Глава I

Глава I

Когда разразилась война, меня немедленно призвали в 180-й Виндавский кавалерийский полк[9], задачей которого было вступать в соприкосновение с противником и передавать сведения о его перемещениях в сторону русской пехоты. Такой вид разведывательного или, другим словом, поискового полка, если вам так будет понятнее. Погрузившись в вагоны, мы помчались на австрийский фронт, высадились в местечке под названием Люблин, где впервые встретились с противником.

Сначала мы смели всех, кто оказался перед нами, быстро продвигаясь и громя всё на нашем пути. Вскоре мы углубились не менее чем на 180 миль вглубь Австрии, где произошло большое сражение, перед которым противник собрал силы с целью предпринять последнюю отчаянную попытку сдержать наше победное продвижение. Вооружённые лучше, чем мои сослуживцы, да ещё и поддержанные германскими фронтовыми частями, они, конечно, преуспели. Разразилась долгая и ожесточенная битва, наконец, обе стороны с радостью позволили ей затихнуть, чтобы дать передышку своим сильно поредевшим войскам.

Но что касается непосредственно военных действий, я с того времени перестал участвовать в боях. Ибо вскоре после того большого столкновения армий вышел из строя, получив серьёзное ранение шрапнелью в обе ноги, а мою лошадь при этом разорвало подо мной на куски. Когда я очнулся, то был уже пленником в руках австрийцев, не ведающим о своей будущей судьбе, и, по правде сказать, не особо об этом беспокоился, так как испытывал мучительные боли.

Согласно легенде, Засс как-то вынес свою раненную лош

Я вскоре понял, что те, кто взял меня в плен, были, в конце концов, не такими ужасными типами. Возможно, конечно, что ко мне отнеслись добрее из-за того, что я был офицером. (Не успел вам сказать, что за три дня до этого меня произвели в поручики за умелые действия на поле боя, которые доказали, что я могу принимать решения и командовать).

Но, так или иначе, должен сказать, что захватившие меня в плен были очень любезны и заботились о моих удобствах. Как только я пришёл в себя, мне сразу же подали чашку горячего кофе и, немного погодя, какие-то консервы, затем отправили санитарным поездом в Эстергом. Мои пленители, должен вам сказать, были на самом деле венгры, храбрые вояки и великодушные к поверженному противнику рыцари.

По прибытию в Эстергом меня поместили в госпиталь и без промедления прооперировали. Но эта операция оказалась не очень удачной, что меня весьма обеспокоило, потому что в таких случаях хирурги не тратили понапрасну время и тут же прибегали к ампутации. В начале войны врачи ещё не имели того опыта, который они приобрели со временем. Поэтому они не очень хорошо знали, что допустимо в послеоперационный период.

Вскоре после первой операции я перенёс ещё одну, затем другую. Но раны не заживали как следовало бы, и меня предупредили, что если вскоре дела не пойдут на поправку, мне придётся расстаться с ногами. Затем, когда я уже приготовился к худшему, меня перевели в другой госпиталь по соседству. Здесь меня не гак заботливо выхаживали, но, хотя вы найдёте это довольно странным, я был рад. Поскольку мои раны не считали такими страшными, меня поместили в отделение выздоравливающих, что на некоторое время развеяло мои опасения потерять конечности. Потому, что я был уверен, что, предоставленный самому себе, смогу, благодаря венгерским хирургам первого госпиталя, сам помочь своему выздоровлению. Я решил использовать некоторые принципы пассивных упражнений, с которыми знаком, и был положительно уверен, что результаты не могут оказаться бесполезными.

Так и случилось! Втайне от всех я стал воплощать свои идеи, продолжая ежедневно настойчиво трудиться до тех пор, пока, наконец, не смог пользоваться костылями и все страхи лишиться ног не улетучились. Естественная сила моего организма помогала быстрому выздоровлению и приближался день, когда я смогу, наконец, отказаться от костылей, чему я необычайно радовался. Будучи действительно выздоравливающим, я был направлен на легкие работы — ухаживать за другими пленниками, которые были нетрудоспособны, и так далее.

Когда я стал сильнее, мне дали другую работу, естественно, намного более тяжёлую. Я трудился на строительстве дорог и временных госпиталей для раненых с обоих фронтов, которые продолжали прибывать в несметных количествах. Из этого мы могли понять, что волна сражений то накатывает, то отступает, и ни одна из сторон не может заявить о решительном успехе.

Здесь, в госпитале-лагере для военнопленных, каким он являлся, я оставался в течение года. Его, конечно, усиленно охраняли, так что несколько попыток убежать закончились гибелью для тех, кто затевал эти смелые предприятия. Но это всё равно не удерживало некоторых сильных духом от решения попытать счастья при любой выпадающей возможности. И я был, должен сказать, в их числе.

С течением времени работа, которую нам давали, становилась всё тяжелее, а пища все хуже. В основном это были консервы, и большая их часть была заражена долгоносиком. Из-за всего этого наши физические и психические силы ослабли. Намного чаще, чем раньше, стали применяться наказания: отношение охранников менялось под влиянием вестей с фронта, где русские армии наносили урон главным силам. Слух о том, что наши скоро перевалят через Карпаты, вселил в нас радостную надежду, так как лагерь находился недалеко от них.

Будучи в заключении, я очень подружился с другим пленным, которого звали Ашаев, — парень, очень близкий моему сердцу, который, как и я, только и ждал подходящего случая, чтобы попытаться бежать. Но поскольку такой возможности не предоставлялось, или нам казалось, что она не появляется, мы решили приложить все силы, чтобы самим её организовать. Тайно мы спланировали наш прорыв на свободу.

Мы готовились в общей сложности три недели, и планы были хорошо продуманными. Сначала мы поняли, что нам понадобятся деньги, и кое-что из жизни заключенных подсказало нам, как их достать. Каждый вечер около семи часов лагерь закрывался, и всем заключённым полагалось ложиться спать. Конечно, они не оставались в постелях, а обыкновенно вставали и играли в азартные игры, причём это развлечение доставалось им огромными усилиями: бараки не освещались. Деньги для игры они зарабатывали различными ремёслами, к которым их приставили. Что касается меня, должен вам сказать, то, обучившись резьбе по дереву, я в самом деле весьма успешно справлялся с этим делом.

И вот тот охранник, который обязан был следить за освещением в лагере, был очень дружелюбно расположен ко мне. Сам он тоже являлся довольно сильным человеком, хорошим борцом, и благодаря этому у нас появились общие интересы. Более того, он был, как бы вы его назвали, бизнесменом. Он, как и любой другой человек, не был особым бессребреником, и любой благоприятный случай для того, чтобы сшибить и положить в карман лишнюю монету он использовал без малейшего колебания. Я хорошо это знал, и решил на этом сыграть.

Итак, при первой же представившейся возможности я отвёл его в сторонку и попросил потихоньку доставлять мне ежедневно немного керосина. Естественно, он тут же захотел узнать, для чего мне это нужно, и мне пришлось ему всё выложить. И то, что я поведал, ему чрезвычайно понравилось.

Я взялся обеспечивать освещение, которое требовалось для игроков, собирая каждую игру немалые деньги за эту услугу. Я смастерил небольшую масляную лампу из консервной банки и верёвочного фитиля, и для неё мне требовался керосин. Вот тут-то в дело должен был вступить он, и я был согласен делиться с ним доходами, если бы он мог снабжать меня соответствующим количеством необходимого товара. Не задумываясь о последствиях в случае поимки, он согласился.

Первая порция керосина поступила должным образом, и тем вечером я совершил великую сделку, собирая с каждого банка, как называли каждую комбинацию игроков, по пять копеек за игру. Эту лампу, должен сказать, разрешалось использовать, пока один человек держит банк. Как только он срывался, лампа отдавалась в пользование другой группе, также за пять копеек.

Таким способом я набрал довольно большую сумму, несмотря на соглашение делиться пополам с тюремщиком. И с этими деньгами в нашем распоряжении — нашем с Ашаевым, я тут имею в виду, — мы могли добыть другие вещи, крайне необходимые, если мы преуспеем с побегом. Одной из них был компас, другой — карта. Первое из упомянутого я смог добыть в лагерном магазине вроде столовой, вы бы, наверное, его так назвали. Это получилось не особенно трудно, компас-мелочь, игрушка, я сказал, что хочу повесить его на цепочку от часов.

А вот достать карту оказалось намного труднее. Но, в конце концов, я смог получить в руки то, что сулило достижение нашей цели. Это была схема железнодорожных путей, и хотя, естественно, на ней не было нанесено дорог, мы решили, что её достаточно. В конце концов, заключённые не могут особо выбирать: их выбор не лучше, чем у нищих.

А ещё нам нужны были запасы еды. И здесь опять очень пригодилась наша денежная заначка, так как каждый из нас пристрастился к салу, которое заключённым довольно щедро выдавали трижды в неделю. Поэтому везде, где возможно, мы скупали порции этого продукта, складывали в жестянки и закапывали.

Все это выходило хорошо, но нам надо было всё-таки как-то выбраться наружу. Охрана патрулировала лагерь по периметру, густо огороженному колючей проволокой, и к этой проволоке подвешены сотни и сотни жестяных банок и колокольчиков, которые погубили многих бедолаг, пытавшихся бежать. Стараясь ночью пролезть через проволоку, один такой задел эту звуковую сигнализацию, и всё закончилось тем, что его очень быстро нашпиговали свинцом.

Мы напрягали мозги в поисках выхода, и, наконец, нашли его. Каждый день или, точнее, каждый вечер, так это будет намного точнее — нам давалось немного свободного времени, и это времяпрепровождение обычно принимало форму забавы, которую вы называете здесь, в Англии, крикетом или игрой в шары. Но наша игра имела одно отличие: вместо того, чтобы катить шары по хорошей ровной поверхности, мы должны были забрасывать их в специально выкопанные лунки. И мы по очереди выкапывали эти лунки, сперва одна команда игроков, затем — другая. Следовательно, во время игры за нами особо не следили, и если кого-то замечали ковыряющимся в земле, то на него не обращали внимания.

В этой небрежности со стороны наших охранников и был наш единственный шанс. Ибо, осознав, что пробраться незаметно через колючую проволоку просто невозможно, мы решили разработать полностью другой план, а именно — пролезть под ней. Итак, с этими мыслями мы с Ашаевым начали искать по всей территории лагеря уязвимое место, чтобы начать рыть наш подкоп. Определившись, мы проверили грунт, когда в следующий раз играли возле этого участка. И наша проверка показала, что земля в этом месте была не только мягкая, но и почти без больших камней и корней деревьев, всё это было нам на руку.

В тот же вечер мы начали, или, скорее, начал Ашаев, тогда как я оставался в лагере, занимаясь «бизнесом», стараясь собрать как можно больше денег, ссужая мою импровизированную лампу игрокам. Около четырёх часов проработал Ашаев, перетаскивая выкопанную землю на верхушку вала, окружавшего лагерь, и это была не только очень тяжелая работа, намного тяжелее, чем сама копка, но и очень опасная, гак как всегда имелся риск, что кто-нибудь заметит человеческую фигуру на фоне неба, как бы ни пригибался к земле. После того как он выкопал сколько смог за эту ночь, он прикрыл лаз листом железа, присыпал его толстым слоем земли и хорошо её притоптал, чтобы это место не обнаружили.

Следующей ночью он тоже работал, и следующей тоже, при этом его отсутствие среди остальных заключённых не было особенно заметно. Потом работы пришлось приостановить почти на неделю, потому что всё это время стояла высокая луна, и стало невозможно продолжать копать землю без риска быть обнаруженным. Как же мы ждали, когда снова наступит темнота! Через пять или шесть дней Ашаев смог возобновить работу, так как изменилось освещение и оставалось таковым около недели.

Именно в одну из тех ночей смельчака чуть не обнаружили и не застрелили. Но ему повезло, и патрульные прошли мимо, не подозревая, что происходит подготовка к побегу. Охранники, обходившие лагерь, были прямо над ним, когда Ашаев вылезал из норы, не осознавая опасности. Он замер, и, к счастью, они прошли мимо.

После того как мой напарник рассказал об атом случае и о том, насколько он продвинулся, обе эти информации подвигли нас к решению — в первую же из последующих ночей, которая представится благоприятной для нашей цели, следует попытаться бежать. Но целых две недели условия были совсем неподходящими. Затем неожиданно погода изменилась и, так как мы всё подготовили, то решили больше не ждать, а тотчас же рискнуть.

Выбранная нами ночь отвечала всем ожиданиям. Небо было черным-черно, вот-вот должна была разразиться гроза, ветер при этом дул яростно, но, к счастью, он был направлен от казарм надзирателей. Вскоре мы добрались до подкопа и лихорадочно принялись за дело. В этот раз я шел первым, и, пока я копал, Ашаев отшвыривал землю назад. Прошло около трёх часов, мы вышли наружу примерно в двух футах от проволоки. Очень осторожно мы выбрались и несколько мгновений недвижно лежали, боясь, что нас увидят или услышат. Но нет, не было нужды опасаться тревоги и ещё чего-то ждать. Перед нашими взорами не было никаких признаков человека, до нашего слуха не доносилось ни звука.

Убедившись в этом, мы подхватили наши мешочки с припасами и бросились бежать. И долго мчались в направлении, оговоренном на случай, если нам повезёт вырваться на свободу. Затем силы стали покидать Ашаева, и он запросил передышки. Но я не хотел на это соглашаться и, взяв сто за руку, тянул и тащил его на себе. Мы должны были добраться к лесу до рассвета, а времени оставалось не так много. Я знал, что остановиться раньше будет самоубийством. Только под сенью деревьев мы могли надеяться на более или менее безопасное укрытие и отдых.

Наконец, мы достигли леса и спрятались в нём как раз с началом рассвета. После того как мы прошли вглубь зарослей, мы пали наземь, измождённые и буквально выдохшиеся. Сначала перекусили, но нигде не могли найти воды, чтобы утолить жажду. За лесом были ручьи, но подходить к ним средь бела дня было, понятное дело, более чем безрассудно. Так что, несмотря на муки безводья, нам пришлось оставаться на месте до наступления ночи, когда, хорошо отдохнув за целый день, мы отправились в путь, чтобы оказаться подальше от места нашего недавнего заключения.

Без всяких приключений, достойных упоминания, мы продолжали наш путь, а целью, должен сказать, было, по возможности, добраться до Карпат и выйти навстречу передовым постам русской армии. Как мы собирались это сделать, не вполне представляли. Могу только сказать, что надеялись на это.

Незадолго до рассвета мы добрались до густого леса, и там решились остаться на день, удобно укрывшись, как и накануне. Мы могли бы пройти намного дальше до того, как рассеется темнота, но это нам казалось неразумным, так как на нашей карте мы обнаружили, что следующая лесистая местность находится слишком далеко, чтобы за оставшееся до восхода солнца время нам можно было до неё дойти. Так что, досыта напившись из ручейка, мы направились в лес. Но, пройдя совсем немного в глубь зарослей, мы услышали собачий лай. Это насторожило нас, так как сначала мы не могли быть уверенными, с какой стороны доносились эти звуки. Была ли эта погоня по нашим горячим следам? Схватят ли нас снова? Что надо теперь предпринять?

Из-за того, что лай собак с каждой минутой становился всё громче, надо было быстро решать, что делать. Ашаев был за то, чтобы заползти подальше в заросли подлеска, в надежде на то, что так нас не удастся обнаружить. Но мне эта мысль не нравилась. Я думал, что это бесполезно, так как даже если это были не ищейки, а простые собаки, они легко найдут нас. Нет, я считал, что нужно залезть на дерево. И мы забрались наверх. А деревья росли столь густо, что мы могли перебираться с одного на другое. Но наша тревога вскоре улеглась, так как эти собаки, — числом около трёх, судя по звукам, — пробежали па некотором расстоянии левее от нас. Возможно, это были чьи-то хозяйские псы. Слава Богу, не войсковые.

Наступил день, мы спустились с наших веток и стали искать подходящее место, чтобы укрыться и поспать. Таковое мы легко нашли, где и отдыхали до конца дня. После трапезы мы снова занялись поисками воды, но в округе были только затхлые лужи, так что опять нам пришлось мириться с пересохшими глотками до прихода ночи, которая принесла нам больше свободы. И, продвигаясь по нашему компасу — весьма ненадёжному инструменту, как мы позднее поняли, — мы приступили к следующему этапу нашего путешествия, снова без особых переживаний, заслуживающих упоминания, прячась и отсыпаясь каждый последующий день, при этом никто никак нас не беспокоил.

Таким вот образом прошли четвёртые ночь и день. Но на пятую ночь мы потерпели серьёзную неудачу. Прямо перед рассветом мы вышли к широкой реке, которую, как знали, можно было перейти только по мосту, наверняка охраняемому часовыми. И, после осторожной разведки, мы обнаружили, что так оно и было. На каждой стороне моста стояло по два часовых, что делало невозможным перебраться через реку этим путём. Единственное, что представлялось вероятным сделать, это попытаться найти на реке место, где её можно перейти вброд, а это означало сделать большой крюк. Но выбора у нас не было, мы были вынуждены обходить, а когда мы, в конце концов, решились переправляться, то поняли, что недооценили и глубину, и силу течения, и это означало, что реку нужно переплывать. Само по себе это не представляло большой беды, хотя мы были обременены одеждой и тяжёлой обувью. Но окончилось всё тем, что наши небольшие, но бесценные съестные припасы совершенно испортились, и это было поистине ужасно. Мокрые и замёрзшие, голодные и уставшие, мы были в жалком состоянии.

Отчаявшись, мы прибегли к крайним мерам, чтобы добыть еды. После долгих колебаний мы решили попытаться выпросить продукты у какого-нибудь крестьянина. Конечно, велик был риск, что нас обнаружат, и шансы наши — очень малы.

Так оно и вышло! В первом доме, куда мы подошли, жила только одна древняя старуха, которая, выслушав нашу долгую горестную сказку, разглядывая с нескрываемым подозрением наш неряшливый и оборванный вид, в конце концов согласилась дать буханку хлеба. И сдержала своё слово, за что мы ей были очень благодарны. Но она тотчас же подтвердила наши худшие страхи, заявив, что уверена, — мы беглые пленные, и при первой же возможности она непременно сообщит военным властям о нашем появлении в округе.

Мы ясно представляли: с этого момента наша свобода под большой угрозой. Но вопреки всему мы не теряли надежду, и вновь скрылись в лесу. Еще раз мы провели день, не побеспокоенные никем, но ночью, отправившись вновь в путь, мы попали на глаза патрульным, которые, несомненно, разыскивали нас, и хотя мы бросились бежать от них, а, когда нас догнали, яростно дрались, превосходящие силы взяли над нами верх. И нас отдубасили до бесчувствия, а когда мы очнулись, поняли — нас везли, перекинув через круп лошади, к ближайшему военному посту. На самом деле тяжкое положение, думаю, вы согласитесь.