Последние годы

Последние годы

Сближение технических уровней советской и американской электроники на рубеже 70-80-х позволяло рассчитывать, что при соответствующей поддержке остававшийся разрыв мог быть быстро сведен на нет. Но этого не произошло.

Вернемся к выступлению А.И. на съезде, к абзацу, посвященному созданию нового поколения литографического оборудования. В микроэлектронике начался новый этап — переход к субмикронным размерам элементов интегральных схем. Уменьшение до субмикронных размеров элементов на интегральных схемах позволяло делать их все более быстродействующими и с все более усложняющимися функциями.

Начался новый виток гонки. Поначалу казалось, что основные сложности будут именно с литографическим оборудованием, но довольно скоро выяснилось, что создание соответствующих установок экспонирования является только одним из звеньев очень длинной цепи проблем субмикронной электроники и предыдущий опыт по всему технологическому циклу малопригоден.

За рубежом проблемы субмикронной микроэлектроники решались на государственном уровне, им был придан высший приоритет.

В США в 1976 году появилась так называемая "Программа Пентагона", по которой в электронные фирмы из государственного бюджета самой богатой страны мира потекли колоссальные финансовые потоки. По названию понятно, что основная направленность работ была чисто военная. Действительно, ее целью было создание комплекта сверхбольших и сверхскоростных интегральных схем, к тому же с повышенной радиационной стойкостью. Этот набор с широчайшими вычислительными возможностями предназначался для систем управления стратегических крылатых ракет и других новейших интеллектуальных сверхточных видов оружия, применяемых в условиях ядерной войны. Однако выполнение именно этой военной программы за бюджетные деньги позволило создать технологии микропроцессорной техники нового поколения, которые и послужили впоследствии основой для создания небольших и недорогих, но мощных гражданских ЭВМ и всей концепции персональных компьютеров.

В Японии создание субмикронной технологии примерно в это же время также было поставлено в разряд общенациональных задач. Для выполнения шестилетней государственной программы были объединены усилия крупнейших электронных компаний, направивших, отбросив конкуренцию, своих лучших разработчиков в единый коллектив. Выполнение программы должно было привести к дальнейшему расширению экспортного потенциала страны в области вычислительной техники и бытовой электроники.

Хотя электроника всегда и во всех странах развивалась при государственной поддержке, но масштабы этих национальных программ носили беспрецедентный характер вследствие резкого увеличения капиталоемкости производства полупроводниковых приборов. Изготовление кремниевых элементов, входящих в состав интегральных схем, всегда требовало чрезвычайно дорогостоящего оборудования, но если в 1965 году мировая цена типовой производственной линии составляла 1 млн. долл., то к 1980 году — уже более 50 млн. долл.

Более того, линейки нужно было размещать в новых зданиях, так как в существовавших обеспечить требуемые условия было уже невозможно, а стоимость электронного завода нового типа возрастала не меньше чем в десять раз. В 60-е годы затрата 1 долл. на капитальное оборудование приносила около 10 долл. в виде поступлений от продажи произведенной продукции, а к середине восьмидесятых отношение указанных затрат к продажам было уже приблизительно один к одному. Понятно, почему к развитию электроники требовалось подключение национальных ресурсов26

Сопоставление сухих цифр капиталовложений с достигнутыми результатами дает полное основание назвать выстроенную А.И. систему электронной промышленности СССР сверхэффективной. А вот использование ее достижений в других отраслях А.И., как мы видели, считал далеко не лучшим.

В развитие достигнутых успехов и исходя из прогноза по дальнейшему развитию микроэлектроники, к концу 1977 года в МЭПе также были подготовлены предложения о мерах по обеспечению разработки и производства в стране сверхбольших интегральных схем, в которых были намечены рубежи по разработке и производству новых поколений СБИС, материалов, оборудования, систем автоматизированного проектирования (САПР) как в Минэлектронпроме, так и в других министерствах, ответственных за создание различных материалов (Минхимпром, Минцветмет, Минчермет и др.).

Так же, как и в других странах, речь шла о создании в СССР практически еще одной и гораздо более дорогой электронной промышленности, по крайней мере, в полупроводниковой электронике. Предлагалось до 1985 года построить в Зеленограде ряд новых НИИ, ОКБ и заводов, реконструировать действующие предприятия, расширить социальное строительство для города. Момент был благоприятный, так как именно в эти годы благодаря "энергетическому кризису" на Западе, резкому повышению цен на нефть, и расширению экспортного потенциала СССР в области нефти и газа, поступавших по трубопроводам с новых месторождений Сибири, в страну во все более заметных количествах потекли "нефтедоллары".

А.И. не упускал ни одной возможности, чтобы убедить руководителей отраслей промышленности по-новому организовать работу специалистов аппаратостроительных министерств со схемотехниками, топологами и технологами электронной промышленности. На ежегодных выставках электронной промышленности, на которые А.И. приглашал членов Политбюро, руководителей Совета Министров, министров, он старался демонстрировать не только достижения отечественной электроники в развитии электронных приборов, материаловедения и машиностроения для их производства, не только успехи в создании военной радиоэлектронной аппаратуры, но и возможности ее применения в связи, медицине, сельском хозяйстве и т. д. , но часто вместо ожидаемой поддержки в ускорении темпов развития электроники он наталкивался на безразличие высшего руководства, а то и растущую недоброжелательную зависть со стороны конкурентов, поскольку все это производилось в электронной промышленности, а не в соответствующих отраслях, ответственных за каждое из перечисленных направлений.

Людей в верховной власти, которые понимали, что именно электроника в современных условиях стала основой могущества страны, с каждым годом становилось не больше, а меньше.

Умный Косыгин уже долгое время был как бы не у дел, а в октябре 1980 года его и вовсе отправили в отставку.

А.И. с Устиновым, да еще Славский остались последними из могикан сталинского периода среди руководителей военно-промышленного комплекса. В 1974 году ушел из жизни В. Д. Калмыков, в 1976 — Б. Е. Бутома, в 1977 — П. В. Дементьев, в 1978 — С. А. Зверев, в 1980 — К. Н. Руднев.

Для новых участники заседаний Совета Министров СССР, ВПК, совещаний, посвященных общим проблемам развития электронной промышленности, вопросам создания больших интегральных схем, конкретным комплексно-целевым программам, электроника так забежала вперед от среднего уровня развития промышленности в стране, что они далеко не всегда (а некоторые никогда) могли воспринять суть доклада, а тем более принять правильные решения. Многие в правительстве, а тем более в ЦК считали, что затраты в таких размерах на электронную промышленность нецелесообразны, к тому же запросы МЭПа "явно завышены", так что: "Надо не ходить с просьбами, а лучше работать. "Предпочитали деньги в буквальном смысле слова закапывать в землю — на мелиорацию земель, эффективность которой была довольно сомнительной, в 1976 — 1980 годах было выделено 38,6 миллиардов рублей. А главное, приближалась Олимпиада-80(!), нужно было строить олимпийские объекты, что особенно волновало руководство Москвы. И финансовые ресурсы, и строительные мощности города в понимании власть предержащих нужно было сконцентрировать на этом "важнейшем" мероприятии, а Зеленоград мог и подождать.

В результате время было упущено. А.И. с его опытом и умением убеждать оппонентов ничего поделать не смог, и чем дальше — тем было хуже. К 1988 году объем капитальных вложений в электронную промышленность США превосходил советские показатели примерно в четыре раза, японский же уровень был выше в шесть раз, а по полупроводниковой подотрасли почти в восемь. Это еще можно понять (но не оправдать), так как и выпуск советской промышленности был примерно во столько же раз меньше, но затраты на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) в СССР шли по той же номенклатуре изделий и казалось бы, что для соответствия современным достижениям науки скупиться на них было нельзя. Однако на самом деле финансирование отраслевой науки МЭП (включая затраты на НИОКР по оборудованию и материалам) было в семь-восемь раза меньше. Соответственно и наукоемкость (отношение затрат на НИОКР к стоимости товарной продукции) была ниже в полтора-два раза, чем в США. Один Устинов понимал и еще поддерживал по мере возможностей требования электронщиков, и с его помощью удалось выпустить постановление правительства и начать строительство в Калуге комплекса предприятий по электронным материалам, но и этот проект помешала реализовать горбачевская "перестройка".

Отстав, несмотря на свою молодость, от А.И. в понимании необходимости и способов (а именно в том, что это нужно было делать самим) решения проблем технологического переоснащения своих отраслей, некоторые новые коллеги-министры внимательно отслеживали вторжения МЭПа в зоны их ответственности. Одни, понимая пользу для дела и потому относясь ко всему спокойно и доброжелательно, другие — с ревностью.

К началу 80-х годов эта ревность начала принимать уродливый характер.

Хотя по инициативе А.И. и при поддержке Министерства обороны в МЭП были разработаны необходимые для внедрения новых принципов совместного создания аппаратуры документы, в Министерстве радиопромышленности, промышленности средств связи, приборостроения вместо их внедрения приступили к созданию собственных микроэлектронных производств, часто без полного понимания их специфики и сложности инфраструктуры.

Это было более чем неразумно, фантастически дорого и заведомо обречено на провал. Однако отраслевые амбиции, подкрепленные партийно-корпоративной солидарностью были сильнее государственного подхода, сильнее здравого смысла.

Как правило, для этого из электронной промышленности переманивались специалисты среднего звена, в основном технологи микроэлектронного производства. Эти немногочисленные специалисты обычно быстро понимали неразумность попыток создать несколько параллельных микроэлектронных отраслей, так как эти попытки только умножали множество проблем. Даже, если бы, к примеру, и была создана микроэлектроника внутри радиопромышленности, все равно ее традиционным конструкторам пришлось бы полностью переучиваться, чтобы конструировать микроэлектронную аппаратуру.

Все это происходило, как мы помним, в условиях хронического недофинансирования развития инфраструктуры отрасли, и не могло не приводить к распылению и так ограниченных возможностей советской микроэлектроники.

Специалисты, возможно, не могли представить себе масштабы необходимых затрат, что было для них простительно, но А.И. тяжело переживал, что этих масштабов не понимали министры, члены военно-промышленной комиссии, тот же аппарат ЦК. А министр радиопромышленности П. С. Плешаков вообще начал предлагать разделить МЭП между аппаратостроительными министерствами.

Такой подход к государственным проблемам, который применялся руководством страны все чаще и вел не к их разрешению, а к накоплению, повергал А.И. во все больший скепсис. Как человек, прошедший большую жизненную да еще и аппаратную школу, он был весьма осторожен в оценках высшего руководства и не только не поддерживал, но и старался пресекать разного рода кухонную критику, довольно процветавшую в семье. Но своим коллегам-министрам или зампредам он мог выдавать достаточно нелицеприятные характеристики. И чем старше становился А.И., тем все меньше оставалось среди них людей, к которым он бы относился с настоящим уважением.

И все же А.И. даже в этих условиях удавалось сохранять активность и добиваться впечатляющих успехов, хотя происходило это при непрестанной борьбе с болезнями — и своими и жены. Это ли не свидетельство его удивительно огромной воли, мужества и энергии!

Выбор места и времени отпуска теперь стали определяться заботой о состоянии ее здоровья. Ездить на традиционные наши морские курорты после перенесенной операции она поначалу не могла. Отпуск семьдесят третьего года супруги провели в Болгарии, следующий — в Польше. Потом ее состояние и физическое и моральное стало несколько лучше, и они еще несколько отпусков провели в Крыму, в Мисхоре. Здесь, в доме отдыха "Морской прибой", знакомом еще с далекого пятьдесят второго, они уединенно жили на шестнадцатой даче на берегу моря, имевшей отдельный маленький пляж среди скал. Эта дача в июле использовалась как детский санаторий для детей и внуков членов Политбюро, а в августе обычно пустовала.

Еще позже единственным санаторием для них, а потом и для него одного стала подмосковная Барвиха. Здесь А.И. в последний раз встретился с Косыгиным, незадолго до кончины последнего. Бывший премьер, перенесший инфаркт, шел в сопровождении охранника навстречу по дорожке парка, поддерживаемый под руку врачом. Узнав А.И., он страшно, почти до слез обрадовался встрече. Они обнялись, немного поговорили, пожелали друг другу здоровья.

За десять лет борьбы с болезнью жены чудо почти свершилось: даже, по мнению сверхосторожных врачей кремлевки после периода, прошедшего со времени последней операции можно было предполагать, что болезнь прошла. Но радость оказалась преждевременной и самые жестокие испытания оказались впереди.

Из-за болей в костях постепенно больная стала терять возможность ходить, а потом двигаться вообще, нарастали боли по всему телу. Трудно передать, какое физическое и психологическое напряжение пришлось выдержать А.И… Ко всем его нагрузкам на работе добавился еще и уход за малоподвижной, а позже совсем неподвижной больной женой. А ведь ему было уже за семьдесят и его собственное здоровье с годами только ухудшалось.

Мама умерла в мае восемьдесят второго года в Объединенной больнице-поликлинике на Мичуринском проспекте. Как-то, незадолго до ее кончины, отец вместе со мной зашел в соседнюю палату. Там на кровати лежал, тоже доживая свои последние дни, Николай Алексеевич Пилюгин. Отец поговорил со своим старым боевым товарищем, постарался подбодрить, пожелал ему скорейшего выздоровления.

Уход из жизни жены больно ударил по А.И. Они прожили вместе сорок три года и с годами и болезнями все неглавное уходило, оставалось и крепло чувство дружбы и долга по отношению к близкому человеку. Этот свой долг отец продолжал выполнять и после ее смерти, добившись разрешения у В. В. Гришина похоронить жену на Новодевичьем кладбище и поставив ей великолепный памятник работы И. Д. Бродского. Скульптор сумел по фотографии, когда-то снятой самим А.И., сделать барельеф головы Серафимы Яковлевны, настолько уловив сходство, выражение лица и характер, что и в бронзе она кажется совсем живой. 10 ноября 1982 года я пришел к отцу помочь ему по дому да и скоротать время. Приготовились смотреть концерт в честь Дня милиции, но его почему-то не транслировали. Начались догадки и довольно быстро мы вычислили, что умер Л. И. Брежнев. Тем же дедуктивным методом мы определили на другой день, когда о смерти Генерального секретаря было уже объявлено, что его преемником станет Ю. В. Андропов. Андропов многое понимал и хотел многого, но начал с простого закручивания гаек, когда в рабочее время людей стали отлавливать в парикмахерских, банях, кафе, ресторанах и т. д.

Все это делалось государственной машиной далеко не законными способами. Хотя многие считали, что новый правитель строг, но справедлив, однако необходимое повышение требовательности на чиновном уровне сводилось к ненужной дерготне и угрозам, в том числе с напоминаниями к делу и без дела 1937 года. Толку от этой суеты не прибавлялось, поскольку, людей, видевших государственные перспективы, по-прежнему было предельно мало, и их число отнюдь не увеличивалось.

Примером суеты вместо дела может быть история с созданием четвертого поколения телевизоров. Секретарь ЦК К. У. Черненко выступил на июньском пленуме (1983 года), посвященном вопросам идеологии, и в своем докладе упомянул, что успешному решению вопросов пропаганды мешает низкое качество телевизоров.

В августе вопрос по телевизорам рассмотрело Политбюро и вынесло решение с начала нового года полностью перейти на выпуск телевизоров третьего поколения — на интегральных схемах. Работа пошла судорожно, пошли совещания в ЦК, в ВПК, министерствах. К проверке выполнения Решения ВПК, по которому шла эта программа, подключили Комитет народного контроля, пошли выговора и оргвыводы и прочее. Со стороны МПСС, ответственного за программу, борьба за то, чтобы свалить все неудачи на МЭП, велась всеми недозволенными методами.

Характерной была борьба вокруг оптимального распределения выпуска цветных телевизоров по размерам кинескопов. МПСС настаивало на преимущественной комплектации унифицированных шасси телевизоров кинескопами с размерами 61 и 67 см. А.И., ссылаясь на здравый смысл, подкрепленный зарубежным опытом, доказывал, что наиболее массовые модели должны иметь кинескопы с размерами 42 и 51 см. Здесь и экономия электроэнергии, и более высокая надежность телевизоров, и возможность выпуска большего количества кинескопов, которые, что греха таить, давались с трудом и были в дефиците. Прошедшие годы и сегодняшняя структура российского рынка телевизоров (к сожалению уже импортных) подтвердили правоту А.И., но тогда все было тщетно. Оправдывать невыполнение плана выпуска телевизоров не поставкой кинескопов с большими экранами было очень удобно и достаточно эффективно.

В этой нервной обстановке нашлись "энтузиасты" (отнюдь не среди разработчиков телевизоров), выступившие с инициативой разработки и освоения за год телевизора следующего, четвертого поколения. Главным в его концепции была минимизация числа элементов на основном шасси, что должно было якобы сократить трудоемкость сборки и себестоимость аппарата. За прототип была взята модель фирмы "с числом элементов действительно процентов на десять меньше по сравнению с 3УСЦТ, но какой либо другой принципиальной новизны не имевшая. Много было потрачено бюджетных денег, сил и нервов разработчиков было потрачено наверно еще больше, интегральные схемы, хотя и не за полгода, но в конечном условии воспроизвели, а телевизор, в том виде, как он был задуман, так на прилавках магазинов и не появился.

Вскоре место Андропова занял К. У. Черненко. А.И. прекрасно знал всю временность этого выбора, понимал подспудную борьбу за власть. Впрочем, и с Черненко у него были неплохие отношения еще с брежневских времен. Черненко приезжал на "Хроматрон", присылал поздравления, хотя по должности своей вроде был далек от электроники.

Несмотря на некоторые внешние признаки возврата к брежневским обычаям, стабильности в работе не возникло, и дерготня продолжалась. Неожиданная смерть Д. Ф. Устинова в 1984 году сыграла свою роль в дальнейшей дестабилизации обстановки, резко отрицательно сказывавшейся на работе электронной промышленности. Менялись руководители, курировавшие оборонку и каждый пытался что-то привнести, не всегда лучшее предыдущего.

В отрасль вливались все новые люди, география размещения предприятий все расширялась, порождая не только проблему роста среднего уровня качества кадров необходимого в связи с усложнением изделий и технологии их производства, но и его удержания. Инициатива в этом расширении принадлежала Госплану, руководителям областей и республик. В размещении предприятий электронной промышленности у себя, последние видели привлекательный с точки зрения экологии и повышения культуры решение проблем занятости населения, особенно его женской половины.

Но было еще одно обстоятельство, вызывавшее у А.И. чувства озабоченности и разочарования: в зеленоградском Научном Центре, да и в целом в микроэлектронике, отставала научная школа. Таких имен, какие были в СВЧ-технике (Н. Д. Девятков, С. А. Зусмановский, В. Ф. Коваленко и др. — этот список очень длинный, а к нему необходимо добавить еще и ученых Академии Наук), или в квантовой электронике с богатейшей школой академика А. М. Прохорова, многие выходцы которой работали в МЭПе, в микроэлектронике почти нет. Системщики, стоявшие у ее истоков в промышленности Ф. В. Лукин, Ф. Г. Старос довольно быстро отошли от активной работы в Зеленограде, ушел директор НИИМЭ член-корреспондент АН СССР (ныне академик) К. А. Валиев, молодой и очень перспективный директор НИИМВ член — корреспондент АН СССР А. Ю. Малинин неожиданно умер вскоре после того, как стал генеральным директором НЦ.

Свято место пусто не бывает, и постепенно пространство руководящих должностей в полупроводниковой подотрасли густо заселили представители другой "школы" — воронежской. Ее выпускники, даже обладавшие различными степенями и званиями, были довольно далеки от науки, но отличались напористостью и нерушимой взаимоподдержкой, не зависевшей от их взаимоотношений в период пребывания в "alma-mater". Еще одной общей чертой, присущей представителям этой "школы" — естественно в разной степени, но все же характерной, — был ограниченный узкий кругозор в части понимания места интегральных схем в общей системотехнике.

В верхах все более заметную роль начали играть сырьевики, опьяненные легкими деньгами от экспорта сибирской нефти и газа. Возможность получения значительных валютных поступлений все больше развращала властедержателей, позволяя покрывать провалы внутренней экономической политики за счет поставок дешевого импортного ширпотреба, продаваемого населению втридорога. А среди добытчиков этого дармового богатства — нефти и газа — все больше зрело нежелание делиться с кем-либо плодами своей деятельности. Постепенно идеология, что все можно купить на мировом рынке, расширяя продажу сырья, овладевала все более широкими кругами, а внимание к развитию собственной перерабатывающей промышленности, квинтэссенцией которой были оборонные отрасли и их жемчужина — электроника, постепенно ослабевало, даже как-то помимо сознания ответственных руководителей. Стало нередким услышать обывательские рассуждения о том, что не только товары для народа, но и многие важнейшие системы, прежде всего радиоэлектронного вооружения, можно создать с помощью импортной элементной базы.

Наивность, граничившая с преступлением! Нелепо надеяться на то, что с вековым противником Запада — Россией — будут делиться последними достижениями в области электроники, присылать приборы и комплектующие. Наоборот, расчет на то, что заграница нам поможет ставит страну в экономическую и политическую зависимость, а в особый период, скажем, военного конфликта, приведет к катастрофе. Такие примеры уже были продемонстрированы во время войны в Персидском заливе в 1991 году, когда иракская часть электронных систем была попросту отключены по команде со спутника противника. А системы, поставленные Советским Союзом, работали как всегда надежно и эффективно.

Наверное, А.И., как никогда трудно было работать в этой обстановке, тем более, что логика происходивших событий была ему непонятна и многие вещи у него просто не укладывались в голове, но он считал своим долгом продолжать Дело, которое начал, не хотел видеть его заката, и внешне все продолжало идти своим чередом.

В феврале 1984 года коллективы литовских завода "Нуклон" и совхоза "Куршенай" вновь назвали его кандидатом в депутаты высший орган государственной власти страны и избирательная комиссия Шяуляйского избирательного округа?695 по выборам в Совет Союза Верховного Совета СССР 11-го созыва вновь зарегистрировала его кандидатом в депутаты. А.И. в очередной раз приехал в Литву и конечно в Шяуляй. Он посетил завод "Нуклон", побывал в Дайноусе, где осмотрел новый торговый комплекс, посетил хирургический корпус Республиканской больницы, побывал в новом здании Шяуляйского вечернего факультета Каунасского политехнического института им А. Снечкуса и в других местах. Как всегда московского гостя сопровождал в поездке по республике секретарь ЦК КП Литвы по промышленности Альгирдас Бразаускас — будущий президент Литвы.

Летом в Зеленограде рядом с главным входом в МИЭТ был торжественно открыт бюст А.И. как дважды Героя Социалистического Труда. Выбор места был обусловлен следующими основаниями: бюст должен ставиться на родине, родился А.И. в Москве, Зеленоград — район Москвы, вся идея МИЭТа принадлежала А.И., ну и, конечно, близость к новым поколениям. Автором бюста был скульптор И. Д. Бродский, известный своими памятниками Лермонтову на площади Красных Ворот и Ленину в Горках. С А.И. они познакомились, когда в Зеленограде было решено установить памятник В. И. Ленину, и был выбран вариант, предлагавшийся Бродским для Кремля, но не прошедший по конкурсу. В своем скульптурном изображении А.И. художник больше уделил внимания тому, чтобы показать государственного деятеля, что, как мне кажется, ему и удалось, но несколько в ущерб человечности и портретному сходству. Может быть, он и прав.

Десять лет спустя даже сотрудники местного краеведческого музея не знали, почему стоит в городе-новостройке этот бюст. А где же еще должен стоять этот единственный памятник (кроме надгробного) А.И. Шокину, как не в Городе, который он основал и в становление которого вложил столько своей жизни и души?

Тем же летом А.И. в последний раз посетил ГДР в составе правительственной делегации, возглавляемой заместителем председателя Совмина Костандовым — бывшим министром химической промышленности. А.И. хорошо к нему относился, считая достаточно сильной фигурой. В ходе визита случилось несчастье — Костандов умер. Вечером в гостинице он почувствовал себя плохо, и ни у кого из находившихся рядом и у него самого не было даже элементарных лекарств для снятия сердечного приступа. К сожалению, А.И. был у себя в номере, позвать его сразу никто из находившихся с Костандовым почему-то не догадался — может быть постеснялись это сделать, не поняв серьезности случившегося. Уж у А.И.-то — больного с сорокалетним стажем — всегда был с собой целый мешок всевозможных медикаментов. Немецкая скорая помощь, несмотря на вызов из правительственной резиденции, по каким-то причинам ехала минут сорок.

Пока она ехала все-таки позвали А.И., он попытался сделать хоть что-то находившемуся уже без сознания, хрипящему больному, но было слишком поздно.

Теперь возглавлять делегацию пришлось А.И. В таком качестве и посетил он в последний раз немецкого лидера Хоннекера. На память об этой встрече была подарена пленка с ее записью, снятая телевидением ГДР для вечерних новостей.

В октябре Александру Ивановичу исполнилось уже семьдесят пять лет. В связи с этой датой 26 октября вышел указ о его награждении орденом Октябрьской Революции, подписанный Черненко. Много людей пришли поздравить его с юбилеем, было множество поздравлений от самых разных людей. Вот одно из них:

6/ХI 84. Дорогой Александр Иванович! Горячо, от всего сердца поздравляю вас с замечательным юбилеем и наградой Родины. Вы выдающийся человек, министр-ученый, министр-новатор. Ваш могучий талант позволил нашей электронике добиться выдающихся успехов. Ваше научное предвидение положило начало созданию наиболее современных научных и инженерных центров. Во многом это способствовало подъему нашей электроники. Это большая удача для нашего Государства, что Вы возглавили важнейшее Министерство электронной промышленности и столь блестяще им руководите. Я всегда восхищался и восхищаюсь Вами. От всей души желаю Вам, дорогой Александр Иванович, богатырского здоровья и все новых выдающихся успехов. Большого Вам счастья.

Искренне Ваш

Б. Патон

P. S. Прошу прощения за опоздание. Оно вызвано трагедией, постигшей нашу семью.

Дату отметили скромно, на даче, в сугубо узком семейном кругу. Вдруг в разгар праздничного обеда раздался звонок от нового соседа по даче — Я. П. Рябова. Переведенный в 1976 году в Москву из Свердловска, где на посту первого секретаря обкома его сменил Б. Н. Ельцин, он сначала стал секретарем ЦК, курировавшим оборонные вопросы, но быстро из-за ревности Устинова был от этой должности в 1979 году освобожден и назначен заместителем Председателя Совмина. Вот тогда он и стал соседом А.И. в Петрово-Дальнем, заняв дачу покойного Лесечко. Рябов сообщил, что сейчас зайдет. Пришлось срочно чуть-чуть подготовиться, а А.И. вышел к боковой калитке, соединявшей участки, чтобы встретить гостя. Яков Петрович, очевидно, приехал с какого-то мероприятия и был слегка разгорячен. Войдя в дом и неожиданно для себя обнаружив, что является единственным гостем, он несколько смутился, но делать было нечего. Вот так и справили юбилей А.И.

В последние годы работы, выпавшие на времена Андропова и позже, А.И. пришлось особенно часто вставать на защиту работавших в его системе людей. В своих оценках сотрудников министерства, директоров он всегда исходил прежде всего из деловых качеств и заслуг и, когда на них начинали атаку за какие-либо прегрешения морального, или меркантильного характера, не считал этого достаточным основанием для освобождения от должности.

Так он вступился за генерального директора рижского НПО "Альфа" Лысенкова, у которого пытались отобрать домик на садовом участке, якобы не соответствовавший установленным нормам. Вопрос ставился следующим образом: либо домик, либо партбилет со всеми вытекающими последствиями. Оппонентом А.И. выступал Б. Пуго, тогда еще работавший в Латвии. С помощью Устинова министру удалось отстоять своего директора, кстати, инвалида войны. Аналогичная история была в Киеве, и борьба там тоже была длительной и напряженной, стоившей А.И. много нервов. В борьбе за генерального директора В/О "Электронзагранпоставка" Ю. В. Стечишина А.И. пришлось выступать против секретаря парткома своего же собственного министерства. На сей раз, как ни бился А.И. за активного и предприимчивого работника, ему пришлось, скрепя сердце, уступить.

Особенно долго длилось противостояние А. И с директивными органами по поводу В. М. Пролейко. Пролейко пришел в ГКЭТ при организации комитета в 1961 году. Он был первым руководителем Главной инспекции по качеству, а в 1967 году разделом электроники в Советском павильоне на Всемирной выставке Expo-67 в Монреале. В начале 1968 года он был назначен начальником Главного научно-технического управления (ГНТУ) МЭП, а вскоре стал членом коллегии МЭП. А.И. ценил его, и неоднократно представлял на должность своего заместителя.

В ЦК неизменно отклоняли эти предложения — начальник ГНТУ был слишком компетентным и независимым (хватало мороки и с министром, но что позволено Юпитеру, то не позволено быку). Не имея оснований просто его убрать, там старались скомпрометировать его в глазах министра.

То Пролейко по характеру туриста и путешественника обвиняли в том, что он, будучи невыездным, проводит отпуска на границах СССР: то на Кавказе, то на Памире, то на Камчатке и стало быть, ищет возможность сбежать за рубеж. То предложения начальника ГНТУ принять рекомендации МЭК по расположению выводов микросхем расценивались как пособничество Западу и т. д.

Подключили компетентные органы, представители которых несколько раз выдавали министру компромат с предложением освободить начальника ГНТУ от должности. А.И. наотрез отказывался это делать, пока ему будут подсовывать данные неведомого происхождения и анонимки. Он прямо заявлял, что подобные предложения являются возвратом к практике тридцатых годов, а вина человека может быть установлена только в судебном порядке.

Анализ многочисленных громких разоблачительных дел того времени дает веские основания считать, что все они были частями большой, хорошо спланированной кампании по дискредитации всей системы руководства СССР, особенно усилившейся с приходом к власти Горбачева. А.И. им никогда не обольщался, тем более, что Разумовский, заведовавший административным отделом ЦК предупреждал: "Вы не глядите на то, что Горбачев все время улыбается. Он вам еще покажет, мы-то его знаем. Старые кадры были новому генсеку не нужны, и дело было не в возрасте, а в мировоззрении. Свою "перестройку" он начал с ближнего окружения и первым был убран совсем еще нестарый Г. В. Романов. Новым куратором оборонки на недолгое время стал еще один выходец из Ленинграда Л. Зайков.

Затем началась смена министров.

В рамках этой кампании В. М. Пролейко был обвинен Прокуратурой СССР в незаконной передаче сотрудникам МЭП трех искусственных клапанов сердца из числа американских образцов, по которым в Минэлектронпроме шло воспроизведение отечественных клапанов. Он сразу признал факт этой передачи, которая, конечно, была безвозмездной. Благодаря этим трем клапанам была спасена жизнь двух человек. Следователи выстраивали свою версию на том, что "за просто так" получать такую медицинскую помощь прооперированным людям было "не положено", однако понимая, что обвинение только в таком гуманном поступке может не получить поддержку в суде, подтасовали еще несколько обвинений и арестовали Пролейко.

Осенью, после праздников дошла очередь и до увольнения А.И…

О том, что отставка произойдет скоро, он знал. Горбачев поехал в Зеленоград, но сопровождать себя приказал Колесникову. Да и сам А.И. уже достаточно давно подумывал об уходе. Последние годы работать ему было все тяжелее: и возраст сказывался, и нестабильная обстановка в верхах. Новые начальники, не зная с какого конца взяться за дело, пробовали в основном административные меры.

И по субботам теперь стали работать, и выговоры министрам объявлять. А.И. тоже получил выговор, то ли за телевизоры, то ли еще за какую-то ерунду.

Его вызвали в ЦК и предложили в отличие от многих других подать заявление самому, что он и сделал:

"Генеральному секретарю ЦК КПСС

товарищу Горбачеву Михаилу Сергеевичу

Дорогой Михаил Сергеевич!

В 1986 году исполнится 60 лет моего трудового и 50 лет партийного стажа. 53 года непрерывно работаю в оборонной промышленности. На всех участках, куда направляла меня Партия, я старался оправдать ее доверие и отдавал все силы для выполнения поставленных задач. 25 лет работаю Министром электронной промышленности, практически с начала создания этой отрасли. Я благодарю Партию и Вас лично, дорогой Михаил Сергеевич, за то постоянное доверие, которое постоянно оказывалось мне. В этом году мне исполнилось 76 лет, и состояние здоровья не позволяет быть уверенным, что я также могу в полной мере отдавать асе силы в последующие годы на данной должности. Прошу Вас освободить меня от занимаемой в настоящее время должности по состоянию здоровья.

А.И. Шокин

10 ноября 1985 г".

Немцы были едва ли не единственными, посчитавшими необходимым подвести итог этой долгой работе, начатой еще победном сорок пятом:

"Уважаемый товарищ Шокин!

В связи с Вашим уходом на заслуженный отдых мне хочется пожелать Вам всего самого доброго для Вашей дальнейшей жизни, а прежде всего здоровья. Вы в своей деятельности как Министр электронной промышленности СССР на протяжении нескольких десятков лет активно и конструктивно выступали за развитие стабильного сотрудничества между Министерством электронной промышленности СССР и Министерством электротехники и электроники ГДР. Это сотрудничество было и останется для Германской Демократической Республики источником силы для дальнейшего роста и укрепления развитого социалистического общества. На основе дружественных взаимоотношений и взаимного согласия Вы постоянно вскрывали новые возможности для нашего сотрудничества и в значительной степени содействовали уверенному осуществлению курса на постоянное углубление наших связей и в таких случаях, когда приходилось решать сложные вопросы и справляться с трудными проблемами. Незабываемыми останутся для нас Ваши визиты и встречи в Германской Демократической Республике. Дорогой Александр Иванович! Сердечный привет и пожелания долгих счастливых лет в кругу своей семьи и своих друзей!

С глубоким уважением

Феликс Майер

Министр электротехники

и электроники ГДР"

Конечно же, ему, привыкшему всю жизнь работать, тяжело было свыкнуться с мыслью, что он теперь пенсионер. В первый момент после отставки он еще думал продолжить работу в министерстве в качестве советника. Для А.И. срочно отделывали кабинет, но пока это происходило, он отказался от своей новой должности, заявив, что по состоянию здоровья, хотел бы отдохнуть. Он понял, что его советы уже вряд ли кому-нибудь понадобятся.

Позднее он отказался и от предложения войти в группу советников при правительстве, которую набирал Н. К. Байбаков.

А.И. устал от работы, чувствовал глубокое разочарование, выразившееся в сказанном мне: "Раньше я гордился результатами, построенными заводами, выпускавшимися изделиями, а теперь я вижу, что все не то и не так". В 1986 году в США количество заводов со сверхчистыми помещениями классов "10 — 100" (10 — 100 загрязняющих частиц размером не более 0,5 микрометра в 28 литрах воздушной среды) было доведено до ста. В США и Японии ежегодно вводилось более чем по 10 заводов для производства новых поколений интегральных схем.

Там — и на Дальнем Западе, и на Дальнем Востоке — своевременно осознали необходимость государственной поддержки тех огромных затрат, которые требовали на свое развитие новые направления электроники, и сегодня имеют то, что имеют.

Были ли он прав в своем решении окончательно отойти от дел? Жизнь показала, что свои лучшие деловые качества многие его подчиненные проявляли, пока он сам руководил ими, умело направляя, и сдерживая примером своего собственного служения делу порочные устремления к личному благополучию любым путем. Когда же во главе министерства его не стало, то у многих негативные черты характера вылезли на первый план, все стало расползаться и весьма быстро пришло к известным печальным результатам.

А.И. по-прежнему оставался членом ЦК КПСС, а в 1986 году ему вручили значок "лет в партии". Предстоял XXVII съезд КПСС. Конечно о том, чтобы избрать А.И. делегатом, не было и речи, но как член ЦК, он должен был вплоть до новых выборов участвовать в работе съезда. "Великий демократ" Горбачев, страшно боявшийся со всей своей командой критики старших товарищей, поступил просто: всем членам ЦК — бывшим министрам было сказано, чтобы на съезд они не ходили, написав добровольный отказ и как бы признавая, что таким ретроградам, как они, нечего делать на съезде реформаторов.

Оставались еще депутатские обязанности, которые он продолжал исполнять и после ухода на пенсию: А.И. участвовал в работе сессий Верховного Совета, хотя делать это ему становилось все труднее, еще раз посетил своих избирателей, по-прежнему стараясь помочь им. Они тоже не забывали своего депутата и по-прежнему слали письма — теперь уже на домашний адрес:

"Министерство легкой промышленности Литовской СССР

Трикотажная фабрика "Вярпстас" депутату Верховного Совета СССР тов. Шокину Александру Ивановичу

г. Москва, ул. Алексея Толстого дом 15 кв. 1

Дорогой Александр Иванович!

Коллектив Шяуляйской трикотажной фабрики "Вярпстас" благодарит Вас за бескорыстную помощь получении автобуса. Искренне рады Вас поздравить с Новым 1986 годом. Желаем здоровья, радости, бодрости, долгих лет жизни. По поручению коллектива фабрики "Вярпстас".

Директор фабрики П. Билявичус

Секретарь парткома Р. Шепонавичене

Председатель профкомитета Я. Саниковене

Секретарь комитета комсомола М. Вейншрейдерите"

Продолжалось дело Пролейко, и с каждым днем становилось яснее, что главной его целью был сам А.И. Подследственный держался твердо, все обвинения отметал и никого "сдавать" не соглашался, хотя и испытывал страшное давление. Дело не сшивалось. Наконец следователи решились на встречу с А.И., чтобы для начала поговорить с ним как со свидетелем, хотя бы и без протокола. А.И. пригласил их домой: пусть посмотрят на его "богатства". Так ничего и не добившись толком за два года, следствие передало дело в суд.

Большинство "пришитых" обвинений рассыпались в суде, остались только клапаны.

А.И. был вызван в суд в качестве свидетеля, поскольку обвиняемый доказывал, клапаны для операций он передавал с разрешения министра.

Самочувствие А.И. в этот момент очень неважным, и поначалу он идти не собирался, но чувства долга и справедливости пересилили. Он пошел в суд, где выступил и подтвердил, что разрешение на выдачу клапанов действительно давал. К тому же выяснилось, что МЭП получил эти клапаны бесплатно, и поэтому ущерба никакого не могло быть даже теоретически.

После двух лет пребывания в тюрьме в процессе следствия В. М. Пролейко был освобожден из зала суда и полностью оправдан.

Не получилось! А ведь в начале все это подавалось как "Дело о хищениях социалистической собственности в особо крупных размерах в Министерстве электронной промышленности СССР".

После выхода А.И. на пенсию, учитывая его заслуги перед государством, помимо персональной пенсии союзного значения, талонов на питание в кремлевской столовой, машины по вызову и пр. ему сохранили право пользованием дачей в Петрово-Дальнем и даже оставили повариху27

А.И. много времени проводил в чтении. Читал и перечитывал своих любимых писателей, газеты и журналы, благо с политикой гласности появилось большое число исторических публикаций. Многое было для него новым, многое он и сам хорошо знал для того, чтобы оценить достоверность. Категорически не воспринимал публикации, направленные на ликвидацию правящей роли КПСС. А.И., хорошо представляя истинные нравы в национальных республиках, знал, и всегда это подчеркивал, что единство Советского Союза обеспечивается именно наличием сильной объединяющей партии, и при ее ослаблении страна может распасться.

Дома у него бывали в основном только близкие родственники, но иногда заезжали сослуживцы: В. Г. Колесников, Э. Е. Иванов, В. Н. Макаров. Он принимал их как радушный хозяин и даже не отказывал себе в том, чтобы выпить с гостями рюмочку-другую. Вскоре после освобождения зашел и Пролейко. Как для всякого, всю жизнь проработавшего человека, резкая смена режима сказалась на общем состоянии А.И… Частенько он ложился в больницу, отдыхал в Барвихе. Здесь, в отличие от Петрово-Дальнего, он даже ходил в кино и некоторые фильмы ему нравились, например "Мы из джаза". Казалось, что постепенно его новая жизнь входит в колею. Свой очередной семьдесят восьмой день рождения А.И. встретил дома. Он по-прежнему занимался утренней гимнастикой, выглядел неплохо, двигался бодро, шутил. Ничто не предвещало скорой кончины.

Вскоре после дня рождения А.И. в очередной раз отправился в Барвиху и там поначалу тоже чувствовал себя неплохо. Вдруг ему стало хуже, санаторные врачи немедленно начали настаивать на госпитализации, и А.И. уехал домой. Лучше ему не становилось и он лег в больницу на Мичуринский проспект, где встретил новый 1988 год. А.И. чувствовал себя все хуже и хуже, и седьмого января телефон в его палате перестал отвечать — его перевели в отделение интенсивной терапии с диагнозом острой сердечной недостаточности. Тяжелейшая борьба с недугом шла еще много дней, но 31 января Александр Иванович скончался.