БЕЗУМСТВО ХРАБРЫХ
БЕЗУМСТВО ХРАБРЫХ
Сама история готовила ярчайшее подтверждение взглядам Левского на четническую тактику национально-освободительной борьбы.
Ценою гибели отважных сынов Болгарии хотела она показать, как бесплодна попытка поднять народ на восстание подвигом обреченных одиночек.
В Румынии, к возвращению туда Левского, заканчивалась подготовка четы Хаджи Димитра и Стефана Караджи.
Опять катился клич: «К оружию, братья! Поможем матери родине!» И опять, как уже не раз бывало, поднимались сыны Болгарии.
В начале июля из Гюргева на запад вдоль Дуная пробирались то одиночки, то группы болгар. На вопрос любопытных был готов ответ: «Нанялись в Петрушаны». Кстати, в те дни в Гюргеве проходила ярмарка, на которой обычно нанимают сельскохозяйственных рабочих.
На третий день прибыли воеводы. Ночью из амбаров болгарского помещика в селе Петрушаны выходили люди и строились в ряды. Перед строем появился Караджа. Пересчитав всех, он сказал писарю:
— Запиши, здесь сто двадцать пять душ. — А затем обратился к добровольцам: — Мало, братья, нас, но мы решились идти в наше порабощенное отечество. Наша цель — не Турцию завоевывать, а показать братьям болгарам, как умирать за отечество. Кто желает, пусть следует за нами, кто не хочет — мы на тех не обидимся.
В ответ послышались приглушенные возгласы:
— Да здравствует Болгария! Да здравствуют воеводы! Смерть тиранам!
— В поход! — отдал команду Хаджи Димитр.
На рассвете вышли к Дунаю. На том берегу увидели Болгарию. Широко раскинув руки-рукава, бросилась в объятия могучего Дуная горная красавица Янтра. С высот седого Балкана бежит она к нему резвая, веселая, полноводная. В предутренней дымке прибрежья стелются поля, взбираются на холмы виноградники. А там в розово-голубой дали, как радужная мечта гайдука, растворилась сама мать Стара Планина.
— Это ли Болгария? Как прекрасно мое отечество! — воскликнул молодой четник, родившийся, в Румынии и еще не видавший земли дедов.
...Медленно сносит течение барку к болгарскому берегу. Только и слышно, как журчит у бортов вода. Хаджи Димитр вот-вот готов отдать команду о высадке. И вдруг окрик:
— Кто идет?
— Когда выйдем, тогда узнаешь! — ответил по-турецки Караджа.
Теперь уже нечего мешкать. Чета открыта. Не уходить же назад. Лишь барка чиркнула днищем по песку, четники стали выскакивать на берег. Турецкий караул открыл огонь. Дружинники ответили.
Было это в предутренние часы 6 июля 1868 года. Разогнав турецкую береговую охрану, чета двинулась в свой крестный путь. Обгоняя ее, несся клич:
— Пришли болгарские разбойники! Смерть гяурам! Смерть неверным!
Тревога поднимала орды вооруженных башибузуков — турецких головорезов. Озлобленные, жаждущие крови, подстерегали они горстку отважных на всех путях.
А те шли, зная, что их ждет...
Занималось утро воскресного дня. Куда ни глянь — всюду безлюдные поля. Болгарские крестьяне отдыхали. А это кто там? Пригляделись: вдали гарцевала группа конных. Дружина ускорила шаг. Вслед за разведчиками появился большой турецкий отряд. Он рос на глазах, обрастая новыми кучками вооруженных людей из окрестных турецких селений.
— Не будем ждать, братья, пока к туркам подойдут новые силы. Ударим по врагу.
Сраженье началось. Караджа появлялся всюду. Он кричал:
— Бейте без промаха! У нас нет своего царства, чтобы посылать нам патроны. Бейте насмерть!
Когда стемнело, обе стороны прекратили огонь. Ночь чета провела в пути, а наступивший день принес новое сраженье.
К вечеру рощица, где чета приняла бой, представляла жалкое зрелище: ветки, перебитые пулями, свисали до земли, кора на деревьях как листья на растрепанном кочане капусты. Лица дружинников почернели от порохового дыма.
После трехчасового отдыха, похоронив умерших, вновь двинулись в поход. К ночи турки бой прекращали.
На рассвете чета вошла в лес, где и решила провезти день.
А тем временем всполошенные турецкие власти собирали силы для разгрома четы. В первый момент против нее были брошены башибузуки и черкесы, и некоторое количество регулярных войск. Но дружина сражалась так отважно, так умело, что губернатор Дунайского вилайета стал стягивать войска из городов северной Болгарии. Из Русе в Шумен отправился специальный поезд за подмогой, но Шумен не смог дать больше двухсот солдат. Пришлось просить подкрепления из столицы империи. Тревогу усиливали слухи, что в Румынии готова к переходу вторая чета. Чтобы выручить своих растерявшихся друзей, английский консул в городе Русе Далиэл попросил своего коллегу в Бухаресте Артура Грина сообщать все, что будет известно о подготовке новых чет в Румынии,
Поспешил на помощь и английский вице-консул в Адрианополе Блэнт. По его настоятельному совету из Адрианопольского вилайета для преследования четы были отправлены три эскадрона султанской кавалерии под командованием польских офицеров-эмигрантов.
Четвертый день чета на родной земле. Из ста двадцати четырех человек осталось шестьдесят восемь. Остальные убиты, ранены или отстали в горах.
«Сегодня это уже не те веселые хлопцы, сегодня — это скелеты, почерневшие, обгоревшие. Мы понимали, что никто из нас не останется в живых. Но это не смущало нашего духа. Выходя, мы говорили: «Умрем за Болгарию!», и мы это выполним,— подводил итог участник четы Ангел Обретенов [42].
Чуть передохнув, отправились дальше. На Стара Планину уже не глядели. Вдали облитые лунным светом маячили ее вершины. Но мы уже не рассчитывали до них дойти. Карадже становилось идти труднее: три раны зияли на его теле...»
Пятый день принес чете большое горе: турки схватили Стефана Караджу.
...Под покровом ночи с места четвертого боя уходило человек сорок — сорок пять вместе с ранеными.
«Эта четвертая битва была самой торжественной для нас, хотя мы и понесли такую утрату, как пленение Караджи. Здесь турки могли видеть, как бьется их пятивековой раб».
Казалось, той ночи не будет конца. Шли медленно. Стонали и падали раненые, еле волочили ноги здоровые.
Показалась скала, повисшая над краем леса. Поднялись. Вершина ее гладкая, точно ток для молотьбы. По краям нагромождены камни. День выдался нестерпимо жаркий, а голые камни усиливали страдание — от них пылало зноем. День провели здесь, как на раскаленной сковороде.
Когда ночь прикрыла скалу своим черным крылом, спустились в ущелье, глубокое и прохладное. Могучие буки поднимались со дна его и лезли по стенам до самого неба. Остановились у студеного ключа. Раненые омыли свои раны.
— Теперь и до цели недалеко, — сказал воевода. — Стара Планина вот она, перед нами. Дойдем до Агликиной поляны, там нас встретит много друзей. Собравшись, мы объявим народу, что есть теперь у него свое правительство на Стара Планине. И зазвучит его голос, и будет он звать народ на бой с тираном, на последний бой за свободу и право жить по-человечески. Мы несем его первое обращение к болгарам.
Слова воеводы ободрили. Высокая цель похода приподняла настроение. Остаток ночи шли легко. Утро застало на старапланинской вершине.
Внизу, в долине, виднелись крыши болгарского селения. Дружинников мучил голод, и они спустились в село. Радушно встретили их жители, принесли хлеба, мяса, молока, вина. В тени дубов расстелили ковры и уставили их всякими яствами. Старались один перед другим услужить дорогим гостям. Старухи благословляли крестным знамением. Молодежь и дети молча и восхищенно разглядывали пришельцев. Воевода говорил о муках народных, говорил, что приближается время избавления. Когда пришла пора расстаться и воевода завел речь об уплате денег, крестьяне отказались принять их.
— Грех брать деньги от таких людей, как вы.
Распрощались по-братски и отправились в горы. Долго вслед неслись слова доброго напутствия, пожелания удачи.
Когда уже были высоко, у самого гребня гор, снизу послышались выстрелы. «Это турки расправлялись с нашими благодетелями в селе». Не помогло им наставление воеводы, как поступить, чтобы турецкие отряды не узнали о хорошем приеме четы.
Наступила ночь двенадцатая и последняя. Отряд двигался в густых лесных зарослях — впереди здоровые, позади — раненые. К утру 18 июля группа четников во главе с Хаджи Димитром вышла на гору Бузлуджа. Здесь решили отдохнуть и дождаться раненых.
Вершина Бузлуджи — голая, со всех сторон открытая. Только по склонам ее поднимался мелкий лес. Позиция для боя не подходящая.
Часов в двенадцать дня на Бузлудже появился отряд башибузуков, но нападения не совершил. Это, видимо, усыпило бдительность четы: не приняли мер ни к отходу, ни к выбору лучшей позиции. А может, сказалось чрезмернее перенапряжение сил, нежелание бросить раненых товарищей. Может, полагали в случае стычки, как и прежде, продержаться до темноты, а затем уйти в глубь Балкан. Никогда уже не получить на это ответа.
Они не знали, что турецкие власти направили к Балканам регулярные войска из двух вилайетов — Дунайского и Адрианопольского, с севера и юга.
После полудня на Бузлуджу поднялись турецкие солдаты и заняли позиции против башибузуков.
Положение сразу определилось. Чета плотно окружена. Путей отхода нет. Остается или сложить оружие, или умереть. Выбрали второе.
— Пусть видят все, как умирают болгары за свое отечество! Держитесь, братья! — воскликнул воевода.
Сражение началось. На каждого изнуренного четника приходилось десятка три врагов. Они кричали: «Сдавайся!», но им отвечали огнем. Бой превратился в жертвоприношение. Оружие выпускали из рук только мертвые...
Три часа держится чета. Турки изумлены. Уже молчат четники, но турки еще боятся к ним приблизиться. И мертвый им страшен враг. Наконец, осмелев, башибузуки с ножами в руках набросились на убитых. Обшаривали карманы, раздевали догола, отрезали головы, глумились над трупами.
Вершины Балкан покрылись тучами. Ударил гром, и полил дождь. Турки поделили «трофеи»: семнадцать голов отданы регулярным войскам, восемь — башибузукам. Водрузив головы на шесты, «победители» уходили с Бузлуджи. На вершине ее оставалась груда изуродованных тел...
Власти упивались местью. По настоянию англичан вернулся из Константинополя бывший правитель северной Болгарии Мидхат-паша, слывший человеком «железной руки», вернулся с чрезвычайными полномочиями «резать и вешать» по собственному усмотрению.
Волна террора захлестнула болгарские земли. Хватали всех заподозренных в связи с четой, всех сочувствующих ей. Страшной была судьба отбившихся от отряда дружинников. Поймав, их истязали. Истерзанных, но не сломленных, казнили.
Пленного Стефана Караджу доставили в Тырново. На допрос к Мидхат-паше его, тяжело раненного и замученного, принесли на руках. Ни на один вопрос не ответил Караджа. Ночь провел он в агонии, а рано утром, чтобы не дать ему скончаться от ран в тюрьме, его отвезли на виселицу.
Народ узнал о стойкости своего молодого вожака, — а было ему тогда двадцать шесть лет — и воспел его в песне своей:
...Нет страха у Караджи.
Сказал он паше:
«Не жалко погибнуть
За свою милую мать,
Милую мать Болгарию!
Сейчас нас сотня,
Завтра будет тысяча.
Другие молодцы поднимутся,
Освободят свое отечество!»
Консулы Англии и Франции, сами того не желая, свидетельствовали о величии духа отважных борцов. В своих донесениях из города Русе они сообщали, что четники на суде не защищались, а лишь заявляли, что они пришли освободить свою родину. Перед судом они говорили смело. При казни были бесстрашны. Они восходили на виселицу со словами:
— Сладко умереть за отечество свое!
Величие подвига четы Хаджи Димитра и Стефана Караджи потрясло. Тревога и страх обуяли души поработителей и союзников их.
Сто двадцать пять человек смогли пройти через северную Болгарию, надежно охраняемую армией и полицией, и проникнуть в центр страны! А что, если появится несколько чет? А если не будут безучастны массы народные? Что тогда? Сдержит ли тогда турецкое оружие рвущегося к воле раба?
Рождались новые планы внутренними реформами отвлечь болгар от борьбы за свободу.
Но все эти планы — дело будущего. А земля под ногами горит сегодня. Тушить пожар надо в самом начале и в очаге распространения его.
Откуда пришла чета Хаджи Димитра и Стефана Караджи? Откуда появились четы Панайота Хитова и Филиппа Тотю в 1867 году? Откуда возмущают порядок на покровительствуемой аллахом земле султана?
Из Румынии! Вот где очаг. Вот откуда надо гасить пламя освободительного движения болгар.
По английской рекомендации Турция потребовала от румынского правительства закрыть все щели для деятельности болгарской революционной эмиграции.
Но можно запретить формирование чет на территории Румынии. Можно запретить политическую деятельность болгарских эмигрантов. Но можно ль загасить пламя, зажженное в сердцах болгар подвигом отважных!
Народ пел песни безумству храбрых, оставил жить их в памяти своей, в своих легендах.
Многие годы из края в край земли болгарской ходили слухи, что жив Хаджи Димитр, что ждет он лишь случая, чтобы поднять соотечественников своих на бой за свободу.
Вера народа в бессмертие своего национального героя была столь сильна, что творимые ею легенды обретали достоверность фактов. Через два года после гибели Хаджи Димитра газета «Свобода» рассказывала о том, как один болгарский возчик встретил в горах чету во главе с Хаджи Димитром. Прощаясь, Хаджи Димитр сказал возчику: «Передай моим братьям болгарам, что Хаджи Димитр жив! Пусть не боятся и не отчаиваются. В весну 1870 года начнется болгарское освобождение. Пусть наши братья готовятся к бою против врага. Он должен вернуть отнятую у нас свободу».
Христо Ботев воплотил рожденные народом легенды в лучшее свое поэтическое творение — балладу о Хаджи Димитре.
Жив еще, жив он. Там, на Балканах,
Лежит и стонет в крови горючей
Юнак отважный в глубоких ранах,
В расцвете силы юнак могучий.
Боевым народным лозунгом становятся строки Ботева о бессмертии героя, павшего в бою за свободу.
Кто в грозной битве пал за свободу,
Тот не погибнет: по нем рыдают
Земля и небо, зверь и природа,
И люди песни о нем слагают.
И звучат эти песни над Балканами, песни мятежного духа народного. Болгарский писатель Тодор Влайков, современник Левского и Ботева, рассказывает, что в годы его юношества любили петь песню:
Не кручинься, не печалься,
Лес ты мой зеленый,
Помяни ты добрым словом
Караджу Стефана!
Помяни Хаджи Димитра,
Воли атамана!
Знай, посеянные ими
Семена свободы
Дадут скоро в наших душах
Прекрасные всходы...
Это время близко, близко!—
Пред тобой не скрою,
Скоро все мы соберемся
Под твоей листвою.
«Когда мы выходили в поле, — продолжает Бланков, — пели эту песню, пели всем сердцем, во весь голос, бодро и размеренно шагая, как под марш. Лиц, упоминаемых в песне, я представлял себе какими-то необыкновенными героями, отдавшими жизнь за свободу Болгарии. А когда доходили до слов: «Это время близко, близко!.. Скоро все мы соберемся под твоей листвою», — восторгу, нашему не было границ».
Нет, не умерли герои четы Хаджи Димитра и Стефана Караджи. Они шли на смерть, чтобы смертью своей утвердить право на жизнь.
В третью годовщину гибели четы Христо Ботев писал в своей газете «Слово болгарских эмигрантов»:
«Они погибли, но смерть их была громовым ударом для Турции, громовым ударом и для нашего отечества: для первой она явилась предвестием падения, для второго — предвестием возрождения. Сонный тиран зашатался на троне, услышав слова: «Болгаристан калкты» (Болгария восстала)... Пробужденный народ страшно содрогнулся, огляделся и, не имея возможности кинуться к оружию, со слезами благословил великий подвиг своих сынов. Он увидел и почувствовал силу свою».