Читайте также
«Ночь в музее: секрет гробницы» / Night at the Museum: Secret of the Tomb
Другое название: «Ночь в музее – 3» / Night at the Museum 3
Режиссёр: Шон ЛевиСценаристы: Давид Гийон, Майкл Ханделман, Марк Фридман, Томас Леннон, Бен ГарантОператор: Гильермо НаварроКомпозитор: Алан СилвестриХудожник: Мартин
В МОРЕ
Прилив длится шесть часов. Потом еще часа полтора предстоит ждать отлива. Вымотался я до предела. Надо поспать — там, в море, будет не до этого. Я растянулся на дне лодки между бочонком и мачтой, Матуретт соорудил из одеяла нечто вроде навеса, и я заснул. Я спал и спал
Ночь и смерть. Ночь и любовь
В стихотворении «Зверинец» (1916), посвященном войне, охватившей Европу, поэт пишет о битве, в которую вступили народы в начале XX столетия — «в начале оскорбленной эры». Стихотворение это перекликается с державинской одой «На взятие Измаила», где
Глава пятая. Рассказ Кима Клинова. Эскадра тральщиков в суровом и дальнем походе. Шторм в Беринговом море. Море — школа жизни и мужества
В необычно солнечный и тёплый день, что бывает редко на Кольском полуострове, в средине июля 1952 года, эскадра минных тральщиков покинула
Мне что ни ночь — то море бреда
Мне что ни ночь — то море бреда.
Без лампы, в полной темноте
Мне чудится, что я все еду
Навстречу узнанной мечте.
И мне мерещится — все реки,
Как в океан, втекают в дверь,
Чтоб сжалось сердце человека
Всей невозвратностью потерь.
Как будто
Глава 7. О реках, впадающих в восточное море от устья Авачи на юг до Курильской Лопатки, а от Курильской Лопатки в Пенжинское море до Тигиля и до Пустой реки
От устья реки Авачи до самой Лопатки нет никаких знатных речек, потому что хребет, которым Камчатка разделяется,
На море
Закат. Как змеи, волны гнутся,
Уже без гневных гребешков,
Но не бегут они коснуться
Непобедимых берегов.
И только издали добредший
Бурун, поверивший во мглу,
Внесется, буйный сумасшедший,
На глянцевитую скалу
И лопнет с гиканьем и ревом,
Подбросив к небу пенный
Море
Я у моря ходил. Как нежен
Был сапфировый цвет волны.
Море жизнь вдыхало и свежесть
Даже в мертвые валуны,
Прямо в сердце врывалось силой
Красоты, бурлившей вокруг.
Но великой братской могилой
Мне представилось море вдруг.
Под водою бездонно-синей
В годы грозные, без
МОРЕ
Тянется, тянется тонкая нитка,
Связывающая нас с городом.
Свой сине-зеленый шуршащий свиток
Разворачивает море гордо.
Ткут путь солнечный, блестя, иголки,
Дышит пароход жабрами борта, —
И рвется нить искусственного шелка,
Связывающая нас с городом…
А вечером будут
«Только море и море. Где наше сегодня…»
Только море и море. Где наше сегодня
Оторвалось от завтра, потерялось вчера…
В тот момент, когда сняли и бросили сходни
И спокойно поплыли домой
Море
Море, море – будто нет земли,
Будто нет заветного причала…
Море, море… А в его дали
Неба лучезарного начало.
Где-то, в этой бездне голубой,
Чуть заметно точка забелела,
Может быть, прошел корабль большой,
Может, просто чайка
«Ай, Черное море, хорошее море!» (Утёсов и Багрицкий)
Каждый раз, начиная очередную главку этой части книги (ее можно назвать «Двойные портреты»), я ловлю себя на мысли о том, какой счастливой оказалась судьба Утёсова. Он оказался последним оставшимся в живых среди героев.
Глава одиннадцатая «ДЕНЬ-НОЧЬ-ДЕНЬ-НОЧЬ — МЫ ИДЕМ ПО АФРИКЕ…»
«…У него были такие широкие плечи и короткая шея, что не сразу бросалось в глаза, что он ниже среднего роста. На голове у него красовалась широкополая, плоская коричневая шляпа, какие носят буры, он носил
ПРОСТО МОРЕ И ЖИТЕЙСКОЕ МОРЕ
Сначала неприветлива, молчалива, непонятна Природа,
Но иди, не унывая, вперед, дивные скрыты там тайны.
У. Уитмен
Море — лоно всего живого на земле. Люди живут его милостями. Это огромное хранилище и одновременно регулятор тепла: оно — причина
«Тихая ночь, святая ночь»
Но это была воздушная тревога. Налет американских самолетов. Погасли освещенные полосы, прожекторы на сторожевых башнях, фонари на дорогах, лампочки во всех помещениях, фары автомобилей. Я понял, что обесточена и колючая проволока, которой был