VII

VII

Артур Саксон, конечно, вытеснил со сцены остальных силачей и штангистов. Его трюки были так замечательны, что тем, кто стремился к славе, приходилось довольствоваться скорее постановкой зрелищ, а не установлением и обновлением рекордов. Они, несомненно, были силачами, которые могли бы отличиться в любое обычное время. Но пока Артур Саксон был на поле, им приходилось, волей-неволей, воздерживаться от того, чтобы набиваться на сравнения. Некоторые из них умышленно не называли себя штангистами, хотя можно с уверенностью предположить, что они развили свою силу и мускулатуру именно посредством штанги. И нет никакого сомнения в том, что несмотря на препятствие в виде Саксона, они могли заслужить устойчивую славу в этом виде спорта, если бы в те годы общество сообразило, как производить пропорциональные сравнения.

Оскар и Альберт Атилла, больше известные как братья Атилла, были примечательными образчиками. Оскар, который, как надо помнить, был причастен к образованию первого трио Саксонцев, отличался большой силой в жиме двумя руками, и этим он больше всего занимался. Но специализацией Альберта был жим выкручиванием. Этим стилем он поднимал грозного вида штангу, весившую около 220 фунтов, чьи шары были утыканы железными шипами. Вдвоём они давали очень слаженное и зрелищное представление, и состязаний, которые они устраивали, куда бы ни ездили, с нетерпением ждали определённые личности, которые считали силовые шоу тех дней ниспосланными с неба возможностями подзаработать. О братьях Атилла позднее будет сказано больше. А пока я перейду к Уильяму Бэнкиеру, которого также знали как «Аполлон — идеальный атлет» и «шотландский Геракл».

Аполлон нашёл совершенно новый путь. У него была, а может, до сих пор есть, обида на судьбу. Будучи сравнительно небольшим по размерам человеком, он неоднократно вызывал великого Евгения Сандова помериться силой и решить это простым подъёмом штанги или при помощи любых других испытаний, о которых можно договориться. Сандов, однако, не принял вызова Аполлона, и сторонники претендента без колебаний наживали капитал на робости Сандова. Но если он не смог удовлетворить одно своё великое устремление, которое должно было доказать, что «милая Шотландия» способна производить силачей, равных тем заезжим с чужих берегов, — Уильям Бэнкиер но крайней мере преуспел в том, что познакомил многих с новыми возможностями для применения силы.

Аполлон, который был великолепно сложен, давал представления, которые нравились публике. Вначале он позировал в виде классических статуй, затем показывал силу, о которой говорило его телосложение. Один-два трюка с бильярдными киями обычно предваряли более внушительные номера, среди которых был подъем одной рукой человека, облачённого в доспехи, после чего Аполлон перепрыгивал через спинку стула, держа в руках по 56-фунтовой гире. Этот трюк всегда вызывал долгие аплодисменты.

Затем шотландец ложился под большую платформу, которую он поддерживал коленями и плечами, голова выходила через специально сделанное отверстие, а руки и ноги составляли четыре подпорки. На эту платформу общими усилиями семи-восьми человек устанавливался рояль, после чего эти же люди влезали на платформу, один усаживался за инструмент, и начинался небольшой оригинальный концерт. Это был очень зрелищный номер.

Его представление обычно включало и состязание с мешком муки, как за несколько лет до этого делало Трио Саксонцев. Соревнование у Аполлона шло по другим направлениям, ибо если знаменитые братья оговаривали, что их мешок нужно поднимать и уносить со сцены, не сгибая спину, люди, которые делали заявки на призовые деньги Аполлона, были вынуждены ложиться на пол лицом вниз, перетягивать мешок на спину, затем подниматься и относить его. Насколько знаю, только один человек смог сделать это как следует, и звали его Эдуард Астон, я отдельно упомяну о нём позднее.

Когда, однако, Аполлон поехал в Индию, там всё было по- другому. Секреты рычагов и приложения силы на Востоке перестали быть тайнами несколько поколений назад, и я слышал, как говорили, что когда Аполлон приглашал индийских и мусульманских силачей повторить этот трюк, то нашёл там намного больше удачливых соперников, чем он встречал в нашей стране. Его трюк с пойманными мешками, однако, проходил очень хорошо. Это было по-настоящему великое представление. Мешок роняли на него с высоты, а Аполлон хватал его и оставался невредим. Это было оригинальное и смелое нововведение.

Он также поставил ещё один зрелищный номер. В нём использовался автомобиль. Лёжа на земле, он выдерживал машину с людьми, которая переезжала его шею. В этом трюке не было никакого фокуса, он объясняется просто: атлет сопротивлялся проходящему весу сосредоточенным сокращением шейных мышц, при этом, несомненно, он перенял несколько приёмов у японских борцов джиу-джитсу, которые делали яркий номер из демонстрации силы своих шей как прелюдию к основной части своего шоу. Аполлон, если кто помнит, одно время антрепренировал Юкио Тани. Этот смышлёный японец, бывало, позволял шестерым людям навалиться изо всех сил на бамбуковый шест, положенный поперёк его горла, когда он лежал на спине. Выдержав довольно продолжительное время этот нажим, Тани ловко высвобождался, повернув шею и делая сальто.

Казалось, что «геракловский» бизнес уже разработан вдоль и поперёк. Но кто-то новый должен был появиться (он тогда уже фактически появился), чтобы, используя возможности арсенала уловок силачей, делать что-то на грани фантастики. Таким стаз Берт Викхэм, «человек из многих частей», а также «человек во многих свитерах».

У Викхэма был предшественник, болезненно тощий австриец, выступавший под именем герра Георга Леттла. Этот человек болтал о присущей ему электрической энергии и утверждал, что у него в той или иной мере есть сверхъестественный дар. Во всяком случае, для начала он останавливал движущиеся автомобили - на сцене. Да, он действительно это делал. Но я всегда понимал, что эти машины были легкими сзади, это позволяло ему приподнять их от земли, так что когда запускался мотор, задние колеса не могли цеплять пол. Этот манёвр, конечно, не доходил до зрителей.

Леттл делал упор на то, что показывал пару слабеньких тощих рук, тем самым сообщая миру, что он выполняет трюк исключительно при помощи умственной силы. В конечном счёте он исчез, даже не появившись на публике. Но прежде собрат значительное вознаграждение как воздаяние за свою сообразительность. Вероятно, он не раз громко посмеялся над великой британской публикой. И, тем не менее, этот австриец показал Викхэму нуль, на который твёрдо ступил этот король шоуменов.

Нужно отдать должное Викхэму! Никто в этом деле никогда не получал столь много бесплатной публичности, и ни один человек не делал на этом столько выгоды и известности. Он появился, я полагаю, сначала где-то в Уэльсе, но именно в цирке Энглера лондонцы впервые увидели его шоу. Викхэм заявлял, что может останавливать авто на полном ходу, и это, со всей очевидностью, он проделывал в своём шоу. Однажды вечером он был подвергнут по поводу этого трюка перекрёстному допросу в своей уборной, из этого разговора вытек до крайности фантастический эпизод. Ни одно событие во всей истории атлетических зрелищ никогда не было столь блестяще поставлено, так красочно освещено в прессе и столь артистично исполнено. Три или четыре «эксперта» вместе с Бертом прошли по Риджент стрит до площади Пикадилли. Здесь эта группа остановилась, все ещё обсуждая его более или менее чудесную силу. Викхэма спрашивали: «Так вы всё-таки можете остановить машину?», «Вы взаправду можете успешно противостоять силе мотора, работающего на полную мощь?» Ответ явился молниеносно.

Викхэм быстро оглянулся, затем бросился с мостовой к проезжающему мимо такси, ухватился за рамку, на которой была прикреплена табличка с номерами, и через несколько ярдов остановил его. Его трюк был доказан! Все вечерние и немало более трезвомыслящих утренних ежедневных газет поместили колонки об этом. Провинциальные издания, менее озабоченные достоверностью, поведали своим ошарашенным читателям, что Берт Викхэм остановил лондонский трамвай на Брикстон Роуд. Они не беспокоились о точности подробностей.

Это не имело значения, ибо прославило Берта Викхэма. Укутанный в свои многочисленные свитера, он объехал страну с немалой выгодой для себя. В то время много шумихи начала производить борьба, так что Берт «катал» с собой нескольких силачей. Звезду своей труппы он сподвигал за хорошие деньги выходить против лучшего борца, какого только можно было найти. И. так как он обычно быт достаточно благоразумен или достаточно удачлив, чтобы подбирать хороших людей, ему в основном удавалось поддерживать нужный интерес, чтобы заполнять половину вечернего развлечения.

Затем этот великий человек сам выходил на сцену в сопровождении автомобиля. Он всегда вывозил свой собственный, между прочим, и ему неизменно удавалось договориться с местным шофёром, который прислушивался к «весомым» доводам. По случаю он мог разрывать колоды карт и ломать подковы, которые были впору слону - чудовищные предметы, которые подносили ему под протесты зрителей. Затем наступал его многословный вызов каждому в этом мире, кто лучший в одиннадцати, тринадцати, пятнадцати или даже семнадцати видах спорта, — плаванье, для ко которого ему пришлось бы снять семь или восемь свитеров, обычно бывших на нём, благоразумно исключалось. Затем, наконец, колоссальный трюк Берта с удержанием двух автомобилей.

Поставленный между двумя машинами, Берт или любой из ведущих, которых он привлекал по случаю, объявлял, что сейчас произойдёт, и пространно изрекал, какая для этого требуется нечеловеческая сила. Затем заводились моторы, и зрители могли (благодаря лучу друммондова света) наблюдать, как черты лица Берта чудовищно искажались из-за ужасного напряжения, и совершалось чудо. Берт напрягался и напрягался, пока авто, несмотря на сопротивление моторов, медленно подкатывались к нему.

Великий трюк! Трюк, который даже превзошёл поднятие слона могучим Сэмпсоном до тех пор, пока одним несчастливым вечером в ланкастерском мюзик холле, что-то не так пошло с механикой, и сейчас нужно описать, как и почему всё пошло не так, как надо.

Всё дело было в шофёре нанятом из местных жителей, который сыграл с ним подлый трюк. Он сделал это к тому же в самом начале их запланированного надолго сотрудничества, причём на эту работу он сам долго и упорно набивался. Берт, как всегда, обернул вокруг себя цепи обоих автомобилей, когда этот мерзкий тип вместо того, чтобы дать задний ход (секрет этого номера), поставил рычаг на одну из передних скоростей и въехал со сцены прямо через декорации в стену театра, волоча за собой бедного Берта и его старый «прицеп». Это был, конечно, финал Викхэма.

Но перед тем, как закончить с Викхэмом, нужно сказать ещё кое о чём. Неправильно будет так просто отбросить Берта, потому что он был больше, чем эпизодический персонаж. Он был ярким проявлением эпохи. Ведь одержимые поклонники силы толпились на железнодорожных станциях, чтобы увидеть, как он останавливает поезда.

Этот трюк, который неизменно вызывал глубокое уважение, проходил в виде прощальной «штуки». Викхэм, будучи в какой-нибудь компании, редко упускал возможность показать свои многочисленные дарования. Его обычно провожала на местном вокзале небольшая толпа поклонников. И с ними он болтал, пока поезд не начинал трогаться. Тут он одним прыжком подскакивал к вагону, хватался за дверную ручку, и, явно выжимая из себя все силы, могучим рывком распахивал дверь и уезжал, махая рукой на прощанье. А оставшиеся зрители стояли, раскрыв рот, в твёрдом убеждении, что он в самом деле уменьшил скорость локомотива. Признаю, звучит слегка надуманно. Но я пишу именно так, как было.

Почти такой же по подлинности трюк был у него с подковой. Приехав в любой город, в котором ему надо было выступать, он приходил к лучшему кузнецу и заказывал особенную подкову. Когда она была готова, просил кузнеца рассказывать всем, что эта подкова будет предложена для проверки его (Викхэма) сил, упирая на то, что, выставив эту подкову у своей кузницы или концертного зала, мастер получит бесплатную рекламу своего предприятия. Эта особенная подкова, как заявлялось, представлялась на суд пятничным или субботним вечером, в зависимости от того, который день лучше на этой неделе подходит для хорошего выступления. После того, как подкову изучили, Викхэм заявлял, что она ему очень нравится, поэтому он тут же закажет себе вторую. Это всё для того, чтобы расширить рекламу, так он всегда предусмотрительно объяснял.

Наступал вечер представления, к которому ковалась эта специальная подкова. Берт боролся с ней без особой пользы и, наконец, злобно бросал на пол, от которого она отскакивала или съезжала со сцены прямо за кулисы. Немедленно после этого подкову ему возвращали. Но Берг возражал, что он уже достаточно с ней возился, она оказалась твёрже, чем он ожидал. Но, в конце концов, поддавался на уговоры попробовать ещё раз. Среди тишины, которая становилась осязаемой, он делал последнее сверхусилие, и — чудо из чудес — непокорная подкова разрывалась надвое. Но так как подкова никогда не ломалась раньше, чем она побывает за кулисами, злые языки пытались выводить отсюда логическое объяснение предусмотрительности Берта, который всегда оказывал пару подков, а не одну.

«Штучка» с локомотивом однако послужила толчком для создания одного из лучших бурлесков для мюзик-холлов, когда- либо поставленных. Его давал маленький человечек, который называл себя Вертом Викхэмом (ходили слухи, что он одно время работал на Берта), который ковылял по сцене, закутанный сильнее, чем египетская мумия. После того как были отпародированы множество номеров Берта, выскакивал огромный швейцар и выступал против чего-нибудь, на это Викхэм хватал гиганта и забрасывал его обратно за кулисы, откуда он немедленно возвращался, подвешенный на явно заметной проволоке и качался на ней взад и вперёд над сценой. Выступление пародиста заканчивалось выездом на сцену шипящего и пыхтевшего бутафорского паровоза, который насмешник над силачом хватал и вертел над головой. Так что, хотя Берт недавно ушёл от нас, в сатире память о нём всё ещё жива.

Артистом, равным по гениальности Викхэму, но совсем другого жанра — настоящим силачом и умным штангистом к тому же, был Монте Сальдо, чьё сценическое мастерство лучше всего проявлялось в номере, который он ставил при помощи своего брата Франка, и который назывался «Сон скульптора» — несомненно, один из самых артистичных и впечатляющих из тех, что когда-либо ставились.

Занавес поднимался, открывая мастерскую скульптора, который работает над копией известной классической статуи. Её изображал сам Монте, очень искусно раскрашенный и одетый под мрамор, а сзади него стояло зеркало, в котором статуя отражалась. Немного поработав, скульптор будто бы уставал, он прикрывал свой шедевр шторками и, растянувшись на кушетке, вскоре засыпал.

После этого шторки сами собой раздвигались, открывая статую уже в другой классической позе, снова отражённой в зеркале. Затем они снова сходились и расходились, каждый раз открывая все новые позы и отражения, пока, наконец, и статуя, и её отражение в зеркале не застывали друг против друга в известной борцовской позиции. После паузы зеркало падало и разбивалось, а «отражение» — брат Франк, если быть точнее, — выпрыгивало, чтобы схватиться с Монте и изобразить на сцене разнообразные борцовские позы.

Этот уникальный дебют продолжался рядом не менее свежих силовых трюков, в которых участвовали как люди, так и металлические грузы, и завершался жимом Франка вверх одной рукой, при этом удерживаемый им ассистент вращался. Это вращение, между прочим, исполнялось блестяще. Когда Франк укладывался на ладонь Монте, тот подкладывал вращающийся диск, на который опиралась спина брата. Поэтому, когда Франк поднимался, Монте мог закрутить его.

В этом месте скульптор начинал ворочаться, — на что и статуя, и её «отражение» отскакивали на свои места, принимая вновь первоначальную позу, таким образом убеждая проснувшегося резчика мрамора, что всё, что происходило, на самом деле было только сном.

Монте Сальдо был одним из очень немногих, кто укрепил репутацию, заработанную на сцене силовыми трюками, атмосферой своего блеска и фантазии. Первый человек в мире, который поднял вес своего тела одной рукой и один из самых успешных когда-либо известных тренеров. О Монте вы очень скоро ещё услышите.