Н. П. Петерсон Из записок бывшего учителя

Впервые я увидал Льва Николаевича в начале 1862 года, в Москве, на Лубянке, в гостинице, кажется, «Лабади», куда я пришел к нему со своими товарищами, как один из согласившихся на его приглашение ехать учительствовать в одной из сельских школ, которые Лев Николаевич предполагал тогда открыть, будучи мировым посредником[238].

Несколько школ в ближайших к Ясной Поляне селениях были открыты Толстым раньше[239]. Была школа и в Ясной Поляне, на барской усадьбе, в одном из находившихся в ней домов.

В этой школе учительствовал и сам Лев Николаевич. Учителями в открываемые школы Лев Николаевич приглашал студентов, среди которых были в то время волнения, начавшиеся из-за вводившихся матрикул и переходившие на политическую почву. Лев Николаевич указывал на бесплодность этих волнений и приглашал к плодотворной работе над просвещением народа, который казался тогда Льву Николаевичу источником истины, блага и красоты, но источником закрытым, за отсутствием органов, способных проявить внутреннее содержание. Внося в среду народа грамотность, мы должны были способствовать, помогать народу выразить его внутреннюю сущность, сказать свое слово, и мы должны были прислушиваться к этому слову, а не вносить в народ что-либо свое. Цивилизация (слово «культура» тогда еще не употреблялось) казалась Льву Николаевичу извращением здоровой жизни людей. И я не раз между прочим слышал от него:

– Жениться на барышне – значит навязать на себя весь яд цивилизации.

И хотя мы все и были продуктом цивилизации, но не заражать народ своим «ядом» приглашал нас Лев Николаевич, а самим оздоровиться от соприкосновения с здоровою жизнью народа.

Я, как и все откликнувшиеся на приглашение Льва Николаевича, с радостью пошел за ним… Для меня было величайшей радостью приезжать по субботам и перед праздниками в Ясную Поляну из Плеханова (деревня, где я учительствовал, верстах в семнадцати от Ясной) и проводить целый день вместе с остальными сотоварищами, которых было человек десять, в беседах со Львом Николаевичем и слушать его рассказы. Некоторые я потом встретил в его «Казаках» и «Войне и мире».

Для меня было еще большим наслаждением слушать его дивную игру на рояле. Особенно запечатлелся в моей памяти «Лесной царь» Шуберта, сопровождаемый словами баллады Жуковского.

В Ясной Поляне нам было необыкновенно приятно. Все относились к нам с редкой добротою, не исключая и тетушки Льва Николаевича, Татьяны Александровны Ергольской, хотя мы, вероятно, и не могли не шокировать ее своими манерами и своими несовершенными (за неимением средств) костюмами. Впрочем, и сам Лев Николаевич не блистал тогда костюмами. Мне помнится, что у него был только один сюртук, в котором он ездил на съезды мировых посредников, но и тот с короткими рукавами и с талией не на своем месте; а ваточное пальто Льва Николаевича было даже с прорванной подкладкой, и из-под нее лезла вата…

После съездов мировых посредников Лев Николаевич всегда бывал недоволен и очень нелестно отзывался о своих сотоварищах по съезду, из которых я ни одного не видал в Ясной Поляне.

Впрочем, Лев Николаевич недолго оставался мировым посредником. В апреле или мае 1862 года он подал в отставку[240].

Недолго, однако, мы учительствовали. С началом весенних работ наши школы опустели. И некоторые из нас, в том число и я, должны были поселиться в Ясной Поляне в ожидании, когда, по окончании полевых работ, снова соберутся ученики в наши школы.

Жить в Ясной Поляне было хорошо. Но сам Лев Николаевич что-то заскучал. Он взял с собою двоих учеников Яснополянской школы и уехал с ними в мае месяце в самарские степи[241], откуда возвратился только месяца через два. Без него приезжали жандармы и производили обыски, но, конечно, безрезультатно. Лев Николаевич был чужд политике и нас всех отучил от нее.

Жандармы были направлены на Ясную Поляну, вероятно, по неудовольствию, которое Лев Николаевич возбудил против себя как мировой посредник[242].

После возвращения Льва Николаевича из самарских степей приезжал, я помню, в Ясную Поляну Е. Л. Марков, бывший тогда учителем тульской гимназии, впоследствии известный публицист и литератор. Е. Марков приезжал в Ясную Поляну вскоре после того, как вышла книжка «Русского вестника» с его статьею об Яснополянской школе и о журнале «Ясная Поляна». В этой книжке Марков весьма критически отнесся к педагогическим идеям Льва Николаевича и этим всех нас возбудил против себя. Тем не менее Лев Николаевич принял его весьма любезно; и когда мы слишком яростно нападали на Маркова, в особенности после его отъезда, Лев Николаевич, не соглашаясь с Марковым, заявил, однако, что Марков очень умен и статья его – очень умная статья. Тем и были сдержаны наши нападки[243].

В августе (1862 г.) Лев Николаевич поехал в Москву по делам редакции журнала «Ясная Поляна», которой заведовал один студент[244]. Окна квартиры этого студента были вровне с тротуаром. И мне помнятся рассказы, что Лев Николаевич входил к этому студенту для сокращения через окно. Говорили также, что Лев Николаевич, приехав в Москву, остановился на этот раз не в гостинице, а на студенческой квартире. Но скоро мы услыхали, что он переехал в одну из лучших тогдашних гостиниц в Москве – к Шевалдышеву, а затем и в самую лучшую – к «Шевалье» в Газетном переулке. Не могу, однако, утверждать, что все это именно так происходило, но все это так сохранилось у меня в памяти[245].

Потом мы узнали, что Лев Николаевич решил жениться. А в сентябре 1862 года он приехал в Ясную Поляну уже со своею супругою Софьей Андреевной…

Ко времени приезда Льва Николаевича в Ясную Поляну с молодою женою все учителя разъехались по своим школам. Я был младший из всех. Мне было семнадцать лет, и моя деятельность в Плехановской школе была не особенно удачна[246], а потому с осени я должен был заниматься в Яснополянской школе, где преподавал и сам Лев Николаевич. Но по приезде его с женою занятия в школе что-то не начинались. Я спрашивал Льва Николаевича:

– Когда же мы будем заниматься?

Он каждый раз отвечал:

– Будем, будем!

В конце концов брат Льва Николаевича, Сергей Николаевич, предложил мне давать уроки его сыну, который жил с матерью в Туле. И я переехал в Тулу…

Так кончилось мое пребывание в Ясной Поляне. Вскоре закрылись и все школы, открытые Львом Николаевичем…

Помню, что, живя летом в Ясной Поляне, мне приходилось ездить в Тулу, отстоящую верстах в тринадцати – четырнадцати от Ясной Поляны, приходилось ездить иногда верхом на небольшой белой лошадке Льва Николаевича, которая была приведена им с Кавказа, где он ускакал на ней, как говорили, от черкесов, гнавшихся за ним и не догнавших его благодаря быстроте его коня[247].

В одну из поездок в Тулу я был там в книжной лавке, кажется Пантелеева, который обратился ко мне с просьбой спросить Льва Николаевича, не продаст ли он ему издание «Князя Серебряного». Я объяснил Пантелееву, что это произведение другого графа Толстого, не Льва Николаевича. Но по приезде в Ясную Поляну рассказал об этом Льву Николаевичу. Помню его слова:

«Скажите ему (то есть Пантелееву), что я такой дряни не пишу»[248].

В начале 1863 года я покинул Тулу. Но и после мне приходилось встречаться со Львом Николаевичем. И, между прочим, в Москве в 1868 и 1869 годах, в Чертковской библиотеке[249], где я был помощником библиотекаря П. И. Бартенева (издатель «Русского архива»). Бартеневу Лев Николаевич поручил тогда и издание «Войны и мира», после того как начало этой поэмы под заглавием «1805 год» было напечатано в «Русском вестнике». Мне приходилось держать и корректуру первого тома «Войны и мира». Во время печатания этого произведения Лев Николаевич и заходил в Чертковскую библиотеку. Однажды он попросил меня разыскать все, что писалось о Верещагине, который в двенадцатом году был отдан Растопчиным народу на растерзание, как изменник. Помню, я собрал множество рассказов об этом событии, газетных и других, так что пришлось поставить особый стол для всей этой литературы. Лев Николаевич что-то долго не приходил, а когда пришел и я указал ему на литературу о Верещагине, то он сказал, что читать ее не будет, потому что в сумасшедшем доме встретил какого-то старика – очевидца этого события, и тот ему рассказал, как это происходило.

Затем я встретился со Львом Николаевичем в 1878 году летом на железной дороге, когда он со всем своим семейством ехал из самарского имения в Ясную Поляну. Я проехал тут со Львом Николаевичем от станции Пачелмы Сызрано-Моршанской дороги до Ряжска. И в этот раз Лев Николаевич рассказывал мне о своем душевном состоянии, которое чуть было не привело его к самоубийству и разрешилось возвращением к вере, которую исповедует наш народ. В это время Лев Николаевич исполнял все церковные обряды, говел, соблюдал посты, причащался.

В последний раз я виделся со Львом Николаевичем в марте 1899 года и провел в беседе с ним два вечера у него в доме, в Москве, в Хамовническом переулке.

Этим и ограничились мои личные сношения со Львом Николаевичем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.