Глава V НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК

Глава V

НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК

Быстро пролетели следующие два года; они были более разнообразны и менее монотонны, чем предыдущие. Вначале Антону, направленному в штаб 2-й пехотной дивизии, расположенной в Брест-Литовске, было поручено на один год командование ротой 183-го Пултусского пехотного полка. Эта рота находилась в Варшаве, как и 2-й корпус кавалерии, к которому он присоединится через год после обязательной годичной «практики командования». Никакие сколь-либо заметные происшествия не ознаменовали его короткого пребывания в Брест-Литовске. Командование ротой оставило у него лишь смутные впечатления; несколько более выразительных воспоминаний были связаны с Асей Чиж и «Десятым павильоном».

Родители девочки, решившись к этому времени на развод, приехали тем не менее вместе проводить Асю, которая поступала в Александро-Мариинский институт в Варшаве, где девочки из хороших семей получали среднее образование. Ей было уже десять лет. Длинное темное платье, пелерина и белый гофрированный фартук, закрывающий грудь и спускающийся до лодыжек. Не растеряется ли она, находясь так далеко от дома? Не согласится ли капитан Деникин, старый друг дома, время от времени выводить девочку на прогулки. Он охотно соглашается. Шалости и веселый нрав этого ребенка, обещающего вырасти в очень красивую девушку, трогали тридцатилетнего Антона. По воскресеньям, когда ему позволяла служба, он приходил в институт.

Ася вспоминает: «Капитан начинал всегда с того, что производил «мне смотр», замечал выбившуюся прядь, чернильное пятно на руках и полусерьезно начинал возмущаться: «Не можешь ли ты мне сказать, по кому твои ногти носят траур?» Когда он наконец делал вывод, что мой внешний вид безукоризнен, он вел меня есть пирожные».

В «Десятом павильоне», находившемся в Варшавской крепости, содержались особо опасные политические заключенные. Среди них был Йозеф Пилсудский, будущий маршал и диктатор Польши. Симулируя безумие, он впадал в транс при одном виде русского мундира, отказывался от еды из страха быть отравленным, не ел ничего, кроме сваренного вкрутую яйца. По заключению психиатра, его сообщника, Пилсудский был переведен в столичную клинику, откуда благополучно бежал. Поскольку по всей Варшаве прокатились слухи об «отравлениях», на офицеров охраны была возложена обязанность пробовать еду, подаваемую заключенным. Рота Антона периодически назначалась охранять пресловутый «Десятый павильон», и он мог лично убедиться, что меню заключенных ни в чем не отличалось от его собственного.

Солдат кормили также достаточно хорошо. Суп, который каждый день ел Антон, был однообразным, но сытным. Ежедневно выдавалось 1,3 кг хлеба; утром — кружка чая, в обед — овощной суп, 220 гр мяса или рыбы и порция каши; на ужин — каша, приправленная салом. Состав армии был такой: 80 % крестьян и 10 % рабочих, мясо и рыба в их родном доме редко появлялись на обеденном столе, и потому никто не жаловался. Условия обитания были менее удовлетворительными. Два ряда нар, расположенных друг против друга, тянулись от одного конца комнаты до другого. Не было ни простыни, ни одеяла. Часто мокрые и запачканные во время учения шинели должны были предохранять спящих от ночной свежести. Эти шинели, одни и те же как летом, так и зимой, одинаковые для солдат, служащих на Крайнем Севере, в Сибири и на южных берегах Черного моря, были сшиты из тонкого сукна. Лишь кавалерия имела право зимой на меховую одежду.

Ночин-Деникин отражал в своих статьях эти парадоксы и недостатки, проповедовал введение спортивных занятий в программу обучения и особенно обращал внимание читателей на то, каких больших успехов достигли артиллерийские войска в отличие от консервативной пехоты. Действительно, в то время как все большее распространение получают пулеметы, увеличивается темп стрельбы, все упражнения пехоты заключались лишь в построении в каре и чеканке размеренного шага.

Его критика была услышана лишь двумя годами позднее, когда в русско-японскую войну русские заплатили слишком дорого за последствия такого нерадения.

Признаки приближающейся войны беспокоили капитана все больше и больше с тех пор, как он поступил в штаб 2-го корпуса кавалерии.

15 марта 1898 года Китай отдал в аренду России на двадцать пять лет полуостров Порт-Артур, который, впрочем, русские уже занимали несколько месяцев. Недооценив аппетит японцев, которые вели себя уже господами в Корее, русские радовались, что наконец в их руках окно в Желтое море, и начали строить город. Считалось, что 34-тысячного гарнизона вполне достаточно для защиты Порт-Артура. Японцы выказывали наглость и угрожали. Все это казалось несерьезным. Что может предпринять против русского гиганта эта опереточная армия, способная объединить под своими знаменами не более 250.000 человек?

Но война пришла, и те, кто гордился своими тайными агентами, были очень удивлены, оказавшись перед лицом хорошо управляемой двухмиллионной армии, прекрасно вооруженной благодаря военной помощи Великобритании и экономической — Соединенных Штатов, больше озабоченных русским присутствием на Дальнем Востоке, чем экспансионистскими планами японцев, которые они игнорировали, разыгрывая японскую карту.

В июле 1903 года Николай И сообщил своим ошеломленным министрам об учреждении наместничества на Дальнем Востоке и о назначении наместником адмирала Алексеева. Оборона, администрация, политика в этих отдаленных районах отныне находились в руках побочного сына Александра II, которого все знали как плохого моряка, как упрямого, малоинтеллигентного человека, не умеющего себя держать в обществе. Действительно, поскольку японцы окончательно решили выступать против России, более компетентный наместник, без сомнения, смог бы заранее предвидеть столкновение.

10 февраля 1904 года Россия узнала, что она находится в состоянии войны, что четыре дня назад японцы отозвали коммерческие суда и что 8 февраля флот адмирала Того внезапно атаковал эскадру Порт-Артура, потопив два броненосца и один крейсер.

В конце января во время маневров в пригороде Варшавы под капитаном Деникиным упала верховая лошадь, придавив ему ногу. Она застряла в стремени, и лошадь протащила его сотню метров. Разорванные связки, вывихнутые пальцы, многочисленные кровоподтеки вынудили раненого оставаться в постели, в то время как другие шли в бой! Для Антона эта ситуация была невыносима. 10 февраля он поспешил предупредить свое начальство, что в состоянии встать в строй. Ему ответили, что 2-й корпус кавалерии получил приказ оставаться на месте. Тогда он просил изменить место назначения. Ему задали вопрос, знает ли он английский. «Нет, но я чувствую себя способным драться так же хорошо, как те, кто его знает!» Тем не менее ему отказали. 12 февраля генерал Безрадецкий, которому Деникин не давал покоя, согласился наконец послать телеграмму одному из своих друзей, принадлежащих к высшему командованию. И 14 февраля капитана направляют в Харбин, в Маньчжурию, за семь тысяч километров от Варшавы. Сообщив Деникину эту хорошую новость, генерал пожелал ему скорого выздоровления, высказав предположение, что через месяц раненый почувствует себя способным совершить утомительное путешествие. Но Деникин не соглашался ни на какую отсрочку. Он зарезервировал для себя свободное место в первом же поезде на Москву. Отъезд состоялся 17 февраля.

Когда Антон жил в Варшаве, его мать и Аполлония перебрались к нему. Они жили втроем в небольшой меблированной квартире. Елисавета ничего не возразила, когда сын объявил об отъезде, не пролила ни одной слезы. «Я уже вволю выплакалась», — признавалась она позднее, уже после ухода поезда. Ковыляя и хромая, капитан пришел на вокзал. В Москве он провел как раз столько времени, сколько было необходимо для того, чтобы зарезервировать себе место на дальневосточный поезд. Пять его прежних товарищей, которых он встретил на перроне, сообщили, что в том же поезде едут две известные личности: адмирал Макаров, только что назначенный командующим Тихоокеанским флотом, и генерал Ренненкампф, командующий Забайкальской казачьей дивизией. Антон хорошо помнил генерала, который в бытность корнетом свешивал ноги с подоконника третьего этажа. Последующие подвиги бывшего корнета во время китайской кампании создали вокруг него ореол еще более заслуженной славы. О Макарове Деникин знал только понаслышке. Но какие подвиги уже успел совершить Макаров! Двадцать пять лет назад, во время русско-турецкой войны, он потопил транспортное судно, груженное войсками, пустил ко дну мощный броненосец, преследовал врага в глубине портов. Ученый не уступал в нем воину. В мирное время Макаров опубликовал океанографические работы по исследованиям Черного моря, Африки и Антарктики, затем занялся проблемами полярной навигации. По его собственным чертежам в Англии был построен «Ермак» — первый в мире ледокол. Этот необычный человек, конечно, имел полное право на специальный вагон для себя и своего штаба. С самых первых дней этого путешествия, которое продлилось шестнадцать дней, пассажирам стало известно о том, что Макаров готовит серьезные реформы и желает основательно реорганизовать весь Тихоокеанский флот. Иногда по вечерам вместо отдыха адмирал беседовал с офицерами в вагонном салоне. Деникин сохранил воспоминание о нем: типично русское лицо, окладистая борода, умный взгляд. От него исходили какие-то токи, которые сообщали всем, кто его видел и слушал, веру в благоприятный для России исход этой новой войны.

На каждой остановке поезда перед телеграфом толпились корреспонденты различных газет. В дороге они охотно громко читали написанное ими. Известная ежедневная газета «Новое время» предложила Деникину постоянное сотрудничество на выгодных условиях. Капитан обязывался писать статьи не только на заданные темы и в определенные даты, но и был свободен в выборе сюжетов и мог писать в любое время. Газета послала на фронт писателя Кравченко, который ехал в том же поезде, что и Деникин, и читал ему свою яркую прозу. Печатный орган военного министерства назначил специальным корреспондентом есаула Краснова. Антон, признавая несомненный литературный талант этого человека, упрекал последнего, однако, в недостатке объективности, отвергая следующее его объяснение: «Что вы хотите? Поэтическая свобода имеет свои права…»

Судьба Краснова достаточно необычна. В 1917 году он командовал армейским корпусом, которому Керенский поручил свою защиту от большевиков. Став позднее атаманом на Дону, Краснов вступил в конфликт с главнокомандующим белой Добровольческой армии генералом Деникиным, который сместил его за излишнее германофильство. Эмигрировав в Берлин, Краснов жил литературным трудом, сочиняя романы. Затем, поддержав Гитлера, он активно участвовал в создании «казачьих полков», сформированных для того, чтобы сражаться с Красной армией. В конце второй мировой войны был выдан союзниками советской власти и повешен в Москве в 1947 году.

В феврале 1904-го транссибирский поезд продолжал идти на восток через степи и тайгу, где величественные ели соседствовали со знакомыми и близкими березами. На редких остановках пассажиры выходили размять ноги. Деникин смотрел, как они сходили и поднимались, но сам еще сделать этого не мог: ступеньки были слишком крутыми. В Омске по вагонам распространилась новость: царь назначил бывшего министра обороны Куропаткина командующим всей дальневосточной армией. С тех пор как министр «устранил» несправедливость, свершенную по отношению к капитану Деникину, Антон питал к нему доверие, считая честным и компетентным человеком. Лишь позднее, по результатам его действий, русские офицеры поймут все плачевные последствия этого рокового назначения.

Иркутск. В первый раз Антон рискнул спуститься на перрон. Продавцы предлагали жаренных в масле птиц, свежие сливки, крутые яйца, пироги с золотистой коркой. Сибирь казалась такой богатой!

Поезд остановился в Харбине 5 марта. Для Антона это был конец пути, он почти не хромал. В штаб-квартире он узнал, что назначен начальником штаба 3-й Заамурской бригады. Это была должность, которую занимал полковник, но подобное продвижение не обрадовало капитана, так как новая бригада размещалась вдоль железнодорожного полотна, соединяющего Харбин с Владивостоком, довольно далеко от театра военных действий. Его задача? Защита конвоев и железнодорожных составов от набегов китайских и маньчжурских разбойников, которых, по слухам, было полным-полно в этих местах.

Противник казался смехотворным, он не походил на того, о котором думал Деникин, когда мечтал столкнуться с японцами. Однако опасность набегов была вполне реальной, их жертвами становились многие русские солдаты. Трудность охраны конвоев заключалась в том, что обмундирование солдат китайской регулярной армии (сохраняющей нейтралитет в этой войне) ничем не отличалось от обмундирования маньчжурских крестьян и китайских разбойников. Как распознать их вовремя? Так, во время инспектирования постов, раскиданных вдоль железной дороги, капитан замечает силуэты вооруженных людей. Он спрашивает своего полковника:

— Кто это? Друзья или враги?

— Посмотрим. Если будут стрелять по нам, то это разбойники. Если не будут, то это солдаты китайской армии.

Мало-помалу Деникин привыкал к простой жизни, к постоянным перестрелкам то на одном посту, то на другом, к своеобразным нравам местных жителей. Русские войска занимали всю Маньчжурию, но не вмешивались в деятельность гражданской администрации. С китайцами общались только с помощью жестов, так как и те, и другие понимали только свой родной язык, а местные переводчики не вызывали доверия. Русские солдаты охотно вступали в дружеские отношения с маньчжурскими крестьянами, распивали с ними русскую водку или местную ханчинскую, которая сильно драла горло, с удивлением смотрели, как китайцы промывали воду и речной гравий в поисках золота, как ставили на кон свои мизерные сбережения, азартно играя в игры, которых русские совершенно не понимали, иногда сопровождали их туда, где совершались смертные казни. Китайские судьи отличались безжалостностью. Всех разбойников — хунхузов, переданных им русскими, они приговаривали к обезглавливанию. Маньчжурские крестьяне охотно присутствовали на этих церемониях.

Летом приехал передвижной цирк, расположился на деревенской площади. Повозки крестьян выстроились в круг, и зрители могли вволю наслаждаться спектаклем. Первая пьеса, которую увидел Антон, показалась ему «очень оригинальной и совершенно непонятной». Внезапно среди зрителей он заметил русскую девочку и ее родителей. Она была очень похожа на маленькую Асю Чиж! Ему так не хватало их в этой чужой стране. Он увидел торговца, продающего охапки разноцветных бумажных цветов, купил их и предложил удивленной и восхищенной девочке.

Вспоминая яркие детали тогдашней жизни, Деникин огорчался тем, что ему приходилось быть только лишь «охранником железных дорог»; он старался, чтобы его отправили на фронт, и досадовал, что старания не имели успеха. Было, правда, одно утешение, которое отвлекало от мрачных мыслей: Антон переживал идиллическую любовь к одной молодой брюнетке. Волосы ее были пышны и роскошны, рот немного капризен. Небольшого роста, прекрасно сложена. На указательном пальце блестело кольцо. Было ли это кольцо обручальным, и кто была она сама?

В возрасте пятнадцати лет, листая альбом, я обратила внимание на фотографии, внизу которых стояла дата —1904 год. Я отметила несколько снимков, где на фоне скал, водопада, ограды каких-то садов мой отец был снят вместе со слегка прижимающейся к нему молодой брюнеткой. Лицо его выражало довольство и счастье. Я спросила:

— Кто это, папа? Это какая-то твоя бывшая пассия? Моя мать, ревнивая по природе, поддержала меня, искусственно небрежно бросив:

— Ну, Иваныч, расскажи же своей дочке приключения с прекрасной Марией!

Отец покраснел и захлопнул альбом. Больше я никогда не затрагивала эту тему.