Без промежуточной посадки

Без промежуточной посадки

20 февраля я получил сообщение Склярова о консервации этого самолета, о том, что они продолжают полеты на «Восток» на оставшемся одном Ил-14 и просят страховать этот борт с «Дружной». Я стиснул зубы, прочитав радиограмму: «Какая к черту страховка на расстоянии более, чем в 5000 км?! Да еще теперь, осенью, когда циклоны оседлали побережье...» Формально Скляров должен был запретить полеты В. Радюка и Ю. Скорина в одиночку на Полюс холода, но это приведет к срыву обеспечения «Востока» самыми необходимыми вещами: медикаментами, продуктами, приборами. Вдобавок ко всем неприятностям руководство экспедиции попросило нас сделать в марте пять дополнительных рейсов на «Восток». Группе Склярова пришлось возить делегацию ААНИИ, прибывшую для ревизии станций, летать на ледовую разведку больше, чем планировали, — вот грузы и накопились.

«Кто из умных людей сказал, что героизм одних — это следствие раздолбайства других? — думал я, анализируя ход работ отряда. — Сколько раз я талдычил в Москве, что мы должны иметь в резерве хотя бы один Ил-14? Не дали. А теперь нам нужно снимать отсюда машину и гнать ее к черту на куличики через половину Антарктиды. Гнать, рискуя людьми и самолетом, потому что уже конец февраля — время, когда, как правило, и случаются неприятности с экипажами, а погода «загнивает». Все вымотаны — мы сделали на «Дружной» большую программу, и вот — новая проблема...

Придется перепланировать всю работу. Тяжести здесь вывезем одним Ил-14, остальное — на Ан-2 и Ми-8, а второй Ил-14 надо отсылать в «Мирный».

Я решил, что пойдет экипаж Леши Сотникова. С ним проверяющими улетают Белов и Табаков.

Зазвонил телефон — меня срочно просил зайти начальник «Дружной-1», он же заместитель начальника сезонной экспедиции Владимир Георгиевич Щелованов.

Когда вошел, он, поздоровавшись, протянул мне радиограмму:

— На «Дружной-2» положение резко ухудшается. Сможете помочь?

Я стал читать: «Керосин для отопления жилых помещений кончился. Топлива для электростанции осталось на 12 часов работы. Указанные мною сроки нормального функционирования базы до 15 февраля выполнены полностью. Прошу оказать срочную помощь. Начальник Поселов».

— Почему до сих пор молчали?

— Мы рассчитывали, что они смогут продержаться еще пару дней. Я аккуратно сложил радиограмму и спрятал в нагрудный карман.... Снова пришлось ломать все планы и перенацеливать экипаж Игоря Шубина на полет на «Дружную-2». Решил с ними идти проверяющим.

Взлетели. В экипаже собрались те, с кем я не раз работал в предыдущих экспедициях, — командир И. Шубин, второй пилот К. Крылов, штурман В. Казаков, опытнейший бортмеханик С. Кобзарь, бортрадист Ю. Пустохин.

«Дружной-2» в этом году не везет, — думал я, привычно отмечая с воздуха знакомые ориентиры. — Корабли к месту ее базирования не пустил лед, и обеспечивать ее жизнь пришлось Шубину и Сотникову...»

Лететь до «Дружной-2» было недалеко — два часа, но расстояния в Антарктиде не играют роли: в одном районе погода может «звенеть», а рядом, в каком-нибудь десятке километров, так прижмет, что охнуть не успеешь.

Видимость стала таять все быстрее, усиливалась болтанка. «Кажется, Антарктида включает все свои машины по производству наихудшей погоды, — думал я, глядя на то, как мы погружаемся в бледно-серую мглу, — к тому же спешит, спешит...»

На станцию вышли точно — Казаков сработал безошибочно, а вот посадка оказалась тяжелой. Сильный боковой ветер сносил Ил-14 в сторону от оси ВПП, и нам с Шубиным пришлось «всласть» пошуровать штурвалами и педалями, прежде чем мы стали под погрузку.

— Если хотите улететь, — сказал я Поселову, как только он подошел к самолету, — времени у вас максимум час.

— Да вы что, Евгений Дмитриевич! — он сделал круглые глаза. — Мы только начали станцию консервировать!

— Через час полосу заметет так, что по ней бульдозер не пройдет, не то что Ил-14. Решайте.

Поселов молча повернулся и тяжело побежал к домикам.

— Ну что, Юра, — спросил я подошедшего Науменко, руководителя полетов на «Дружной-2», — Ты когда ВПП укатывал?

— Перед вашим подходом. Двумя тракторами. Шубин, стоявший рядом, удивленно присвистнул.

Как мы ни торопили «науку», управились они почти за два часа. Ил-14 утрамбовали тем, что надо вывезти, под крышу — в прямом смысле слова, а люди набились так, будто это был не самолет, а вагон метро в час «пик». Но перетряхивать машину было поздно — метель, радостно шурша, облизывала остекление кабины, резвилась на ВПП, таская по ней полотнища из снега и строя передувы, которые росли, как на дрожжах.

Но, честно говоря, злиться на «науку» я так и не научился — почти все исследователи Антарктиды были такими же влюбленными в свое дело людьми, как мы, летчики, — в свое.

Ил-14, натужно ревя моторами, тронулся вперед. Скорость росла очень медленно, но мы не торопили самолет — перед нами лежало несколько километров снежной равнины, и я знал, что трещин на ней нет. После того, как мы оторвались от земли, я, в который раз, сказал мысленно «спасибо» и самолету, и людям, построившим его.

... Еще 18 февраля на свой запрос о состоянии аэродрома в «Новолазаревской», я получил ответ: «Снеголед остался только на начальной правой части ВПП длиной 400 метров, на остальной части — лед и плохо замерзающие снежницы». Эта радиограмма перечеркнула надежды на то, что экипаж Ил-14 Леши Сотникова сможет сесть в «Новолазаревской», заправиться топливом и идти дальше — на «Молодежку» и в «Мирный» — по знакомой трассе. От «Дружной» до «Молодежной» больше 3300 километров, без дозаправки долететь трудно. Оставалось одно — идти к японской станции «Сева», лежащей в 1050 километрах за «Новолазаревской», найти там подбазу ГСМ, которую мы организовали еще весной прошлого года, откопав ее, заправиться и двигаться в «Молодежную». Но прошло уже несколько месяцев, снег, ветер и солнце основательно поработали над рельефом ледника, на склоне которого мы оставили бочки с бензином и маслом. Никто не знает, на какую глубину они ушли в лед и снег, и хватит ли у экипажа сил отрыть их, если даже найдут... Да и до «Севы» еще надо долететь. Обычно в этих районах мы держались поближе к береговой черте, но теперь осень и над ней хозяйничают циклоны — иди, пробейся. К тому же никто не мог подсказать, где, когда и какая погода будет ожидать Ил-14. Вопросы, вопросы, вопросы... «Легче самому слетать, — думал я, перебирая карты. — Кой черт дернул меня дать согласие идти командиром отряда?! Улетел бы сейчас вместо Белова или Сотникова»...

22 февраля их Ил-14 вылетел в «Молодежную». Это был первый полет в истории этого самолета без промежуточной посадки в «Новолазаревской».

... Связь пропала через два часа после того, как они взлетели. Экипаж словно растворился в небе Антарктиды, пройдя 500-600 километров.

Радисты, сменяя по очереди друг друга, вызывали на связь Ил-14, наши станции и корабли. В эфире — тишина. Я закрыл глаза и мысленно «пролетел» тот кусок пути, что они уже прошли.

Бесконечно долго тянется ожидание. Наконец, получаю радиограмму: «Взлет с «Дружной» в 4 ч 50 мин. По истечении двух часов полета связь велась «блиндом» в установленные сроки. Посадка на подбазе «Сева» в 14 ч 50 мин с целью перекачки топлива. Условия благоприятные, поверхность ровная, глубина следа 5 см, заправлено 10 бочек. Взлет с точки в 16 ч 20 мин, установлена двусторонняя связь с «Молодежной». Посадка в 17 ч 30 мин. Вылет в «Мирный» планируем 23.02.84 в 7.00. Белов».

На следующий день к вечеру получил сообщение от Склярова, что Ил-14 Белова и Сотникова произвел посадку в «Мирном» и приступает к полетам на «Восток». Я мысленно (в который раз!) поблагодарил «стариков», создавших школу Полярной авиации. Если те, кто прошел эту школу, становились командирами кораблей, то в их профессионализме можно было не сомневаться. Да, путь к этой должности был долгим, но за то время, пока человек становился полярным летчиком, в полном смысле этого слова, командир отряда изучал его настолько, что знал, как он будет действовать в тех или иных ситуациях. Белов, Сотников, Табаков, Осипов, Отрошко, Уханов, Киреев действовали так, как я и предполагал. Точка в точку. И если уж все мы сошлись в том, как надо было работать, осуществляя этот рейс, значит, мы действовали правильно. И школа Полярной авиации была отличной школой...