«ПАРАЛЛЕЛИ», ИЛИ О ВРЕМЕНИ, АВТОРЕ И ГЕРОЕ

«ПАРАЛЛЕЛИ», ИЛИ О ВРЕМЕНИ, АВТОРЕ И ГЕРОЕ

Почти четверть века генерал Деникин был под «колпаком» у Сталина. Да и не только у него: руководители других ведущих стран Европы через свои спецслужбы в 1920—30-е годы интересовались судьбой русского генерала и пытались при определенных обстоятельствах использовать его в своих интересах. И это далеко не случайно.

Генерал-лейтенант А.И. Деникин оставил яркий след в отечественной истории. И не только на полях сражений трех войн: русско-японской, первой мировой и гражданской. Своим талантливым пером он в обширных мемуарах поведал современникам и потомкам о драматических событиях, активным участником коих ему довелось быть.

Главное из них — несомненно, гражданская война в России. Братоубийственная кровопролитная борьба, которая и спустя многие десятилетия отдается в сердцах и душах русских людей, в памяти соотечественников за рубежом. Социальный разлад, классовая злоба и ненависть. «Они» и «Мы»… Чего хотели «мы» (победившая сторона) и как за это боролись? Эти страницы истории, хотя далеко не полно и не всегда достоверно, но все же известны. А чего хотели «они», исторгнутые из лона Родины, как воспринимали происходящее и как определяли свои позиции, как боролись с новой властью и через какие жизненные драмы прошли? На это отвечают страницы книг, полные пафоса «белой борьбы», написанные самими участниками этих событий: генералами Н. Даниловым, П. Врангелем, А. Богаевским, А. Лукомским, П. Красновым, Н. Головиным и другими. Но наибольшей фундаментальностью в этом ряду отличается пятитомный труд одного из ведущих деятелей белого движения, главнокомандующего Добровольческой армией, а затем и Вооруженными силами юга России генерал-лейтенанта А.И. Деникина.

«Очерки Русской Смуты» — плод не только его личных воспоминаний, но и результат кропотливого исследования самого разного рода документов того времени, которые вместе рисуют довольно основательную картину гражданской войны в России: как она начиналась, какую роль в ее генезисе сыграла мировая война и русская армия, как развивался ход кровавых событий, почему белое движение потерпело крах и, наконец, как это все вместе представлялось одному из главных организаторов и руководителей белого движения в стране.

Написанные талантливой рукой, очерки служат более объективному и полному рассмотрению истории тех лет.

В одной из заключительных глав этого пятитомного сочинения есть строки: «Великие потрясения не проходят без поражения морального облика народа. Русская смута, с примерами высокого самопожертвования, всколыхнула еще в большей степени всю грязную накипь, все низменные стороны, таившиеся в глубине человеческой души…» Народ встречал нас с радостью, пишет генерал, а провожал с проклятиями. «Так формулируют часто приговор над белым прошлым», — заключает он.

Для многих из нас, воспитанных в системе жестких идеологических координат, эти люди всегда были только контрреволюцией, «белогвардейщиной», «царским офицерьем». Мы редко видели в них родных людей, наших соотечественников, павших на поле боя за свое Отечество или с трудом выживших и боровшихся за жизнь своих детей и сохранение русской культуры на чужбине. Прах россиян, вставших после революции под белые знамена, являвшихся для них символом «законного правопорядка», покоится нынче не только на знаменитом парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, он развеян по всему свету.

Феномен «белого дела» так и останется до конца непонятым, если продолжать сводить его к антинародным проискам кучки генералов-монархистов, словно и не сражались под их знаменами десятки тысяч вчерашних крестьян и мирных российских обывателей, искренне любивших матушку-Россию, которая на их глазах умирала в страшных мучениях.

Один из добровольцев — участников Первого Кубанского похода Н. Львов писал в книге, изданной в Белграде в 1924 году: «…Нас называют белыми. Когда, кто первый назвал этих подростков с винтовкою в руках, шедших по грязи в степи, в стужу, в рваных сапогах, с холщовой сумкой через плечо, белыми? За что? За то ли, что они были белыми. За то ли, что белая мечта влекла их за собой, а когда она гасла, они слабели и падали. Враги называют нас белыми. История сохранит это имя за нами.

…Вот откуда возникло белое движение.

Началась открытая борьба за армию. Генерал Корнилов, верховный главнокомандующий, поставил свои требования. Правительство должно было стать на ту или другую сторону. Назревала необходимость в диктатуре. Но Керенский чувствовал, что не он станет диктатором… Отсюда уловки, отговорки, оттяжки в принятии решения, переговоры с Корниловым в подавлении вооруженной силой большевистского восстания и страхи потерять власть разрывом с революцией… В быховской тюрьме зародилось белое движение».

Гражданская война — это не тема для легкомысленного воспевания братоубийства. Это величайшая российская трагедия, в ходе которой за узкопартийными и эгоистическими социальными интересами противоборствующих сторон были потеряны подлинные национальные интересы.

До сих пор история российской революции и гражданской войны пишется в основном с позиций победивших. До сих пор идеология «белого дела» представлена в большинстве работ как великодержавный шовинизм, воинственный антибольшевизм, милитаризм, бонапартизм, социальная демагогия. Но ведь подобные черты (за исключением, конечно, ненависти к себе) были характерны и для противоборствующей стороны, большевизма. Дань традиции понятна и естественна, но отнюдь недостаточна для подлинно научного исследования, не терпящего искусственных ограничений политического и идеологического свойства. Мы не сможем до конца понять Великую французскую революцию, если будем рассматривать ее только через якобинскую, роялистскую или термидорианскую линзу. В каждом случае это будет лишь часть правды, но далеко не вся правда. То же самое можно отнести и к нашей истории. Изучение политических программ белого движения, всех его течений и направлений, знакомство с его вождями и идеологами, выяснение социально-массовой опоры — непременные условия создания подлинно научной истории революции и гражданской войны в России.

В романе «Сивцев Вражек» русского писателя-эмигранта Михаила Осоргина отражен, пожалуй, наиболее правильный, объективный подход к трагической российской драме: «Стена против стены стояли две братские армии, и у каждой была своя правда и своя честь… Были герои и там и тут; и чистые сердца тоже, и жертвы, и подвиги, и ожесточение, и высокая внекнижная человечность, и животное зверство и страх, и разочарование, и сила, и слабость, и тупое отчаяние.

Было бы слишком просто и для живых людей, и для истории, если бы правда была лишь одна и билась она с кривдой; но были и бились между собой две правды и две чести — и поле было усеяно трупами лучших и честнейших».

В гражданской битве начинают действовать свои законы, когда чувства и желания классового, или, если хотите, социального, группового эгоизма выходят из под контроля, довлеют не только над разумом, но и над политикой и низводят человеческие ценности до нуля. Брат может пойти на брата, а отец может встать против своих сыновей. В художественной форме это ярко выражено в романах М. Шолохова «Тихий Дон» и М. Булгакова «Бег».

Почти три года сотрясали страну артиллерийская канонада и пулеметная стрельба, топот многотысячных кавалерийских соединений и рев несущихся в сабельные атаки бойцов. Почти три года соотечественники яростно и беспощадно уничтожали друг друга. Смертельная межа расколола Россию. Кровавое ристалище гражданской войны можно назвать «русским погостом», на котором все, по словам Деникина, и «красные», и «белые» пустили реки крови. Все участники этого чудовищного пира — «белые» и «красные», «зеленые» и «желто-блакитные» выпили свои чаши до дна. За три года на полях братоубийственной войны от террора белых и красных, болезней и голода погибло, по некоторым оценкам, до 13 млн человек.

* * *

А.И. Деникин, как следует из его воспоминаний («Путь русского офицера») и свидетельств дочери, происходил из бедной офицерской семьи, глава которой родился крепостным, был сдан в рекруты и 22 года служил солдатом. Затем И. Деникин был произведен в чин прапорщика и получил личную свободу. Он продолжал служить и вышел в отставку майором пограничной стражи. На всю жизнь сын сохранил любовь и почтение к своему отцу и своей обожаемой матери.

С детства находясь в армейской среде, Антон не мыслил себе другой жизни. В армию он пошел вольноопределяющимся. Пришлось служить, учиться и зарабатывать на жизнь, поскольку посмертной пенсии отца даже на маленькую семью, состоящую из трех человек — матери с престарелым дедом и его самого, — катастрофически не хватало. Но он получил образование и воспитание в традициях русского офицерства, почитавшего все ценности корпоративной воинской этики.

До начала Великой войны в 1914 году А.И. Деникин прослужил уже 22 года и был на хорошем счету у начальства. Правда, не хватало родовитости и высоких покровителей. Зато с избытком — устремленности и работоспособности, самостоятельности и ответственности.

Его высокий авторитет в армии основывался не только на том, что он командовал «железной» дивизией, увенчавшей себя славой еще до знаменитого Брусиловского прорыва. Не только на том, что он был известен как боевой генерал, не раз лично ходивший в атаку, почти полный Георгиевский кавалер, да еще награжденный Георгиевским оружием с бриллиантами за взятие Луцка, но и как сторонник демократического реформирования армии.

В своих статьях в военной печати Деникин отстаивал необходимость либерализации армейской жизни. «Среди служилых людей, — писал он, — с давних пор не было элемента настолько обездоленного, настолько необеспеченного и бесправного, как рядовое русское офицерство. Буквально нищенская жизнь, попрание сверху прав и самолюбия; венец карьеры для большинства — подполковничий чин и болезненная, полуголодная старость».

Возмущало его и то, что в связи с первой русской революцией в армии был введен политический сыск, участились случаи преследования офицеров за политические убеждения. Глубоко оскорбило Деникина и введение в 1915 году таких наказаний, как розги и смертная казнь за членовредительство.

Февральскую революцию генерал встретил как естественное возмущение народа бездарной и во многом преступной политикой царского правительства. Его кумиром всегда был П.А. Столыпин, он искренне верил в эволюционное преобразование России путем реформ. Но в критическую, переломную для страны пору, когда многие в военной среде утратили всякие политические ориентиры, Деникин рассуждал логично и выбор осознанно сделал в пользу военной диктатуры. «Явилась власть, — писал он. — Источником ее могли быть три элемента: верховное командование (военная диктатура), буржуазная Государственная дума (Временное правительство) и революционная демократия (Совет)». Путь военной диктатуры, которому он отдал предпочтение, привел к пропасти во взаимоотношениях с народом. Трудящиеся массы не пошли за белым движением. О его программе можно судить по выступлению Деникина на открытии Кубанской Рады 1 ноября 1918 года. Командующий войсками, специально приехав с фронта на заседание, заявил: «…Большевизм должен быть раздавлен. Россия должна быть освобождена… Не должно быть Армии Добровольческой, Донской, Кубанской, Сибирской. Должна быть единая Русская Армия, с единым фронтом, единым командованием, облеченным полной мощью и ответственным лишь перед русским народом, в лице ее будущей законной власти… вопрос о формах государственной власти является последующим этапом и будет решен волей русского народа. Отдельные народности имеют право на широкую автономию при условиях сохранения государственного единства».

Доминирующая идея А.И. Деникина была выражена им по-военному четко и ясно: «скорейшее восстановление Великой, Единой, Неделимой России».

Неумолимая логика истории уже через несколько лет привела российскую революционную демократию к военно-политической диктатуре. И в 1921 году Ленин говорил о трещине между диктатурой пролетариата и народными массами, возникшей по сходным причинам.

Антон Иванович был прямым человеком и никогда не кривил душой. Когда 16 июля 1917 года в Могилеве открылось совещание министров Временного правительства, Ставки и главнокомандующих фронтами, посвященное причинам поражения и мерам по выходу из военно-политического кризиса, он, тогда главнокомандующий Западным фронтом, резко призвал Временное правительство признать ошибки в отношении армии и восстановить доверие к офицерскому корпусу. Среди первоочередных мер, которые могли бы стабилизировать положение на фронте, Деникин предложил следующие: 1) предоставить Верховному главнокомандованию всю полноту военной власти и ответственности; 2) устранить политическую деятельность в армии, упразднив комиссаров и солдатские комитеты; 3) восстановить жесткую дисциплину, возродив прежнюю власть командиров и начальников; 4) вернуться к прежним кадровым принципам выдвижения офицеров; 5) создать особые подразделения для подавления бунтов; 6) ввести военно-революционные суды в тылу и применять смертную казнь в отношении военнослужащих и гражданских лиц по всей стране.

На всех присутствующих речь Деникина произвела глубокое впечатление. Министр-председатель Временного правительства Керенский встал и, пожимая Деникину руку, сказал: «Благодарю вас, генерал, за ваше смелое, искреннее слово».

Все высшее офицерство не покидала мысль: спасти Россию могут только военные. Время смуты, по мнению Деникина, можно было преодолеть не только патриотизмом россиян, но и «твердой рукой». Он просчитался только в одном: нашлась более «твердая рука».

Великий парадокс революции (разные этапы которой, как отмечал Ленин, не отгорожены друг от друга Китайской стеной): Февраль дал свободу, но не смог дать мира и земли, Октябрь дал землю и мир, но вынужден был забрать свободу.

Не был свободен в своем выборе и действиях и генерал Деникин. Все диктовалось тектоническими сдвигами русской истории. Дойти почти до Москвы, а затем откатиться до Новороссийска и оказаться на Крымском полуострове…

Деникин не искал водительства. Оно было возложено на него волею судеб. Как-то он сказал Н.И. Астрову: «Я знаю, что я делаю самую неблагодарную работу и что меня будут поносить и, может быть, проклинать. Но кто-то должен эту работу сделать». В «эту работу» он внес две ценные черты: невозмутимое спокойствие и изумительную работоспособность — он по неделям спал не более двух-трех часов в сутки, разделяя свои силы между фронтом и тылом. Как он и предвидел, многие его стали поносить. Но личной вины за неудачу на нем нет — он сделал все, что мог.

У лучшей части русского офицерства воинская честь всегда была превыше всего, выше самой жизни. Деникин не стал ожидать выражения ему недоверия Военным Советом и написал письмо его председателю генералу A.M. Драгомирову.

«Многоуважаемый Абрам Михайлович!

Три года российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все свои силы и неся власть, как тяжкий крест, ниспосланный судьбою. Бог не благословил успехом войск, мною предводимых. И хотя вера в жизнеспособность Армии и в ее историческое призвание мною не потеряна, но внутренняя связь между вождем и Армией порвана. Я не в силах более вести ее…

Уважающий вас А. Деникин».

Вечером 22 марта 1920 года Деникин на английском миноносце навсегда покинул родную землю. Потерпевший поражение генерал, комкая в руках фуражку и еле сдерживая комок в горле, всматривался в удаляющийся берег.

Через день, в Константинополе, его ожидал очередной удар — монархистами был застрелен сопровождавший его ближайший друг и соратник генерал И.П. Романовский.

С этого ужасного дня начались длившиеся четверть века скитания семьи Деникиных (Антона Ивановича и Ксении Васильевны с их маленькой, полугодовалой Мариной и престарелым дедом жены) на чужбине: Англия, Бельгия, Венгрия, снова Бельгия, Франция…

Об этом периоде своей жизни генерал Деникин не оставил воспоминаний. О нем повествуют лишь немногие документы, хранящиеся в архивах разных стран, и воспоминания дочери.

Они свидетельствуют о том, что генерал все свое время старался отдавать общественной и литературной деятельности: писал «Очерки…» и другие труды, выступал с лекциями и докладами, встречался с сослуживцами, писателями и политиками. Большая дружба его связывала с И. Шмелевым, который посвятил Ксении Васильевне поэму под названием «Черная вдова».

Гонораров не хватало. И жизнь требовала иного вида работ. Чтобы выжить, Деникиным приходилось заниматься и огородничеством, и разводить свиней, кур и гусей, вести примитивную меновую торговлю. Иногда жизнь прижимала так, что бывший главнокомандующий шел подрабатывать сторожем и истопником.

Публикация «Очерков Русской Смуты» вызвала многочисленные отзывы, благожелательные, нередко восторженные, и критические. Военные и политики отдавали должное правдивости и объективности повествования, писатели Бунин, Шмелев и Алданов отмечали чистоту и яркость языка. В СССР «Очерки» вызвали у руководства неподдельный интерес. Неизвестно, что сказал о них И. Сталин, но Л. Троцкий сделал, по свидетельству М. Грей, не лишенное восхищения замечание, которому попытался придать ироническую форму: «Удары судьбы, по-видимому, научили некоторых русских генералов-эмигрантов, например Деникина, владеть словом и пером».

Сокращенные до двух томов «Очерки» вышли на родине, в Госиздате, и получили положительную оценку М. Горького.

««Очерки Русской Смуты» я считаю самым важным делом моего эмигрантского житья, — указывал А.И. Деникин. — На работу эту я смотрел как на свой долг в отношении Белого движения, перед памятью павших в борьбе, как на добросовестное свидетельское показание перед судами народными. Судами истории». И отмечал, что придет время, когда «история подведет итоги нашим деяниям».

Деникин выступал активным противником продолжения вооруженной борьбы и интервенции в России. Поэтому он не входил ни в какие военные и политические объединения в эмиграции, отрицательно относился к террористической деятельности Русского общевоинского союза и других организаций. И не без оснований полагал, что вся их деятельность находится под «колпаком» ГПУ-НКВД.

И как мы знаем, это было действительно так. Более того, руководители РОВС генералы Кутепов и Миллер были похищены агентами советской разведки, генерал Врангель, по одной из версий, был отравлен. Причем во всех этих акциях были замешаны некоторые бывшие генералы-добровольцы, которые занимали значительные посты в эмигрантских организациях, как, к примеру, генерал Скоблин, бывший командир Корниловского полка. По одной из версий, и к генералу Деникину был «приставлен» полковник Колтышев. Во всяком случае, без сомнения, так считает Марина Грей. В одном из писем автору этих строк в 2002 году она решила, наконец, рассказать об этом совершенно откровенно. Приведу лишь одну выдержку из него:

«О П.В. Колтышеве я в своей книге писать не хотела. О том, что я ему частично рассказала, историк Черкасов-Георгиевский («Генерал Деникин», издание «Русич», Смоленск, 1999) не поверил, считая Колтышева истинным другом моего отца.

Вот вся правда: Я с юности не любила Колтышева, потому что он усиленно ухаживал за моей матерью (отец ничего не замечал), а когда мне исполнилось лет 14, он «взялся» за меня. Я возмутилась и уведомила об этом мать. Она взяла с меня клятву, что я ни слова не скажу об этом отцу, «чтобы не разочаровать его в лучшем его друге». Колтышев продолжал постоянно бывать у нас, а после отъезда родителей в Америку — у меня, под предлогом узнать те новости, которые я получаю из New York. Я ему доверенно показывала последние письма до того, как я получила странное письмо от отца: «Прошу тебя, дорогая Маша, не доверять Петру Владимировичу и его избегать». Я положила это неожиданное письмо в ящик письменного стола, где хранила и предыдущие. На следующий день явился Колтышев. Я ему приготовила чашку чая и сказала, что новых писем не получала. Когда он ушел, мне захотелось перечитать последнее письмо… Его больше не было в ящике. Колтышев перестал ко мне заходить».

М. Грей сообщила и другие подробности, которые, по ее мнению, свидетельствуют, что Сталин постоянно следил за ее отцом, так как «очень интересовался его деятельностью и его мнением».

Вряд ли в этом можно сомневаться. Марина Грей — известная писательница и историк, долгое время работавшая журналисткой на французском радио и телевидении. Она создавала передачи с такими звездами, как Эдит Пиаф, Франсуаза Саган, Жерар Филипп. Встречалась с Пикассо и Дали, дружила с Марком Шагалом. После окончания журналистской деятельности она занялась литературным трудом и историей, на что повлиял, по-видимому, ее муж — известный французский историк, граф Жан Франсуа Кьяпп. С тех пор из-под ее пера вышло около 20 романов и исторических трудов, посвященных главным образом российской истории XIX — начала XX века, судьбам белого движения и эмиграции.

В середине 30-х годов, когда среди части эмиграции распространились надежды на скорое «освобождение» России с помощью нацистской Германии, Деникин в своих статьях и выступлениях активно разоблачал захватнические планы Гитлера, называя его «злейшим врагом России и русского народа». Он доказывал необходимость поддержки Красной Армии в случае войны, высказывая надежду, что после разгрома Германии она «свергнет коммунистическую власть» в России.

«Я признаю злейшими врагами России державы, помышляющие о ее разделе, — говорил он. — Считаю всякое иноземное нашествие с захватными целями — бедствием. И отпор врагу со стороны народа русского, Красной Армии и эмиграции — их повелительным долгом».

По окончании войны проходит слух, что, возможно, французское правительство выдаст всех русских Сталину. Вновь прежние опасения вспыхивают с новой силой. На встречах с соотечественниками Деникин опять повторяет: «С русским народом, но против большевистского режима».

Опасаясь насильственной депортации на родину, Деникин в ноябре 1945 года уезжает с женой в США, собирается написать книгу «Вторая мировая война». Но старость и болезни уже давали о себе знать.

Во вступлении к «Очеркам» вчерашний главнокомандующий писал: «В кровавом тумане русской смуты гибнут люди и стираются реальные грани исторических событий… После свержения большевизма, наряду с огромной работой в области возрождения моральных и материальных сил русского народа, перед последним с небывалой еще в отечественной истории остротой встанет вопрос о сохранении его державного бытия. Ибо за рубежами русской земли стучат уже заступами могильщики. Не дождутся. Из крови, грязи, нищеты духовной и физической встанет русский народ в силе разума».

В воспоминаниях Марины Антоновны Грей, изданных во Франции в 1985 году, в яркой художественной форме, насыщенной эпистолярным наследием отца, отмечены не только основные вехи его нелегкой армейской службы и боевого пути, но описаны взгляды и черты личности генерала, общественная деятельность и перипетии его повседневной жизни в эмиграции. Написание научной биографии А.И. Деникина — это дело специалистов. И за последние годы уже состоялись несколько попыток ее создания. Перед читателем же — живое свидетельство дочери, книга воспоминаний, сюжет, который написан самым великим мастером — жизнью.

Ю.В. Мухачев