( Жить в семье нам было все труднее...)

( Жить в семье нам было все труднее...)

Жить в семье нам было все труднее. В принципе мои любили Станислава, несмотря на эгоизм и вспыльчивость, он был человеком симпатичным и покладистым. Впрочем, моей матери так не казалось. Он неоднократно заявлял о своем нежелании мириться с ее фанабериями. Ничего удивительного, но мы привыкли, а я уже рассказывала, что и меня выводила из себя дурацкая манера матери посылать в магазин за каждой вещью отдельно. Поначалу муж покорно выполнял тещины требования, но наконец взбунтовался и попросил назвать ему все продукты, которые он должен купить в магазине, потому как во второй раз он в магазин не пойдет. Моя мать, разумеется, заявила, что больше ничего не потребуется, и, ясное дело, через полчаса потребовалось что-то еще купить. Муж проявил твердость характера и в магазин не пошел. Уж не знаю, кого погнала мать вместо него, меня в тот момент дома не было, а вернувшись, я застала лишь отдаленные раскаты отгремевшей бури.

Бури учащались, и как-то, когда она разразилась в кухне, где моя мать и мой муж хватались за топоры (выражаюсь фигурально, топора в доме не было), я вдруг почувствовала, что с меня достаточно, и сбежала из дому. Сбежала, в чем была, не переодеваясь, только накинув пальто, висевшее в прихожей.

К счастью, в его карманах обнаружились перчатки, но на ногах-то у меня были домашние тапочки! Был уже поздний вечер, и я отправилась к Янке пешком, прямиком через поле, тем путем, где впоследствии проложили Аллею Неподлеглости. В ту пору она заканчивалась улицей Одыньца. Пробежав в хорошем темпе три с половиной километра, я без стука ввалилась прямо в Янкину кухню.

Янка сидела за столом. В изумлении уставилась она на меня, перевела взгляд на мои тапки и с удовлетворением констатировала:

– О! Из дому сбежала?

Пока я брела в кромешной тьме по бездорожью, настроение мое понемногу улучшалось, тоска осталась где-то позади, чувство юмора возобладало. Обе мы с Янкой весело рассмеялись и постановили отметить такое выдающееся событие. Я решила остаться у Янки, пока мои близкие не опомнятся и не станут вести себя приличнее.

Дома наконец заметили мое отсутствие. Катастрофистка-мать, естественно, впала в панику и разослала всех, кто был под рукой, на поиски сбежавшей дочери. Муж не мог так легко перестроиться, ему на это требовалось время, поэтому он, хотя и вышел из дому, но на поиски не отправился, а просто, злой и надутый, уселся на кирпичи стройки напротив нашего дома.

Отыскал меня отец, который сразу же подумал о Янке. Отцу я заявила, что домой не пойду, останусь жить у подруги, разве что за мной приедет муж на такси и уговорит, а иначе пусть делают что хотят. Через час муж все-таки приехал, действительно на такси, но уговаривать еще не был в состоянии. Что ж, ему требовалось много времени, чтобы перестроиться, у меня же, напротив, настроение менялось легко, я быстро вспыхивала и быстро отходила. В такси я села без лишних разговоров и вернулась в семью.

Через пару лет, уйдя от меня и вернувшись к родителям, он, наблюдая «изнутри» за взаимоотношениями шурина и родителей в своей семье, кое-что понял и признался:

– Знаешь, только теперь я понял, каким же ужасным был зятем и мужем.

Еще бы, конечно, ужасным! Правда, моя мать пыталась обращаться с зятем так же, как всю жизнь обращалась с мужем, однако зять не был таким покорным, как муж. Но в конце концов, не она жила у нас, а мы жили в ее доме, мог бы и пойти в чем-то на уступки. А муж знай твердил одно: он не видит причин, в силу которых должен выполнять прихоти женщины, которая не является его женой, и не позволит командовать собой. Со своей стороны, мать от меня требовала воздействовать на этого грубияна. В первом томе я подробно остановилась на описании своей матери, она была человеком восхитительным и незаурядным и в то же время совершенно невыносимым для окружающих. Вот так я стала буфером между матерью и мужем, видела, сколько огорчений приносит муж обожаемой матери, а виновата я – ведь это из-за меня он появился в нашей семье. Придавленная тяжестью ответственности за создавшуюся ситуацию, я сознавала, что дольше не в состоянии ее выносить и наверняка закончу свои дни в сумасшедшем доме, если мы не разъедемся...

Получив диплом, я поступила на работу, и мы переехали с Аллеи Неподлеглости в собственную квартиру. Находилась она в другом районе Варшавы, на Охоте, на улице Доротовского. Была эта квартира совершенно ужасной, но я и в собачью будку бы переехала, лишь бы избавиться от семейных неурядиц.