Борьба с оппозицией

Борьба с оппозицией

В конце 1923 года и начале 1924 года в стране шла борьба с троцкистской оппозицией. Горная академия так же, как и другие высшие учебные заведения, гудела, как улей. Собрания длились дни и ночи.

Как-то в одну из таких ночей шло бурное партийное собрание — местный лидер троцкистской оппозиции Штыкгольд бушевал, потрясая своим мощным басом самую большую аудиторию академии — вторую.

Попасть в аудиторию было нельзя — все места были заняты, проходы между скамьями и стенами были плотно забиты студентами.

Я сидел вместе с другими студентами на пороге двери. До нас доносились только отдельные слова выступавших и возбужденные реплики.

Около трех часов ночи перед дверью появился старичок с бородкой. Сняв очки, и протирая их, он спросил меня: «Пройти туда можно?» Я, не поднимаясь с места, взглянул снизу вверх на пришельца и сердито буркнул: «Не знаю, попытайтесь».

Он перешагнул через наши ноги и просунулся в помещение аудитории. Начались аплодисменты. Я поднялся со своего места, взглянул на того, кому аплодировали, и сразу узнал его. «Да ведь это же Калинин».

Калинин попросил слова, но оппозиционеры начали бесноваться.

— Никому из посторонних слова больше не давать! Хватит! Это студенческое собрание. Мы сами во всем разберемся! Только студентам предоставлять слово! — перекрывая всех, кричал Штыкгольд.

Калинин обвел глазами всю аудиторию. Потом опустил руку в карман и вытащил из кармана какую-то книжечку — он стоял в двух шагах от меня, и мне все хорошо было видно.

Улыбаясь, Калинин вновь поднял руку, на этот раз в ней была книжечка, и громко произнес:

— Я прошу слова как студент. Вот мой студенческий билет. Вы сами меня избрали своим студентом.

Аудитория стихла — даже Штыкгольд замер. А Калинин, протискиваясь через плотно утрамбованную студентами аудиторию, поднялся на кафедру и стал говорить.

Я смотрел на него как зачарованный.

— Вот здорово, — произнес один из рядом стоящих студентов.

За несколько месяцев до этого собрания у нас отмечалась какая-то юбилейная дата и к нам на собрание приехал Михаил Иванович Калинин; студенты его тогда встретили очень тепло — избрали почетным студентом и вручили ему студенческий билет.

Вот этим билетом он и воспользовался, чтобы получить возможность высказаться на нашем студенческом собрании.

…Но только партийные собрания, но и печать была заполнена острыми выступлениями, заявлениями, письмами и сообщениями о митингах и собраниях, происходивших на заводах и фабриках.

В номере «Правды» за первое января 1924 года девять работников ЦК и МК комсомола, а также Коммунистического Интернационала молодежи выступили со статьей «К вопросу о двух поколениях».

Троцкий до этого в ряде статей и выступлений пытался апеллировать к молодежи и настроить ее против старой партийной гвардии, против руководства ЦК. При этом он пытался создать впечатление, что его взгляды по вопросу о молодежи соответствуют взглядам Ленина.

Авторы статьи разоблачили утверждения Троцкого о том, что его взгляды соответствуют взглядам Ленина, и привели в статье то, что писал в 1916 году Ленин по поводу вышедшего в Швейцарии журнала «Интернационал молодежи»:

«Нередко бывает, что представители поколения пожилых и старых не умеют подойти, как следует, к молодежи, которая по необходимости вынуждена приближаться к социализму иначе, не тем путем, не в той форме, не в той обстановке, как ее отцы…

…За полную самостоятельность союзов молодежи, по и за полную свободу товарищеской критики их ошибок! Льстить молодежи мы не должны».

В этом же номере помещен ответ редакции газеты «Правда» Троцкому — «Долой фракционность».

Наша группа — Тевосян, Фадеев, я и другие — решила, что молчать нельзя — надо выступить и осудить тех, кто пытается столкнуть страну с пути строительства социализма.

Такой же точки зрения придерживались многие студенты других высших учебных заведений.

Появилась мысль обратиться с открытым письмом к Троцкому и изложить в нем наше мнение о его ошибках, предупредить его о том, как опасен тот путь, на который он толкает партию и страну.

Открытое письмо Троцкому членов РКП — учащихся вузов и рабфаков города Москвы было опубликовано в двух номерах «Правды» за 9 и И января 1924 года.

Мы писали, что обращаемся к нему в момент дискуссионной лихорадки, охватившей партию и чреватой в перспективе большими осложнениями как внутри, так и вне нашей страны.

В письме указывалось, что «мы, большевики, тем и сильны, что не фетишизируем свою партию, не смотрим на себя (свою партию) как на нечто обособленное от пролетариата, как на нечто, стоящее над ним. Мы не только заявляем себя авангардом рабочего класса, но и на деле выполняем историческую роль, так что неразрывно находимся в органической связи с рабочим классом. В этом корень понимания Маркса».

…«У нас нет преимуществ в правах, а есть и должны быть удесятеренные обязанности перед рабочим классом».

В конце письма сделаны выводы:

«1. Ваша неправильная постановка вопроса о периодах затушевывает роль и значение великого дооктябрьского прошлого партии, развивает у партийного молодняка невнимательное, безразличное отношение к этому периоду и неверное представление об удельном весе нового курса в историческом развитии партии.

2. Ваша постановка вопроса о поколениях находится в явном противоречии с обстановкой, в которой партия наша живет, объективно она ведет к вредному противопоставлению кадров партии и молодняка. Она не только не дает нам ничего конкретно-практического в смысле большею связывания различных поколении в партии; она, наоборот, нарушает преемственность партийного развития и мешает воспитанию партийного молодняка в духе большевистских традиций партии.

3. Неверная оценка взаимоотношения партийной массы и аппарата объективно дает пищу ликвидаторским — по отношению к аппарату — настроениям; эта оценка отнюдь не способствует и основной нашей задаче в области советского строительства — чистке госаппарата».

Письмо мы закончили словами:

«Боевое единство — наш оплот; залог нашей победы.

В духе этого единства мы будем вести свою работу…

Т.т., присоединяющихся к настоящему письму, просим сообщить об этом в редакцию «Правды».

Далее следовало 112 подписей.

Из нашей группы письмо подписали Тевосян, я, Фадеев (тогда он подписывался Булыга-Фадеев).

Тогда еще трудно было разглядеть всю пагубность действий Троцкого. В последующем они были раскрыты полностью. Троцкий и троцкисты стали синонимом предательства.