В «ЯСНОЙ ЗАРЕ»

В «ЯСНОЙ ЗАРЕ»

После закрытия копеечной газеты «Наше слово» Воровскому долго не удавалось выступать в одесской легальной печати. Это, конечно, не значит, что у него не было предложений сотрудничать в тех или иных буржуазных органах. Имя Орловского было уже достаточно популярно в газетном мире. Но Воровского не устраивали газеты, в которых он не имел возможности писать то, что хотел.

В это время в Одессу приехал по заданию партии большевик Сергей Васильевич Малышев. В Петербурге ему была дана явка к Воровскому и приказ «беречь Воровского» как очень нужного для партии человека.

Как-то на улице Воровский указал Малышеву на пьяного отставного капитана.

— Это Безнощенко, — шепнул Воровский.

Услышав имя, Малышев вспомнил: редактор небольшой черносотенной газеты «Черноморский портовый вестник». О нем раньше говорил Воровский и советовал с ним познакомиться.

Малышев прошел на бульвар и сел на одну скамейку с пьяным капитаном. В завязавшейся беседе Малышев сообщил, что он газетный работник и приехал в Одессу, чтобы найти какую-нибудь работу в одесских газетах.

— Ничего не выйдет, — ответил ему капитан. — Там сидят одни революционеры и жиды. Тебя, русского, не пустят, не жди. А вот у меня есть своя газета. Если хочешь, поработай.

Тут же сговорились об условиях. Вся редакция переходит в руки Малышева. Он должен заботиться о распространении газеты и нести расходы по ее изданию, получая взамен всю выручку от продажи тиража. Капитан же взял на себя только сбор объявлений и доход с них. Обе стороны остались довольны друг другом.

С большим трудом Воровский и Малышев собрали 42 рубля, чтобы выпустить первый номер газеты. Фактически ее редактором стал Воровский. Он очень осторожно вел первые номера, желая сберечь газету до выборов в Государственную думу. Но рабочие сразу поняли об изменении ее направления. И по манере изложения и по языку она была явно рассчитана на пролетариат. И трудящиеся города, в особенности рабочие порта, стали усердно читать и покупать «Черноморский портовый вестник». Настойчиво просили его у разносчиков газет, а когда те, по требованию своего начальства, бойкотировали газету, выгоняли их с территории порта. Разносчики были вынуждены тайком от своего начальства забегать в редакцию «Черноморского портового вестника» и брать там свежие номера.

Эта газета сыграла важную роль в подготовке забастовки в Одесском порту. Свыше 750 рабочих бросили работу и объявили забастовку.

Генерал-губернатор Толмачев вызвал к себе издателя Безнощенко и спросил его, почему газета изменила свое направление. Тот рассказал, что всю работу в редакции он поручил одному надежному работнику-газетчику.

— А ты знаешь, что в твоей газете революционеры? — с криком напустился на Безношенко Толмачев.

После этого капитан с горя запил и отказался иметь дело с Малышевым. Так Воровский остался вновь без литературного органа, а газета вновь сползла на черносотенные позиции.

Вскоре Воровскому и Малышеву представился случай издавать газету «Черноморец». Разрешение на ее печатание имелось у одного рабочего. Удалось выпустить только первый номер, посвященный предстоящим выборам в Государственную думу. Воровский придал номеру очень яркую революционную окраску, и газета тут же была закрыта администрацией.

Неудачи не обескураживали Воровского. Он настойчиво искал пути сотрудничества в других легальных газетах Одессы. Он хорошо знал, что участие в легальной прессе в обстановке жестокой реакции было необходимым средством борьбы с царизмом.

Воровский ясно сознавал, что массы ждали от большевиков правдивых ободряющих слов. И эти слова нужно было нести не только в подпольных кружках, на собраниях и сходках, которые он, впрочем, редко посещал, остерегаясь провала, но и открыто в печати.

Воровский искал не просто сотрудничества в газетах, а постоянного руководства с тем, чтобы самому можно было определять направление и лицо печатного органа. Поэтому он всячески старался входить в редакции газет с небольшой группой своих приверженцев-марксистов.

На предложение Ольминского о сотрудничестве в журнале «Современник» Воровский отвечал по-щедрински: с одной стороны, нельзя не сознаться, с другой — следует признаться…

«Конечно, сотрудничество с протоплазмами, — писал Воровский, — типа Василья Васильевича[22] или наездниками, вроде мусью Амфитеатрова, мало соблазнительно. Это Вы и сами, чай, понимаете. Но, с другой стороны, очень уж соблазнительно забраться в толстый журнал, раз предоставляют право писать, что хочешь, а не то, что хозяин велит. Как-никак, а сейчас ведь совсем нет своей прессы: «Мысль» отдыхает, да и вообще она тесна для нас, дальше политики не в силах идти; ну, а иметь дело с проходимцами, вроде господина Иорданского[23], благодарю покорно, не особенное удовольствие своим горбом создавать капиталец для этих субъектов».

Далее Воровский развивал мысль о том, что надо войти в журнал группой, обязательно солидарной, чтобы не дать себя «слопать» и выговорить себе право свободно высказываться без оговорок, кроме, конечно, необходимых цензурных многоточий. Если это нам гарантируют (а раз они сами просят нас осчастливить, то, думаю, пойдут на эти условия), тогда почему бы и не воспользоваться благоприятным моментом.

«Вообще, конечно, в этом есть грехопадение, а уж если грешить, то, по-моему, грешить основательно, (ведь я большевик!). Это значит войти «постоянными» сотрудниками, т. е. обязательно давать в каждый (или приблизительно каждый) номер статьи. Ибо, если наши статьи будут идти разрозненно — то один даст, то другой, а то и никто, тогда не стоит грех на душу брать. Вы понимаете мою мысль?» — спрашивал Воровский. «Нужно, чтобы все видели, что мы не случайные гости, получающие из любезности пристанище, а сохозяева, высказывающиеся в своем, а не чужом органе. Это тем более важно, что «Современник» имеет уже круг читателей, и нужно, чтобы они понимали, что происходит. Самое лучшее, конечно, было бы, если бы можно было захватить в свое пользование определенные отделы».

Яков Станиславович Ганецкий.

Георгий Васильевич Чичерин.

Однако условия, выдвинутые Воровским, не были приняты редакцией, и большевики-литераторы отказались от сотрудничества в этом журнале, представлявшем, по мнению Ленина, помесь народничества с марксизмом.

Осенью 1911 года группе марксистов удалось приобрести небольшую газетку «Ясная заря», бесцветную и бледную. До этого ее редактировал и издавал «король одесских репортеров» некто Трецек — человек хитрый, жадный к деньгам и невежественный. Газета быстро катилась под уклон, не имея ни направления, ни читателей. Трецек решил продать ее.

Этим воспользовались товарищи Воровского. Они пригласили Вацлава Вацлавовича редактировать эту газету. Воровский сразу же взялся за дело. Газета заметно оживилась и стала приобретать успех. Ею заинтересовались рабочие. Живые передовицы и остроумные фельетоны Воровского быстро завоевывали симпатии читателя.

В те дни в Одессу приехал большевик Александр Константинович Воронений, впоследствии видный литератор. У него был адрес Воровского, данный Марией Ильиничной Ульяновой.

Воронский пришел на квартиру к Воровскому, где его встретила Дора Моисеевна. Она попросила немного подождать. Вскоре появился и сам Воровский. Он вышел из ванной комнаты с дочерью, закутанной в мохнатую простыню. Он довольно улыбался, лицо у него светилось, в бороде сверкали капли воды. Принял гостя просто и радушно. Узнав, что Воронский пишет фельетоны и заметки, Вацлав Вацлавович предложил ему сотрудничать в новой газете «Ясная заря». Воронский с готовностью согласился. Тут же договорились о конкретных материалах.

— Но на гонорары, молодой человек, особенно не рассчитывайте, — сказал Воровский. — Еле концы с концами сводим, несмотря на то, что наш казначей — настоящий коммерсант. Говорят, что ему сама бабушка-повитуха напророчила коммерцию. Из-за этого он и в меньшевики попал. Это Моисей Урицкий. Может, слыхали?

Вацлав Вацлавович направил своего гостя к одному товарищу, который должен был сообщить явку в Николаев, где Воронений решил поселиться.

«Ясная заря» распространялась не только в Одессе, но и в других городах Южной Украины.

«Свой человек ранним утром шел к пароходу, — вспоминал А. Воронский, — получал «Ясную зарю», продавал газету в рабочих кварталах и у заводских ворот. Он уверял, что газета прекрасно расходится, что рабочие ею очень довольны».

Вскоре «Ясной зарей» заинтересовалось начальство. Оно смекнуло, что за крамола таилась в этой небольшой по формату газетке, наполненной горячим пламенным словом, и быстро закрыло ее.