Как ликвидировать брак!

Как ликвидировать брак!

Первое, что мне бросилось в глаза, когда я впервые появился на ферросплавном заводе, — это большая доска с объявлениями. На ней было наклеено несколько извещений о совещаниях, часть из которых давно уже прошла, а также приказы директора завода. Их было несколько. Один из них привлек мое внимание. Конец приказа я помню до сих пор:

«За халатное отношение к выполнению обязанностей товарищу Николаеву объявляется восьмой выговор». Два последних слова были зачеркнуты, и поверх чернилами написано: «выговор в восьмой раз».

Я подумал: «Ну, а не все ли равно Николаеву, сколько теперь у него будет выговоров — семь или восемь?».

Несколько дней спустя, когда я немного познакомился с заводом, то спросил у заместителя директора Маккавеева:

— За что вы это Николаеву восемь выговоров вынесли?

— Брак делает. Больше всего брака в его бригаде.

— А, что за брак?

— Шлаковые включения. Не металл, а пирог с изюмом!

— А как в других бригадах? Тоже пироги с изюмом?

— И у других брак есть, но меньше.

— А в чем же причина?

— А шут ее знает, в чем! Никто толком не может объяснить!

— Ну, а после первого выговора Николаеву процент брака в его бригаде понизился? — продолжал я выспрашивать заместителя директора. Он был явно недоволен принятым направлением разговора.

— А что же вы хотите, чтобы мы благодарность бракоделам объявляли?

— Нет, зачем же благодарность, но разобраться надо, почему получается брак.

Заводской брак был ахиллесовой пятой всего производства. Много выплавляемого нами металла не соответствовало техническим требованиям. В особенности много металла браковалось из-за его загрязнения неметаллическими включениями. Причиной этого была несовершенная технология.

По установленному на заводе технологическому процессу жидкий феррохром при температуре, близкой к двум тысячам градусов, выпускался из печи в плоские изложницы, похожие на большое корыто. Их устанавливали перед печью и длинными железными прутьями пробивали отверстие — летку, через которую жидкий металл и шлак ослепительно ярким потоком стекали в изложницу. Металл и шлак бурлили, во все стороны летели искры и мелкие частички расплавленного шлака, они застывали в воздухе и стекловидной дробью падали на покрытый чугунными плитами пол. Плавильщики и горновые работали в валенках, а их головы украшали широкополые войлочные шляпы с закрепленными на них синими или зелеными очками.

Жидкий металл застывал на дне изложницы-корыта, образуя слиток-блин, но не круглый, а напоминающий форму неправильного эллипса. Количество шлака по объему в три-четыре раза превышало количество металла!

При остывании жидкого металла в изложнице огнеупорные материалы оплавлялись и крепко связывались с нижней поверхностью слитка. Шлак также взаимодействовал с металлом, покрывая стекловидной глазурью его верхнюю поверхность.

После остывания слитки дробили и очищали от огнеупорных материалов и шлака. Полностью очистить металл не удавалось, и загрязненные куски вновь загружались в печь для переплавки.

Все это, конечно, вело к снижению производительности труда, высокому расходу энергии и в конце концов высокой себестоимости.

Для меня было совершенно ясно, что необходимо улучшать технологию производства. Но ясно было также и то, что всех вопросов сразу не разрешить.

Мы строили Челябинский ферросплавный завод, совершенно не имея никакого опыта — таких производств в нашей стране не было. Описаний технологических процессов производства также не существовало. В иностранной технической литературе были изложены сведения преимущественно рекламного характера.

Все производство ферросплавов находилось в руках европейского картеля, который не был заинтересован в распространении технических сведений и тщательно охранял секреты производства.

Еще в мае 1932 года, будучи в Швеции, я предпринял неудачную попытку ознакомиться с производством ферросплавов на шведских заводах. Советским послом в Швеции была тогда Александра Михайловна Коллонтай, как об этом я уже упоминал. Когда я рассказал Коллонтай, с какими трудностями мы встречаемся при организации ферросплавного производства и как важно мне увидеть в натуре хотя бы один действующий ферросплавный завод, я услышал обнадеживающий ответ:

— Я думаю, голубчик, что мне это нетрудно будет сделать. Я переговорю со знакомым сенатором, связанным с металлургической промышленностью, и он, безусловно, окажет содействие в посещении того завода, о котором вы говорите. Кстати, мы передали большие заказы металлургической промышленности Швеции, и заводы заинтересованы в дальнейшем развитии связей с нами. У меня нет сомнений, что вы получите это разрешение.

Через два дня, когда я вновь пришел к Александре Михайловне, она была в большом смущении.

— Не понимаю, почему, но сенатор после тысячи извинений сказал, что, к сожалению, он не сможет ничего поделать. Хозяева завода категорически заявили, что они не могут без разрешения картеля допускать посторонних на свои заводы и знакомить их с производством.

Примерно то же самое я услышал и от нашего торгового представителя в Швеции.

Уже после второй мировой войны я встретился с Тевосяном, который только что вернулся тогда из Западной Германии. За время пребывания в Рейнской области ему пришлось вновь посетить заводы Круппа в Эссене и встретиться со старыми знакомыми. Они рассказывали ему о том, как работал завод во время войны, когда недоставало многих необходимых материалов.

— А вы знаете, нам ведь пришлось не только производством стали заниматься, но и изготовлять для ее выплавки ферросплавы. Это было новое для нас производство, но мы его довольно быстро создали.

А затем, смеясь, добавили:

— Вы нам помогли в этом.

— Как так?

— В ваших технических журналах с такой подробностью описывались все технологические процессы, что не было никакой необходимости что-либо проверять — это были не научные статьи, а по существу технологические инструкции. Мы прямо по ним строили производство.

Это подтверждало то, что нам было уже отчасти известно. Они публиковали свои технические статьи в большей своей части в целях рекламы — мы же как техническую информацию.

…Прошло тридцать лет, и я узнал взволновавшую меня новость, прошедшую у нас в стране почти незамеченной: нами продана партия феррохрома наиболее индустриально развитой стране Европы, стране, откуда длительное время шло распространение всей новой техники, — Англии.

Англия была когда-то для нас символом технического прогресса. Это отмечалось в народной песне:

Англичанин мудрец, чтоб работе помочь,

Изобрел за машиной машину,

А наш русский мужик, коль работа невмочь,

Так затянет родную дубину.

И вот теперь Англия покупает наш феррохром. Англичане понимают толк в том, что покупают. За товары низкого качества они деньги платить не будут.

Но через какие же трудности нам надо было пройти, чтобы создать эти новые производства!

Однако вернемся в Челябинск. Итак, первая задача — ликвидировать брак. Как это сделать? С чего начать?

Прежде всего необходимо разобраться в причинах. Выяснилось для начала одно — таких причин много и их надо устранять планомерно. Надо самому учиться и учить других. В книгах ничего больше не вычитать. То, что написано, все перечитано. Большинство авторов советских статей по ферросплавам работает здесь, на заводе, или уже побывали на нем и отдали нам все, что они могли отдать — все свои знания.

Заграничный опыт находится под замком, секреты хранит европейский картель, который желает сохранить свою монополию и держать нас на положении поставщиков дешевого минерального сырья. Сохранять высокие, цены на сплавы и низкие — на сырье. Ведь это двойной барыш. Здесь сказывались не только меркантильные соображения экономики, но и определенная политика. Они пытаются тормозить наше развитие, наше движение вперед.

Сколько раз, будучи за границей, я слышал от них советы, что нам следует производить, а что не следует. Они не хотели, чтобы мы сами производили нержавеющие и жаропрочные стали. Мне казалось, что в их глазах я читал тогда невысказанные ими советы:

«Делайте то, что мы делали вчера, не старайтесь делать того, что мы будем делать завтра, — это вам не по плечу, да в этом мы вам и не помощники».

А мы должны пробежать те десятилетия, на которые отстали, за короткий срок. Об этом мы говорили на своих собраниях, об этом нам твердили красные полотнища плакатов, развешанных по всей стране — в наших клубах, партийных комитетах, в цехах фабрик и заводов, мы несли их во время наших манифестаций на улицах. Они, эти плакаты, утверждали, что «техника в период реконструкции решает все». «Главное состоит в том, чтобы иметь страстное большевистское желание овладеть техникой, овладеть наукой производства». «При страстном желании можно добиться всего, можно преодолеть все». Эти плакаты я хорошо помню.

Но как же все-таки бороться с браком?

Тогда выражение, широко в настоящее время применяемое в радиоэлектронике, — обратная связь — мне было неизвестно.

Но его широко применял Ленин. Он черпал ответы на трудные вопросы не только в книгах, но и в народной мудрости — он апеллировал к массам.

А что, если весь коллектив вовлечь в борьбу за совершенствование технологии производства? После длительных консультаций с директором завода Власовым, начальниками цехов, мастерами, работниками лаборатории, отдела технического контроля созрело решение — необходимо создать специальную комиссию по исследованию причин брака. Брак в производстве феррохрома достигал тогда 25–28 процентов!

В состав комиссии вошли начальники ферросплавных цехов, начальник лаборатории, начальник отдела технического контроля, главный энергетик завода. Председателем утвердили меня. Было установлено, что комиссия будет собираться регулярно по четвергам, в десять часов утра. Докладывать будет бригадир той бригады, которая выплавила бракованный металл.

Первое же разбирательство причин брака показало, что никто никогда серьезно изучением действительных причин брака на заводе не занимался. Были приказы с суровым осуждением тех, кто был виновен в изготовлении бракованных сплавов, но не было конкретных мер.

— Ну, докладывайте, — обратился я к бригадиру, вызванному на первое заседание комиссии.

— Что докладывать-то? Брак, и все, — уныло ответил он.

— Почему брак-то произошел? Чем вы объясняете? Ведь вы на печи работаете давно и не все плавки у вас бракованные — большинство хорошие. А вот четыре плавки за последнюю неделю — брак. Вот давайте вместе и разбираться, в чем здесь дело.

— Металл холодный — вот в нем шлак и запутывается. Не может подняться.

— А почему металл холодный?

— Перебои в энергии были. Печь остывала.

— А какого числа это было? — спросил главный энергетик.

Бригадир ответил.

— В этот день никаких ограничений в снабжении электроэнергией не было. Вот у меня сведения об ограничениях, — и он развернул сводку о поступлении на завод электроэнергии.

— Ну, тогда, значит, что-нибудь с рудой не в порядке. Руду не того состава к печам подали, — сказал бригадир.

Начальник лаборатории Бабаев заявил, что за последние две недели в цех доставляли руду на редкость однородную по химическому составу.

— Тогда не знаю, почему брак идет, — зло произнес бригадир.

— Так давайте все-таки раскопаем, в чем же дело! Без причины и прыщ не вскочит.

И так рассматривая все, что может повести к появлению брака, отбрасывая неверные или несуразные объяснения, мы постепенно начали нащупывать наиболее вероятные причины его.

Заседания комиссии приняли интересную форму технической учебы и вместе с тем суда. Суда над техническим невежеством.

Мы поставили себе целью вовлечь в это дело весь коллектив. Как-то через пару месяцев после начала нашей работы я встретил одного бригадира. В его руках были куски феррохрома. Я знал, что бригада должна была работать ночью.

— Что это вы так рано пришли? — спросил я его.

— Да вот ходил в отдел технического контроля, хотел узнать, нет ли бракованного металла.

— Ну и как?

— Оказывается, есть. В одной плавке кремния больше на два процента. Вот отобрали от плавки два куска. Хочу в лаборатории поговорить, нет ли здесь какой-нибудь ошибки? Завтра четверг, опять, наверное, пытать будете. Ну и каторгу же вы создали для нас! Так в душу и лезете. Почему да почему. Дали бы просто выговор и отпустили. Душа болит идти на эту комиссию. Вы думаете, это легко при народе-та сваю малограмотность показывать?

— Так учиться, Панков, нужно.

— Итак учусь, да вот что-то ничего не получается.

— Как не получается? Какой у вас брак в бригаде был раньше?

— Менее двадцати процентов никогда не было.

— А сколько было в прошлом месяце?

— Двенадцать с половиной.

— Ну, а говорите, ничего не получается.

Панков засмеялся и зашагал в лабораторию.