти удара, проектируемые фронтом, были предварительно утверждены И. В. Сталиным еще 20 мая по проекту Генштаба, то есть до приезда командующего 1-м Белорусским фронтом в Ставку».

На этом совещании Сталин приказал Жукову взять на себя координацию действия 1-го и 2-го Белорусских фронтов, а Василевскому 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского.

5 июля 1944 года Жуков прибыл на командный пункт 1-го Белорусского фронта. Предстояла сложная перегруппировка. Для проведения операции «Багратион» надо было перевести в новые районы войска пяти общевойсковых, двух танковых и одной воздушной армии. Кроме того, Ставка передавала фронтам дополнительно 4 общевойсковые, 2 танковые армии, 52 стрелковые и кавалерийские дивизии, 6 отдельных танковых и механизированных корпусов, 33 авиационные дивизии, 2849 орудий и минометов и 210 тысяч человек маршевого пополнения.

Все это надо было подвести скрытно, чтобы противник не заметил и не разгадал намеченный план наступления.

Была проведена работа по дезинформации, создавалось впечатление будто удар готовится на юге, на 1-м Украинском фронте.

Жуков побывал во всех армиях и многих дивизиях, проводил рекогносцировки, увязывал взаимодействия.

14 и 15 июня Рокоссовский вместе с Жуковым провел розыгрыш предстоящей операции, на котором присутствовали все командиры корпусов и дивизий и командующие артиллерией 65-й и 28-й армий.

Затем такая же игра была проведена с командирами соединений 3-й, 48-й, 49-й армий.

В период подготовки операции произошло событие, которое, несомненно, имело огромное значение на поднятие боевого духа в Советской Армии: 6 июня союзники — наконец-то! — начали форсирование Ла-Манша и открыли второй фронт!

* * *

Шестого июня 1944 года англо-американские экспедиционные силы высадились на французской земле, Произошло это за семнадцать дней до начала операции «Багратион».

Я стремился к объективности при описании действий наших врагов, тем более считаю необходимым придерживаться этого намерения, говоря о наших союзниках. То, что англо-американское руководство оттягивало открытие второго фронта, оставляя нас в самые трудные дни войны один на один с мощной гитлеровской армией, — это, как говорится, на их совести. Но люди погибали ради достижения победы над общим врагом, тут надо сказать доброе слово о 122 тысячах погибших солдат и офицеров, из которых 73 тысячи были американцы и 49 тысяч — англичане и канадцы.

Нормандская десантная операция под командованием генерала Д. Эйзенхауэра является самой крупной десантной операцией второй мировой войны, в ней участвовало 2 миллиона 876 тысяч человек, около 7 тысяч кораблей и судов, около 11 тысяч боевых самолетов. Вся эта армада двигалась через пролив Ла-Манш, шириной от 32 до 180 километров. Читатели знакомы с несколькими десантными операциями, описанными в повести, и даже по этим цифрам могут представить масштаб морского, сухопутного и воздушного сражений при высадке во Франции.

Гитлеровскому командованию было известно о подготовке форсирования пролива и о том, что в. июне 1944 года союзники перейдут от слов к делу. Во Франции, Бельгии и Нидерландах находились две гитлеровские группы армий: «Б» и «Г», они подчинялись командованию «Запад» во главе с генерал-фельдмаршалом Г. Рундштедтом. К началу июня 1944 года там оставалось всего 58 немецко-фашистских дивизий, а против Советского Союза действовало 239 дивизий, в том числе 181 германская. Конечно, главные силы фашистов были сосредоточены против нас. Но теперь гитлеровское командование, да и вся фашистская армия, обращенная лицом к нам, почувствовали, как сзади, на западе, начались практические действия, а не только слова.

Следуя своему принципу — искать очевидцев описываемых событий, бывать на местах боев, я не раз летал в Англию, встретился с участниками операции «Оверлорд», причем стремился охватить как можно более широкий круг ее участников: беседовал с адмиралами, генералами, офицерами, рядовыми.

Побывал в Лондоне в ставке Черчилля. Это приспособленный под бомбоубежище подвал под огромным домом, в центре города. Перекрытие укреплено толстым брусом и стволами деревьев (кругляка). Узкие коридоры с этими подпорками. Никаких удобств, общий туалет на всех. Но здесь Черчилль провел больше ста заседаний ставки под бомбежками немцев.

Сохранены рабочие места всех служб и кабинет самого Черчилля — комната № 65а, — в котором стоит большой письменный стол, на нем старомодные телефоны и лампа с зеленым абажуром. В углу кабинета широкая застеленная кровать. В застекленных витринах карты и документы тех дней и (надо отдать должное тонкости английского юмора) в одной из витрин потертый тяжелый пистолет, который Черчилль приобрел еще в дни первой мировой войны (он держал его здесь под подушкой) и рядом с пистолетом большой белый фарфоровый ночной горшок, премьер пользовался им, чтобы не ходить в туалет через длинный коридор.

Все часы в ставке остановлены в час подписания союзниками капитуляции гитлеровцев — 8 мая в 17.00.

На побережье в Портсмуте я побывал в штабе Верховного Главнокомандующего экспедиционными силами союзников в Западной Европе генерала Эйзенхауэра. Тут по сей день висит огромная во всю стену карта с прикрепленными к ней переносными фишками, обозначающими корабли и место их нахождения в определенное время.

Осмотрел я полевой штабной комплекс фельдмаршала Монтгомери, состоящий из нескольких специально оборудованных автомобилей: кабинет, комната для заседаний, спальный салон с туалетом... Вспомнил свою короткую, но памятную для меня встречу с фельдмаршалом Монтгомери. Знакомство было эпизодическим, — произошло после войны в Москве, когда Монтгомери посетил Академию имени Фрунзе (которую я окончил в 1947 году, защитив диплом на английском языке).

В тот день я занимался в кабинете тактики. Монтгомери в сопровождении маршала Конева и других военачальников знакомился с академией. И вот в кабинете тактики остановился около моего стола. Причина? Рядом висел портрет Конева.

— Конев, это вы? — спросил Монтгомери. Конев улыбнулся:

— Похож?

Я встал, приветствуя военачальников. Монтгомери, обращаясь к переводчику, сказал:

— Спросите у него, чем он занимается.

Стоящий тут же заместитель начальника академии генерал-полковник Боголюбов подсказал Монтгомери:

— А вы сами спросите у него, он хорошо знает английский.

— Да? Вы знаете английский? — обратился Монтгомери ко мне.

— Да, разумеется.

— Чем вы занимаетесь? — продолжал Монтгомери.

— Готовлюсь по тактике на завтра.

— А что будет завтра?

— Завтра я должен принимать решение за командира полка.

— А кто вы по званию?

— Капитан.

— Вы участвовали в боях? Впрочем, я вижу, у вас боевые награды.

Тут в разговор вмешался Конев:

— Он Герой Советского Союза. Видите, у него Золотая Звезда.

Монтгомери пожал мне руку, спросил:

— А где вы изучали английский?

— Здесь, в академии. (О том, что учился три года в Высшей разведывательной школе ГРУ Генштаба, я умолчал.)

— Вы хорошо, говорите по-английски, — прощаясь, сказал Монтгомери. — Желаю вам покомандовать полком не только на занятиях в академии, а настоящим полком.

Монтгомери попал «в яблочко», после работы в Генеральном штабе в течение шести лет я командовал полком с 1957 по 1962 год.

Вернемся в Англию. В Портсмуте, к 40-летию операции «Оверлорд», построен музей «D-Day» (День высадки), в нем, кроме обычных музейных экспонатов, в кинозале демонстрируется хроникальный фильм об операции, а на стене по кругу, опоясывающему весь музей, вывешен гигантский гобелен-аппликация, изображающий главные эпизоды из сражения на море и на суше.

На окраине Лондона я ознакомился с «Имперским военным музеем» (с богатейшим хранилищем документов и библиотекой). Например — в нем я просмотрел поминутный репортаж журналиста Колина Виллса, который шел на одном из кораблей во время форсирования пролива и видел бои при захвате плацдармов.

Побывал я в Британской военной академии. Перед фасадом камень, привезенный из Германии 29 ноября 1958 года. На камне высечена надпись: «Здесь 4 мая 1945 года делегация немецкого главнокомандования подписала безоговорочную капитуляцию перед маршалом Монтгомери всех сухопутных, морских и воздушных сил в Северо-Западной Германии, Дании и Голландии».

Так англичане подчеркивают победу своей армии, еще до подписания американцами и англичанами акта о капитуляции немцев перед союзниками 8 мая 1945 года и до общей капитуляции гитлеровской армии, принятой Жуковым и союзниками 9 мая 1945 года.

Осмотрел я комнаты боевых традиций. В библиотеке академии много советских изданий, подшивки газет «Правда», «Красная Звезда» военных лет и полностью переведенная на английский язык Большая советская энциклопедия. Есть в академии своя церковь. В памятную книгу этой церкви занесены 20 тысяч офицеров, погибших во второй мировой войне. В нее записано не только звание и фамилия, но еще и сражения, в которых офицер участвовал, и его награды.

В небольшом городке на побережье построен специальный Музей морской пехоты — за этим скромным названием стоит величественное здание с богатейшим собранием экспонатов и документов, охватывающих историю морских пехотинцев с первых дней возникновения, когда они ходили на абордажи пиратских кораблей, и до операций второй мировой войны в разных морях и океанах.

Но самым интересным и ценным для меня были встречи с живыми участниками этой операции: адмиралом Герицем (кроме официальной встречи я побывал у него дома, в небольшом уютном городке Солсбери), с генералами Мултоном и Таппом, бригадными генералами Александром Бридином и Джеймсом Хиллом.

Особенно я благодарен Джону Робертсу, директору ассоциации Великобритания — СССР, организатору моей поездки и встреч в Англии, и президенту ассоциации ветеранов операции в Нормандии господину Бариджу, который свел меня с боевыми друзьями, и у нас состоялся хороший, откровенный солдатский разговор.

Все это требует отдельного рассказа, но поскольку уводит от главной темы, я, показав читателям, что немало потрудился, собирая достоверные сведения для этой главы, изложу их лишь в объеме, необходимом для описания операции, открывшей второй фронт.

Наши союзники объясняют задержку в открытии второго фронта тем, что такая операция требовала длительной и серьезной подготовки. В те дни, когда впервые зашел разговор и было дано обещание высадить десант во Франции, в портах Англии не было достаточного количества ни войск, ни кораблей. Накопление, обучение, экипировка необходимых сил заняли немало времени. Сроки высадки не раз назначались и переносились.

Наконец утром 5 июня Верховный Главнокомандующий Эйзенхауэр отдал приказ — начать операцию. Огромная армада двинулась через пролив Ла-Манш к французскому берегу. Замысел операции был таков: высадить морской и воздушный десанты на побережье Северо-Западной Франции, захватить плацдарм и расширить его к двадцатому дню операции до 100 километров по фронту и 100 — 110 километров в глубину.

Для осуществления этой задачи привлекалось 39 дивизий, 12 отдельных бригад, 10 отрядов «командос» и «рейнджерс». По английским данным, в этой операции участвовало: 3,5 миллиона человек (из них 1,5 миллиона американцы), 4126 десантных судов под прикрытием 1213 боевых военных кораблей, 1600 судов различного обеспечения, 3500 катеров и глиссеров. С воздуха вторжение обеспечивало 11 500 самолетов. 2-я американская и 1-я английская воздушно-десантные дивизии высаживались с воздуха.

'Вся эта армада должна была перебросить на материк в первый день 150 000 десантников. Что и было осуществлено в течение 16—17 часов первого дня. Потери в день высадки были небольшие — они не превышали 11 тысяч человек.

На этом побережье союзникам противостояла группа армий «Б» под командованием Роммеля — в составе 38 дивизий. Гитлеровцы ожидали высадку в другом районе у пролива Па-де-Кале и держали там главную группировку, а где высадились союзники, было всего три дивизии.

Против десанта была брошена танковая группа «Запад», но авиация союзников, полностью господствовавшая в воздухе, не допустила танки противника к району высадки.

Бои разгорались по мере продвижения высадившихся войск вглубь территории. Вот здесь были горячие схватки, и солдаты (как они мне рассказывали) сражались смело и самоотверженно.

На квартире председателя ассоциации ветеранов Нормандии господина Бариджа, за «рюмкой чая» в виде хорошего виски, мы поговорили о форсировании Ла-Манша и боях на побережье.

Показали фотографию артиллерийских позиций немцев до начала операции и после бомбардировки этих позиций английской авиацией — сплошные воронки. «Мы из них сделали коктейль!»

К большому сожалению, эти храбрые воины не знали, что в трудные для них дни боев советские войска тоже наступали и отвлекали на себя основные силы гитлеровцев.

— Мы не знали об этом, — сказал Баридж. — Но я не думаю, что это делалось специально. После высадки на берег была такая неразбериха, что мы две недели не получали ни писем, ни газет.

Все участники операции единодушно отмечают доброжелательность и помощь французов в ходе Нормандской операции.

К 25 июля, то есть на двадцатый день, как и намечалось, был создан стратегический плацдарм, крупнейшая десантная операция второй мировой войны завершилась успешно.

Главными ее особенностями были: умело проведенная оперативная маскировка и дезинформация противника, в результате чего гитлеровцы были введены в заблуждение относительно районов и сроков высадки; умелые и согласованные действия крупных сил флота, сухопутных войск и авиации; смелость и уверенность в справедливости своих действий солдат и офицеров в борьбе с гитлеровским фашизмом, принесшим так много бед народам Европы.

* * *

В наших газетных, журнальных публикациях и сообщениях по радио в годы войны и в послевоенные годы утверждалось, что немецкое командование почти не оказывало сопротивления наступающим войскам союзников во Франции. Что вроде бы гитлеровцы все усилия сосредоточили на восточном фронте, а перед союзными войсками на Западе почти открыли фронт, и там шло чуть ли не беспрепятственное продвижение. Это не всегда соответствует действительности. То, что германское командование большую часть вооруженных сил имело на Восточном фронте против советских войск — это верно, но и на Западе в первые месяцы шли напряженные бои, в которых гибли солдаты с обеих сторон. После высадки десантной армии на побережье Франции главнокомандующий союзными войсками Эйзенхауэр организовал первую наступательную операцию. Целью этой операции было окружение группировки немецких войск (довольно крупной, более 20-ти дивизий), сомкнув кольцо в районе города Фалез. Поэтому и операция эта вошла в историю войны под названием «Фалезская операция». Осуществляли этот замысел 1-я и 3-я американские армии, которыми командовал генерал Бредли. Он охватывал группировку немецких войск с юга, а с севера окружение осуществляли английские войска — 2-я английская и 1-я канадская армии — ими командовал генерал Монтгомери. Окружали они 5-ю танковую и 7-ю полевую армии немцев группы армий «Б», которой командовал генерал-фельдмаршал Модель. Кстати, это тот самый Модель, который заменил Манштейна после неудачных боев за удержание фронта на Украине. Гитлер считал — и вполне справедливо — Моделя очень энергичным военачальником; он был способен в самых трудных обстоятельствах выжать из войск все и добиться успеха.

Осуществление плана Эйзенхауэра сначала шло довольно успешно. В фалезском «мешке» оставалось до 20-ти дивизий немцев, но действия союзников, благодаря их неопытности, были очень медленные: они продвигались по 5 километров в сутки, и немцы успели вывести из этого «мешка» большую часть своих дивизий. И все же союзники замкнули кольцо и окружили 8 немецких дивизий. Но опять же, ввиду отсутствия опыта в создании внутреннего и внешнего кольца окружения, они не смогли уничтожить эти окруженные дивизии, немцы контрударом извне прорвали кольцо и помогли выйти своим войскам из окружения. Все же это был первый значительный успех войск союзников: они захватили здесь немало пленных и сумели выйти к реке Сена, с которой развивали дальнейшее наступление в сторону Парижа.

Таким образом, из этого примера видно, что бои здесь шли настоящие, и я приведу еще один пример, показывающий очень драматичные ситуации с обеих сторон. После высадки союзников на побережье и осуществления операции, о которой я сказал выше, командующий группой армий «Б» фельдмаршал Клюге оказался в очень трудном положении. Читатели помнят этого военачальника по боям под Москвой. Это старый противник Жукова, он командовал 4-й армией, которая должна была непосредственно овладеть Москвой после охвата ее танковыми клещами Гудериана и Гёппнера. Но там Жуков одержал верх над этим полководцем и вынудил его к отступлению. Однако Клюге, отступив от Москвы, создал стабильный фронт, организовал прочную оборону и сдержал дальнейшее наше наступление, которое, как мы знаем, было организовано по решению Сталина. Тогда, в оборонительных боях, Клюге показал свое мастерство больше, чем в наступательных операциях. Именно поэтому, когда поступили сведения о скором неминуемом открытии второго фронта, Гитлер перебросил Клюге сюда, как мастера обороны, чтобы он во Франции организовал на побережье отражение десанта союзных войск. Но высадка союзных войск состоялась, да вот еще и первое их наступление развивалось успешно, Клюге не оправдал надежды Гитлера, и он отстранил его от командования группой армий «Б». Фельдмаршал Клюге не пережил такого крушения своей карьеры и написал Гитлеру письмо.

«Мой Фюрер, вчера фельдмаршал Модель вручил мне ваше решение освободить меня от обязанностей командующего войсками на Западе и группой армий «Б»... Меня уже не будет в живых, когда вы получите эти строки... Я не могу принять на себя тяжесть упрека в том, что я предрешил судьбу Западного фронта, применив ошибочную стратегию, но оправдаться у меня нет возможности... Поэтому я сделал из этого соответствующие выводы и добровольно отправляюсь туда, где уже находятся тысячи моих боевых друзей. Я никогда не боялся смерти. Жизнь уже не имеет для меня никакого смысла, к тому же я числюсь в списке военных преступников, которые должны быть преданы суду.

По вопросу о моей виновности разрешите мне сказать следующее...»

Дальше Клюге излагает ход боев, какие он принимал решения и почему так неудачно сложились боевые действия. Общий смысл их сводится к тому, что он неповинен в постигших немецкие войска неудачах. Свое письмо Клюгё завершает гак:

«Я не знаю, сможет ли еще генерал-фельдмаршал Модель, испытанный во всех отношениях военачальник, овладеть обстановкой. Если этого не произойдет и если не принесут успеха ваши давно ожидаемые новые виды оружия, вы, мой Фюрер, должны принять решение прекратить войну. Германский народ перенес уже такие неописуемые страдания, что пора положить им конец.

Есть пути и средства закончить войну и воспрепятствовать в первую очередь тому, чтобы рейх попал в руки большевиков. Проявите же теперь Ваше величие и прекратите безнадежную борьбу, если это необходимо. Я расстаюсь с Вами, мой Фюрер, как человек, который, выполняя свой долг до последнего часа, был Вам ближе, чем Вы, видимо, понимали.

Генерал-фельдмаршал фон Клюге».

Совет Клюге фюреру искать другие пути выхода из войны, чтобы рейх не попал в руки большевиков, несколько запоздал. Гитлер давно уже искал эти пути. Сразу же после того, как было совершено на него покушение и выяснилось, что заговорщики пытались договориться с западными странами о прекращении войны и заключении сепаратного мира, Гитлер поручил Гиммлеру тщательно выявить каналы, по которым заговорщики устанавливали связь с англичанами и американцами. Как это ни странно, но Гитлер заимствовал у заговорщиков их намерения. Он сам читал протоколы допросов заговорщиков, прослушивал пленки, записи и, главным образом, пытался выяснить, как устанавливались контакты с англичанами и американцами. Он прямо поставил задачу Гиммлеру искать контакты с союзниками, и «верный Генрих» попытался напрямую заговорить об этом с государственным секретарем Стеттиниусом. Но тот отказался вести разговоры на эту тему.

Немецкие газеты пугали союзников тем, что Европа может стать «красной», что Советский Союз намерен и имеет возможность захватить всю Европу. Германский посол в Ватикане Вейцзеккер встретился с бывшим американским послом в Берлине Вильсоном и, запугивая его ситуацией, когда Красная Армия займет всю Европу в случае крушения Третьего рейха, убеждал его побыстрее склонить союзников к договоренности с Германией. Он, например, сказал такую фразу: «Германия не может выиграть, но она еще может выбрать своего победителя».

Однако все усилия по многим каналам гитлеровских дипломатов и тайных представителей добиться сепаратного мира на Западе к успеху не привели. Союзники тогда еще были верны ранее подписанным договорам и не соглашались на перемирие с Гитлером в одностороннем порядке. Вот тогда Гитлер пришел к следующему выводу: «Наивно надеяться на успех переговоров в момент тяжелых военных поражений. Переговоры можно вести только с благоприятных военных позиций. Западные державы будут более склонны к миру и согласию, если удастся нанести им военное поражение».

В общем, Гитлер решил проучить союзников, чтобы они стали более сговорчивыми.

Шестнадцатого сентября 1944 года Гитлер пригласил к себе Кейтеля, Йодля, начальника генерального штаба сухопутных войск Гудериана и представителя командования военно-воздушных сил генерала Крейпе. Здесь он изложил свой замысел:

— Я принял решение: будем наступать в Арденнах. — Он показал это направление на карте. — Форсируем Маас — и на Антверпен! После того как мы нанесем этот удар, англичане будут более сговорчивы.

Надо сказать, что намеченный Гитлером план был довольно эффективен и мог принести и стратегическую, и политическую пользу для Германии. Этим ударом с выходом к Северному морю гитлеровцы отрезали бы армию союзников, находящуюся в глубине Франции, захватили бы в Антверпене огромные запасы боеприпасов и другого имущества и окружили бы не менее 25 — 30 британских и американских дивизий. Если учесть, что к тому времени во Франции было 62 дивизии союзников, го потеря почти половины из них, в основном английских дивизий, привела бы, по замыслу немцев, к коренному изменению обстановки в пользу Германии. Да к тому же еще быстрый разгром союзников, по замыслу Гитлера, дал бы возможность немедленно перебросить войска с Запада на Восток, чтобы отразить зимнее наступление русских.

С присущей ему энергией Гитлер отдался осуществлению этой идеи. 12 октября он рассмотрел план наступления в Арденнах, который разработал Йодль. Этим планом предусматривалось нанести удар на 100-километровом участке, где было всего 4 дивизии союзников. А удар наносили по этим четырем дивизиям 5-я и 6-я танковые армии СС. Кейтель предложил назвать эту операцию «Рождественская роза», но Гитлер не согласился и сказал, что к Рождеству все должно быть закончено, и назвал эту операцию «Вахта на Рейне».

К этому времени Гитлеру представили планы частных наступательных операций фельдмаршал Рундштедт и фельдмаршал Модель. Гитлер эти планы не утвердил и вызвал их обоих к себе, чтобы разъяснить, почему он не утверждает их планы.

— Может быть, ваши планы и целесообразны с военной точки зрения, но операция, которую я задумал, носит не столько военный, сколько политический характер. Вспомните о Фридрихе Великом: под Лейтеном и Россбахом он разбил противника, вдвое превосходившего его. Арденны станут моим Россбахом и Лейтеном. И результат этого беспрецедентного исторического события будет вполне определенным: лагерь противников Третьего рейха разлетится на части.

Десятого ноября Гитлер подписал приказ войскам, и в нем тоже подчеркивалась политическая направленность операции. Цель операции: добиться решительного поворота в ходе военных действий на Западе и, возможно, войны в целом.

Чтобы все командиры высоких рангов прониклись идеей фюрера и безоглядно до конца выполнили бы его приказ, фюрер приказал собрать на совещание высший командный состав до командиров дивизий включительно.

Двенадцатого декабря они были собраны в ставку Рундштедта. После недавних событий, связанных с покушением, были предприняты крайние меры предосторожности. У всех военачальников отобрали не только оружие, но и папки, портфели и документы. Почти за каждым генералом сзади стоял и наблюдал офицер-эсэсовец. Как вспоминал командир танковой дивизии Дайерлайн: «Эсэсовская охрана следила за каждым генералом с такой свирепостью, что те боялись даже сунуть руку в карман за носовым платком». В своем двухчасовом выступлении Гитлер сказал, что победа в этой операции повысит моральное состояние немецкого народа и повлияет на общественное мнение в союзных странах. Стабилизация Западного фронта позволит перебросить войска на Восток и там остановить наступление русских.

— В мировой истории еще никогда не было коалиции, составленной из столь инородных элементов и со столь противоположными целями, как коалиция наших врагов... Они уже сейчас день ото дня расходятся в своих целях... Противоречия между ними растут с каждым часом. Если теперь последует пара очень сильных ударов, то можно в любой момент ожидать, что этот искусственно сохраняемый единый фронт рухнет при оглушительных раскатах грома.

Таким образом, политическая направленность этой крупной наступательной операции ставилась во главу угла.

Кроме действия войск, Гитлер предпринял меры и для дезорганизации тыла союзников. Он вызвал знакомого уже читателям по многим другим специальным заданиям эсэсовца Скорцени и поставил ему задачу сформировать специальную бригаду, включить в нее рядовых и офицеров, говорящих по-английски, надеть американскую военную форму, снабдить трофейным оружием и транспортом и, действуя в тылу противника, проводить там диверсионные операции и уничтожать живую силу. И в особенности обратить внимание на то, чтобы захватить мосты через реку Маас — чем и помочь быстрому продвижению своих войск. Кроме того, ставилась задача дезорганизации работы штабов и убийства крупных военных руководителей союзников. И еще предусматривалась высадка парашютного десанта на дорогах в глубине обороны союзников, чтобы не допустить подхода подкрепления к участку прорыва. В частях 6-й танковой армии и среди населения был специально пущен слух, что скоро эти части будут отправлены на Восток. Гитлеру удалось на участке прорыва создать превосходство в людях в 2,5 раза, в танках — в 1,5 раза, в артиллерии — почти в 5 раз.

Шестнадцатого декабря 1944 года этот удар больших надежд и чаяний Гитлера был нанесен. Он был настолько сокрушительный, что один из очевидцев так пишет в своих воспоминаниях: «Не ожидавшая удара 1-я американская армия была буквально сметена со своих плохо укрепленных позиций. Она потеряла все свои запасы горючего и боеприпасы». Одновременно диверсант Скорцени, действуя на трофейных джипах, навели панику и ужас в американских тылах. Американский журналист Ингерсолл пишет: «Вражеские войска хлынули в прорыв, как вода во взорванную плотину. А от них по всем дорогам, ведущим на запад, бежали сломя голову американцы».

Беспечность союзников перед этим наступлением немцев была просто поразительна. В ночь на 16 декабря все легли спать, как обычно. В этот вечер ни один из американских командующих не предполагал крупного немецкого наступления. Командующий 12-й группой армий генерал Бредли собирался на следующее утро отправиться в ставку союзников близ Парижа, чтобы поздравить Эйзенхауэра с присвоением высшего звания в армии США — генерала армии. Вечером 15 декабря командующий английской армией фельдмаршал Монтгомери сказал, что немцы теперь не способны на какое-либо большое наступление, и попросил у Эйзенхауэра разрешение провести рождественский отпуск дома, в Англии.

Нетрудно представить торжество и восторг на германской стороне. Газеты и радио просто захлебывались, описывая потрясающие успехи немецких войск. Гитлер торжествовал, и для того чтобы как-то особо отметить этот стратегический успех, так желанный для него, он ввел новую высшую награду — «Золотые дубовые листья к рыцарскому кресту». И первую такую награду 1 января 1945 года он вручил прославленному ассу Руделю.

Но на этом успехе Гитлер не собирался останавливаться. Он сказал:

— Только наступление может дать нам еще возможность привести войну на Западе к благоприятному повороту.

Он был абсолютно уверен, что теперь союзники уж обязательно станут более сговорчивыми.

И Эйзенхауэр тоже понимал, что наступление в Арденнах — не только законченная операция: «Немцы предпринимают максимальное и решительное усилие с целью достижения победы на Западе в возможно кратчайший срок. Битва в Арденнах является, по моему мнению, только эпизодом, и мы должны ожидать, что противник нанесет удары и в других направлениях».

И вдруг, после таких потрясающих успехов, 8 января Гитлер срочно позвонил командующему Западным фронтом Рундштедту и приказал немедленно отвести войска на исходные позиции. И все соединения, совсем недавно нацеленные для продолжения наступления на Запад, были повернуты в обратном направлении и стали отходить на Восток.

Что же произошло? Для того чтобы выяснить это, нам необходимо вернуться на Восток, на советско-германский фронт.

* * *

С 23 июня по 29 августа 1944 года силами четырех фронтов была осуществлена Белорусская операция, которая способствовала успеху союзников, так как накрепко сковала действия гитлеровского командования, не позволяя ему перебросить на Запад войска для борьбы с Нормандским десантом. Эти две операции вообще хороший пример того, как надо было бы действовать нашим англоамериканским союзникам. Вот так сразу бы навалились на фашистов вместе с нами, и война была бы короче, и потерь было бы меньше. Хотя, конечно, союзники к этому не стремились, как ни горько это сознавать.

В Белорусской операции особенно динамичными и успешными были боевые действия 1-го и 2-го Белорусских фронтов, ими руководил маршал Жуков. На первом этапе были стремительно проведены две крупные операции войск этих фронтов — Могилевская и Бобруйская, в результате которых Жуков и командующие фронтов — Рокоссовский и Захаров, учинили противнику окружение под Бобруйском.

Обычно операции на окружения совершались путем охвата группировки противника, противостоящей нашим войскам, имея прямое соприкосновение на общей линии фронта. Клещи окружающих войск как бы высекали из противостоящей обороны огромный массив территории с находящимися на ней войсками.

Так было Жуковым осуществлено и окружение на первом этапе Белорусской операции, о котором сказано выше.

Но маршал Жуков к этому времени стал настолько опытным полководцем, что применил совершенно новый, никем ранее не осуществленный вид окружения крупной группировки врага в глубине обороны противника.

Высочайшее полководческое мастерство Жукова проявилось в этой операции в полном блеске.

Как только состоялось окружение частей противника 3-й танковой армии под Витебском, 9-й армии под Бобруйском, Жуков тут же использовал образовавшиеся бреши и стремительно бросил войска 1-го и 2-го Белорусских фронтов в преследование в глубь обороны противника.

И на глубине 200 — 250 километров захлопнул огромную ловушку, окружив под Минском отступающие войска и резервы фельдмаршала Моделя!

(Вот они-то и маршировали позднее по улицам Москвы под конвоем.)

Такого гигантского котла окружения в глубине обороны, в ходе преследования до Жукова еще никто не осуществлял. И вторая Золотая Звезда заблестела на груди полководца за грандиозную Белорусскую операцию вполне заслуженно!

«Багратион» является одной из блестящих операций в смысле военного искусства. В ней показали свое высокое мастерство Верховный Главнокомандующий И. В. Сталин, его заместитель Г. К. Жуков, талантливые военачальники А. М. Василевский, К. К. Рокоссовский, И. Д. Черняховский, И. X. Баграмян, Г. Ф. Захаров, командующий 1-й армией Войска Польского С. Г. Поплавский, многие генералы, офицеры, сотни тысяч сержантов и солдат. В результате операции «Багратион» была освобождена Белоруссия, не вставшая за долгих три года на колени перед фашистами. Наши войска, продвинувшись на 500—600 километров, вышли на территорию Польши и к границе Восточной Пруссии. В ходе операции было окружено несколько группировок противника, и ни одна из них не вырвалась. 17 дивизий и 3 бригады врага были полностью уничтожены, а 50 дивизий потеряли больше половины своего состава.