Моя борьба. Судьи нашего времени
Моя борьба. Судьи нашего времени
— А Вас зовут Олег?
— Да. Олег.
— Кажется, Вы работали на Первом? Пташкин Ваша фамилия.
— Да.
— Слышал про Вас с Мирзоевым. Такая нашумевшая история.
— Вот как?
— Да, читал я Ваши документы судебные.
— ??
— У тебя, Олег, всё ясно. Дело твое выигрышное.
— А Вы, однако, человек информированный.
— Так получилось. Так вот. Выиграешь ты дело. А твоему товарищу ничего не светит.
— Как так не светит?
— Ну, очень он агрессивный. Конфликтный. Слишком настойчив. Не думаю, что он найдет здесь себе применение.
— Где здесь?
— В России. Пусть ищет себе работу в другом месте.
— Я не понимаю Вас. Он нормальный парень. Очень хороший журналист. И трудовые права у него несправедливо нарушены. Закон нарушен.
— А мы так не считаем.
— А Вы кто собственно?
Этот разговор с Олегом завёл какой-то незнакомец из очереди, когда он ждал приёма терапевта в коридоре городской поликлиники № 108 на Смольной в апреле 2009-го. Воланд возник рядом с ним вдруг, неожиданно — хорошо одетый, возраста 45–55 лет, с незапоминающимся лицом — серым, невзрачным. Почему-то коллега определил его «фэпсом».
— Считайте меня доброжелателем. Ну, другом.
— Другом?
— Да. А Мирзоеву лучше заняться традиционной сферой — пусть фруктами торгует, овец пашет, арбузы выращивает…
Кстати, почти этим я сейчас и занимаюсь — вот, расписываю этот дневник.
Кстати, почему-то Олег, передавая мне пожелание незнакомца, радостно смеялся. Ему это выражение понравилось. Так друзья превращаются в коллег.
— Суд он выиграет, закон, видите ли, нарушен… Конечно! Нечего ему здесь права качать. А ты, Олег — ты будь благоразумен.
— Я так и не могу понять — кто Вы?
— Доброжелатель я. Доброжелатель. Будь благоразумен!
И когда Олег на секунду отвернулся, Воланд внезапно исчез. Коллега был очень напуган этой историей — позабыл о приёме у терапевта и побежал звонить мне.
Сколько раз можно повторять: «Никогда не разговаривайте с неизвестными».
А, может, это ему привиделось?..
Всё, что происходило дальше, тоже походило на чертовщину.
Дорохина…
Дорохина…
Это одна из тех фамилий, которые я никогда не забуду. Храню в сердце её образ.
Дорохина Екатерина Михайловна. Федеральный судья Останкинского районного суда города Москвы. За ней закреплена улица Академика Королёва (дом 12 и 19) и улица Космонавтов.[157]
Наверное, это сделано специально. Из-за Телецентра. Из-за Первого канала.
А, может, так получилось…
Ну, значит, с судьёй не повезло не только мне, но и всем, кто имеет отношение к улицам Академика Королёва и Космонавтов. А также улицам: 1, 2, 3-я Мытищинская, Староалексеевская, Касаткина, Кибальчича, Константинова, Церковная Горка; переулкам: Кулаков, Графский, Зубарев, Кучин, 1-й Рижский (д.2, к.1 и к.2, д.3, д.6, к.1 и к.2, д.8); проездам: Мытищинский, Дроболитейный; Проспекту Мира (чётные дома с 98/13-186); площадям: Шарля Де Голля и Академика Люльки.
Это успокаивает…
Думаете, а сама Екатерина Михайловна считает, что ей повезло в жизни?..
Не уверен — ну, она постоянно жаловалась.
Хотя выглядит довольным самим собой человеком…
Она — худая блондинка. Крашенная. Кстати, неудачно. Химическую завивку с её жидкими волосам сотворили тоже неважно. Ну, неважно.
Так вот — образ судьи Дорохиной. Ну, какой она мне запомнилась.
Было 1 июня. Останкинский суд. Зал заседаний. Слушается дело по моему исковому заявлению.
В небольшой комнатушке — зал заседаний — жарко, воздух наэлектризован. Мы с моим представителем Владиславом Симоновым и юрист ООО «Зелёная Студия» Вячеслав Мирончук спорим — перебивая друг друга, обмениваясь колкостями, насмешками. Увлеклись. Противоположная сторона сдалась, уже не защищается, пищит неюридическими междометиями.
Вдруг я осёкся — странно, Дорохина молчит, не обрывает. Поворачиваю голову в её сторону. И замираю — судьи нет.
Нет, физически она присутствовала. Сидела на пьедестале за судейской партой. Но вот мыслями…
Она смотрела в окно. С блаженным выражением лица. С вдохновённым. Замерев. Как поэт, трепещущий, боящийся своим дыханием спугнуть витающую рядом рифму. А летние солнечные зайчики играли, разбрызгавшись вокруг неё. На её мантии. На руках. На лице. И на её жидких волосах с дурацкой химией — отчего они, волосы, казались бесцветными, прозрачными, невидимыми.
Уверен, судья тосковала. Об отпуске. О море солёном. О песочке белом. О пряном запахе и вкусе мужского пота. О загорелых мускулистых брюнетах, которые не говорят по-русски и не отличают настоящих блондинок от крашенных. Уверен — ведь в перерыве заседания она жаловалась, что устала, что у неё «куча дел, которые невозможно рассмотреть», что ей всё и все надоели, что ей, «в конце концов, тоже полагается отдых»…
Вот почему в тот день судья Дорохина задумала месть.
Во-первых, нами был заявлен ей отвод — протестовали против того, чтобы разбирательство дела судья проводила единолично[158]; чем уже испортили настроение даме, и она отклонила ходатайство. Во-вторых, наша просьба о вызове свидетелей. В этом Дорохина не могла нам отказать, хотя зло проанонсировала результат суда: «Смотрите! Могли уже сегодня закончить дело».
У неё ведь свои дела. Она ведь торопилась. Её ждали мускулистые брюнеты. В шортах — возможно, в белых — обнажающих накаченные ноги. Волнующе волосатые ноги. А тут мы со своим Трудовым кодексом Российской Федерации. С Конституцией. С исканиями справедливого суда…
А? Да, да, думал о том, что я параноик. Думал.
Но судье Дорохиной действительно не везло.
Например, с репутацией…
За помощью в подготовке к судебным разбирательствам мы с Олегом обращались ко многим юристам. Большинство из них советовали нам просить Владимира Ивановича Миронова. Бывшего судью Мосгорсуда, доктора юридических наук, эксперта Комиссии по правам человека при президенте России, члена Независимого экспертно-правового совета и Научно-консультативного совета при Генеральной прокуратуре — главный специалист по Трудовому кодексу в стране, автор основной специальной литературы в этой области. «Мастодонт трудового законодательства». Так его все называли.
Так вот. Мы с ним встретились. Было начало апреля.
Легендарный юрист и учёный выслушал нас. Расспросил о деталях. А потом сразу: «А к кому попало дело?» И объясняет. Мол, такая вот судебная система в стране — важно не только само дело, обстоятельства, но и кто будет его рассматривать. Вернее, второе — важнее.
Называем. Миронов при нас звонит практикующим коллегам — мол, Дорохина, что это за специалист и человек из Останкинского суда. А ему со смехом: «Кто? Дорохина? Ужасный судья». И дальше: «Ужасный судья»…
Помню, я тогда удивился: «А что имели в виду, говоря — ужасный судья?» Миронов засмеялся. Махнул рукой: «И так всё понятно. Не повезло вам, ребята!»
Не повезло.
И не только нам…
Предварительное заседание 27 апреля 2009 года — подготовка дела по моему иску к судебному разбирательству. В первый раз тогда Её увидел.
Только сели, и тут в зал вторгается незнакомая женщина и, размахивая над головой какой-то бумагой, начинает предъявлять претензии к Дорохиной, сначала тихо, но настойчиво, а потом всё громче и скандальнее. Мол, её подпись на повестке подделали, мол, ничего ей не присылали, а она — Она — провела «по этой фальшивке» заседание и вынесла «незаконное судебное решение». Женщина переходит на крик: «Вот, смотрите, здесь же видно — будто специально обводили ручкой». Дорохина отбивается аналогичным способом и шумом: «Ничего не знаю! Ничего не знаю! У меня куча дел! Куча дел! Я не должна за всем этим следить! Уходите вон!»
Не повезло…
Сотрудницы канцелярии Останкинского суда по гражданским делам всегда заняты. Спешат. Торопят. Холодно общаются.
Часто туда ходил. После первого раза меня запомнили. Изменились.
Спросили тогда: «Кто у Вас судья?» Назвал Её имя. Нейтрально, без эмоций.
А они — вдруг — смотрят на меня, как на сироту. Заговорили с сочувствием. Стали помогать мне всем коллективом. Одна девушка даже предложила чаю. Отказался. А она ещё раз: «Вы не стыдитесь».
Меня это вначале очень встревожило — к чему бы это? в судах люди грубоваты, высокомерны.
Потом понял…
Стоявший рядом со мной у окна канцелярии какой-то парень в бейсболке сдаёт своё судебное дело в архив и вдруг, услышав Её имя, протянул категоричным голосом:
— Оооо! Дороооохина! С Дорохиной бесполезно связываться!
Сразу даже не сообразил, что он ко мне обращается.
— И у Вас она была? — наконец догадываюсь я.
— Да. Да. Это непробиваемый судья, — собеседник видит у меня в руках заявление с просьбой разрешить фотосъёмку дела и спрашивает с сочувствием. — Вы тоже проиграли у неё?
— Угу. Но сейчас обжалую в Мосгорсуде.
— Бесполезно!
— Я на Верховный (Верховный Суд России — Э.М.) надеюсь.
— Это другое дело! Я вот тоже до Верховного дойду! — и вдруг раскрывает душу наболевшим. — Это же надо такого судью держать на работе! Только у нас власти на это способны. Им такие и нужны!
Парень прощается и собирается уходить.
— Желаю Вам удачи! — говорю ему вслед. — Ни пуха ни пера!
— Спасибо. К чёрту! — улыбается он и внезапно, рассмеявшись, останавливается. — К Дорохиной! К Дорохиной!
Я понимал этого человека…
А тут ещё сотрудницы канцелярии Останкинского суда — долго не могут найти нужный мне документ (определение об отводе состава суда) в моём деле. Безуспешно перелистывают папку. Одна ищет, другая у неё над головой стоит.
— Вы уверены, что этот документ был в деле? — спрашивает та, что стоит и смотрит недоверчиво на сидящую коллегу. — А то у этой всё может быть.
— Я же сам видел это определение в деле, — удивляюсь и смотрю на искавшую девушку. — Куда же Вы могли его деть.
Обе расхохотались.
— Да нет. Не её имела в виду, — объясняет сотрудница и показывает большим пальцем в сторону кабинета судьи Дорохиной. — Я имела в виду эту. Она спокойно может документ к делу не приобщить. Для неё это нормально.
Определение они потом нашли. Но как явен был авторитет этого судьи среди Её же коллег в Останкинском суде. И им не повезло…
Вот такой вот федеральный судья Останкинского районного суда города Москвы Екатерина Михайловна Дорохина.
Но у неё есть логика.
Своя.
Необычная…
Во время слушаний дела нашего коллеги с Первого канала Эльдара Басилия — он тоже судился с «Зелёной Студией» — судья Дорохина, бедная, уставшая, очень возмущённая, воскликнула: «Неужели вы не понимаете?! Ну, не хочет работодатель вас всех видеть на работе! Ну, не нужны вы ему!»
У неё такая логика.
Судейская.
Беспристрастная.
Правовая.
Кстати, тоже неудачная.
Противоположная сторона — ООО «Зелёная Студия» и Первый канал — тоже готовилась. Бурно.
Однажды в начале апреля раздаётся звонок. На мобильном высвечивается номер отдела кадров. Голос незнакомой девушки. Страстный голос.
— Господин Мирзоев, скажите, пожалуйста, номер Вашей трудовой книжки?
Это она меня просит. Льстиво. «Господин». Вот как!
— Зачем?
Спрашиваю, а самому смешно. Понимаю, зачем им нужно.
— Ну, нам надо. Ну, скажите, пожалуйста, — начинает она меня умолять.
— Девушка, это Вас Анастасия Багреева (сотрудник отдела кадров «Зелёной Студии» — Э.М., наш куратор) попросила? Что же она сама не позвонила?
— Нет. Нет. Не она. Она…ээ…ммм. Болеет она. Нету её тута.
— Я не могу сказать номер. Извините.
— Ну, пожалуйста! Ну, пожалуйста! Ну, пожалуйста!
Вот за что я люблю эту даму! За что? За что я люблю Систему? Ну, как… За Её тупость.
Подозреваю, что номер трудовой книжки отделу кадров нужен для записи в Книге учётов трудовых книжек, в которой я отказался ставить подпись. А эти тогда не успели даже графу с моими данными заполнить. Только сейчас спохватились.
— Ну, что вам стоит, а? Нас ведь ругать за это будут! — голос кадровички захлёбывается от волнения и страсти.
— Девушка, Вы хоть понимаете, о чём меня просите?! Вы собираетесь подделать документ во вред мне, и меня же просите вам в этом способствовать.
— Ну, нас начальство накажет. Вам нас не жалко? А? Ну, почему Вы такой?! Вам ведь уже всё равно…
— Девушка, передайте Багреевой — пусть не старается: у меня аудиозапись от 6 марта, где она по телефону признаётся, что лишь накануне выдала мне трудовую…
— Ну, почему Вы такой?!
Первый канал! Бизнес-империя Эрнста и Синельщиковой! Стратегия защиты.
Бред!
Бред!
Бред!
Вечером мне стало известно, что номер моей трудовой подчинённые мадам Синельщиковой в тот день пытались узнать и в отделе кадров на НТВ. Звонила туда больная Багреева. Несколько раз звонила. Но там не сказали.
И что? Подделали.
Получили документы из суда, среди которых была и копия моей трудовой книжки, и подделали. Как и подпись под актом приёма-сдачи услуг к Договору об оказании услуг.
Люди без комплексов.
Подделали, кстати, плохо.
Некачественно.
Ну, хотя бы это сделайте красиво, а?
Да и акт сам изготовлен такой — обхохочешься. В документе — ни о сделанной работе, ни о сроках… Ну, было же время — сделайте нормально. Все равно же подделываете.
Даже судья Дорохина — даже Она — увидев результат творчества, сказала на предварительном заседании представителю противника: «Я же вижу — это не его подпись!» А потом задумалась на полминуты и почему-то добавила: «Даже я это вижу!» И приобщила к делу распечатку всех диктофонных записей моих переговоров с рабами-исполнителями воли главного теле-клана страны.
И что?
И что?
Решение-то не в мою пользу.
Судья тоже без комплексов.
А что? Если Эрнсту и Синельщиковой можно, почему Дорохиной нельзя?
Не повезло.
— Как так можно? Как они не боятся подделывать подписи под документами и приносить их в суд? Это же уголовное преступление!
Спрашиваю, поражённый, у своего представителя Владислава Симонова. А он машет рукой:
— А ты не знал? Работодатель и не такие вещи делает. А суды им помогают. Сам не видишь?
И объясняет, что юристу ООО «Зелёная Студия» Вячеславу Мирончуку трудно предъявить претензии — скажет, мол, с меня спрос небольшой, мол, дали документы, а я и принёс. Хотя я уверен, он-то, Мирончук, всё знает.
Исполнитель.
Послушный.
Покорный раб.
А Влад — отличный юрист. Один из лучших учеников Владимира Миронова. Говорит, правда на моей стороне. Но к возможности положительного результата суда скептически относится.
Я всё упрекал себя, что сделал большую ошибку, когда подписывал ту бумажку — Договор об оказании услуг. Ну, не подозревал о западне. А Влад говорит — юридически доказать недействительность этого «документа» несложно; тем более, что оформляя в таком виде трудовые взаимоотношения с работником, работодатель обманывает не только его, но и государство. Примет ли эти доводы судья — вот в чём вопрос. Закон — игрушка в руках своих судей.
Судей-исполнителей.
Послушных.
Покорных рабов.
Рабов в мантиях.
Раб потому так держится за свою мантию, кресло или ещё за какой-нибудь атрибут власти, чтобы за ним скрыть свою рабскую душонку…
Ещё наши с Олегом интересы в судах согласился представлять Олег Бабич, заместитель председателя Федерации профсоюзов России. Честный парень. Добрая душа…
Продолжаю, как дурак, считать, что Система логична.
Говорю на судебном заседании 29 июня 2009 года: «Я же не против увольнения — это нормальная практика в экономической жизни общества. Но пусть сокращают по закону. По обговорённым правилам».
А Дорохина на это смеётся.
Смешно.
Смешно.
Трудовой кодекс! А ей смешно!
Противоположная сторона — послушный юрист ООО «Зелёная Студия» — настаивает на том, что сроки обращения в суд мною пропущены: «Вот, его собственноручная подпись в Журнале учёта движений трудовых книжек от 29 января 2009 года». И ещё, якобы, приказом о прекращении договора я был ознакомлен тогда же.
Парируем — что подпись не моя, а копию приказа об увольнении я получил на руки (а тут главное — факт получения работником копии приказа на руки) лишь в марте. Вот подпись доброго гендиректора и будущего телеакадемика Ольги Андреевой на документе, дата — 6 марта 2009 года. «Не отрицаете», — спрашиваем. «Не отрицаю! Но сроки пропущены!» А что ему ещё говорить.
Но даже имея фору и море времени, команда мадам Синельщиковой не смогла организовать идеальное массовое увольнение — избавиться от своих сотрудников красиво. По закону, работодатель должен предупредить работника о прекращении срока действия трудового договора заранее.[159] В моём случае — не позже 26 января (если договор заканчивается 29 января). А они сделали это 27 января.
Да, ошиблись — неправильно посчитали. Всего на день. И всё! А что делать?! Мы же заметили. Случайно — но заметили. Даже мы. А они-то — профессионалы…
Ну, хорошо. Ошибиться в дате — с кем не бывает. Но вот ещё большая глупость. Это недействительное уведомление (от 27 января) — за подписью гендиректора Андрея Макарова, который на тот момент нефактически, но юридически ещё оставался генеральным директором[160]. А вот приказ об увольнении от 29 января подписан Ольгой Андреевой, которая ещё не имела на то полномочий — запись о смене гендиректора ООО «Зелёная Студия» была внесена в ЕГРЮЛ лишь 9 февраля 2009 года. Всё дело в том, что приказ этот подготовлен лишь в марте, только подписан задним числом — в записанном мною на диктофон 6 марта телефонном разговоре сотрудник отдела кадров Анастасия Багреева признаётся, что приказ от 29 (!) января ещё «на подписи у Андреевой».
Очень красиво!
Ну, как им ещё помочь, чтобы они хотя бы что-то сделали нормально? Не профессионально. А хотя бы нормально…
Получается — раз увольнение было проведено с нарушениями, договор фактически превращался в бессрочный[161]. Так по закону.
Этот поворот разбирательства очень возмутил судью Дорохину. Разозлилась, кричит на представителя противоположной стороны:
— Почему вы так всё сделали?! Почему вы так всё сделали?!
Только потом понял — ей ведь надо было за что-то зацепиться в своём решении. Этому рабу в судейской мантии надо было соблюсти внешние приличия.
Доказываем, что Договор об оказании услуг — недействителен. Что мои трудовые отношения с «Зелёной Студией» неправомерно[162] регулировать договором гражданско-правового характера. Предоставляю выписку из банка: вот, если бы мой срочный договор прекратился бы в январе, то в день увольнения я должен был получить все причитающиеся мне выплаты — полный расчёт: всю зарплату, компенсацию за неиспользованный отпуск — а, получается, я продолжал получать через банк зарплату и аванс и в феврале, и в марте.
Приглашённые в качестве свидетелей коллеги — Эльдар Басилия, Вика Саваровская и Олег Пташкин — подтверждают, что весь февраль моя работа была такой же, как и в предыдущие месяцы: те же обязанности, та же редакция, тот же распорядок рабочего дня. Что Договор об оказании услуг я подписал задним числом — не только мне предлагали, не только меня уговаривали. А ещё, что об увольнении мне сообщили лишь 2, а трудовую книжку выдали — 5 марта.
Когда Вика стала рассказывать о подписанных со всеми сотрудниками Студии спецпроектов Первого канала срочных договорах до конца мая, которые «куда-то пропали», Дорохина замахала руками и стала обрывать девушку:
— Я всё поняла! Что тут непонятного? Мне всё понятно!..
В перерыве судебного заседания к нашей группе подбирается — тихими шажками, заискивающе улыбаясь — представитель противника Вячеслав Мирончук.
У юриста «Зелёной Студии» приступ душевного страдания. Хочет этой болью поделиться с окружающими.
— Представляете? Что творится сейчас в Студии спецпроектов! Такой дурдом! Всех заставляют писать заявление об увольнении с Первого канала и оформлять отношения с «Зелёной Студией». Новая стратегия Синельщиковой, Никоновой и Курпатова. Такой дурдом!..
Ребята ему верят. Жалеют его:
— А Вы что же? Не можете объяснить начальству, что это глупо. Ничего не говорите им?
— Говорим, — краснеет и вздыхает Мирончук, как невеста, рекламирующая перед сватами свои достоинства. — Но вы представляете, коллеги?! Представляете?!
Резко встаю и ухожу.
Олег Бабич подходит ко мне и берёт за локоть.
— Ты чего? Уймись, Эльхан!
— Кулаки чешутся. Не могу слушать этого придурка. Тут одно говорит, а там — на заседании — противоположное. Эту «Зелёную Студию» защищает. Пусть скажет, что срочные договоры до июня — мой и остальных ребят — хранятся у него в кабинете в Останкино. Что об увольнении я узнал лишь 2 марта. Что он также участвовал в подделке моей подписи под документами, которые он сейчас приволок в суд. Что же он здесь, в коридоре, своё начальство ругает?!
Говорю я это громко. Юрист с приступом душевного страдания всё слышит.
— Ну, что ты?! — говорит миролюбиво и тихо Бабич. — Ведь свою работу делает. Подневольный человек. Ему говорят — он и выполняет.
Может, у них — у юристов — такая профессиональная солидарность. Но я этого не понимаю…
— Его — что? Заставляют? — огрызаюсь я. — Может, его в заложники взяли?
— Ну, что он поделает?! — не сдаётся мой представитель. — Нормальный ведь парень…
Возможно. Возможно, они все неплохие люди. Дома, в тёплых тапочках. Во время декламаций. В разговорах о морали на интеренет-форумах. И судя по их слёзам за бутылкой.
Не понимаю. Не могу понять.
От меня тоже требовали «выполнять свою работу». На НТВ, на Первом канале.
А ему — почему можно?
Исполнитель.
Послушный.
Покорный раб.
От холопа до холуя всего маленький шажок.
Сколько других людей не продаёт свою совесть. Вот Владимир Миронов, бывший судья Мосгорсуда. Ведь пошёл против Системы. Не испугался поддержать своего друга и коллегу Сергея Пашина. Этого популярного — любимого подсудимыми и коллегами-юристами — судью, известного на всём постсоветском пространстве яркого и молодого учёного-правоведа[163], исповедующего гуманистический принцип в отправлении правосудия, выдавили из Мосгорсуда — «королевства» Зои Корневой и «царства» Ольги Егоровой[164]. Не простили таланта и вольнодумства: ведь Пашин — судья-Чацкий, живой, наш современник, пишущий пробирающие ознобом стихи о своей профессии.
В мае 1998 году Зоя Корнева через карманную Квалификационную коллегию судей Москвы лишила полномочий судьи Сергея Пашина — за отказ подчиняться московской вертикали судебной власти. Последний это решение обжаловал в Верховном суде и выиграл. Во многом — благодаря выступлению своего коллеги Владимира Миронова на судебном заседании, который рассказал о процветающей в Мосгорсуде «корневщине»: выдавливании непокорных и самостоятельных судей, зависимости их от воли королевы-председателя и прокуратуры, о телефонном праве и клановости, об установках Корневой минимизировать количество оправдательных приговоров, так как они дискредитируют следствие, поощрении ею низкопоклонства, сплетен, доносительства и т. д.
Так вот, спустя четыре часа после этого выступления Владимира Миронова в поддержку коллеги председатель Мосгорсуда начала процедуру лишения его судейских полномочий. Не прошло и месяца, как Московская квалификационная коллегия судей избавилась от главного практикующего специалиста в стране по трудовому праву — «по состоянию здоровья». Главным цепным псом, бегающим по московским больницам в поисках компромата для Корневой на неугодного судью, была Ольга Егорова, тогда председатель коллегии по гражданским делам Мосгорсуда. Спустя два года, когда бывший заместитель «королевы московской» сама стала — вначале «преемницей московской», а потом и «царицей», за своим коллегой последовал и Сергей Пашин. Наступали Путинские времена — независимость, человечность, вольномыслие обесценились.
И ведь Владимир Миронов знал, на что идёт. А ведь тогда, в 98-м, он был без пяти минут судьёй Верховного суда — с пожизненными привилегиями, властью, сытностью, покровительством и теплом Системы.
Знал!
Но не побоялся!
Вот это поступок!
Наверное, потому что ни один порядочный человек не мог остаться равнодушным, когда на такого судью — на человека — как Сергей Пашин устраивали травлю…
Много людей в стране знает про интимные приключения Ксении Собчак? Да пол России.
А про историю Миронова? Единицы. Вот в чём проблема страны.
Единицы!
«В стране мёртвых единицы оставшихся в живых». А страна про них не знает!
Почему я должен равняться не на них?!
Владислав Симонов.
Андрей Демидов.
Олег Бабич.
Николай Коломейцев.
Коллеги, звонившие, помогавшие.
Александр Жбанков из журнала «Трудовые споры» — сам нашёл номер, звонил, помогал.
Ребята из «Левого фронта». Особенно Сергей и Настя Удальцовы из АКМ…
Теперь я был благодарен таким людям. Мир держится на них — по крайней мере, мой мир. Их встречаешь там, где не ожидал.
А таких, как юрист ООО «Зелёная Студия» Вячеслав Мирончук я не понимаю.
Не могу понять…
Врата Закона открыты…
Ведь открыты!
Судья Дорохина «удаляется для вынесения судебного решения». Лучше бы она по-настоящему удалилась — нажимаешь клавишу «Delete», и нет её. Нажимаешь ещё — и нет остальных, таких же рабов-исполнителей в мантиях…
«В иске отказать». Прекрасно!
Решение суда повторяет формулировки — почти слово в слово — позицию ответчика — ООО «Зелёная Студия», конторки мадам Синельщиковой. Прекрасно!
Лучше — в открытую. Бутафория Системы. «Ужасный судья».
Никакой правовой оценки доказательств[165] — ни одному из моих доводов, ни аудиозаписи телефонных переговоров, ни показаниям свидетелей, ни заключению Независимого экспертно-правового совета за авторством главного специалиста в стране по трудовому праву Владимира Миронова, специальную литературу которого прячет на коленях под столом любой разбирающий трудовой спор судья. Даже заключение представителя Останкинской межрайонной прокуратуры прокурора Ольги Тимофеевой, заявившей на судебном заседании, что все предъявленные в моём иске требования подлежат удовлетворению, судья Екатерина Михайловна Дорохина не заметила в своём решении. Федеральный судья Останкинского районного суда города Москвы снова торопилась — встряхнула каракулем, вернее, каракулями гидролизной химии, защебетала: «Всё! Мне пора! Всем до свидания! Мне пора!» и поскакала пить чай с шоколадками…
Срок для обращения в суд, мол, пропущен.[166] Трудовую книжку выдают мне 5 марта! Копию приказа об увольнении от 29 января руководство подписывает лишь 6 марта! И мы это доказали! А вот, оказывается, «истечение срока исковой давности… является основанием к вынесению судом решения об отказе иска». Прекрасно!
«Именем Российской Федерации»…
Дальше — хуже. Это уже не сон. Одна чертовщина.
А как по-другому это назвать?..
Останкинская прокуратура недовольна. И.о. заместителя межрайонного прокурора г. Москвы Ковалёв Александр Сергеевич в Мосгорсуд вносит кассационное представление на решение Останкинского суда — мол, оно, решение, «вынесено с нарушением норм процессуального права» и, потому, должно быть отменено и направлено на новое рассмотрение. Это 29 июля.
Но через три дня — 3 августа — тот же Ковалёв А.С. неожиданно отзывает своё кассационное представление. Почему? Не знаю. Видимо, за три дня всё понял — ему всё объяснили.
По закону — судья Дорохина должна отреагировать на это представление и на его отзыв — вынести определение. И она делает это — в тот же день 3 августа.
Вообще-то, я имею отношение к этому делу. А узнаю и про кассационное представление, и про его отзыв, и про определение суда — случайно. Мне рассказали об этом работники суда. Оказывается, отзыв представления — был прислан не 3 августа. И определение Дорохина вынесла не в тот же день. Всё это сделано было позже (между 13 и 15 августа), задним числом подписали документы — надо было успеть «по бумагам» до 6 августа, когда было назначено заседание в Мосгорсуде по моей кассационной жалобе…
Почему Эрнсту и Синельщиковой можно, а Останкинскому суду и районной прокуратуре нельзя? А? Им тоже можно подписывать документы задним числом. Доказательств у меня нет. Только слова сотрудников канцелярии. Поделились по секрету.
Федеральный судья Останкинского районного суда города Москвы — женщина шустрая. Не спорю. Но она ведь была в начале августа в отпуске. Ну, мужской пот, загорелые волосатые ноги, песочек белый и так далее. Как она — даже Она — могла на расстоянии подписывать документы, выносить определения? Физически? Да и неудобно ей. В объятиях. Мужских. Ног…
Красиво?
Прекрасно!
Приходит письмо из Федеральной службы по труду и занятости — Государственной инспекции труда в г. Москве. От 30 июля.
Главный государственный инспектор труда Борисов Олег Геннадьевич — красавец!
Это второе письмо. В первый раз оттуда написали ещё 14 апреля — в ответ на наше обращение в сопровождении с депутатским запросом Николая Коломейцева от 18 марта. То есть меньше, чем через месяц. Тогда Борисов О.Г. нашёл нарушения — в оформлении как трудовых взаимоотношений у Олега с Первым каналом, так и его увольнения. А в моём случае главный государственный инспектор труда Олег Борисов поступил хитро — мол, в обращении отсутствует фактический адрес ООО «Зелёная Студия». Это неправда!
Тогда я связывался с этим господином, отослал ему письма (со всеми координатами, со всеми контактами) по почте — и по обычной, и по электронной — которые он долго не мог получить. Говорил ему, готов сам подъехать — доставить…
И вот, спустя четыре месяца, отвечает. Мол, нарушения только в том, что со мной «в день увольнения 29 января» не произвели полный расчёт. И всё! Всё! То есть, «Ваш трудовой спор с ООО «Зелёная Студия» по вопросу увольнения разрешён судом». «Проверкой установлено». Не прошло и месяца, а Борисов О.Г. успел всё проверить. Оперативно! Ждал, ждал, а как решение суда появилось — и тут он бац! ответ на обращение.
И ещё ссылается на закон, подлец! Мол, в соответствии со ст.13 ГПК России «вступившие в законную силу судебные постановления… являются обязательными для всех без исключения органов госвласти», а госинспекция — опять же, в соответствии со ст. 357 ТК — «не вправе выдавать работодателю предписание по тем вопросам, которые разрешены в судебном порядке». То есть парень хотел бы и помочь, да вот закон ему руки связывает.
Звоню ему:
— Очень оперативно Вы сработали! — говорю.
Закашлялся бедненький.
— Только Вы ошиблись. Поторопились. В законную силу решение вступит только после Мосгорсуда. А не сейчас.
— Ах да, да. Но всё равно. Вы понимаете…
Перебиваю его — еле злость прячу.
— Считаете, что правильно поступили? Так, как Вам положено по занимаемой должности?
— Ну, Вы понимаете… — замялся он и неожиданно, торопясь, выдал откровенное: — Не всё от меня зависит. Как начальство даёт указания, так и поступаю. А у Вас такая ситуация… Вы же понимаете…
— Нет! — почти кричу ему. — Не понимаю!
Не могу понять.
Писал отдельное обращения в прокуратуру о нарушениях на ОАО «Первый канал» и в «Зелёной Студии» — с трудовым законодательством, с массовыми увольнениями, о подделке начальством документов, о семейном бизнесе Эрнста и Синельщиковой с серыми схемами аутсорсинга — а это мошенничество группой лиц, тяжкое преступление. И в Останкинскую межрайонную прокуратуру, и в Прокуратуру г. Москвы, и в Генеральную прокуратуру. Открыто — высылал копии писем на адрес Первого канала. Мне скрывать нечего…
Карающий меч оказался деревянным — «…выявленные нарушения устранены, исполнительный продюсер ООО «Зелёная Студия» Ильчинская Г.Г. привлечена к дисциплинарной ответственности». И это пишет заместитель прокурора Москвы В.П.Юдин — человек с мелкой бесцветной подписью.
Никакой настоящей правовой реакции. Ни разу никто не обратился за дополнительной информацией.
Более того. Все структуры, в которые мы с Олегом обращались по поводу серых схем на главном телеканале страны, занимались отписками — в том числе, и из «Администрации Президента Российской Федерации». Прокатили вниз — по всем инстанциям. Своих не бросаем. Броня.
А им это неинтересно.
Даже ФАС[167] стало неинтересно. Не сразу. Вдруг.
Оттуда сами позвонили. Ещё в марте. Сразу после нашей акции в Останкино. Пригласили. Приехали. Поговорили.
Поговорили…
Вернее, мы рассказывали, а они, в основном, слушали. Слушали и записывали. Переспрашивали. Поражались. Воровству. Очень интересно им всё это было.
Михаил Мамаев — замначальника Управления по борьбе с картелями. И Любовь Дорофеева — сотрудник правового отдела этого Управления.
Нарисовали им все известные нам схемы, которые используют на Первом канале. Всё расписали. Часа три там потеряли. И всё!
Потом ещё звонили и просили дополнительную информацию. Интересно им было…
И всё!
Где уголовное дело? Нет — где уголовные дела?
Ничего не изменилось.
Стало ещё хуже…
Бедная Счётная Палата — какая же она у нас слепая. Может, ей бюджет увеличить, а? ну, денег дать на расширение штата, а? Столько родственников пристроить надо людям… Свежая кровь, всё-таки…
Да, за время «переписки» с надзорными органами узнал главное — что российский чиновник любит больше всего. Он любит писать.
Нет, не Захар Прилепин писатель. Это он, обычный российский чинушка — писатель. Принципиальный писатель. Ему спокойнее, удобнее, приятнее написать отписку, чем поднять пятую точку и пойти сделать что-то. Даже если ему тяжело, с трудом превозмогая муки слова — сядет и напишет. Мастера эпистолярного жанра. Письма Онегина и Татьяны.
Столько денег ежегодно тратят на письма. Целый бюджет небольшой африканской страны.
А ещё, выходит, каждый российский чинушка — это большой философ. Гегель. Георг Вильгельм Фридрих. В душЕ. В тепле. Кабинетном. «Всякая действительность разумна». Философ, потому что мыслит, надеется — со временем всё разрешится само собой. Да, пока ничего не происходит. Пока. Но он мыслит и надеется…
Россия — это страна-мечта. Мечта для чинуш.
Они думают — я пишу, прошу их, выпрашиваю у них что-то. Благодарностей от меня ждут…
Неееет! Я требую!
Подлецы, работайте!
Думаете, вы надо мною издеваетесь? Это я над вами издеваюсь. Мне нужны ваши имена, фамилии, отчества.
Чтобы ваши дети и внуки стыдились вас…
Мне писали отовсюду. Они писали.
Из «Администрации Президента Российской Федерации». Главный советник департамента аналитического и организационного обеспечения «В. Юрин» скромно — коротко — ответил. Обращение, мол, рассмотрено, не волнуйтесь, и отправлено в Государственную инспекцию труда в г. Москве. Там всё заглохло.
Из «Аппарата уполномоченного по правам человека в Российской Федерации». Из конторки либерала, социалиста, гуманиста-беспогонника Лукина Владимира Петровича. Замначальника отдела защиты трудовых прав человека Т.И. Цупор. Назвал меня уважаемым и послал в суд.
И там всё заглохло.
Тоже сослался на закон.
Закон!
Закон у них — это закон Системы.
Закон = Система!
Вот из Комитета Госдумы по труду и социальной политике пришёл более-менее нормальный ответ. Я писал председателю Комитета Андрею Исаеву. А ответил его 1-й зам — Ильдар Габрахманов. 16 апреля 2009 года. На двух листах. Суть в одном абзаце: «под давлением со стороны работодателя… подписали гражданско-правовой договор об оказании услуг… в действительности находились на тот момент в трудовых отношениях… что воспрепятствовало реализации Вами трудовых прав при увольнении…» Всё! Не могу сказать «спасибо». Мне говорят: «О, да это же единорос! Это же аргумент! Показатель!» А мне этого мало. Они — наёмные менеджеры. Тем более, далее по тексту — снова ссылки на закон! И результата нет. Комитет Госдумы по труду и социальной политике! Тишина…
А из Общественной палаты даже не ответили. Я писал зампредседателя Комиссии по трудовым отношениям и пенсионному обеспечению Татьяне Алексеевой. Олеговне. Даже отписку не прислала. Ну, да — их же закон не обязывает. Ни полномочий, ни ответственности. Одна бутафория.
Им это неинтересно!
6 августа. Мосгорсуд.
Судебная коллегия по гражданским делам. Председатель Жбанова Татьяна Ивановна. И ещё две — Васильева Ирина Владимировна и Кирова Татьяна Владимировна. Целая «тройка». Троица — сами, наверное, так считают. Наделены властью — судить и миловать. Важные дамочки. Дородные. Пухленькие. Довольные. Осознают свою миссию. Свою роль.
Начинают. Проверяют, кто явился. Состав суда объявлен. Выясняют — есть ли ходатайства.
Мы с Олегом Бабичем — Влада в тот день с нами нет, сказал, что уверен в результате на этой стадии — просим выслушать свидетеля.
Тут врывается прокурор Макирова Елена Эдуардовна, должность — старший помощник прокурора Прокуратуры города Москвы. Опаздывает. Запыхается. Видимо, занята была. Чем-то важным. Женщина с внешностью, от которой тащатся сотрудники прокуратуры и другие «силовики». Непристойные каблуки, волосы крашеные, высокая объёмистая причёска, большая грудь, самодовольное выражение лица — всё по форме.
Вячеслав Мирончук, юрист «Зелёной Студии» возражает против допроса свидетеля. Прокурор с высокой объёмистой причёской тоже. Суду этого достаточно — «отказать в заявленном ходатайстве». «Посовещавшись на месте».
Дают слово мне. Повторяю доводы из кассации — мол, в решении суда первой инстанции никакой правовой оценки, судья скопировала в документ тексты законов. И далее. Про «трудовую». Про копию приказа. Про аудиозапись телефонных переговоров. Про свидетелей, которые подтверждали мою работу в феврале. Про подделку подписи в Журнале учёта движений трудовых книжек… Про всё то, что федеральный судья Останкинского районного суда города Москвы Екатерина Дорохина не заметила — «именем Российской Федерации»…
Председательствующая Татьяна Жбанова удивляется:
— Неужели вы не говорили это в Останкинском суде?
— Говорили.
Вся тройка смотрит друг на дружку. Не верят. Или делают вид, что не верят.
— Вы заявляли в суде первой инстанции о сроке — о том, что копию приказа получили лишь в марте, о «трудовой»?
— Да, да, говорили! — отвечаем вместе с Олегом Бабичем.
Дополняю:
— Дорохина сама согласилась, что подпись не похожа на мою. В деле есть распечатка аудиозаписи переговоров с кадровиками «Зелёной Студии». И диск тоже — можем послушать сейчас.
Дамы удивлены. Нет, действительно удивлены. Переглядываются. Что-то друг дружке шепчут. Хмурятся. О! Поняли. Что-то поняли.
А Олег толкает меня в бок: «Неужели отменят решение суда, удовлетворят кассацию». И сам верит. Я уже не верю. Это было бы честно, справедливо, хорошо! — но не верю!
Заключение прокурора Макировой Елены Эдуардовны: «Постановленное решение Останкинского районного суда считаю законным и обоснованным… судом правильно оценены обстоятельства дела… оснований для отмены не имеется…»
Садится. Смотрю ей в глаза. Отводит. Прячет. Паникует. Стыдно. А, может, нет? Не стыдно? Думает — ещё один наивный. То есть я. Придурок. Дурак.
Коллегия поднимается. Шуршат мантиями. Звук похож на заговорщический шёпот. Или это шелест денег. Такая ассоциация.
Уходят в комнату для совещания. Недолго отсутствуют. Для звонка время хватит. Для звонка и короткого разговора. Короткой быстрой инструкции. Быстрого суда. Расправы. Рядовой. Рутины. Или для того, чтобы чай попить. Горячий. Ароматный. Нет — в пакетиках. Прочистить глотку. «Тайна совещательной комнаты». Бутафория Системы.
Выносят определение — «кассационную жалобу оставить без удовлетворения».
Правовое заключение НЭПС даже не заметили. А ведь это — самостоятельное доказательство[168]. «Судебная коллегия не находит основания к отмене решения суда, постановленного в соответствии с действующим законодательством и фактическими обстоятельствами дела». Ну, нету! нету нарушений норм материального и процессуального права, законопослушные граждане! Нету!
Удивлялись, удивлялись — а у самих доводы один в один повторяют решение Дорохиной — просто её текст переписали. Не стали лишний пот из себя выдавливать.
За что им налоги платил?! На каблуки и краску для волос Макировой?! Или эти сытые, толстокожие, толстощекие хари кормил?! А не треснут?
Но я их запомнил.
Прекрасно!
Не забуду!
Идём дальше. Обжалуем в президиум Мосгорсуда. А там — неожиданно — затребовали дело из Останкинского суда. Для проверки.
Когда говорю об этом Владу, удивляется:
— Странно. Эта надзорная инстанция обычно штампует решения на автомате. Может, они хотят затянуть? Ведь, когда затребуют дело — максимальный месячный срок рассмотрения заявления увеличивается в два раза.
Приходит очередной ответ из Прокуратуры г. Москвы от 17 ноября, куда было перенаправлено ещё одно обращение в Генеральную прокуратуру в сопровождении с депутатским запросом Николая Коломейцева. Отписка-издевательство. «Прокуратура города не имеет возможности…» Это как? Оказывается, из-за того, что президиум Мосгорсуда затребовал дело для проверки в порядке надзора…
Бедная прокуратура. Так пыталась, старалась «проверить достоверность» информации о массовых увольнениях, о подделке начальством документов, о мошенническом семейном бизнесе Эрнста и Синельщиковой с серыми схемами аутсорсинга… И тут дело затребовали.
Рассказал Владу. Смеётся:
— Вот тебе и одно из объяснений того, зачем президиум Мосгорсуда затребовал дело для «проверки».
Нет, это сон. Или не сон. Сон! Сон! Чертовщина. Диво. Необъяснимое… Сны я люблю. Сны у меня красочные — в сочных цветах. Как советские шизофреники. А это… Нет, в целом, интересно. Забавно даже.
*****
— Олег, слушайте меня! Я недоволен!
— То есть? Что это значит?
— Вы с Мирзоевым не сдержали слова. Обо всём везде рассказываете. На пресс-конференциях выступаете…
— И что? Это наше право…
— Ты поговори. Поговори. Дальше. Вот — тут появились. Я же сказал — чтобы в Останкино вас не видел!
— Послушайте! Это решение суда. И тут — моё рабочее место!
— Я вам говорил — со мной не связывайтесь?! Со мной — мной! мной! Я! — воевать?! Говорил — мало не покажется?!
— Это что — угрозы?..
— Я сказал!
Такой разговор произошёл у моего коллеги Олега Пташкина с гендиректором ТТЦ Михаилом Шубиным в кабинете последнего через два месяца после нашей акции в Телецентре.
18 мая 2009 года Останкинский районный суд удовлетворил иск Олега к ОАО «Первый канал» — восстановил его на работе в ранее занимаемой должности. Более того, признал трудовой договор заключенным на неопределенный срок. А также взыскал с телекомпании в пользу коллеги символическую компенсацию морального вреда — 5000 рублей.
Дело Олега было очень простое: для Влада Симонова и Олега Бабича — лёгкая прогулка. При непредвзятом судействе. Даже под председательством Екатерины Михайловны Дорохиной[169]. Да и представитель Первого канала Радоминова Наталья (заместитель руководителя юридической службы ОАО «Первый канал») признала в суде, что при увольнении было допущено нарушение трудового законодательства. И лишь протестовала, чтобы договор признавали бессрочным, ссылаясь на «Перечень профессий и должностей творческих работников» — мол, Олег просто обычный редактор, мол, в названии его должности «…приставка «шеф» определяет положение в иерархии» [170].
А, может, московская судебная машина таким решением надавила на зазнавшегося Константина Эрнста. А тот, уловив сигнал, быстренько побежал к председателю Мосгорсуда Ольге Егоровой на поклон, челом бить — организовал последней пиар-компанию: масса интервью с главным московским судьёй в эфире «Первого канала», а теперь ещё и целый телевизионный цикл «Московское дело» (первая серия была полностью посвящена великому прошлому Ольги Александровны). А, может, главу Первого канала ещё кто-то таким кнутом дрессировал и воспитывал — нельзя, дескать, отбиваться от коллектива. А тот понял. Быстренько сделал правильный вывод.
Нет, это не бред. Я не параноик. Дело-то у Олега было очень простое. Очень! Но 23 июня Мосгорсуд отменил решение суда первой инстанции. Тоже — «тройка». Председательствующая та же — Жбанова Татьяна Ивановна. И ещё две: одна тоже «моя» — Кирова Татьяна Владимировна и Фомина Марина Валерьевна…
Почему?
Потому что «решение является законным в том случае, когда оно принято при точном соблюдении норм процессуального права и в полном соответствии с нормами материального права, которые подлежат применению к данному правоотношению, или основано на применении в необходимых случаях аналогии закона или аналогии права».
Хорошо. Никто не спорит — судья должен шевелить мозгами во время процесса и при принятии решения. Но тут другое…
По мнению «тройки» — не проблема, что в Перечне нет должности шеф-редактор. Плохо, мол, что суд первой инстанции «исходил из того, что Перечень является исчерпывающим, и не подлежит расширенному толкованию». Профессия шеф-редактор — творческая? Творческая! Значит — работодатель может заключать срочный трудовой договор.
Хороша логика. Я тоже так могу. Профессия сантехника — творческая? Конечно. Да в моей управляющей компании одни творческие люди работают…
Да и «представитель ответчика» (то есть Первого канала) истец (то есть Олег) участвовал в создании «различных программ, которые не носят постоянного характера» — по мнению судей. Да, философы. Программы, которые мы делали на Первом, до сих пор идут. Но судьи правы — ничто не вечно, ничто не постоянно. В том числе и они. И их токование закона.
Тут другое.
Тут право вертеть дышлом, куда захочется…
Но это было позже. А тогда, в мае, коллега решил громко прийти на работу в Останкино. Когда милицейская охрана его внутрь не пропустила[171] — мол, такая команда от «Хозяина», Олег обратился к судебным приставам. Распространив информацию об этом в СМИ.
Возможно, коллега излишне шумно возвращался на своё рабочее место. Возможно. Но я его понимаю. Он же думал, «суд восторжествовал», «можно, всё же, правды добиться — защитить свои права законным путём». Не справился с переполнявшими его эмоциями. Я его понимаю.
Вот Шубин этого не понял. Шубин был в ярости. Его «Хозяина Стакана» так опозорил какой-то там плебей. Он ведь обещал: «Пока я тут гендиректор, вы в Останкино не пройдёте! Я даю вам слово!» А тут…
И когда на той встрече коллега попытался возражать: мол, договаривались, что про бензин, про баррикады ни слова — мы уговор соблюдаем. Но прославленный самодур и хам нашего времени продолжает упорно считать себя строительной техникой.
— Сейчас предполагается не диалог, а монолог. Мой монолог!
Видимо, «Бульдозер» не мог забыть, как в ходе нашей прошлой встречи ему однажды указали — повадки, к которым он привык, непозволительны во взаимоотношениях нормального человеческого общества. Оскорбился. Затаил обиду.
— Теперь ждите! Всё! — рычал Шубин в спину Олегу. — Я вас закапаю! Я сказал!
И стал мстить.
Это он делал с удовольствием.
И так, как заведено в его среде обитания.