6

6

Зигмунд выехал в Цюрих навестить Карла Юнга в Кюснахе и пробыть с ним четыре дня, а затем они вместе должны были направиться в Веймар на конгресс. Юнг встретил его на железнодорожной станции в Цюрихе. Слишком сдержанный, он никогда не обнимался на публике, однако радость на их сияющих лицах выдавала взаимное восхищение и уважение.

Поездом они прибыли в деревеньку Кюснах, где у Юнга был просторный дом, спроектированный его родственником, в стиле восемнадцатого века. Расположение дома на местности произвело на Зигмунда большое впечатление. К дому вела длинная дорожка, обсаженная молодыми деревьями, над красивой входной дверью на каменной перекладине были вырезаны слова: «Здесь смеются». Широкая лестница вела из прихожей на второй этаж, деревянные перила привлекали своим рисунком. Архитектор постарался удовлетворить пожелания Карла и Эммы, мечтавших об удобном и красивом жилище для себя и детей.

К прихожей примыкала комната со стенами бирюзового цвета, декорированная в стиле французского барокко, с пианино в одном углу. В центре дома находилась главная комната с видом на озеро. Это была просторная гостиная с внушительным камином, около него стояли софа, диван, стулья, кофейные столики. Пол в центре комнаты был устлан ковром, на котором стоял раздвижной обеденный стол. Здесь обедала семья, здесь же принимали гостей.

Эмма радостно встретила Зигмунда и пригласила его наверх, в гостиную, чтобы полюбоваться панорамой озера. Юнг провел его затем в крыло дома, в проектировании которого он сам принимал участие. Здесь находился его рабочий кабинет. На первых порах пациентов было немного. Карл Юнг занимался преимущественно исследованиями и написанием книг, но вскоре стали приходить люди; они прибывали и поездом, и на катерах к доктору, о котором ходили слухи, что он гениальный лекарь.

В доме был скромный зал ожидания и две уютные комнаты; одна довольно просторная, с большими окнами, выходившими на озеро и пологую лужайку, спускавшуюся к ангару, в котором Юнг хранил парусную лодку. Юнг принимал пациентов в большой комнате; в меньшей, с красочными витражами комнате он писал книги: здесь на большом письменном столе лежала огромная тетрадь вроде амбарной книги, в которой Юнг делал зарисовки и наброски. Зигмунд заметил, что в отличие от его собственного кабинета в приемной не было кушетки, а лишь большое удобное кресло, в котором пациент сидел лицом к Юнгу. В зимние холода в комнате топился камин, хотя остальные члены семьи жаловались, что из–за отца, которому всегда жарко, дом обычно промерзал. В юности Юнг мечтал быть археологом и много путешествовал, но собрал ничтожно мало археологических находок – какой–то случайный щит и копье. Но зато он в изобилии набрал эскизов и образов, которые затем воплощал в резьбе по дереву, а иногда и по камню. Его не привлекали античные фигурки, которые так нравились Зигмунду. Зигмунд подумал с любовью: «Он совершенный человек в лучшем смысле слова, художник от природы».

Зигмунд встал в половине седьмого утра, чтобы помочь Карлу Юнгу и поработать в саду и на огороде. Они съели легкий завтрак, а затем сели в лодку и, когда к ним присоединилась семья, проплыли под парусом в дальний конец озера между островами, один из которых хотел купить Карл Юнг и построить на нем летнюю резиденцию. Оставаясь вдвоем, Зигмунд и Юнг обсуждали психоанализ. У них были некоторые разногласия в вопросах методики: как подойти к пациенту? Как получить наибольший объем информации? Юнг охотно согласился стать наследником «империи» Зигмунда и трудился над тем, чтобы сделать ежегодник влиятельным и интересным изданием.

Наблюдая, как Карл Юнг занимается резьбой по дереву или собирает камни для нового участка стены, Зигмунд ощущал резкий контраст между образом жизни Юнга в Кюснахе и собственным в Вене. У него и Марты были лишь мебель и домашняя утварь, большая часть которой была приобретена к свадьбе. Квартира, за которую они вносили арендную плату, принадлежала им только в сугубо венском понимании, ведь венцы снимали квартиру на всю жизнь. У Юнгов же был собственный дом, несколько акров земли с огородом, садом и участком леса на берегу озера. Он подумал: «Они владеют кусочком мира, и он навсегда их. Какое, должно быть, это приятное чувство. Они живут в доме, построенном по их проекту на берегу озера, с высокими окнами в спальне, из которых можно любоваться красотой окрестных гор, прелестью отражения на воде восхода и захода солнца. Это, видимо, создает свой тип философии, нерасслабленной, хотя, может быть, и такое есть, а главное – ощущение долголетия, стабильности. Дом в Кюснахе построен, чтобы стоять столетия на этом просторном участке; перед его хозяином также открыта возможность жить здесь целое столетие. Ну, – рассуждал он, – я рад за Карла, Эмму, за их детей. Они выбрали поистине райское место. Карл выполнит здесь большую работу без спешки, тщательно и завоюет известность».

У него не было ни капли зависти, поскольку он не мог владеть подобным, да такое и не соответствовало венской традиции. И все же различие в образе жизни было разительным.

Через два дня из Бостона приехал доктор Джеймс Патнэм, любезный, приятный человек, сведущий в психологии и философии. Оказываясь втроем, они говорили по–английски, хотя Патнэм хорошо знал немецкий язык. Его радовал успех в распространении психоанализа в Америке. Во время своих частых визитов из Канады Эрнест Джонс основал надежное ядро в Новой Англии; А. –А. Брилл набрал уже около двадцати членов в Нью–Йоркское психоаналитическое общество. Юнг подшучивал над Зигмундом, намекая на его нездоровье во время поездки в Америку:

– Могли ли вы подозревать, что гостеприимная к психоанализу страна наградит вас колитом?

Зигмунд, Карл Юнг, Джеймс Патнэм, Франц Риклин и Людвиг Бинсвангер отправились вместе поездом в Веймар. Основанный в девятом столетии, город все еще сохранял средневековый колорит: узкие кривые улочки в старой части города и оживленный, красочный рынок, окруженный домами с островерхими фронтонами. Прежде чем обосноваться в гостинице, пятерка оставила свои чемоданы и направилась к дворцу, построенному еще во времена Гёте.

В отличие от предыдущего конгресса в Нюрнберге конгресс в Веймаре проходил в более спокойной и дружественной атмосфере. В нем участвовали пятьдесят пять человек, включая несколько врачей–женщин, специализирующихся в области психоанализа. На этот раз приехали четыре американца. Доктор Джеймс Патнэм открыл конгресс докладом о значении философии для дальнейшего развития психоанализа. Его скромные манеры и поставленные им высокие моральные задачи вызвали энтузиазм. Всем было известно, какую успешную борьбу ведет он в Америке за психоанализ. Карл Юнг был в превосходной форме. Он вел заседание непринужденно и легко, прочитав от своего имени доклад о символизме при неврозах. Зигмунд был рад видеть Блейлера, приехавшего с группой из Цюриха. Он был сердечен со всеми и прочитал проникновенный доклад о самоуглублении в фантазию. Преподобный Оскар Пфистер прибыл вместе со своим приятелем, священником Адольфом Келлером. Доктор Ян ван Эмден приехал из Лейдена, доктор А. В. ван Рентергем – из Амстердама; Магнус Хиршфельд, считавшийся авторитетом в области изучения гомосексуализма, – из Германии; Карл Абрахам завоевал уважение конгресса своим исследованием маниакально–депрессивного безумия; Ганс Закс зачитал доклад о связи психоанализа с психологией; вклад Ференци в понимание гомосексуальности получил одобрение доктора Хиршфельда. Доклад Отто Ранка также удостоился высокой оценки, он касался смысла описания обнаженного тела в поэзии и легендах. За завтраком участники конгресса получили повод посмеяться: местная газета сообщила, что сделан «интересный доклад об обнаженности и других текущих проблемах».

Все знали, что Альфред Адлер и его сторонники покинули Венское психоаналитическое общество и основали собственное Общество свободного психоанализа. Однако никто не высказал тревогу по этому поводу.

Одной из наиболее примечательных фигур на конгрессе была Лу Андреас–Саломе, давняя знакомая Зигмунда. Она получила основательную подготовку по психоанализу у своего любовника, шведского психотерапевта Поула Бъёрре, пригласившего ее на конгресс в качестве гостьи. Лу родилась в богатой, культурной семье в России. Она вышла замуж за некоего Андреаса, угрожавшего покончить с собой, если она не примет его предложения. Лу согласилась, но при условии, что она не обязана иметь с ним интимных сношений, и Андреас это условие принял. Для альковных целей была нанята молодая служанка, подарившая ему двух сыновей. Лу Андреас–Саломе имела полную свободу ездить по миру. Она получила известность как автор романов, стихов, очерков, дружила с литераторами многих стран, длительное время ее любовником был Райнер Мария Рильке, и именно на эти годы падает расцвет его стихотворного творчества. В нее безнадежно влюбился Ницше. Ницше говорил о ней: «Она, как никто иной, подготовлена к принятию той части моей философии, которая еще не полностью сформулирована».

Доктор Бъёрре заявил Зигмунду:

– Лу мгновенно поняла сущность психоанализа.

Лу Андреас–Саломе исполнилось пятьдесят лет. Она не была красивой, но всегда смышленой, непосредственной, очаровательной, привлекавшей всех мужчин и многих женщин. Исключением была, пожалуй, лишь сестра Ницше, которая ревниво называла ее архидьяволом. Лу Андреас–Саломе отклонила домогательства Ницше на брак и с презрением отвергла мысль, будто она роковая женщина. Она претендовала всего лишь на вольность, на право быть «независимым человеческим существом». Она влюблялась только в очень талантливых мужчин и никогда не теряла голову в любовных делах. Когда любовь увядала и находился другой интересный мужчина, она прекращала любовную интригу и начинала новую. Никто не знал, сколько на ее счету любовных увлечений за истекшие тридцать лет, никто не считал ее склонной к случайным связям. Она сохраняла свое внутреннее «я», вступая в связь с очередным мужчиной и поднимаясь на более высокую ступень интеллектуального и эстетического развития. Зигмунда поразили проницательность и ясность ее ума. В ее манерах не чувствовалось ни скованности, ни развязности. Она спросила, может ли она писать ему в Вену и навестить его. Он дал согласие.

Успех двухдневного конгресса вызвал у участников большие надежды на будущее. Зигмунд задержался на несколько дней для бесед с Абрахамом, Бриллом и Джонсом об их делах, о проблемах и терапевтической методике. Он возвратился в Вену в добром здравии и превосходном настроении.