ПИСЬМА К В. Я. БРЮСОВУ
ПИСЬМА К В. Я. БРЮСОВУ
1
<1902>
Первым делом, прошу у Вас извинения за то, что, не будучи знакомым с Вами, я осмеливаюсь обращаться к Вам с письмом, рискуя навлечь на себя Ваше неудовольствие. Я — очень еще молодой, начинающий поэт, всего полгода прошло с тех пор, как я стал печатать свои стихотворения. Появлялись они до сих пор в «Русском слове», «Семье», «Искрах» и недавно одно было помещено в «Русском листке» и притом в одном номере с Вашим. Будучи самым горячим поклонником Вашего блестящего таланта (я обстоятельно изучил все выпущенные Вами сборники, начиная с «Juvenilia» и кончая «Tertia Vigilia», считая Вас бесспорно первым из современных русских поэтов (я очень был бы огорчен, если бы Вы приняли это за простое желание к Вам подольститься), я осмеливаюсь обратиться к Вам с довольно смелою просьбою, а именно прочесть несколько моих, прилагаемых при письме стихотворений и дать о них Ваш, в высшей степени для меня драгоценный отзыв. Если Вы признаете во мне некоторый талант, то я сам в этом уверюсь от всей души, так как Ваше мнение, в этом случае, считаю непогрешимым… Но этим не ограничивается моя просьба: зная, что Вы не раз уже издавали сборники стихотворений («Русские символисты», а в прошлом году прекрасный и в полном смысле художественный сборник «Северные цветы», второй выпуск которого, по слухам, ожидается в непродолжительном времени), я бы просил Вас, если только это возможно и если, конечно, мои стихотворения окажутся не слишком плохими, поместить их в этом сборнике.
Два из посылаемых мною Вам стихотворений, к сожалению, уже отданы мною для напечатания в одну газету; тем не менее, посылаю их Вам, так как считаю их удачнее других: если вы найдете возможным поместить их в своем сборнике, то я возьму их обратно из газеты. Наконец, осмеливаюсь просить Вас ответить мне письменно: понятно, с каким нетерпением буду ожидать этого ответа!
С глубочайшим уважением
Виктор Гофман
2
1 октября – 1902
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич!
Завтра, в среду, к величайшему своему сожалению быть у Вас не могу, так как занят я теперь все время, до невозможности. В следующую среду постараюсь быть. Стихи перепишу для Вас с великим удовольствием. Екатерина Онуфриевна осведомлялась о Вас: она в чрезвычайном беспокойстве относительно Вашего здоровья: другой причины, кроме болезни, она не может подыскать тому, что Вы так долго не посещали «Русский листок».
С глубочайшим уважением
Виктор Гофман
3
12 марта 1903
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич!
Вчера я совершенно позабыл поговорить с Вами относительно дня посещения Владимира Федоровича Фишера. Так как сегодня на лекции Бальмонта быть не могу и, следовательно, не увижу Вас, то и обращаюсь к Вам письменно. Напишите мне, пожалуйста, в какой из дней Вы свободны; я сообщу ему, и мы отправимся к нему. Он страстно желает познакомиться с Вами. Бальмонт дает для сборника 10 стихотворений (5 за подписью Бальмонта, 5 – Лионель), Бугаев от 4 до 6 стихотворений и ещё что-нибудь из прозы, так что Вы не будете одиноким и покинутым среди чуждых Вам имен…
Жду скоро ответа
С уважением Виктор Гофман
4
20 апреля 1903
Дорогой Валерий Яковлевич
Согласно обещанию, сообщу Вам всё подробно, что произошло у нас в Москве во время Вашего отсутствия. Относительно «Северных цветов» в газетах как-то загадочно безмолвствуют, ни в «Новостях дня», ни в «Русском слове», насколько мне известно, пока не обмолвились относительно них ни единым словом. Что это значит, совершенно мне неведомо. «Грифы» полагают, что это ожидают (их) сборника, чтобы уже затем обрушиться и что это молчание — затишье перед грозой.
Только в «Курьере» была снисходительно-поощрительная рецензия Курсинского, на которую очень злобствует Пантюхов. Он же передавал мне, что во всех редакциях очень ожесточенно ругают меня за стихи к Вам и к Бальмонту, так что можно ожидать всенародной экзекуции. На днях «Новости дня» напечатали результаты своей анкеты о великих людях. Две вещи в этих результатах меня совершенно поразили. Одно — как можно признавать и называть великими таких, на мой взгляд, совершенно ничтожных и даже не поддающихся никакому возвеличению людей, как Вересаев, Собинов, Фигнер. Демчинский, которые получили немало голосов, второе — это о «декадентах»: голоса за «декадентов» были выделены редакцией в отдельную группу и общему счислению не подлежали. Наибольшее число голосов получил, к крайнему моему изумлению. Ребиков. и затем только следуете Вы. Бальмонт, Андрей Белый… Кому у нас известен Ребиков и кто эти, подавшие за него голоса — не понимаю.
Бальмонт почему-то чрезвычайно подружился с Соколовым, чрезвычайно часто бывает там и перешел с ним на ты. Соколов с рвением выполняет свои редакторские обязанности и показывает свои административные таланты. Первый подвиг его на этом пути было то, что он изгнал Хесина вместе с его статьей о Леониде Андрееве. Говорят, что в этом изгнании повинны также Бальмонт и Курсинский, которые возмутились будто бы слишком редакторским поведением Хесина.
Новости, кажется, все.
Я написал несколько маленьких стихотворений на Пасхе, теперь ничего не пишу, а хожу в гимназию, даю два урока и тревожно мыслю об экзаменах.
5
22 апреля 1903
Вчера вечером вышел «Гриф». Первое впечатление — в высшей степени скверное. Обложка, шрифт, бумага, общее расположение – блестяще свидетельствуют о полном безвкусии составителей. Слишком мало прозы. Одни стихи — и есть удивительно плохие — Ал. Койранского (первые два — совершенно неприличное подражание Вам). Генриха Койранского, Ал. Курсинского и, наконец, самого Соколова.
Скоро ли Вы приедете? Без Вас у нас всё как-то распадается, никто ни с кем не видится, нет центра, вокруг которого все группируется и обращается.
Как Вам нравится Лопатинский? Я в него совершенно влюблен. Во всей его фигуре, в лице, в каждом движении его есть что-то удалое, молодеческое, беспечно-смелое и самоуверенное. Это мне ужасно нравится.
У нас удивительная погода. Весна! солнце! любов[ь]! Я удивительно счастлив, в самом безумном восторге от всего на свете. У меня новый роман с женой (впрочем, незаконной) одного инженера…
Напишите мне что-нибудь. Когда Вы приедете, что там делаете в Париже, не написали чего-нибудь нового? Вы, сравнительно с Бальмонтом и Андреем Белым, очень бедно представлены в «Грифе». Это нехорошо. Скоро отправлюсь с визитом к Образцовой, ведь она, вероятно, теперь приехала. Жду новостей, очень, очень жду.
Напишите.
Весь Ваш Виктор Гофман
Вам всякие «Грифы» шлют поклоны. «Новый путь» – запрещен. Говорят.
6
18 июня 1903
Дорогой Валерий Яковлевич
Приехать к Вам я очень хочу и приеду непременно: время самое удобное для меня — это первые числа июля вплоть до 10,12-го. Напишите, пожалуйста, точно, какие дни за этот срок у Вас не заняты… Я живу на месте под Москвой, в Покровском на Филях в чрезвычайно богатом доме: в смысле обстановки, условий, времяпрепровождения и пр. — все великолепно, но есть большое, ах, очень большое неудобство – это недостаток одиночества, постоянная и вынужденная , неизбежная окруженность людьми, шумными и веселыми, порой глупыми… Обязательного дела никакого, но и делать что-нибудь для себя – почти что невозможно. Затем, я болен, что очень скверно, и, наконец, мною здесь сильно недовольны, далеко не без оснований, что меня, впрочем, мало тревожит. Удивляюсь только, почему меня не попросят удалиться, я бы на их месте уже давно сделал это. Ведь я просто пародия на воспитателя, я к этой роли совершенно и бесповоротно негоден.
Я влюблен здесь в горничную, поверьте, что не так, как обыкновенно влюбляются в горничных; у ней лукавые, зеленые глаза, лучисто–смуглое лицо и веселые, беспечно-задорные усмешки…
Но и здесь я несвободен (хотя здесь — иное, здесь я самовольно, сознательно продал свою свободу и, подчиняясь иным условиям, не презираю себя внутренно за это), а потом, я болен, болен. И все то же чувство бессилия в жизни, во всех поступках, в осуществлении своих желаний, в поэзии, ах, и в поэзии, когда совершенно не властен над словом, больше, над образами, мыслями. И ничего не читаю. Ужасно — сознание бессилия.
Я, рожденный, чтобы быть альбатросом, и проведший все первые годы среди сов, вырвавших мне мои зоркие очи, оборвавших мои белые перья, жемчужные, белые перья и безвозвратно сломавших мои крылья, острые и крепкие, я напрасно пытаюсь улететь, напрасно бьюсь о землю своими переломанными крыльями — напрасно. Я падаю, падаю…
Видал Бахмана у него на квартире. Он показался мне каким-то неестественно подвижным и порывистым, в гимназии он не бывал таким. Он читал мне ужасно много своих стихов, подарил свою книгу и показывал три бокала, подарок 3 дев, из которых пили некогда вы. Бальмонт и он сам. Читал экспромты, написанные всеми вами в тот вечер…
Жду ответа, приеду непременно, хочу Вас видеть.
Напишите, пожалуйста.
Ваш Виктор Гофман
Адрес: С. Покровское на Филях. У Черного Пруда. Дача Шелапутина. Шрадер. Виктору Гофману.
P.S. Напишите, Валерий Яковлевич, также подробно о том, как к Вам ехать, где брать лошадей, куда и как. Напишите также Ваш точный адрес, тот, который дала мне Иоанна Матвеевна, вряд ли достаточен. Боюсь, что и письмо тоже не дойдет…
В. Г.
7
Серебряный Бор. 29 июня 1903
Дорогой Валерий Яковлевич
К большому моему сожалению, приехать к Вам мне едва ли удастся, так как только что взял урок и перееду туда завтра, в понедельник. Урок чрезвычайно выгодный, удобный — всего 2 часа в день, остальное время совершенно свободно. Здесь, вероятно, уживусь. Жить — на даче, в Серебряном Бору: местность очень живописная; впрочем, могу уезжать хотя бы ежедневно в Москву. Одно неудобство — туда не ходит почта. Поэтому прошу Вас адресовать мне, в случае если напишете что-нибудь, в магазин моих хозяев (патриархальные, русские купцы). Пресня (Большая) дом и магазин Черновых.
3-го июля.
Письмо отправлю завтра в пятницу 4-го, когда поеду в Москву. Здесь почтовых ящиков не имеется.
Весь Ваш: Виктор Гофман
8
11 августа 1904
Дорогой Валерий Яковлевич
Теперь я вполне свободен, расставшись и со вторыми своими хозяевами за лето (на этот раз вполне дружелюбно, окончив свое дело). Месяц, проведенный у них, могу назвать очень счастливым. Теперь кочую по Москве и ее окрестностям, совершенно не имея определенного местожительства. Если Вы не очень скоро собираетесь в Москву и не имеете уже каких-либо посетителей, я бы с громадным удовольствием приехал к Вам числа 17, 18–го… Напишите, можно ли.
Все «Грифы» перессорились здесь и даже передрались. Больше всех пострадал на этот раз Рославлев, которого Соколов отставил от книгоиздательства и собирается или вызвать на дуэль, или дать публичную пощечину. Курсинский, Койранский и т. п. не подают ему руки.
Я написал за это время кое-что, хотя не много, но важно для меня, как совершенно новое, непохожее на все предыдущее. Думаю, Вам понравится. Жду от Вас письма непременно. Что буду делать зимой, не знаю совершенно… Очень хочется видеть Вас и часто чувствую Ваше отсутствие.
Весь Ваш Виктор Гофман
Поклон Иоанне Матвеевне.
Письмо адресуйте к Хесину (я там бываю всего чаще): Рождественка, номера Денисова. № 32 Хесин, мне.
9
17-го ноября 1904
Многоуважаемый Валерий Яковлевич!
По просьбе Екатерины Онуфриевны пересылаю Вам сегодняшний номер «Русского листка».
Статьи Андрея Белого о Канте вряд ли могут быть напечатаны в «Искусстве» ввиду несоответствия предмета программе журнала — к большому моему сожалению.
Виктор Гофман
10
15 февраля 1906
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич,
посылаю Вам для «Весов» пять новейших своих стихотворений, объединяя их общим заглавием «Светлые песни». В случае каких бы то ни было сомнений, – будьте любезны известить меня. Очень прошу не сокращать ни в коем случае моей обычной подписки. Ожидаю ответа во всяком случае.
С глубоким уважением
Виктор Гофман
11
1906
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич.
Еще раз прошу Вас, если это только не слишком затруднительно и еще возможно, вернуть мне мои стихи. Они вынуты из сборника и, право, не хочется вновь переписывать все это, когда можно просто вложить их обратно.
«Весы» Ваши — великолепны: неужели и следующие номера будут таковы же? «Грифы» — нечто совсем гнусное и нестерпимое, почти целиком.
С почтением
Виктор Гофман
Не знаете ли, быть может, Вы, куда делся Ваш, а также и мой, постоянный переплетчик Пустовалов? На прежнем месте его нет. Простите за беспокойства.
12
31 май 1906
Выискал для Вас, многоуважаемый Валерий Яковлевич, еще три стихотворения, хотя посылаю их Вам довольно неохотно. Почему эти – лучше прежних, отвергнутых? Я все же того (может быть, и вполне несправедливого) мнения, что Вам вообще не нравятся мои стихи, т. к. в некоторых из прежде посланных, например («Дни умиранья», «Близ тебя»), я право, ну, совсем искренно — не вижу никаких частичных или, так сказать, объективных недостатков. Это, конечно, нимало не мешает им — с известных точек зрения являться далее одним сплошным недостатком, но тогда – точно такой же недостаток и вся моя поэзия. Вновь посылаемые стихи, увы, похожи на прежние. Так же женщины превращаются ночью в цветы, а я прошу их позволить мне побыть вблизи них и подышать их ароматным счастьем. Так же лучисты их лица, и странные чудеса совершаются в полусумраке влюбленных грез. И т. д., и т. д…. Пожалуйста, Валерий Яковлевич, не задумывайтесь вернуть мне и эти стихи, если только они покажутся Вам, как и первые, — недостойными ни «Весов», ни меня самого — как Вы изволили тогда выразиться. Я не обижусь нисколько.
Я хотел было, прежде чем послать Вам эти стихи, попросить Вас зайти ко мне, чтобы выложить перед Вами все свое скудное литературное достояние (Выбирайте, мол, сами)… Но стихов у меня теперь так мало (я пишу книгу прозой, книгу фантастических сказок из обыденной жизни), что это не имеет никакого смысла и что мне уже, как бывало, немного совестно перед Вами.
С одной из сказок своих, впрочем, я еще как-нибудь стукнусь к Вам в «Весы». Посмотрим, как посмотрите Вы на это. (Только не теперь — осенью – летом буду их «отделывать».)
Прошу во всяком случае — ответа
Ваш Виктор Гофман
У меня новый адрес:
Большая Дмитровка против Глинищевского переулка у Леве.
13
28/I 1909
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич
В субботу я уезжаю в Петербург. Перед отъездом мне бы очень хотелось собрать у себя некоторых наиболее близких и дорогих мне людей в Москве, тех, с кем я надеюсь не прерывать отношений и живя в Петербурге. Среди них, конечно, прежде всего желал бы увидеть у себя Вас. Не найдете ли поэтому возможность зайти ко мне завтра в четверг часу в девятом.
Искренно Ваш
Виктор Гофман
Воздвиженка, гостиница Петергоф. № 65.
14
16/ IV – 1909 СПб
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич
Сердечно благодарю Вас за присланную мне прекрасную Вашу книгу и последовавшее за нею письмецо. То, что книга не достигла меня по первому адресу, коренится, вероятно, в какой-нибудь ошибке, вкравшейся в этот адрес, т. к. обычно корреспонденция пересылалась мне туда. Теперь медленно, как драгоценным вином, буду опьяняться Вашими стихами. В мае, быть может, соберусь на несколько дней в Москву и тогда, надеюсь, повидать Вас, побывать в «Весах» и, насколько это мне удастся, опять сделать свое сотрудничество в них более деятельным и частым.
С искренним уважением
Виктор Гофман
СПб. Пушкинская, д. 14, кв. 17.
15
17/V – 1909 СПб.
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич
Большое Вам спасибо за Ваше письмо и память: мне очень было жаль, что не пришлось увидеться с Вами в Москве. Рассказы для «Русской мысли» Семену Владимировичу Лурье пошлю на днях: несколько небольших у меня в данное время закончены; более же значительные, однако, все еще в обработке и лишь к осени, вероятно, будут готовы. За заметку о «Всех напевах» в «Слове» мне несколько совестно; я хорошо вижу, что она очень поверхностна, неосновательна и мало содержательна. Объясняется же это тем, что параллельно ей — я писал статью о Вашей поэзии для «Речи», что, конечно, лишало меня возможности быть слишком подробным и в «Слове»…
Числа 10-го июня думаю переселиться куда-нибудь в Финляндию (возможно, в Куоккалу). Хотелось бы побольше поработать летом — приготовить к осени что-нибудь более или менее серьезное. В своем беллетристическом призвании я утверждаюсь все более. Если удастся написать летом не слишком мало, мечтаю с осени стать только беллетристом: прежде всего не писать больше рецензий, что решительно – не мое дело, к чему я не призван. Осенью, однако, выпущу вторую книгу стихов (1905-1908 г.). Это обязательно. Свой летний адрес я поспешу Вам своевременно сообщить. До 10 июня же я все там же.
Искренно Ваш
Виктор Гофман
СПб. Пушкинская, д. 14, кв. 17.
16
10/III – 1911
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич
Благодарю Вас за присланные стихи. Как и Вам, более значительным и ценным мне кажется «Сквозь сон», которое и пойдет в апрельской книжке. Но и со вторым стихотворением нам не хотелось бы расставаться. Нельзя ли просить Вас оставить и его в «Новой Жизни»? Если же Вам это почему-либо нежелательно, немедленно верну Вам его по получении Вашего письма.
С искренним уважением
Виктор Гофман
17
16/III –1911
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич
Благодарю за любезный ответ, возвращенную рукопись и разрешение оставить «Вечеровую песню» в «Новой Жизни». Напечатать ее, однако, решимся вероятно лишь в сентябре; не хотелось бы включать ее в «летний» материал. Первое стихотворение, как я уже сообщал, идет в апреле.
Ваш
Виктор Гофман
18
26/IV – 1911
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич
Полагаю, что Вы уже получили гонорар за стихотворение? Относительно высылки Вам книжки — как Вы, вероятно, знаете, конфискованной — я сделал в конторе распоряжение, и Вы ее получите на днях.
Повторяю свою просьбу относительно дальнейшего Вашего участия в наших журналах.
С искренним уважением
Виктор Гофман
19
1911
Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич
Михаил Федорович говорил мне, что необходимо спешить с доставкой стихов моих — для майского №. Ввиду того — принес сегодня в «Весы» — в дополнение к имеющимся уже у Вас шести стихотворениям, еще 5. Из этих 11-ти прошу Вас выбрать, какие найдете более удовлетворительными и сколько нужно. Прилагаю при сем список всех одиннадцати. Первые 3 — Вами уже были приняты для «Весов». Из остальных я более ценю и потому более желал бы видеть в «Весах», те 3, что отмечены звездочкой (*).
Ваш В. Г.
Прежде переданы :
1) Терцины трудового утра }
2) Вечерние терцины } Приняты к напечатанию.
3) У ночного окна }
4) Баллада о поздних встречах (*)
5) Песня о вечернем звоне
6) Осенние листья.
Внове передаются
7) Голубая любовь — (*)
8) Уговор – (*)
9) Весной
10) В новогоднем сне
11) Вдали от грез